Читать книгу Исповедь коралловой женщины - - Страница 12

Роза Марковна (в СССР – Мироновна) Экелис родилась 30 октября 1877 года в городе Умань, на Украине, в семье купца 1-ой гильдии. Этот старинный город был основан в XV веке, где лучшим памятником прошлому был дивной красоты парк, разбитый когда-то польским магнатом Потоцким в честь любимой жены Софии, «Софиевка». Я написала это так спокойно, а на самом деле из книги Дины Рубиной «Это были миллионеры, выбились великим трудом и умом, потеряли всё и эмигрировали» в Берлин, снимали 2-е комнаты, в одной жила бабушка с Олей и отчимом, в другой жили Экелисы, бывшие миллионеры. Но скатерти, наволочки и многое другое с дореволюционной эпохи сохранились и выручали маму во время эвакуации. Сохранился конверт с двумя визитными карточками Экелиса и фотографии Экелисов. Вышла замуж за купца 1-ой гильдии Абрама (в СССР – Георгия) Купермана и стала Куперман Роза Мироновна. Родила троих детей: Иосифа (Зёзю), Александра (Шурика) и Оленьку. А потом встретила Лёву Хамермана, который был старше неё на 20 лет. Бросила всё и, взяв детей, в 1906 году удрала с ним в Выборг. Развод получила только в 1916 году. Затем они жили в Берлине. И только после смерти Лёвы мама взяла бабушку в СССР, в Москву. С 9 мая 1930 года у бабушки появился советский паспорт с пропиской на улице Станкевича, дом 6, квартира 15 (напротив Консерватории). А с 7 марта 1931 года – на 7-ом Ростовском переулке. Сохранилось 8 старинных фотографий бабушки в роскошных платьях с кринолином.

Моя красавица бабушка прожила со мною неполных 7 лет. Запомнилась мне только больной, беспомощной в эвакуации. Я касаюсь её ног пальцем, и остаются ямки (сердечная недостаточность, ноги были как поленья). Всё, что знаю о ней, было от мамы и от соседей. Помню, что мама всегда говорила, что я очень похожа на бабушку. Смотрю на её девичью фотографию: да, – это я. Но я в старости, совсем не похожа на старую бабушку. В 66 лет я выглядела намного моложе.

А теперь в зеркале – я копия мамы. Какие у нас были косы, и обе облысели от облучений. В последние дни её жизни я заплетала ей такую тоненькую косичку. А сейчас себе заплетаю. От бабушки остались малюсенькие швейцарские часики, «розочка» в петлицу пальто или жакета, циферблат с однокопеечную монету, шейка в петличку и основание, где механизм, как кулёчек с пятикопеечную монету. И семь фотографий в роскошных платьях с кринолином, в кружевах. Она всегда вышивала, поэтому у нас полно уникальных наволочек, скатертей, салфеток, кружев. Остались панталоны с дыркой по середине, нижняя юбка, саше для платочков, рушники для икон и лаковая японская шкатулка с орудиями труда белошвейки. В Берлине бабушка работала белошвейкой монастыря на Екатеринштрассе. Сохранилась мамина фотография: девочка вся в кружавчиках. Соседи после войны вспоминали в каких кружавчиках ходила я. В Музей Маяковского сдала крестильные рубашечки для мальчика и девочки. Хранится тетрадка в клеточку, где бабушка делает выкройки и переводит на кальку с журналов монограммы. Каждая вещь в нашей семье с монограммами: Р.Е., Р.К., О.К., О.Д., В.Д. (а мне мама крестиком вышивала И.Д., когда отправляла в пионерский лагерь, каждые штанишки, каждую маечку.

Умерла бабушка промучавшись со мной в эвакуации. Мама не сразу смогла приехать. Знаю, что у мамы были сложные отношения с «дядей», – это был её отчим. Поэтому свои переживания от своей мамы она скрывала. Я же, наоборот, всё маме выкладывала, во все дружбы и ссоры посвящала, о влюблённостях рассказывала, плакала у неё на груди, искала поцелуев и всегда целовала её в умный лобик. Через маму я полюбила образ бабушки. Всегда фотография в рамке из слоновой кости стояла у нас на полке. Для двух других я на аукционе купила дорогие рамки. Как хотелось мне быть мамой, бабушкой, как долго я играла со своей куклой Машей. Но, увы, жизнь зла.