Читать книгу Исповедь коралловой женщины - - Страница 21

Об одежде

Как мы одевались? До войны были одни кружева. Бабушка-белошвейка обшивала меня. А после войны маме на работе по лизингу в 1944 году выдали некоторые вещи для меня. Особенным было пальтишко: сверху шотландская зелёно-красно-жёлтая шерстяная ткань, а внутрення сторона, швом внутрь, – бежевая плащёвка. Можно было носить на две стороны. Носила лет пять. Затем отпорола шерсть и её лет 40 использовала как косынки, аппликации к юбке, шарфики. А плащик носила лет до 14-ти (есть фотография). Ну, а синее штапельное платье мне перешила тётя Шура, и я в нём всегда сдавала в институте экзамены, оно считалось счастливым. Особенно, с бабушкиным вязаным крючком воротничком и кружевным. Я верю в вещи, и даже диплом с отличием защищала в этом платье. Так и в коралловые бусы я верю всю жизнь, и на операции с ними ложусь. И сейчас, если забуду, – несчастье.

Царствовала «дворовая» культура. Жизнь протекала во дворе.: играли, прощались с умершими, ходили в гости, одалживали продукты и деньги, бельё вешали во дворе на верёвке, шубы выбивали на турнике, тут же на травушке могли поваляться, но уж пьяниц были полные дворы. Потом были гаражи у чиновников, а сейчас вместо дворов одни автостоянки.

Об обуви

Я уже вспоминала о сандаликах 100 раз чинённые сапожником. А в юности я донашивала мамины коричневые ботики на каблуках, куда можно было или надевать туфли на каблуке, если идёшь в театр, или вставлять деревянный каблучок и весь день в носках ходить в них, А потом носила «скороходовские» галоши на ботиночки и на валенки, потом высокие резиновые сапоги на даче и даже унты, которые мне подарила ученица из Монголии. А дальше сапоги «прощай, молодость» вытеснили валенки и пошло разнообразие сапожек: и без каблуков, и с каблуком шпилька, и из замши, и из хромовой кожи, и из лаковой кожи, на ботильоны я уже не встала… А сейчас уже все в кедовых одеяниях. И рекламируют какие-то ботинки «комфорт» и для мужчин, и для женщин (унисекс) со скидкой за 1990 рублей. А за новые валенки и бурки на войлочной подошве дали по 500 рублей.

Вещи со времён бабушки и мамы все качественные и сейчас, через десятки лет, я ношу кофточки, перевязанные мною из распущенных бабушкиных жакетов, свитеров. Шёлковые и муаровые ленты продавались мною на «блошином рынке» – стилистам и модельерам. Ну, а уж единственная сохранившаяся с довоенных времён немецкая хрустальная конфетница звучит как колокольчик. Те же вещи, которые я покупала на антикварных салонах в 90-х годах, – сохранились чеки с Художественного салона на Октябрьской, – все оказались подделкой. У одних часов отвалились ножки в первый же день после покупки. У других часов отвалилась шпиатровая рамка. Механизмы оказались советские. И это я поняла только в этом году, когда собралась их продать. А те цены, например, 300 рублей, когда доллар стоил 60, а затем 92 копейки, сейчас никто не даёт. Москва полна дилерами, а не коллекционерами. Цены снижают до плинтуса, а потом для себя повышают до потолка. За неповторимую вышивку начала того века дают гроши, а потом на аукционах получают достойные бабки.

Прочитала у Людмилы Улицкой про инвалидов. Она вспоминает мешки-обрубки, висящие на крючках в госпитале на Валааме, и колясочников – тележка на подшипниках, в руках – две «щётки». Вот такой дядя Саша имел сапожную мастерскую в 1-ом Смоленском переулке. Сандалики чинились у него. Позже на углу Смоленской возникла палатка ассирийца, он дома чинил обувь и был уже на двух ногах.

О причёсках

Разбирая фотографии с самого детства я проследила эволюцию причёсок. Сначала «под горшок» стригли всех малышей. И в 1-ом – 2-ом классе на фотографии за партами сидят одни «горшки». Потом – пробор с бантиком. Волосы у меня непослушные, их очень много, никакие заколки не помогают, я всегда растрёпана, и маму вызывают в школу. Скольких слёз мне стоило это времечко. Не за себя волновалась, а за маму – что она теряет время. Потом две косы толщиной с кулак на прямой пробор. С этой причёской я окончила школу.

Сейчас на программе «Умники и умницы» увидела умнейших девочек из военных училищ с двумя косичками. Как это мне напомнило то время!

Потом в институте – косой пробор, волна и одна коса. А потом пошли начёсы. Я стала ходить в парикмахерскую, сидеть под горячей сушилкой, испортила себе кожу, появилась перхоть. Из-за несчастной любви я срезала волосы, и мне очень шла короткая стрижка. Но опять-таки надо было ходить в парикмахерскую. Купила японский парик из натуральных волос. Надоело, сделала шиньон из своих же срезанных волос и закрепила его на круглом гребешке. Мне очень шла эта причёска. А в 60 лет муж мне сделал подарок – бантик. Шиньон лежит в шкафу, парик лежит в шкафу, волос осталось с «гулькин нос», но я ношу бантик.

О домашнем хозяйстве

Я сама готовила, научилась у тёти Лены, соседки. Сама стирала. Кусок хозяйственного мыла чёрного цвета, т.к.долго хранился, бак оцинкованный, доска с рёбрышками, гладильная доска, рубель, 2 чугунных утюга – мой инвентарь. Этими утюгами я и сейчас глажу, хотя есть современный электрический. Была кружка с водой и твой рот – и брызги воды. А перед глажкой всегда с мамой тянули за углы простыни, пододеяльники и скатерти. Сушили только во дворе и летом и зимой (соседи не разрешали на кухне). Между моими деревьями натягивали верёвку. Зимние вещи сушили на солнце, а отбивали палкой и веником на турнике. Ковёр чистили на снегу.

Все кастрюли в доме, когда появлялась дырка, и вода заливала огонь, относились мною в «Металлоремонт» в доме на Плющихе, рядом с «Ремонтом обуви». Этот Доходный дом был покрыт глазурованной плиткой. Вместо него сейчас стоит фешенебельный розовый дом, где живут богатые люди. В этом доме теперь магазин для животных «Бетховен». Так эмалированные кастрюли проживали у нас свою вторую жизнь. Потом появились алюминиевые кастрюли – вечные, а теперь – тефлоновые и наборы эмалированных кастрюль.

Из Болгарии привозила утятницу из жаропрочного стекла, испугалась и подарила её Наташе. Чугунные сковородки сохранились в бабушкиных времён. А эмалированную утятницу я использую на все 100% и по сей день.

Маленькая эмалированная детская мисочка, из которой я ела манную кашку, синяя в горошек, с большущей дыркой по середине, стоит у раковины, как память о детстве.

Часто за готовыми обедами, когда мне было лет 7-8, я ходила с судочками в столовую на втором этаже здания в Чудовом переулке. На первом были курсы иностранных языков и директриса Надежда Александровна говорила: «Такая малюська, под столом ещё ходит, а уже за обедами пришла». И на трамвайчике № 42 или пешком я возвращалась домой, да и по лестнице надо было поднять всё это на 4-й этаж. Этот дом сломали, а на этом месте потом построили гимназию рядом с метро станция «Парк культуры». Столовые вытиснились «Кулинариями» – это уже было ближе к дому, на Плющихе. В «Кулинарии» были бифштексы и ромштексы, свиные отбивные, люля-кебабы и котлеты по-Киевски, а не гамбургеры, чисбургеры и стейки.

Когда открылась прачечная на Малой Пироговской, понесла я туда две простыни и два пододеяльника. Воглые принесла домой и решила их прополоскать. Серая взвесь отбила мой порыв. Всегда стираю сама.

За семечки или воблу могла глотать рыбий жир. Тогда всех детей лечили от рахита. А фурункулы подмышкой лечили пивными дрожжами. Ходила с бидончиком за ними на Хамовнический пивной завод.

Мой любимый врач, Александр Львович Мясников, часто вспоминает о деде, отце своей матери. А вчера – о советском прошлом. Вот и перекликнулись мы с ним в воспоминаниях: о рыбьем жире (с какими уговорами мама заставляла меня выпить эту ложечку…), о гематогене, который мы принимали за шоколад, о салате «Морская капуста», о консервах рыбных самых дешёвых «Камбала», о свиных мозгах, замороженных и самых дешёвых (а теперь эти мозги подают в самых фешенебельных ресторанах, как деликатес). Никакого свежего мяса никогда не было, мы покупали уже порубленные куски мороженного мяса. 90 копеек стоило замороженное мясо кита. На каждом углу были «Столовые», «Кулинарии», «Кафе», «Парикмахерские», «Булочные», «Бакалеи», «Пельменные»…

«В Столешниковом переулке были две кофейни: француза Лефенбенрга в доме № 8, в которую я любил заходить» (Мариенгоф). Я специально ездила туда в самый лучший кондитерский магазин Москвы (бывшей кофейне Цумберга в доме № 6) и покупала фирменную «картошку» и пироженое «Наполеон», которые пекли в этой пекарне… Иных уж нет, а другие далече. А рядом, уже в юности, я заходила в букинистический магазин «Медицинская книга», когда нужны были книги по генетике. А на углу Столешникова был 2-х этажный старинный Доходный дом Е.А.Обуховой и Оболенского. Впоследствии его надстроили и организовали книжный магазин на двух нижних этажах с внутренней лестницей.

Почтовые ящики висели на каждом столбе и на каждом углу. А теперь все переписываются по электронной почте. Наступил цифровой век. Потом возникли «Шоколадницы», «Блинные», «Кофейни»… А теперь огромные «Перекрёстки», «Ашаны», «Пятёрочки», «Ленты», «Глобусы» и проч. До них надо ехать либо на личном, либо на общественном транспорте. Когда-то ходили только с авоськами, потом с хозяйственными сумками-мешками, потом с иностранными полиэтиленовыми пакетами, украшенными красивыми картинками. А теперь – рюкзаки за спиной, сумки на колёсиках, и багажник в машине.

У мамы всегда от малого гемоглобина возникали фурункулы, даже резали. Как мне было жалко её. На следующий день надо было печатать. Я всегда называла её птицей Фениксом, из огня возрождалась.

Под Новый год я попала в Морозовскую больницу. Помню, как переживала, что не успела сдать домашнее сочинение по «Муму» Тургенева. И ещё как мы наряжали еловую веточку и окна палаты снежинками, вырезанными из фантиков и папиросной бумаги, которую принесла мама. Эта больница была построена меценатом из купеческой династии Морозовых. Алексей Викулович Морозов в 1900 году принял решение о строительстве больницы для детей из малоимущих семей. В честь него больница и названа Морозовской.

Голову мыли с керосином, т.к.часто находили гниды вшей. Друг от друга в школе заражались. А клопов в доме было! И в диване, и за рамами картин, и бессмысленно было бороться, т.к.приползали по щелям и дымоходам от соседей. А тараканы ползали по лестницам! У нас в полуподвале жили люди. В кухне был мусоропровод. Приходилось работать с кипятком. Всё бесцельно. А потом общей дезинфекцией и ликвидацией мусоропровода добились полной чистоты. Пока не зацементировали под лестницей, пели сверчки.

На лето мама, если не могла достать путёвку в пионерский лагерь, отправляла меня к молочнице из Внукова (тогда это была деревня, аэропорта не было). Она приносила молоко всей Плющихе, а летом мы у неё покупали охапки сирени. Дом жёлтого цвета двухэтажный с деревянной лестницей в ряду таких же домов. За домом – сарай, в котором держалась корова.

Однажды я так наелась жмыха (украла у коровы), что всё кончилось плачевно. Первое лето мама дала с собой деревянные качели. Второй раз – настоящий гамак. Где всё это?… Там сейчас город.

Всё у нас было добровольно

ДОСААФ – Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту; ГТО – готов к труду и обороне; Всероссийское общество охраны природы, сандружина. Собирали по 10 копеек, но и бутерброд, и мороженое тоже стоили 10 копеек. Поэтому…, когда я работала в школе и собирала эти взносы, то за «бедных» и за «жадных» я платила свои деньги.