Читать книгу Исповедь коралловой женщины - - Страница 14

Наступила война. Я с бабушкой была отправлена в эвакуацию сначала в Алатырь, потом в Йошкар-Олу Марийской АССР. Из этой жизни помню 4-5 эпизодов:

Пошли мы с мамой на базар менять запасы мыла (из Германии) на муку. И вдруг с телеги слетел петух и клюнул меня до крови в попку.

Весна. Бурный поток воды вдоль деревянного тротуара. Дети пускают кораблики. А у меня была маленькая синяя сковородочка и красная пузатая кастрюлечка для куклы. И вдруг поток уносит кастрюлечку… Слёзы, слёзы, слёзы. А сковородочка всю жизнь служила у меня подставкой для бутылки с маслом и напоминала об эвакуации.

Осенью собирали зелёную картошку, оставшуюся после колхозников, и грибы дождевики (белые бильярдные шары). Бабушка уже была прикована к постели. Я влетела в избу, врезалась лбом в угол печи – шрам посреди лба на всю жизнь.

Бывшая красавица Николаева, моя бабушка, ей всего 66 лет, лежит в постели. Я дотрагиваюсь до её опухших ног и от моего пальца остаётся ямка. Ужас! Вскоре бабушка умерла.

Я лежу в больнице и там узнала, что чай с маслом называется кофе. Оказывается татары пьют чай с салом.

Мама приехала в Йошкар-Олу, когда папа Ваня был направлен в Волжск. В 1943 году, после смерти бабушки и пропажи папы Вани без вести, мама упросила отпустить её в Москву, т.к. узнала, что нашу собственную площадь заняли НКВДешники. Надо было отсуживаться. Мы поселились на Садово-Кудринской, 18 (где выход из метро на станции «Маяковская») в огромном доходном доме, в квартире двух кузин мамы – тёти Оли и тёти Тали (Виталия). По замужеству Оля была Захер, а Виталия – Андреева. Квартира была 5-6 комнатная, с двумя соседями. Все мирно между собой уживались. Вспоминаю суфле в молочных бутылках – это было искусственное молоко. У тёти Оли, известнейшего адвоката города Москвы, была масса книг. Здесь я получила первое своё образование. А тётя Таля писала стихи. Отец их (брат мужа бабушки) был гинекологом. В одной из комнат стояло медицинское кресло, которое сохранили в память о нём. Перед смертью тётя Таля подарила мне коралловую головку – это камея из красного коралла, дорогая, редкая. В 1953 году по суду мама смогла вступить в права наследства. Один год я училась во время войны, но она была далеко от Москвы. Я ещё помню луч прожектора и день окончания войны. Мы все двинулись к старой станции метро Смоленская, там стояли прожектора и установки для салюта. Прочла у Владимира Орлова эссе на четырёх страницах «После войны»: «Это был день, после которого для нас наступило «после войны». И не сразу, а через много лет то, что казалось естественным и единственно возможным, увиделось неестественным и вынужденным состоянием человека. Для этого нужен был день победы».

Каждый День Победы я ходила к Большому театру. Сначала искала однополчан папы Вани, потом – просто для того, чтобы отдать дань поколению, которое дало возможность выжить детям войны. С Бессмертным полком, как бы я ни хотела, пройти не могу (ноги болят).

Моя мама Ольга Георгиевна Данциг

На этой фотографии мою маму не узнать, т.к.за время войны она потеряла всех родных и очень исхудала.

3 декабря в России отмечается памятная дата День Неизвестного Солдата. К могиле Неизвестного Солдата возлагаются гвоздики. Одна из них – папе Ване.