Читать книгу Осенние сны - - Страница 18

Я молчал. Молчал долго, очень долго, быть может, целую вечность, как будто стал безгласным или поклялся на крови – молчать. Или мне запретили говорить под страхом смерти. Но однажды я начал говорить. Что случилось со мной? Это чудесное превращение, как будто кто-то сильный и добрый освободил меня и сказал: «Говори!» И я говорю. Бывает, хожу и хожу и говорю, говорю, слова сами срываются с губ. Гости давно разошлись, все домашние уже спят, только мне не спится. Я словно часовой, охраняющий их покой, словно птица, поющая во тьме, Ночной Страж, размахивающий горящей головнёй, – ведь должен кто-нибудь бодрствовать, пока другие спят. Так я хожу и говорю, пока не проснется любимая.

– Ты замолчишь когда-нибудь или нет? – Спрашивает она. – Ходит и ходит, бубнит и бубнит – ложись уже! И когда ты только жрать перестанешь!

– Не сердись, Любимая, – говорю я, – не надо сердиться. Мы давно идем с тобой по этой жизни – это была трудная жизнь…

– Трудная, – соглашается она.

– А помнишь, как мы встретились? – спрашиваю я, обрадованный ее поддержкой. – Была осень, нет, это была смерть, природа умирала, мне казалось, сам я умираю вместе с ней и этим городом. Но ты посмотрела на меня, будто протянула руку помощи, и вернула меня к жизни… А потом была долгая зима и весна с цветущими деревьями и лето, наше лето – с холодными источниками и блаженной тишиной – ах, если бы оно вернулось! И ты шла по ступеням, вся в белом, а я держал тебя за руку. И когда тебя спросили, хочешь ли ты связать свою судьбу с моей, ты cказала: «Да».

– Это была моя самая большая ошибка, – говорит любимая. – Слушай, ты завтра выспишься, а у меня первый урок в восемь. Дай мне поспать, а? Если не можешь помолчать – уйди куда-нибудь, на улицу или на крышу, только не мешай. Последний раз прошу, не доводи до греха. Ты ведь меня знаешь, если встану – мало не покажется.

На крышу. Конечно, на крышу, как я сам не догадался, спасибо, любимая. Я поднимаюсь на крышу, там ночь и спящий город и всевидящее око луны, которое смотрит прямо на меня.

– О, Ясноликая, – обращаюсь я к ней, – ты тоже не спишь вместе со мной. Ты стережешь ночь, Властительница Тьмы. Каждую ночь ты властвуешь над этим городом и народом. Солнце скрылось за горизонтом, оно не в силах помешать тебе – белое солнце на голубом небе, освещающее людей и их мелкие дела. Но я не люблю всё мелкое и голубое. Мое дело – ночь, мои цвета – черный и красный. О, Ясноликая, так дай же мне сказать правду! Полсотни лет ты освещаешь мне путь. Полсотни лет ты со мной – в горе и радости, в достатке и бедности, каждую ночь ты светишь мне. О, как прекрасен этот свет! Полсотни лет ты даешь мне силы жить – разве мог бы я выжить без твоего света в этом городе – городе грехов, городе гнева, городе грез… Так я говорю с луной, будто пою ночную песню, будто молюсь на нее – ведь должен кто-нибудь молиться. Говорю, пока праздные ночные гуляки, проходящие мимо, не нарушат мое одиночество.

– Отец! – крикнет мне один из них. – Эй, отец!

– Говори, брат, – отвечаю я ему, – я слушаю тебя.

– Отец! А пошел ты! – Кричит он, и все смеются.

Они смеются. Я замолкаю, а они смеются и что-то кричат мне, ночные гуляки, я говорю не для их ушей. Они уходят, посмеиваясь, своей дорогой, а я остаюсь один. Остаюсь один в молчании и предрассветных сумерках. Наверное, я рано начал говорить, может, нужно еще молчать? Да, надо молча уходить, ведь там, где нет любви – там нужно проходить мимо.

Так говорил Заратустра.