Читать книгу Слёзы Иссинир - - Страница 4

Я подпрыгнула на кровати, обливаясь холодным липким потом и пытаясь отличить реальность от сна, в котором ночь горела пламенем, таким беспощадным и всепоглощающим, что казалось, оно вот-вот коснется небес и обратит их пеплом.

Не успевший остыть от знойного летнего дня воздух прикасался к коже горячими поцелуями, словно страстный любовник, но я чувствовала только холодное дыхание страха, дышащего мне в затылок. И как это часто бывает, я была не в силах повернуться, чтобы взглянуть ему в лицо.

Прерывистое шумное дыхание, словно после долгого бега, звучало в тишине ночи дисгармоничной грубой симфонией звуков. Сквозь распахнутое настежь окно в комнату смотрел свет фонарей, освещавших спящие улицы.

Медленно вдохнув душный воздух июньской ночи, я встала с постели. Это был всего лишь сон. В ночь моего дня рожденья мне всегда снились странные сны. Пусть этот и был самым странным из них. На свое двадцатилетие первым подарком я получила ночной кошмар. В ушах до сих пор звучал голос незнакомки в красной мантии.

«Встретимся на балу»

Словно бы залитые жидким серебром глаза, смотрели в саму суть. Воспоминания о них заставили содрогнуться и обхватить себя за плечи. Они будто до сих пор смотрели на меня из тени, видели мою душу, и мои самые потаенные мысли читали как открытую книгу. Отогнав прочь остатки кошмара, я подошла к окну.

Ночь была одета в черный бархат, усыпанный миллионами сверкающих алмазов. Она широко улыбалась половинкой убывающей луны и пахла ароматами трав, за день высушенных летней жарой. Окутавшее весь город умиротворение успокаивало, и раскрашенный яркими цветами огня и страха кошмар медленно отцветал в памяти, как цветок, которому было пора поддаться закономерному концу жизненного цикла. Впрочем, так было со всем в жизни – у всего есть начало и конец, лишь память и истории живут вечно.

Взгляд невольно скользнул над темнотой дремлющего леса, туда, где над верхушками могучих деревьев спящим драконом, свернувшимся на скале, возвышался родовой замок Рангвальдов, чьи окна весь день спали, а ночи напролет с величием взирали на городок Бриль, расположившийся внизу. Вот уж о ком истории точно будут жить вечно.

Вокруг загадок и тайн всегда вращаются слухи, порожденные догадками людей и приумноженные их богатой фантазией. Слухи подобно стае ворон витали над замком Ардскол – их было много, и они были столь же мрачны и зловещи.

В очередной раз содрогнувшись, я прогнала прочь мысли о них и о ночном кошмаре и вернулась в постель. Чтобы уснуть решила подумать о приятном. А подумать было о чем – завтра состоится долгожданный Праздник Благословенной Ночи. В этот день женщинам запрещено что-либо делать по хозяйству – вся прекрасная половина собирает цветы и готовит щедрые дары для вознесения к Великому Древу Иссинир, что защищает людей от злых духов, обретающих силу с наступлением темноты. Подношения совершаются после заката, дабы задобрить духов природы и попросить у них хорошего урожая, счастливого брака и здоровых детей. На закате зажигаются огромные костры, в которые юные девы кидают завернутые в платки травы, загадывая желания. Травы собираются до заката, и композиция их составляется в соответствии с пожеланиями. Когда начинаются танцы, девушки дарят своим избранникам ленты из кос, повязывая их на запястье. Вот так и отмечается этот волшебный праздник плодородия и священного брака. Именно в этот праздник заключается больше всего помолвок и раскрывается тайных чувств.

И снова при воспоминании о грядущем празднике, я почувствовала ползущую по коже дрожь. Стоило только закрыть глаза, как тьма снова вспыхнула оранжевыми языками шипящего огня. Он как будто бы что-то говорил на своем языке, угрожающе наступая на веселящихся людей, которые ничего не замечали, даже исчезая один за другим в его пылающих объятиях. Праздник Благословенной Ночи обернулся настоящим кошмаром. А ведь начинался как всегда – с подношений и ритуальных танцев. Все как будто бы происходило на самом деле. Лежа в кровати, я не могла отделаться от ощущения, что уже побывала там и чудом вернулась домой, избежав страшной трагедии. Праздничная ночь была наполнена запахом жаренного мяса и хлеба, звонким смехом и веселой музыкой. Вокруг большого ритуального костра танцевали молодые юноши и девушки в ярких праздничных костюмах. На их радостных лицах играли теплые отблески костра, который по-доброму гладил по щекам мягким светом. И внезапно, из тьмы, прячущейся среди деревьев от света огня, на поляну выступила стройная фигура в красном плаще. Она двигалась медленно и грациозно, как львица – спокойная, но всегда готовая перегрызть горло врагу или своей добыче. Язык ее тела сразу выдавал в фигуре женщину. Но даже если бы она просто стояла, сам факт о ее принадлежности к женскому полу являлся непреложной истиной, как то, что огонь – горячий. Из тени накинутого на голову капюшона, пробирая взглядом до самой души и будто бы копаясь в ней, смотрели глаза, излучающие мягкий серебристый свет.

Верной свитой за ней по пятам маршировала тьма. От ее прикосновений ритуальный костер взревел, как обезумевшее животное, сорвавшееся с цепи, он побежал по земле, охватывая поляну, опаляя деревья. Все, чего касался огонь, исчезало в разрастающейся тьме. Не трогала она только женщину в красном плаще. А я словно сторонний зритель, наблюдающий за жутким спектаклем, стояла в стороне и не могла двинуться с места и выдавить из себя хотя бы звук, чтобы закричать от охватившего ужаса. Я не смогла никого спасти. И завладевшие мной чувства вины и отчаяния от невозможности что-либо исправить, сдавили меня в колючих тисках.

Незнакомка откинула капюшон и воззрилась на меня своими серебряными глазами. Ее губы не шевелились, но я отчетливо слышала ее голос, раздававшийся у меня в голове.

«Следуй за шепотом своего сердца, он направит тебя на путь Луны»

«Следуй за Луной, и она приведет тебя туда, где ты должна быть»

«Оставь свои мечты, они больше не для тебя. Следуя за ними, ты сгоришь, как наивный мотылек в пламени, к свету которого он так стремился»

«Тени страшны, но в них скрывается истина. Найди ее и обретешь дух иш’тари»

«Встретимся на балу»

Ворочаясь в кровати, я пыталась выкинуть слова странной незнакомки из головы, но они словно бы отпечатались у меня в памяти огненными буквами. Обычные сны забываются уже через пять минут после пробуждения. Через десять – остаются лишь хаотичные обрывки, передающие только самую суть того, что снилось. Этот сон отличался от всего, что было раньше. Я помнила каждую секунду, каждую деталь, каждое слово. Именно это и пугало, также как и события самого сновидения.

«Встретимся на балу»

Насколько я помнила, никаких балов в нашем небольшом городке никогда не было, и не предвидится впредь по той причине, что их некому и негде давать. Единственное место, пожалуй, Ардскол, но Рангвальды столь нелюдимы, что вряд ли решат вдруг устроить танцы. Эти рассуждения меня немного успокоили, прогнав пророческие притязания моего сна, и позволили мне, наконец, уснуть.

Наутро тетушка Крина суетилась больше обычного, в подготовке к вечерним празднествам пыталась успеть все и сразу и, естественно, ничего не успевала. Еще до завтрака между нами завязался спор по поводу моего ритуального наряда. Тетушка хотела традиционный сарафан с белой рубашкой, расшитый цветами, я была с ней категорически не согласна. Сегодня особенный день, поэтому и выглядеть я должна по-особенному. Продемонстрированный наряд Крине не понравился. Моя тетушка была человеком старых нравов. Зажиточная дворянка, отошедшая от дел. Несмотря на свой титул, она не любила командовать, не терпела эксплуататорского отношения между людьми, а потому прислуги в нашем доме не было. Была ли Крина такой и раньше или изменилась, когда вышла замуж за дядю, который был обнищавшим из-за игровых пристрастий своего отца дворянином, лишившимся всего, кроме небольшого поместья на окраине королевства Арденгард, я так и не узнала. Тетушка предпочитала не вспоминать свое прошлое, а дядя не хотел ее расстраивать, поэтому тоже ничего мне не рассказывал.

Крина предпочитала сама заниматься огородом и животноводством, привлекая к труду и меня. Меня подобное времяпрепровождение не прельщало, поэтому я часто отлынивала и сбегала к подружкам или, лежа на крыше, читала романы. Но были дни, когда тетушка была неумолима к моим просьбам, как непоколебимый айсберг на просторах северных морей, и загоняла в огород страшными угрозами лишить меня карманных денег, моих красивых нарядов и наследства в целом.

– Дворянам не пристало обходиться без прислуги и делать все самим! Почему мы живем как какие-то крестьяне? – однажды в порыве гнева я кинула эти слова тетушке в лицо, не желая возиться с коровой, чтобы надоить молока. В сарае, где она обитала, воняло навозом. Стоило мне представить, что снова придется заходить туда и трогать корову за набухшее вымя, меня распирало от отвращения. Никогда не забуду вспыхнувших холодом зеленых глаз тетушки. Крина отходила меня мокрым полотенцем и велела не зазнаваться.

– Если ты такая благородная, почему тогда общаешься с простыми крестьянами? – с ледяным сарказмом, поинтересовалась она после, когда я перестала рыдать в углу кухни.

– Быть крестьянином и общаться с ними не одно и тоже, – выпалила тогда я, все еще плавая в омуте собственных взрывных эмоций. Крина усмехнулась и покачала головой.

– Не дели людей на классы, иначе когда-нибудь ты об этом пожалеешь, как и твоя мать, – сказала мне тогда тетушка. – Титулы и деньги не делают людей лучше остальных. Как правило, только хуже. Запомни это.

Порой, мне казалось, что есть еще одна причина, почему тетушка не держит прислуги – она словно опасалась чего-то, но на мои вопросы, касающиеся этой темы, никогда не отвечала. Как и на вопросы, почему она уехала из столицы. Крина говорила, что не ладила с семьей, которая не принимала ее мужа, но даже спустя многие годы, она ни разу не возвращалась в столицу, чтобы навестить их. Лишь однажды ночью, я случайно увидела, как она плакала над старым пожелтевшим конвертом, который достала из деревянной шкатулки, стоявшей в ее спальне на каминной полке.

– В таком только на званый вечер идти, а не дары возносить и через костры прыгать. Не люблю показную роскошь, а сейчас она еще и не к месту, – высказалась тетя, пожалуй, даже слишком резко, чем было нужно, взглянув на выбранное мною платье для Праздника Благословенной Ночи. Меня ее тон немного задел, но я постаралась не показать этого. Порой, когда я покупала себе новые наряды или украшения, или отказывалась выполнять какое-то поручение, Крина становилась холодной и отстраненной. В ее глазах было осуждение, но казалось, что она видела во мне кого-то другого. После смерти мужа Крина стала немного мягче. Раньше ей приходилось быть со мной строгой потому, что дядя меня обожал и позволял мне все, чего мне хотелось. Он всячески меня баловал нарядами и редкими деликатесами, что тетушка категорически не одобряла. Порой, они очень сильно ссорились из-за этого. У Крины пару раз даже проскальзывала фраза, которая резала меня словно нож.

– Будешь потакать ей, и она станет такой же как мать!

В этих словах всегда звучало презрение, что только сбивало меня с толку, ведь Крина очень любила свою сестру и всегда отзывалась о ней с теплотой. Лишь в редких случаях, вроде сегодняшнего, она высказывалась грубо. Это была загадка нашей семьи, которая, порой, меня терзала, как и любая тайна, которую пытливый мозг хочет раскрыть. Чтобы не сойти с ума от любопытства, я успокаивала себя мыслями, что в семьях всякое случается. Возможно, Крина за что-то злилась на сестру до сих пор, но всё равно любила её.

Свою мать – сестру Крины, я никогда не знала. Она умерла при родах, едва успев дать мне имя. Моего отца чуть ранее на охоте растерзал медведь. Не имея ни малейшего понятия, какой была мама, я не могла судить о мерах Крины относительно моего воспитания. Тетушка часто наказывала меня даже за пустяки, но когда я смотрела в ее глаза, то видела в них лишь тепло и любовь, поэтому старалась не зацикливаться на обидах.

– Сегодня особенный день! Поэтому я должна выглядеть лучше всех остальных! – капризно ответила я тетушке, оставаясь твердой в своем решении как никогда. День и правда был особенным. И дело было не только в Празднике Благословенной Ночи, но и в предстоящей помолвке.

Еще раз взглянув на письмо от Ригана, адресованное Крине, в котором он уведомлял о своем визите заранее, как и полагалось, дабы попросить моей руки, и которое тетушка по секрету мне показала, я залилась краской и мечтательно закружилась по кухне. Все еще сложно было поверить, что я, наконец, стану невестой, а затем и выйду замуж. Я всегда думала о предложении и браке как о чем-то сказочном, о чем можно прочитать лишь в романах и стихах. Казалось бы, вот оно рядом подтверждение того, что это нечто реальное и осязаемое, стоит только взглянуть на соседей. Но женатые пары постоянно ссорились, о чем-то спорили, поэтому отношения между ними мало походили на любовь. От того и брак казался чем-то несуществующим. Когда дядя был жив, он говорил, что сказочные принцы не для меня, всегда предрекал, что я выйду замуж за разбойника или пирата. Дядя Рикхард меня и саму называл красивой разбойницей, позволяя мне, словно дикарке бегать с другими детьми, размахивая палкой. Но он же, когда я повзрослела, и подарил мне мое первое красивое платье из розового шелка с белыми лентами и шифоновыми вставками. Он привез его из Эрмаха, столицы Арденгарда, расположенной в западных регионах страны. У дяди Рикхарда был свой небольшой магазинчик диковинных и редких товаров – амулеты, сервизы, травы, масла и мыло, модная одежда, какую носили в крупных городах, и книги. Все, что не было ново для больших городов, но необычно для нашего захолустья, можно было найти у дяди в магазинчике. Когда он умер, Крина не пожелала продавать дело, которое мужу удалось открыть с таким трудом, и взялась за него сама. Мне тоже приходилось там иногда работать – замещать тетушку. Магазинчик дяди мне нравился, там всегда было уютно и приятно пахло травами и разными сортами чая. А колокольчики-обереги всегда ласкали слух, позвякивая от легкого касания ветра сквозь открытое окно. В этом магазинчике я впервые и встретила Ригана. Нам было по десять лет, когда он вместе с отцом пришел к дяде за важным заказом. Мать Ригана сильно болела, и дяде пришлось ехать за целебными травами очень далеко к какой-то старой ведьме.

– Твои волосы похожи на золотой шелк, – сказал он мне тогда, улыбнувшись. С этого момента и началась наша история.

– Вот подпалишь себе подол платья, потом будешь перед женихом обожженной задницей сверкать. То-то я посмеюсь, – продолжала подначивать Крина, раскладывая фрукты по корзинам.

– Почему я должна сливаться с толпой? Красоту надо подчеркивать, а не прятать! Дядя всегда так говорил и повторял, что я самая красивая не только в Бриле, но и во всем Арденгарде! – вздернув подбородок, заявила я тетушке. Ее взгляд на мгновенье стал острым, и я рефлекторно отшатнулась, думая, что сейчас получу очередную порцию физически-болезненных нравоучений. Но Крина лишь вздохнула и покачала головой.

– Дядя твой слишком много говорил и сильно тебя баловал. Срывал мне весь воспитательный процесс. А потом умер и оставил мне расхлебывать заваренную им кашу.

Я захохотала от ее слов и одновременного облегчения, что никакого наказания не последует.

– Но каша ведь вкусная? – лукаво вопросила я.

– Уж очень болтливая, – отмахнулась тетушка, пытаясь скрыть улыбку за кривым оскалом.

– Ну, если бы не дядюшка, я бы, наверное, мало сейчас походила на девушку. Ведь это он приучил меня к платьям.

– Да, – согласилась Крина, продолжая раскладывать фрукты по корзинам. – Теперь я даже об этом жалею.

Я махнула на тетушкино непраздничное настроение рукой. Иногда я ее не понимала, ведь она сама нанимала мне учителей, чтобы дать хорошее образование, учила хорошим манерам и светскому этикету. Говорила, что не смотря на глушь, в которой мы живем, забывать свои корни нельзя. О благородной крови, которая текла в жилах Крины, говорило буквально все – ее движения, манера разговора, осанка, взгляд, но ее отношение к людям было добрым, и она сама вела дела. В этом я тетушку совсем не понимала. Наш род не бедствовал, поэтому я не могла взять в толк, почему тетушка сама вела дом и хозяйство.

– Потому что труд не дает забывать о том, что все мы люди, и как тяжело дается то, что мы имеем, – отвечала Крина на подобные вопросы, когда я их задавала. Но я ее мнения не разделяла. Зачем трудиться, когда у тебя и так уже все есть?

– Принеси с чердака сандаловые свечи, – попросила Крина, выдернув меня из состояния задумчивости. Кивнув, я направилась в коридор, а оттуда по лестнице на чердак. Деревянные ступеньки поскрипывали под ногами, напоминая мне старушек на лавочках, которые постоянно кого-то обсуждают своими скрипучими голосами.

На чердаке не было и пылинки. Тетушка убиралась здесь с завидной регулярностью. Наш чердак рушил все стереотипы – он не был темным, жутким, и не имел поселенцев в лице призраков. Все было убрано и разложено по местам. Большие окна взирали на солнечный город снаружи, разливая густой дневной свет на пол и стены. Здесь было уютно, и порой я приходила сюда, чтобы побыть в одиночестве и почитать приключенческие романы, оставшиеся мне от дяди. Когда я касалась старых корешков, всегда вспоминала его добрые глаза, веселую улыбку с хитринкой и приятный голос, которым он мне читал рассказы о странствующих героях, побеждающих врагов, благородных принцессах, которым приходилось отречься от привычной жизни, чтобы обрести свое счастье, и жутких существах – вампирах, оборотнях, болотницах и темных ведьмах, которых давным-давно истребили. Каждый раз, открывая новую книгу или перечитывая старую, меня охватывал дух приключений, который звал меня в далекие земли и вдохновлял на поиски чего-то нового и неизведанного. Но стоило убрать книгу на полку, и от прекрасных строк оставалась лишь грусть и болезненная пустота, которую позже заполняли мысли, вторившие мне «Зачем куда-то ехать и что-то искать? У тебя здесь есть все, что можно только пожелать».

Взглянув на полки с книгами, я почувствовала, как внутри просыпается ностальгия и тянет за те струны души, которые я старалась не трогать. Отвернувшись от разноцветных корешков, я направилась к противоположному шкафу, где в шкатулках лежали мешочки со смесями трав, свечи, старые пергаменты с рецептами, и много всякого хлама, к которому я не притрагивалась. Достав пару свечей, я уже собиралась спускаться обратно в кухню, когда внутри дернулось какое-то необъяснимое чувство, потянувшее меня обратно к шкафу. Удивленно взглянув на полки, я потрясла головой, словно бы приходя в себя, и снова собралась развернуться к двери, но не смогла. Ноги будто приросли к полу, а взгляд стал взбираться вверх по полкам, пока не наткнулся на небольшую неприметную шкатулку, стоявшую на самой верхней полке. С первого взгляда ее можно было бы не заметить среди ящичков и вышедших из моды статуэток, выбросить которые у Крины просто не дошли руки.

Стоило только прикоснуться взглядом к маленькой старомодной шкатулке, и по телу разлилась приятная теплая дрожь. В голове пронеслась мысль, что эта вещь могла принадлежать маме. У Крины я точно ничего подобного не видела.

Подставив табуретку, я взобралась на нее, отложив свечи на свободное место на полке, и несмело потянулась к шкатулке. Дерево потемнело от времени, когда-то искусная резьба потерлась и теперь требовала более тщательного внимания, чтобы понять смысл рисунка. Сняв шкатулку с полки, я медленно и осторожно, словно из нее могло что-то выпрыгнуть, открыла крышку. Внутри на бархатной обивке лежала серебряная цепочка с довольно необычным кулоном. Ничего подобного мне еще не приходилось видеть. Двойной контур из серебра, переплетенный рунами, образовывал круг, внутри которого с одной стороны была еще одна дуга, заполненная теми же загадочными рунами. Полумесяц и полная луна, заключенные в единых объятиях. А между ними покоился круглый потемневший от времени камень, охваченный серебренными узорами, которые вились по нему как лозы плюща по стволу дерева.

Я рассматривала кулон с неподдельным интересом. Крина никогда не показывала мне это украшение, но и не запрещала открывать шкатулки, стоящие здесь. Наверняка, она просто забыла про большинство лежащих здесь вещей. Кончиком указательного пальца я осторожно коснулось поверхности камня. Он был прохладным, как и оплетающая его узорная оправа. Осмелев, я достала украшение и положила его на ладонь, чтобы получше рассмотреть загадочные руны. Таких я не видела даже в книгах.

Внезапно металл в руке потеплел, а камень пробудился, из темно-серого став молочно-белым. Кровь забурлила в сосудах, бросая тело в жар. В глазах потемнело, а затем меня и вовсе поглотила тьма. Ее густые объятия сомкнулись вокруг меня черным коконом. Я попыталась закричать, но горло онемело. Тело плавало в невесомости, пытаясь нащупать опору. Руки хаотично шарили во мраке в поисках стены, но дрожащие пальцы хватали лишь пустоту. Не было ни пола, ни шкафа – вообще ничего. Сердце зашлось в панике, бешено стучась о грудную клетку. Загадочный медальон ярким маяком сверкал в руке. Но даже он не мог отогнать плотный мрак, сгустившийся вокруг.

Внезапно что-то дернуло меня вниз, и я понеслась в бездонную пропасть. И так же неожиданно все прекратилось. Безликий холод коснулся кожи и начал просачиваться внутрь, пробуждая в глубинах души что-то столь же холодное и темное, источающее дурной аромат ужаса. Я пыталась вырваться, закричать, но это что-то словно было частью меня, от которой нельзя было убежать. Тело стало чужим, эмоции утихли. Руки нащупали твердую опору и надавили на нее. Треск стекла обрушился на слух, отдаленная боль кусала локти и запястья. Мрак стал вытекать подобно жидкости, позволяя разглядеть круглую мрачную комнату с голыми стенами, пронизанными черными жилами, словно плоть сосудами.

Мне хотелось закрыть глаза, закричать и броситься прочь, но я не могла пошевелиться, став просто наблюдателем, запертым в собственном теле.

Приблизив руки ближе к глазам, я посмотрела на тонкие порезы от стекла, из которых сочилась кровь. Выбравшись на холодный пол, залитый черной жидкостью, я оглянулась и увидела позади себя огромный стеклянный куб. Часть холодного темного вещества осталась внутри, большая же вытекла, как только стекло треснуло.

– Госпожа! С пробуждением! – раздался чей-то мерзкий скрипучий голос. Возле меня появилось странное маленькое существо, похожее на сказочного гоблина. У него была большая голова, вытянутое чуть вперед лицо с острым носом и подбородком, большая пасть с двумя рядами острых треугольных зубов и маленькие черные глазки. Сгорбленное тело с болотной кожей и длинные тонкие пальцы. Широкими голыми стопами он шлепал по полу, прыгая вокруг.

– Селения! Ты там что заснула?! – резкий голос тети прорвался словно издалека и сбросил невидимую сеть оцепенения. Я снова почувствовала тепло собственного тела и разжала руку, в которой держала медальон. В то же мгновенье жуткое видение рассеялось. Я открыла глаза и обнаружила, что лежу на полу. Рядом валялся поваленный табурет, с которого я, видимо, упала. Правый бок, на котором я лежала, болел, рука затекла и едва шевелилась. Тяжело дыша, я перевернулась на спину и посмотрела в побеленный потолок, пытаясь уложить в голове произошедшее. Быстрый взгляд на медальон, покоившийся рядом на полу. Серый камень спокойно спал в серебряной оправе.

Я провела рукой по лицу, пытаясь смахнуть наваждение. Что это было? Сон? Последствия удара головой?

Медленно поднявшись с пола, я едва не взвыла от боли, потирая ушибленный бок и ребра. Как я теперь буду танцевать и прыгать через костер?

Взглянув на медальон с опаской, я осторожно подошла к нему одним боком, словно краб, и задумчиво взглянула в серые спящие глубины камня. В голове всплыл ночной кошмар, обдав спину жаром. Слишком много странностей для одного дня.

Убедив себя, что все это мне привиделось от удара головой, я все же не решилась вновь прикоснуться к украшению. Подковырнув его старыми тетушкиными спицами, которые нашла в одной из коробок с принадлежностями для рукоделия, я бросила медальон обратно в шкатулку. Цепочка обиженно звякнула. Закрыв крышку, я спрятала шкатулку как можно дальше за другие коробки, взяла свечки и поспешила вниз, стараясь не думать больше о том, что здесь произошло.

Но прежнее праздничное настроение вернуть так и не удалось. Заметив мое угрюмое выражение лица, Крина поинтересовалась, что со мной случилось, но я лишь сказала, что упала с табурета и ударилась.

– Горе ты мое, – выдохнула тетушка, качая головой, и встав со стула, пошла к кухонным шкафчикам. Крина заварила мне травяной настой для снятия болевого синдрома, а затем принялась осматривать меня и прикладывать компрессы к моей шишке, набухшей на макушке, и пострадавшей половине тела.

Зажжённые сандаловые свечи приятно успокоили расшалившиеся нервы и прогнали дурные мысли. Но окончательно отделаться от увиденного в бессознательном состоянии, не удалось. Несколько раз, когда я бросала взгляд на свое платье, на ритуальные букеты трав, то вздрагивала, вспоминая свой сон. Напряжение ни на минуту не покидало меня, периодически скрываясь среди радостных мыслей, но продолжая незаметно нарастать. Оно подкрадывалось словно охотник, выслеживающий оленя – медленно, неслышно, чтобы не спугнуть. И чем ближе был закат, тем страшнее мне становилось.

К заходу солнца все подношения Древу Иссинир были готовы, букеты трав для бросания в костер собраны и повязаны ленточками, поэтому я принялась плести косы, повязывая их ритуальными золотыми лентами. Платье из голубого шелка сидело на мне, как будто сшитое на заказ, подчеркивая грудь, талию и цвет глаз. Золотисто-пшеничные волнистые локоны, теперь заплетенные в косы, ловили свет клонящегося к закату солнца и играли красными и оранжевыми переливами. Несколько коротких непослушных прядок выбивалось из прически, но так выглядело даже лучше. Пожалуй, я на самом деле буду украшением грядущего праздника. Эти мысли прогнали воспоминания о дурных знамениях и задали праздничный настрой, позволив мне вновь развеселиться. В конце концов, сегодня я стану невестой Ригана! Сколько можно думать о плохом?

Вышла из дома я немного раньше, чтобы повидаться с друзьями перед началом возношений. Предупредив тетушку, я взяла одну из корзин и выпорхнула из дома, направившись к Священной Роще. Бежала вприпрыжку, нараспев цитируя стихи любимого поэта Армандо Флэя, как нельзя кстати подходившие, чтобы поднять себе настроение.

«Очнись, любовь моя, и прошепчи,

Что в имени тебе моем так сладко?

Ты, словно полная луна в ночи,

Такая же прекрасная загадка.

Что для тебя моя любовь?

Откуда ты пришла на эту землю?

Быть может, из далеких летних снов

По краю яви проскользнула тенью?»

От строчек «Ода любви» Армандо я потерялась где-то в мире грез, отринув реальность, и случайно налетела на незнакомую женщину, шедшую мне навстречу, совершенно ее не заметив.

– Ради всего доброго, простите меня! – я кинулась поднимать душистые букеты неведомой мне травы, которые дама выронила из рук по моей вине. Выпрямившись и вручив незнакомке ее ношу, я неловко улыбнулась и еще раз извинилась. Эту женщину я никогда раньше не видела, потому что ее необычные серебристо-серые глаза я бы точно запомнила, они завораживали, ловили взгляд и больше не отпускали. На вид представшая передо мной дама была лет сорока, но выглядела она такой ухоженной и стройной, что сложно было вообще говорить о ее возрасте. Внешностью она походила на красивую, высокородную особу, для забавы одетую в простую одежду, которая все же не могла скрыть всех ее достоинств. Поставь ее рядом с другими женщинами нашего города, и она все равно будет резко выделяться на их фоне.

Поначалу взглянув на цвет глаз незнакомки, я невольно вспомнила жуткую особу из своего сна, но они были совсем разные. Сложно было даже себе самой объяснить, чем именно они различались.

– Не переживай дитя. Молодость! – понимающе улыбнулась мне женщина. – Молодость не повторяется! Главное не потратить ее впустую.

– Это уж точно! – меня обрадовало то, что случайная собеседница на меня не злилась. Я любила добрых людей. От общения с ними поднимается настроение и чувствуется тепло в душе, которое они бескорыстно отдают. Как и сейчас. Я совсем не знаю эту даму, но ее лучезарная улыбка, искрящиеся жизнью глаза и такие простые слова, произнесенные от всего сердца, окрылили меня. Правда ненадолго. Я поклонилась и уже собиралась бежать дальше, когда женщина вдруг изрекла следующее:

– Не суждено тебе быть с ним, дорогая моя. Поэтому не отдавай ему ленту сегодня. Убереги вас обоих от боли расставанья. Луна решила по-другому.

Неприятный холодок с фальшивой лаской пощекотал мой позвоночник. Пальцы рук задрожали и непроизвольно разжались. Корзинка с подношениями упала на землю, но я даже не заметила этого.

– П-простите? – поперхнувшись воздухом, выдавила я, чувствуя подступающую дурноту.

– Тебя ждет не одна развилка. И на каждой будет стоять Смерть. В ночь Великой Луны ты покоришься ей и к Луне уйдешь, – завершила незнакомка. Глаза ее загадочно мерцали в свете заходящего солнца.

Я оцепенела от внезапно нахлынувшего холода. Летний вечер показался зимней стужей, а глаза незнакомки замерзшими озерами.

– Удачи тебе, дитя, – дама ласково погладила меня по плечу, но прикосновения ее рук внезапно стали жалом скорпиона.

Прежде, чем я успела осмыслить услышанное, незнакомка попрощалась и растворилась в воздухе. Или мне уже начало мерещиться то, чего не существует? Может, никого я на самом деле не встречала? Лучше бы так оно и было. Получить такое жуткое предсказание в великий праздник – плохой знак. Не то, чтобы я особо суеверна, но можно невольно зациклиться на чем-то подобном, что в итоге приведет к предсказанному исходу за счет банального самовнушения.

По той же причине я никогда не ходила к гадалкам, предпочитая верить в то, что наша судьба меняется каждую секунду в зависимости от нашего выбора, а не предрешена заранее. Но сегодня столпы моих убеждений несколько пошатнулись под ударной силой моего сна и предсказания повстречавшейся мне дамы. Столько жутких предсказаний в один день….

В Священную Рощу я пришла не в столь радостном настроении, в каком выходила из дома, и при виде веселой суеты задумчивость отошла на второй план, а вот напряжение сделало свой выстрел прямо в сердце, которое тут же споткнулось от тревоги и помчалось как безумное.

Все было точно так же, как во сне. Мужчины укладывали дрова для костров аккуратными шалашиками, женщины украшали ветки деревьев и тотемные столбы праздничной мишурой и разноцветными бумажными фонариками. Был здесь и наш пекарь со своими хлебобулочными шедеврами, и любимые всеми кондитеры с всевозможными сладостями. Собиравшиеся на праздник люди несли с собой фрукты и напитки. В этот праздник все было бесплатно, и каждый делился с остальными всем, что имел.

У священного древа стояли двое жрецов в ритуальных белых мантиях, края которых были расшиты золотыми нитями. Другие помогали украшать рощу и готовить все необходимое к Ритуалу Возношения.

Мой нос пощекотал аппетитный аромат жарящегося жертвенного поросенка, заставив рот наполниться голодной слюной, а желудок надрывно заурчать.

Я смотрела на разворачивающиеся празднования в немом оцепенении. Нервная дрожь в теле была подобна подрагивающей перед падением с листа капле росы. Хотелось развернуться и убежать отсюда прочь. Но внезапно налетевшие на меня веселой гурьбой друзья, выдернули меня из оков неподвижности, заставив вскрикнуть от неожиданности. Удивившись моему потерянному виду и подрагивающим от напряжения губам, они начали шутить и рассказывать последние веселые новости, чтобы отвлечь меня от дурных мыслей. История про нашего старосту, в очередной раз решившего жениться по переписке, отогнала зловещие знамения на второй план, здорово меня развеселив. Всласть посмеявшись вместе с друзьями над бедным старостой и обсудив все подробности очередной неудавшейся помолвки по причине «хрупкого здоровья градоправителя» – по официальной версии, и расхождения присланного портрета с действительным обликом невесты – как истинной причины, известной только в «узких кругах», я смогла окончательно отвлечься от не дававшего мне покоя ночного кошмара.

– На самом деле, эти помолвки по портретам – какой-то каменный век. Большинство людей уже давно поняли, что красота портрета не гарантирует истинной красоты. Все равно берешь кота в мешке, и чем больше и богаче выглядит мешок, тем более облезлым оказывается кот, – усмехнулась я.

– В случае со старостой – кошка, – вставила свое слово Леония. Хоть замечание было и верным, меня оно сразу подковырнуло. Леонию я не очень любила. Она всегда была мила и улыбалась, но за спиной постоянно держала нож. Несколько раз она пыталась поссорить нас с Риганом потому, что сама за ним ухлестывала. Но сегодня был великий праздник, поэтому я подавила в себе рвущееся наружу желание осадить ее в грубой форме. Смотря на друзей, я откровенно не понимала, зачем они привели ее с собой, зная о наших напряженных отношениях.

Мы подошли как можно ближе к Древу Иссинир, чтобы раньше всех вознести дары и начать веселиться. Вскоре тут соберется толпа, через которую будет не протолкнуться. Жрецы уже разожгли огонь в чашах, что означало начало подношений. Вперед выступил Верховный, чтобы произнести речь о важности Благословенной Ночи, силе, которую этот праздник несет в себе, его значимости и божественном благословении. Из года в год его речь особо не менялась, поэтому я не особо прислушивалась к главе нашего храма.

– А что ты решила пожелать? У тебя вроде все есть, – вдруг заговорила Леония, когда мы сделали еще несколько шагов в очереди к древу. На ее губах заиграла ядовитая усмешка.

– На твоем месте, я бы пожелала крепкого семейного счастья. С твоим-то характером, без помощи высших сил Риган вряд ли тебя долго выдержит.

Копившееся еще с минувшей ночи отвратительное настроение, наконец, созрело. Закатив глаза, я усмехнулась и высокомерно посмотрела на Леонию.

– Оставайся на своем месте. Мое слишком тесное для посторонних и их советов, – огрызнулась я. – Но раз уж ты спросила, отвечу. Попрошу у богов, чтобы дали тебе хоть немного ума и красоты, а то ведь замуж так и не выйдешь.

Добавив в эти слова как можно больше яда, я чуть толкнула Леонию плечом и двинулась вперед, растолкав парочку, идущую перед нами. Совесть меня совсем не грызла, хоть я ударила Леонию и по больному месту. Красавицей она действительно не была, но ум у нее был острый.

– Гадина ты, Селения! – крикнула мне вслед Леония. – Таких мерзких особ как ты забирает Гибельный Король!

Пусть Гибельный Король и был страшной сказкой, которой пугают детишек, если те не слушаются, я все равно невольно содрогнулась. Дурные мысли снова начали проникать в голову. Обернувшись, я совсем не по-взрослому показала Леонии язык и крикнула:

– Гибельный Король забирает только красавиц! И характер тут вовсе не причем, иначе ты была бы первой в его списке!

Леония побагровела от злости, но ничего сказать мне в ответ не успела. Я уже развернулась и снова двинулась к Иссиниру.

По пути к дереву я выискивала среди мельтешащих лиц Ригана. Мне не терпелось закончить со всеми формальностями и поскорее встретиться с ним, но он словно бы специально не находился, заставляя меня нервничать. Какая-то часть меня хотела поскорее услышать его предложение, чтобы опровергнуть дурные знамения, которые с наступлением темноты все больше обретали силу в моих мыслях, давая второе дыхание моим тревогам и нервному напряжению.

Чьи-то руки обхватили меня поперек талии и закружили в воздухе. Я радостно засмеялась, почувствовав, как подобно праздничному костру вспыхнули романтические чувства, отбрасывая все остальное в тень.

– Риган, – все еще смеясь, я повернулась и обняла возлюбленного. – Я тебя искала.

От прикосновений любимого внутри все затрепетало, и мрачные мысли вновь отступили. Мои чувства сегодня были похожи на игру в салочки. То водили темные мысли, то светлые.

– Вот я и нашелся, – весело отозвался он. Его улыбка заставила сердце забиться чаще, словно в первый раз. Риган взял одну из моих длинных кос и задержался взглядом на золотой ленте. Правильно истолковав его взгляд, я засмеялась.

– Надеюсь, ты не додумаешься до того, чтобы красть их? – усмехнулась я, припомнив еще одну славную традицию этого летнего праздника. Юноши могут украсть ленту с косы девушки, чтобы потребовать что-нибудь взамен, разумеется, в рамках приличного. Одну ленту дева повязывает на запястье избранника, если он есть, вторую на Древо Иссинир при поднесении даров.

– Если ты мне одну не подаришь, я украду обе, – очень убедительно пообещал Риган, вызвав у меня приступ смеха.

– Я вообще не собиралась их плести. Хотела прийти взлохмаченной, как ведьма, – издевательски протянула я.

– Не, на такую тебя я не смог бы смотреть, – наигранно покачал головой Риган, – И вообще, шабаш в другой день и в другом месте.

– Откуда знаешь? Ты что главный ведьмак на слёте?

Мы захохотали, представив, как смотрелись бы на слете нечистой силы. У меня даже слезы на глазах выступили. Но вообще-то Риган был неправ. Раньше Праздника Благословенной Ночи не существовало. В эту ночь вся нечистая сила выбиралась из своих убежищ и бродила по земле. Ночь Проклятых Душ – так назывался разгул темных сил. Люди рисовали защитные символы кровью кур или свиней на дверных косяках и оконных рамах, тогда нечистые не могли переступить порог дома. Но с приходом хранителей леса и духов природы все это осталось во временах правления мрака. И чтобы больше не допустить подобного, было решено в эту ночь справлять какой-нибудь светлый праздник, чтобы нечистые силы забылись навсегда. Вот так и родилась Благословенная Ночь. И в этот праздничный день родилась я.

– В любом случае, я всегда могу украсть тебя.

– Ты такой выдумщик, – улыбнулась я, одарив Ригана еще одним поцелуем прежде, чем он ушел, шепнув на ушко, что после церемонии Возношения будет ждать меня у пруда.

День окончательно уступил вечерним сумеркам, подсвеченным разноцветными фонариками. Стоило половинке уходящей луны по-королевски взойти на небосвод, и крадущийся к роще вечер переоделся в огненные тона вспыхнувших ритуальных костров, заговорил веселым треском веток в пылких объятиях пляшущего свой демонически прекрасный танец огня.

Жрецы вознесли молитву духам природы, хранителям леса и богам, в песне восславили их щедрость и, наконец, позволили нам вознести дары и повязать ритуальные ленты на ветки Древа Иссинир.

Все мои тревоги окончательно развеялись, позволив, наконец, расслабиться и насладиться праздником.

После «официальной» части, Крина отпустила меня веселиться с друзьями, взяв с меня обещание вести себя благоразумно. Но о каком благоразумии могла идти речь, когда предстояло водить хороводы и прыгать через костры?

Воздух наполнился звонким смехом, песнями, ароматами еды и сжигаемых трав – все это создавало теплую праздничную атмосферу. Все мы чувствовали себя частью чего-то большего, все мы сейчас были одной большой дружной семьей, собравшейся вместе.

Как и планировала – в своем шелковом ярко-голубом платье я сияла как самая яркая звезда на небосводе. Со всех сторон словно крупа из случайно задетой банки, сыпались комплементы, завистливые и раздраженные взгляды, что означало – я своего добилась.

Остановившись перед костром, я перебирала пучок трав, собранный из тринадцати растений. Аромат базилика был самым ярким, гармонируя с лавром и листьями коричного дерева.

Нужно было правильно сформулировать желание прежде, чем придавать букет огню, чтобы дым, пронизанный ароматами сожженных трав, впитал мои слова и вознесся к богам. Так они узнают о мечтах, таящихся в душе, и пошлют мне благословение на их исполнение.

В голове пронеслись детские мечты, сотканные образами из сказок и романов о прекрасном принце, который спасет меня от ужасного чудовища, заберет в свой красивый замок и сделает своей принцессой. И сразу же вспомнились слова дяди о том, что выйду я скорее за разбойника, чем за принца. Из дальних закоулков памяти вышел смутный образ сестры, о которой я всегда мечтала, чтобы делиться с ней своими секретами, радостями и печалями, вместе решать проблемы. Почему-то я всегда представляла, как она будет влипать во всякие неприятности, связываться с дурной компанией, а я буду ее вытаскивать. Это бы сближало нас, и укрепляло наши узы.

Эти воспоминания теперь казались слишком уж сказочными и такими глупыми, вызывая лишь улыбку и приятное тепло внутри от того, что это яркий кусочек моего детства.

Сосредоточившись на желании, я попросила, чтобы всегда переживающая обо мне Крина обрела душевный покой, отпустив меня замуж, любящей семьи, в которой мы все будем уважать и понимать друг друга. Между строк протиснулся призрак былых мечтаний, что мы даже умрем друг за друга, если до этого дойдет дело. Но все же буду надеяться, что подобного никогда не случится.

Перед самым броском я попросила, чтобы брат моего избранника, наконец, вернулся домой. Костер вспыхнул, принимая мой букетик желаний и весело затрещал, будто бы обещая доставить мое сообщение богам.

Я отошла, уступив место другим, и подумала о брате Ригана, который несколько лет назад разругался с их отцом и уехал в столицу, с тех пор ни разу не появившись в Бриле. Риган с отцом до сих пор переживали за него, но он даже не удосужился прислать ни словечка.

Вспомнив о словах возлюбленного, я поспешила прочь из Священной Рощи. Перед глазами уже маняще сверкала подсвеченная разноцветными горящими фонариками дорожка, убегающая в лес, когда я споткнулась о чью-то ногу и теряя равновесие налетела на кого-то из празднующих.

– Пожалуйста, простите! – поспешила извиниться я перед придержавшим меня молодым человеком.

– Все в порядке, – заверил меня он. На бледном лице играл свет костра, отражаясь в дымчато-серых глазах оранжевыми всполохами. Кем бы ни был этот человек, он резко выделялся из общей массы собравшихся. Дорогие ткани его черного костюма сразу говорили о высоком положении. Даже атмосфера вокруг него резко преломлялась с праздничной на молчаливо-мрачную, рассеивающую танцующий свет костров. Незнакомец напоминал ворона – такой же черный, зловещий и отстраненный.

Я его никогда не видела в Бриле, на местного он походил мало. Несколько секунд я просто молча смотрела на него, не в силах сдвинуться с места, но необъяснимое оцепенение внезапно осыпалось от случайного толчка одного из празднующих. Плечо отозвалось мимолетной болью, но отрезвило меня. Поклонившись незнакомцу в знак благодарности, я хотела уйти, но внезапно рука молодого человека остановила меня, вцепившись в плечо. Прохлада его пальцев обожгла мою разгоряченную кожу. В глазах незнакомца зажглось удивление, словно он узрел нечто диковинное. Хотя минуту назад его лицо выражало полное безразличие. Но это мимолетное удивление почти сразу схлынуло, сменившись маской отстраненности.

– В чем дело? – возмутилась я, пытаясь сбросить его руку. Словно опомнившись от моих слов, незнакомец отпустил меня и отступил на шаг назад. А затем, не говоря ни слова, исчез среди теней деревьев. Но я все еще ощущала на себе его пристальный взгляд.

Я поспешила покинуть это место, и чуть ли не бегом направилась к пруду, где меня ждал Риган, стараясь выбросить из головы мимолетную встречу, оставившую странное послевкусие. Но стоило влажному дыханию воды коснуться лица, и невидимая черта, отсекла все, что происходило до этого момента, заставив окунуться только в бесконечное «сейчас».

Он стоял на причале и смотрел куда-то вдаль. Луна лежала на поверхности пруда, лишь смутно освещая дальний берег, где меж деревьев толпились тени. Их хаотичное мельтешение напоминало завораживающий ритуальный танец таинственных силуэтов в балахонах. Казалось, что даже сама природа празднует Благословенную Ночь.

Услышав мои шаги, Риган обернулся и улыбнулся мне, как будто ничто в жизни его так сильно не радовало, как лицезрение моей персоны. Мир теней преобразил его лицо, стерев все неровности и изъяны, в лунном свете оно казалось лицом восковой фигуры. Но глаза оставались живыми.

– Пришла, моя радость, – выдохнул он и подошел ближе. Его прохладная рука скользнула по моей разгоряченной жаром пламени костра коже от плеча до запястья. Пальцы мужественной руки сомкнулись вокруг него и потянули вверх.

Воздух между нами замер, накаляясь от каждого горячего вздоха наших резонирующих душ.

Вторая рука Ригана появилась из-за его спины, сжимая белые шелковые ленты. Пока он обвязывал ими мои запястья, сердце спотыкалось от каждого прикосновения, а затем неслось, пытаясь наверстать пропущенные сокращения.

– Селения Де-Маир, в Благословенную Ночь, беря в свидетели богов, под взором Светлоликой Мунарин прошу твоей руки, – почти прошептал Риган, но его слова раздались в ночной тишине ударами ритуального барабана. В моем воображении – свадебного.

Не в силах сдержать рвущийся изнутри восторг, я радостно завизжала и прыгнула на шею возлюбленного. Риган обхватил мою талию и оторвал от земли. В этот бесконечный момент счастья я будто бы парила над всем миром вместе с ветром.

И больше не нужно было слов, наши чувства говорили за нас, а мы растворялись в них подобно сахару в горячем душистом чае.

Руки Ригана скользнули по моей спине, опускаясь на поясницу. Повинуясь движениям его пальцев, жар, проснувшийся в груди, спустился вниз живота тягучей, болезненно-приятной тяжестью, лихорадя рассудок сладостным туманом. На задворках сознания в неукротимом пламени сгорали собственные убеждения о сохранении невинности до свадьбы. Какая разница? Пусть все случится сегодня.

Прильнув к Ригану, я отвечала на его страстные поцелуи, позволяя его пальцам пробираться под выбранное специально для него платье. Жар в груди нарастал, горяча все тело в сладостной лихорадке. В какое-то мгновенье он стал почти невыносимым, настоящим и беспощадным, сжигая остатки воздуха в легких. В голове словно бы разрастались корни, разрывая ее изнутри пульсирующей болью.

Луна на небе внезапно покачнулась, наливаясь багровым светом, она билась кровоточащим сердцем. Весь мир за один вздох окрасился в алые цвета, а затем потемнел. В чернильной темноте двигались серебристые, словно призраки, силуэты. Они говорили тихо и одновременно, создавая вокруг себя шелестящий гул, словно от подхваченных ветром страниц книги. Сквозь неяркое мерцание проступали черты прекрасных лиц, на которых лежала печать строгости. В их глазах ярким огнем горело осуждение, которое пробуждало в душе стыд. Качая головой, они смотрели на меня так, словно я не оправдала их ожиданий. Еще один силуэт, возникший из темноты, сиял ярче остальных. Явившаяся дева была так прекрасна, что могла бы посрамить всех красавиц мира вместе взятых. Ее внешность была неземной. В отличие от остальных призраков она улыбнулась с материнской заботой, как обычно улыбалась Крина, и прошептала несколько слов, легких, как сам ветер и плавных, как спокойное течение воды. Неизвестный язык показался таким знакомым и родным, и понимание фразы само собой сложилось в голове: «В этот раз я прощаю тебе глупость, одетую в краски юности. Но впредь я ожидаю от тебя большего благоразумия, чем ты проявила сейчас. Не разочаровывай меня».

Я закричала, вырываясь из вязкой темноты и падая в распахнутое настежь ночное небо. Серебристой пыльцой сыпались звезды и вдаль одиноким кораблем уплывала луна.

Приятное прикосновение воды отрезвляюще коснулось кожи, расставляя окружающий мир по местам. Голова лежала на чем-то мокром и твердом. Надо мной склонился испуганный Риган, мокрыми ладонями прикасаясь к моему лицу.

– Ты вся горишь, – произнесли его губы, но сам звук добрался до моего слуха с опозданием.

В теплых объятиях летней ночи меня колотило как в январские морозы. Грудь жгло огнем, но он совсем не грел.

Немного придя в себя, я поняла, что лежу на причале, мокрая и обессиленная. Луна все так же приветливо улыбалась с небес, воздух пел голосами сверчков и отголосками празднующих жителей Бриля, доносящихся из Священной Рощи.

– Ты меня напугала, – признался Риган, помогая мне сесть.

– Что произошло? – спросила я, невидящим взглядом касаясь дальнего берега.

– Ты внезапно затряслась в судорогах и упала. Но в воде ты почти сразу успокоилась.

Я чувствовала страх и дурноту от произошедшего вместо положенного разочарования от того, что нашей с Риганом долгожданной близости так и не случилось. Но все эти чувства прогнал гнев. Эта ночь должна была стать самой счастливой и запоминающейся! А вместо этого после предложения я упала в обморок! Злость на саму себя перетекала раскаленным железом в чувство жгучей досады. Все было испорчено, и как бы мы ни пытались повторить этот момент, он все равно останется неизменным в нашей памяти.

– Давай я отведу тебя домой? – предложил Риган, наблюдая за моим отстраненным состоянием.

– Нет. Я уже нормально себя чувствую. Давай останемся здесь, – от разъедающего сердце разочарования эти слова прозвучали резче, чем мне бы того хотелось. Поэтому стараясь сгладить собственное острое недовольство, я заговорила более мягким тоном.

– Наверное, я просто переволновалась. Нужно выпить чего-нибудь холодненького и… потанцевать.

Сама мысль о том, что я останусь наедине со собой и своими кошмарами в тишине своей комнаты, вызывала у меня неприятные колики в животе. На празднике среди людей не думать о произошедшем на причале и увиденном в обмороке получалось гораздо лучше. Но ни шумное веселье, ни мысль о том, что я теперь невеста Ригана, не приносили мне желаемого облегчения. Тех жалких капель счастья не хватало, чтобы утопить чувство страха, который следовал за мной по пятам, как странный незнакомец с дурными намерениями.

Пришлось смириться с тем, что праздник больше не приносит мне радости, а кажется раздражающим неразборчивым шумом, от которого начинает болеть голова. Обеспокоенная моим состоянием тетушка не захотела оставлять меня одну, когда Риган подвел меня к ней с официальным заявлением о нашей помолвке, и решила сама отвести меня домой.

Риган сопроводил нас до самой двери. Всю дорогу они с Криной о чем-то весело болтали, но я не слышала ни одного слова. Дорога словно утонула в тумане. Лишь на пороге нашего дома я очнулась от транса, в котором пребывала, и механическим движением обняла возлюбленного на прощанье.

– Может мне стоит остаться? Твое состояние меня беспокоит, – предложил Риган. Его взгляд и правда был обеспокоенным, но несмотря на его благородные порывы, мне сейчас хотелось, чтобы он ушел. Я как можно мягче объяснила ему, что все нормально, и если вдруг почувствую себя хуже, то вызову лекаря. На том и распрощались.

Остаток ночи прошел в гостиной без сна. Голова приятно опустела и не подавала признаков мыслей до первого луча солнца, робко скользнувшего в окно. Крина, побоявшаяся оставлять меня одну, задремала прямо на диване и сейчас забавно посапывала и что-то бормотала во сне про убегающее молоко и подгоревшие котлеты. Я весело заулыбалась – тетушка в своем репертуаре.

Подумав дать ей небольшой отдых, я решила переодеться, умыться и сама сделать все утренние дела, когда в дверь настойчиво постучали. Скорее машинально взглянув на часы, я направилась к двери, задаваясь вопросом, кто мог пожаловать в такую рань. Открыв дверь, я почувствовала внутреннюю дрожь и дикий вопль интуиции бежать прочь, пока еще не слишком поздно. На пороге обнаружились два подозрительного вида элемента, которых я никогда не видела в нашем городе. Один из них был юношей, чуть старше меня, одетым в черный плащ, из-под которого выглядывала рубашка из черной парчи и черные брюки. Бледное овальное лицо напоминало фарфоровую маску – такое же гладкое, без единого изъяна, и совершенно лишенное эмоций. Большие миндалевидной формы темно-вишневые глаза смотрели бесстрастно, не выдавая никакого интереса к моей персоне. Черные короткие волосы были слегка взлохмачены, челка закрывала лоб и линию бровей.

На его плаще красовались дорогого вида гербовые заклепки и небольшой серебряный значок с левой стороны с гербом нашего графства. А рядом с ним крепилась инсигния рода Рангвальдов, которая говорила о том, что этот человек служит им. От этого вывода, мое тело непроизвольно содрогнулось. Мысли закрутились в голове, рождая всевозможные варианты, которые могли бы объяснить появление слуг Рангвальдов на пороге нашего с тетушкой дома в столь ранний час.

Второй был жилистым молодым мужчиной. Рельефные мышцы виднелись даже сквозь белую рубашку, которая так плотно их обтягивала, что казалась ему немного не по размеру. Вихрь пшеничных волос, голубые глаза, суженные в лукавом прищуре, и веселая улыбка на слегка пухлых губах, искривленных с одной стороны пересекающим их шрамом. Несколько белых шрамов ярко выделялись на загорелой коже левой щеки, шеи и груди, которую позволяла рассмотреть наполовину расстёгнутая рубашка. Вид у него был слегка диковатый. На его рубашке так же переливалась серебряная инсигния Рангвальдов.

Но одного взгляда на этих двоих хватило, чтобы слово «слуга» умерло в зачатке мысли об этом. Они явно занимали статус гораздо выше, что обеспокоило меня еще больше.

– Доброе утро, господа. Чем могу помочь? – вежливо поинтересовалась я, продолжая разглядывать загадочных гостей.

– Милая, кто там? – послышался голос Крины, которую, видимо, разбудил стук в дверь.

– Леди Селения, я полагаю? – спросил черноволосый молодой человек. – Позволите войти? Мы представляем графа Рангвальда.

Несмотря на ясность услышанного, мне все же хотелось глупо переспросить, кого они представляют, или убедить себя в том, что я ослышалась. Может быть, я все же уснула? Скорее машинально, чем осознано, я отошла в сторону, пропуская ранних гостей в дом, в то время как интуиция требовала, чтобы я немедленно захлопнула перед ними дверь. Никогда, ровно до этого момента, я не испытывала такой необъяснимой паники.

Тетушка столь раннему визиту тоже удивилась, но вежливо поздоровалась и предложила присесть. Однако представители графа отказались, заявив, что они надолго не задержатся. Меня эта странная парочка не просто настораживала, а почти пугала, пусть я и сама не понимала почему.

– Рад вам сообщить, что граф Идрис Дейорис Лодриан Рангвальд выбрал вас в невесты, – почти торжественным тоном заявил светловолосый мужчина.

Между нами, подобно бездонной пропасти, разверзлась тишина, которая становилась глубже с каждой срывающейся в нее секундой. Происходящее вдруг показалось дурным сном, но вопреки этому мне захотелось рассмеяться. Этого всего просто не могло быть на самом деле. Слишком тяжелым был минувший день, проронивший семена и в мой сон.

– Миледи Селения? – первым нарушил тишину мужчина, взглянув на меня несколько встревоженным взглядом.

– Что? – взволнованно спросила я, хлопая глазами на посланников графа, спустя несколько молчаливых секунд.

– Чтобы сэкономить нам всем время, сразу развею все ваши сомнения. Это не сон, – словно прочитав мои мысли, ровным голосом сообщил мне юноша в черном плаще. От одного взгляда на этого человека мне хотелось развернуться и броситься бежать от него как можно дальше. Светловолосый подобных эмоций во мне не вызывал.

– Но этого не может быть, – выдавила я, продолжая переводить взгляд с одного на другого в ожидании, что я проснусь, или они, наконец, заверят меня в том, что все это розыгрыш. Графа Рангвальда давно никто не видел, но всем было известно о его возрасте. Сейчас ему должно быть уже очень много лет. Отсюда вытекал справедливый вопрос – с чего вдруг пожилой человек вдруг решил жениться?

В реальность происходящего верилось все меньше, как и в адекватность гостей. Но они выглядели очень уверенными в своих словах, отчего затылок обожгло раскаленным железом осознания. Волнение сдавило грудь, перехватывая дыхание. И все же я не торопилась предпринимать каких-либо действий.

– Я ничего не понимаю, – вдруг подала голос Крина, подходя ближе. – Моя племянница уже помолвлена с другим человеком, поэтому предложение графа просто невозможно.

Губы черноволосого юноши искривились в снисходительной улыбке.

– Леди Корнелина, несмотря на то, что вы долгое время прожили в графстве Валарис, все же вы больше поданная Вальсавы. Поэтому вы можете не знать некоторых законодательных нюансов. По закону графства Валарис, граф имеет право выбрать себе невесту вне зависимости от ее брачного и социального статуса. Если девушка помолвлена с дворянином ниже графа по статусу, дворянин не имеет права оспорить решение графа, – представитель графа Рангвальда процитировал это тоном судьи, выносящего приговор, и все равно в его голосе не улавливалось ни единой эмоции, словно его ни капли не волновало происходящее.

Лицо тетушки побледнело. Виноватым взглядом она взглянула на меня, бросая в мою душу семя отчаяния, которое тут же начало пробиваться сквозь мою уверенность в том, что происходящее просто невозможно.

Темноволосый юноша достал из внутреннего кармана плаща запечатанный восковой гербовой печатью конверт из плотной дорогой бумаги, и изящным движением кисти протянул его тетушке. Крина взяла конверт и ловким движением руки осторожно вскрыла печать. Конверт открывался как дверцы шкафчика, и письмо крепилось к нему изнутри.

Обойдя тетушку, я заглянула ей через плечо и прочитала следующее:

«Уважаемая виконтесса Корнелина Рамилия Де-Маир. Выражаю Вам свое почтением и рад сообщить Вам, что Я, Идрис Дейорис Лодриан Рангвальд, граф Валариса, с сего момента нарекаю вашу племянницу, баронессу Селению Астариону Де-Маир, моей невестой.

Мои доверенные лица – Тамаш Адельгар и Идвал Де-Вальд, сопроводят леди в мой замок. Остальное считаю нужным обсудить при личной встрече.

С уважением, граф Идрис Дейорис Лодриан Рангвальд»

Четко, кратко и безапелляционно. Разумеется, он граф, ему не нужно спрашивать чье-либо мнение и просить руки девушки, он в праве брать то, что хочет. Вот он – гром среди ясного неба, закономерный итог затишья перед бурей. В последнее время все шло слишком хорошо, чтобы так продолжалось и дальше.

Тишина в гостиной набухала как переполненная кровью вена, готовая в любой момент разорваться. Я подумала о предложении Ригана, о своей жизни, о тетушке и друзьях и резко выдохнула, словно хотела подобно дракону изрыгнуть пламя. Нет, так это не закончится!

– Я никуда с вами не пойду! Передайте своему графу, чтобы подыскал себе другую невесту! – вздернув подбородок отчеканила я.

Выражение лиц представителей графа Рангвальда никак не изменилось – черноволосый оставался столь же бесстрастным, а у его приятеля был такой вид, словно происходящее забавляло его. Очень странный дуэт.

– Леди Селения, возможно, вы не поняли. Графу не нужно ваше согласие. Он велел привести вас любой ценой – добровольно или с применением силы, – бесцветным голосом заявил черноволосый юноша.

– Селения, милая, я понимаю твои чувства по отношению к Ригану, но по закону графу Рангвальду нельзя отказать, – прошептала мне на ухо тетушка. Она выглядела испуганной, но старалась держать лицо перед гостями. У Крины был боевой характер и изворотливый ум, она могла найти выход из любой ситуации, даже из тупиковой. Но если даже она сейчас говорила мне сдаться, значит, положение патовое.

Негодование внутри меня переросло в гнев, как недовольство перерастает в бунт. Протест против решения графа повернул какой-то ключ в моей голове, и дальше я уже совершенно не понимала, что делаю. Как будто мое тело захватил кто-то другой, а меня вытеснил в сторонние наблюдатели.

Резко сорвавшись с места, я бросилась наверх к лестнице и взлетела по ней наверх, перескакивая через две ступеньки. Закрывшись в своей комнате, я на всякий случай забаррикадировала дверь стулом, подставив его спинкой под дверную ручку, и теперь пыталась отдышаться и придумать, что делать дальше.

Морским штормом внутри бушевала паника и нежелание сдаваться на волю графа Рангвальда. Воображение уже рисовало старого жестокого типа с залысинами, воняющего мочой и луком, и сразу же резким контрастом всплывал образ красавца Ригана и стойкое решение – если не выйду за него, то вообще никому не достанусь, только укрепило позиции в душе.

На глаза наворачивались слезы, а сердце в ритме галопа неслось наперегонки с самим собой.

– Леди Селения, – раздался за дверью спокойный голос черноволосого юноши. – Это неразумно. Откройте дверь, чтобы мы могли поговорить спокойно.

– Не желаю с вами вообще разговаривать! Убирайтесь! – крикнула я. Меня едва не колотило, тело скрутило взведенной пружиной, а дыхание клокотало в легких словно порывы ветра в бурю.

– Милая, прошу тебя открой дверь. Давай поговорим в спокойной обстановке, – срывающимся голосом позвала из-за двери тетушка.

Я не нашлась, что ей ответить, ибо от ее голоса едва не разрыдалась. А вдруг если меня сейчас заберут, я ее больше не увижу? Но еще более ужасным было то, что я вообще допускаю подобные мысли.

– Я не выйду за старпера! – крикнула я в полном отчаянии, едва не срываясь в слезы.

– Леди Селения, граф Рангвальд довольно молод, – спокойно заявили мне из-за двери. Ложь! Наглая ложь! Действительно, графу Аэрону Рангвальду сейчас очень много лет, но в письме значилось другое имя. Скорее всего сын. И если посчитать его примерный возраст, молодым его можно было бы назвать только с большой натяжкой и огромным воображением.

Щелчок дверного замка на моей двери раздался подобно выстрелу в сердце – он сразу лишал надежды и отсекал мысли о дальнейшем сопротивлении, а в голове с пульсирующей болью бился вопрос «Как это может быть? Ведь я заперла дверь!». Стул резко упал в сторону, словно его толкнули, а я в испуге отскочила к окну, готовая вот-вот сорваться в истерику от безысходности.

Дверь медленно, словно отсчитывая последние секунды моей свободы, открылась, являя лик одного из моих возможных похитителей и бледную тетушку. Светловолосый прихвостень графа куда-то подевался.

Бежать мне было больше некуда, и осознание собственной беспомощности и безысходности ситуации заставили ноги предательски дрогнуть. Я пошатнулась назад, и представитель графа вместе с тетушкой одновременно подались вперед. Сзади было окно, но я очень удачно уперлась поясницей в подоконник. Страх от осознания, что я могла перевалиться через него и выпасть со второго этажа на улицу, резко отрезвил меня подобно холодной воде по утру. Но в то же время дал мне небольшую надежду на спасение от мрачных перспектив стать женой графа, который все еще маячил в моем воображении своим морщинистым лицом и дряхлым старческим телом. Пусть это было временным решением, но возможно, оно даст мне достаточно времени, чтобы придумать выход из этой ситуации. Скажем, сбежать с Риганом как можно дальше от графства Валарис. Мы, Де-Маир, никогда не сдаемся на волю судьбы!

Черноволосый юноша тем временем медленным шагом подбирался ко мне. Заметив это, я вскинула руку, заставив его остановиться, и ловко взобралась на подоконник. Всего лишь второй этаж, но голова предательски закружилась от одной мысли, что я могу с этого подоконника слететь и переломать себе часть костей.

– Дорогая! – почти взвыла тетушка. – Умоляю тебя! Слезь с подоконника!

– Миледи, – представитель графа поднял руки в примирительном жесте, но ближе не подходил, видимо, боясь меня спровоцировать, – прошу вас, прислушайтесь к леди Корнелине. Слезайте оттуда.

Внутри жар и холод слились в страстном танце, лихорадя душу и тело безумным вихрем. Руки затряслись, когда я попыталась поднести их к лицу. И тут я засмеялась, заливисто, громко и…истерично. Раньше со мной подобного не случалось, но и столь шокирующие новости мне еще не доводилось слышать. Я привыкла поступать так, как хочу и получать то, что хочу. И сейчас какие-то подозрительные судари не заберут меня по воле какого-то титулованного засранца в его замок!

– Проваливайте отсюда, иначе я спрыгну. Инвалидом я точно не нужна вашему графу! – продолжая помешано хохотать, выпалила я. Глаза тетушки округлились, на лицо белой простыней лег испуг. Даже на лице графского представителя появились какие-то намеки на эмоции.

В мыслях царил туман. Я совершенно не понимала, что делаю, зачем я стою на этом подоконнике, и стоит ли оно того? С улицы свежий утренний ветерок дул в спину. Нога, упирающаяся в подоконник со стороны улицы, уже начинала затекать. Может свежий воздух отрезвил меня, может я в этот момент резко поумнела – кто знает, но только сейчас я поняла, насколько тщетны мои потуги остаться незамужней. Кто помешает им прийти за мной завтра или через пару часов, когда я не буду этого ждать? Да и граф не тот человек, который просто так стерпит подобные выходки, и кто знает, как он отреагирует на них? Осознав это, я проиграла, но мое упрямство не пожелало отступать.

В следующий момент, черноволосый юноша отчетливо кивнул и сделал резкий пас рукой, от которого у меня почему-то поплыло перед глазами. Потеряв равновесие, я поняла, что это точно конец – хотела прыгнуть, вот сейчас и прыгну. Пытаясь отчаянно схватиться руками за что-нибудь, я провалилась в темноту, не успев напоследок ничего урвать из реальности, кроме вопля Крины.

* * *

Они неспешно шагали по внутреннему коридору замка, лишенному окон. Вместо свечей на стенах ровным светом сияли белые кристаллы, вставленные в красивые узорчатые канделябры.

– Я тоже мог бы ее донести, – высказался Идвал, привычным движением взъерошив пшеничные волосы.

– Да? – иронично переспросил Тамаш. – Если бы ее нес ты, Идрису бы досталось только ее тело, а голова с твоей легкой подачи где-нибудь потерялась бы.

– Каждый раз ты вспоминаешь тот случай! – возмутился Идвал, но вдруг губы его искривились в ехидной ухмылке, – Я хотя бы не разнес половину замка сывороткой от белой хвори…

– Сравниваешь жизнь человека с бездушным замком? – вопросил Тамаш таким укоризненным тоном, словно Идвал предал все священное, что существовало на свете.

– А скольких твоя сыворотка могла угробить, – в спокойное возражение Идвала вплетались настолько тонкие нотки сарказма, что уловить их мог лишь тот, кто хорошо его знает. И Тамаш знал.

– Она была на стадии испытаний, – прозвучало холодное оправдание Тамаша.

– Которые подняли половину фамильного склепа Рангвальдов, – Идвал театрально восхитился успехам своего друга и язвительно добавил, – не знаю насчет лекарей, но Заклинатели Праха твое открытие оценили бы настолько бурно, насколько это вообще возможно в их случае.

Тамаш мрачно усмехнулся. Заклинатели Праха – ребята угрюмые с полным отсутствием чувства юмора и мимики. Те, кто прошел через смерть, носят ее отпечаток до конца своих дней.

– Я хотя бы стремлюсь к созиданию… иногда путем разрушений… А ты… Я не понимаю, как можно было нести девушку и не заметить, что она бьется головой о стены и перила… ты ее голову со всем интерьером познакомил!

– Она все равно была мертва! – попытался оправдаться Идвал. – К тому же ей практически отрубили голову, и я никакого участия в этом не принимал.

– И откуда в тебе это пренебрежение к мертвым? – укоризненно покачал головой Тамаш.

– Ой, кто бы говорил. Не ты ли тот человек, который вместе со мной на кладбище…, – начал было возмущаться Идвал, но Тамаш шикнул на него, призывая к молчанию.

– Тамаш! Идвал! Где вы ходите? – за их спинами раздался властный женский голос. Тамаш и Идвал одновременно остановились и почти синхронно обернулись. К ним направлялась виконтесса Рангвальд – сестра графа. Она двигалась так легко и изящно, словно летела по воздуху. Ее изумрудные глаза сияли в свете кристаллов подобно самоцветам. Белокурые волосы вздымались от каждого ее шага и шлейфом плыли за ней по воздуху.

– Девчонка оказалась несговорчивой, – нехотя признал Тамаш. – Пришлось повозиться, чтобы она не причинила себе вреда.

– Даже так? – виконтесса усмехнулась, и поравнявшись с представителями графа Рангвальда, пошла дальше. Они послушно последовали за девушкой.

– А я говорил, что она будет не в восторге. Вот если бы мне сказали, что я – невеста Идри, я бы точно не обрадовался, – ляпнул Идвал, то ли серьезно, то ли просто для того, чтобы не молчать по дороге к гостиной.

Тамаш посмотрел на друга изничтожающим взглядом, как на совершенного идиота.

– Было бы очень странно, если бы Идри выбрал тебя в невесты, – фыркнул Тамаш.

– Ой-ой-ой. Как смешно! Между прочим, из меня бы вышла красивая женщина! – продолжал веселиться Идвал.

– Даже знать не хочу…

– А зря. У меня была сестра-близнец. Очень красивая девушка, – гордо бросил Идвал.

– Да. И где она теперь? – вопросил Тамаш и пожалел об этом тут же.

– Отец ее съел, – спокойно ответил Идвал и, выдержав театральную паузу, добавил:

– Ну, в семье не без урода. Я про сестру. Шутка! Про отца.

– Если вы так же себя вели у нее дома, я даже не удивлена, что пришлось ее усыплять. Нужно было идти мне, а лучше Идрису, – покачала головой виконтесса и, открыв двустворчатые двери в Большую Гостиную, сначала пропустила своих спутников, затем вошла сама.

– Ну, у Идри были более важные дела, – спокойно отозвался Тамаш, осторожно укладывая бессознательную девушку на софу.

– Ага, сплавить свою истеричную любовницу. Надеюсь, больше я ее не увижу. Она такая крикливая. Моему чувствительному слуху и тонкой душевной натуре слишком тяжело выносить ее присутствие, – согласился с другом Идвал, облегченно выдохнув, словно эта новость освободила его от тяжелых кандалов. Мужчина удобно устроился в кресле и устало потер глаза. Расстегнув раздражающую его рубашку до конца, он блаженно улыбнулся и откинулся на мягкую спинку.

– Она никому не нравится, но Идрису наше мнение на ее счет не особо интересно, пока она его устраивает в качестве постельной грелки, – отмахнулась от этой темы, словно от назойливой мухи, виконтесса. – Будите ее. Идрис скоро вернется. Я хотела бы сначала сама с ней побеседовать.

* * *

Я очнулась на мягкой софе в окружении трех человек, не сразу осознав, где именно нахожусь. Надо мной склонился черноволосый представитель графа, внимательно вглядываясь в мое лицо. Мужчина с пшеничными волосами сидел в кресле и смотрел куда-то в сторону. Незнакомая мне молодая девушка устроилась на диванчике, напротив софы, и разливала чай. Когда я посмотрела на нее, она сдержано улыбнулась.

– Добро пожаловать в Ардскол, – произнесла она.

– С ней все в порядке, – объявил мой похититель.

– Хорошо, тогда идите. Вы уже достаточно сделали, – спокойно отозвалась белокурая красавица.

Я села и огляделась. Гостиная, в которой мы находились была огромной, уютной, но мрачноватой. На стенах висели гобелены, пушистый темно-бардовый ковер лежал на полу между диванами, такого же цвета задернутые шторы с золотистыми кистями на высоких окнах, резная мебель из мангрового дерева с вишневой жаккардовой обивкой, огромная люстра с белыми люминарами[1], грациозно свисающая с потолка – все здесь выглядело дорого и изыскано. Идеально подобранные цвета интерьера создавали домашнюю атмосферу.

Высокие часы под стать остальной мебели с большим золотым циферблатом и маятником в виде жуткой морды какого-то чудовища пробили девять утра. Огонь в камине весело трещал на поленьях. Он словно пытался меня подбодрить своей задорной песней.

– Доброе утро, Селения. Меня зовут Анабэль, – вежливо поздоровалась и представилась светловолосая девушка и пододвинула ко мне кружку крепкого горячего чая. Она была по истине прекрасной, словно богиня – овальное лицо с мягкими чертами и сглаженными скулами, маленьким аккуратным носиком, пухлыми губами, словно два огромных изумруда раскосыми глазами в обрамлении длинных пушистых ресниц. Стройная фигура со всеми полагающимися выпуклостями. Ее подчеркнутая платьем красивая грудь вызвала у меня женскую зависть, заставив невольно съежиться, чтобы не демонстрировать свои прелести, которыми теперь особо не похвастаешься.

Ее внешность и тело богини были значительным ударом по моему самолюбию. А ведь до этого момента я считалась одной из самых красивых девушек Бриля и наивно верила в это. Поэтому к белокурой красавице у меня сразу возникла острая женская неприязнь на почве зависти.

– Здравствуйте, – не стараясь ее скрыть, ответила я, не притронувшись к чаю.

– Зачем графу Рангвальду я, когда у него есть такая красивая вы? – выпалила я, еще раз невольно восхитившись обликом Анабэль. Девушка вскинула бровь и усмехнулась. Рада, что я ее позабавила, но все же ответ я хотела получить потому, что, увидев эту прелестницу, я даже почувствовала легкий укол ревности. А вдруг у графа тут целый гарем, в который он собирает всех понравившихся девушек, присуждает им номер и посещает по определенным дням? Конечно, многоженство в этих землях запрещено, но он же граф. Ему ничего не стоит похитить даже дворянку.

– Я – сестра графа Рангвальда, – оповестила меня собеседница. – К сожалению, Идрис не может вас сейчас принять по причине срочно возникших неотложных дел. Но в скором времени, вы обязательно будете ему представлены.

– Ааа, – понимающе протянула я и криво усмехнулась. – Думаете, это обязательно, учитывая, каким способом меня сюда доставили? Раз он выбрал меня в невесты, значит, где-то видел, то есть уже со мной как бы знаком – а это главное, потому что я как-то не горю желанием знакомиться с моим похитителем. В принципе, свадьбу тоже можно без моего участия сыграть, раз в этом замке все дела решаются подобными методами.

Анабэль на мой выпад никак не отреагировала, продолжая расслабленно восседать на диване и маленькими глотками пить чай. Ее негласное превосходство надо мной витало в воздухе, сильнее накаляя мою неприязнь к ней.

– Хотите вы этого или нет, но познакомиться с моим братом придется, – холодно отрезала собеседница.

– Ну кто бы сомневался, что мое мнение тут никого не интересует, – усмехнулась я, истекая сарказмом. Желание как можно ужаснее нагрубить Анабэль, больнее уколоть ее, переполняло меня до краев. Но сестра графа словно была выше всего этого, не замечая моих попыток ее обидеть. От того чувство не выплеснутой злости жгло и разрывало меня.

– Вы принадлежите к знатному роду, поэтому с детства должны быть готовы, что выйдете замуж за человека, которого для вас выберут родители или опекун.

– Но моя тетя не выбирала графа Рангвальда! Она бы никогда не выбрала мне в мужья старика! – воскликнула я с негодованием от того, что мне тыкают под нос правилами высшего общества, с которыми я и так знакома. Единственные, кого стоило бы поучить манерам так это обитателей этого сумасшедшего замка, которые только и могут, что похищать невинных, уже почти замужних девушек.

– Старика? – удивилась Анабэль, отставляя кружку с чаем на столик. – Идрис довольно молод. И он выбрал вас. Советую вам поскорее смириться с этим фактом. Так всем будет проще.

– Ой давайте начистоту? Так будет проще вам, – раздраженно высказалась я. – Смириться с насильным замужеством? О, нет, извините, это не про меня.

На мою реплику Анабэль хотела ответить, и судя по ее зловеще сверкнувшим глазам, грубо, но едва она открыла рот и втянула воздух для, наверняка, гневной тирады, когда двери гостиной распахнулись. Заглянул бледный как мертвец мужчина в черном костюме-униформе, видимо, дворецкий, и оповестил нас о том, что граф Рангвальд завершил свои неотложные дела и готов встретиться со своей невестой.

Я едва не взвыла в голос потому, что в отличие от него к этой встрече была не готова.

– Хорошо, Григор. Можете идти, я сама сопровожу леди Селению, – Анабэль повелительно махнула дворецкому, и этому жесту могла бы позавидовать сама королева, столько властности и изящества в нем было. Однако подскакивать и тут же бежать к графу Рангвальду она не спешила, спокойно допивая чай. Лишь когда Анабэль закончила свою торжественную церемонию чаепития, она величественно поднялась и одним взглядом велела следовать за ней. Но я даже не шелохнулась, оставшись сидеть на диване.

– Я никуда не пойду, – заявила я, запрокинув ногу на ногу и потянувшись к нетронутой ранее кружке чая. Воздух завибрировал от волны раздражения, которая прокатилась по всей гостиной, окатив меня с ног до головы. О мою кожу словно потерлись ежи, настолько остро была неприязнь сестры графа Рангвальда по отношению к моей персоне. И все же, она приняла эту игру и опустилась обратно на диван. Изящным жестом опустив ладонь на колено запрокинутой ноги, Анабэль посмотрела на меня как на раздражающего комара, мешающего ей спать. Это было обидно, и все же некоторая толика удовольствия, что я все же смогла вывести ее из себя, стала моей маленькой победой.

Чай был едва теплым, и не приносил никакого удовольствия, но я намеренно медленными глотками потягивала его из кружки, искоса поглядывая на Анабэль. Но ее мой маленький театр совсем не впечатлил. Скучающим взглядом она смотрела по сторонам, изредка зевая. От негодования я слишком громко поставила кружку на блюдце. Звон фарфора тонкой мелодией запел в воздухе, вернув мне внимание Анабэль.

– Надеюсь, ты наигралась в капризного ребенка? – усмехнулась она. Зеленые глаза налились непреодолимой глубиной, в которой сложно было что-либо прочесть.

– Ты, видимо, не до конца понимаешь, куда попала? – сквозь прежнюю усмешку в голос Анабэль просочилась угроза. Она нарочито медленно, словно змея перед броском, наклонилась вперед, как будто собиралась поведать мне секрет.

– Хоть ты ведешь себя недостойно, я даю тебе шанс сохранить лицо и пойти к моему брату своими ногами. В противном случае, я поволоку тебя силой за волосы. Хочешь впечатлить прислугу?

Я почувствовала жар, лизнувший мои щеки и коснувшийся обжигающим дыханием затылка. Позориться совсем не хотелось, а тон Анабэль говорил о правдивости ее намерений, поэтому я оставила свои попытки избежать встречи с графом и встала с дивана. В конце концов это только начало. Есть множество других способов заставить графа отказаться от женитьбы на мне.

Потянулись коридоры с гобеленами на стенах, статуями дев и мифических существ, постаменты с вазами и какими-то жуткими на вид древностями, покоящимися за стеклом. Были даже черепа и целые скелеты!

Впечатление о замке в целом у меня сложилось следующее: богато-украшенный, мрачный… склеп.

Всю дорогу меня что-то смущало, но оно было столь неуловимым, словно легкое движение воздуха или порхание невидимой пылинки. Это нечто переросло в навязчивую мысль, которая постоянно мельтешила в голове как надоедливые мошки, бросающиеся в глаза, не давая мне покоя. Она продолжала нарастать, как снежный ком, устремившийся вниз с горы. И когда легкий отголосок безумия, сводящего с ума, коснулся сознания, пробуждая приступ истерического хохота, я наконец схватила бестелесного призрака за хвост.

Анабэль шла по коридору, совершенно не издавая никаких звуков. Не было даже едва слышимого шепота ее шагов, в то время как эхо от моих, пусть и мягких, подошв туфель уносились как глашатаи в обе стороны коридора. Анабэль словно плыла по воздуху, и я даже рискнула наклониться, чтобы заглянуть под подол ее юбки – действительно ли она идет? Словно прочитав мои мысли, девушка резко остановилась и повернулась. Я же, пытаясь одновременно выпрямиться и отскочить, не совладав с телом, наоборот завалилась вперед с грацией бочки и машинально обхватила ноги Анабэль, чтобы не грохнуться на пол.

Жар, порожденный мгновенно вынесенным стыдом вердиктом «виновна», лизнул щеки и затылок, обжигая грудную клетку изнутри. Когда я зачем-то подняла голову на Анабэль вместо того, чтобы отпустить ее колени, выражение ее лица ударило как пощечина. Но все же стыд был сильнее. Стыд всегда хуже толпы людей. Он – личный судья, живущий внутри нас и выносящий свой приговор за каждый поступок.

– Что ты делаешь? – бесстрастным голосом поинтересовалась Анабэль.

Я резко отпустила её и подалась назад, приземлившись на пол. Но тут же поднялась и отряхнулась.

– Прошу прощения. Я споткнулась, – понимая, как это глупо звучит, все равно соврала я. Но Анабэль сделала вид, что поверила, и кивнув, повела меня дальше.

Попытки запомнить дорогу или какие-либо ориентиры были так же тщетны, как попытки вычерпать озеро столовой ложкой. Здесь все для меня было слишком – слишком похожие коридоры, слишком много этажей, слишком большой и мрачный замок.

Дверь, возле которой мы остановились, ничем не отличалась от других бесчисленных дверей, которые остались позади. Анабэль коротко постучала и, не дожидаясь дозволения, сразу вошла. Я ее тенью проскользнула следом.

– Надеюсь, дела улажены потому, что я привела твою невесту, чтобы представить ее тебе, – сообщила Анабэль.

– Думаю, с этим знакомством я сам справлюсь. Спасибо, Бэль, – ответил граф. Вот он – злой гений, по коварному замыслу которого я оказалась здесь.

Он стоял спиной к нам, читая какие-то бумаги, и явно не торопился знакомиться со своей невестой. Анабэль, бросив на меня мимолетный взгляд, молча покинула кабинет, оставив меня наедине с графом. Судя по его телосложению и черным волосам, он не был стар, что уже было огромным плюсом. Значит, по крайней мере, недержанием мочи он не страдает.

Впрочем, граф не стал меня долго игнорировать и медленно повернулся. Посмотрев на его знакомое лицо, я опешила. Человеком, который звал себя графом Рангвальдом, приказавшим меня похитить, являлся странный незнакомец с праздника!

– Ты?! – негодующе воскликнула я, от удивления и злости позабыв про манеры и правила приличия.

– Я, – невозмутимо подтвердил граф Рангвальд, продолжая расслабленно стоять, слегла опершись на столешницу.

– Это неслыханно! – задохнувшись от негодования, выдавила я. – Нельзя просто взять и похитить понравившуюся девушку, объявив ее своей невестой!

– А кто сказал, что ты мне нравишься? – слова графа рубанули по воздуху ударом меча, сносящего голову, оборвав мое дыхание. Я едва не поперхнулась собственным изумлением и глупо захлопала глазами, разглядывая своего собеседника. Снова, как и в доме тетушки, реальность подернулась туманной дымкой. Происходящее все больше казалось бредовым сном или театральным фарсом, участвовать в котором и дальше я не собиралась.

Должна признать, граф Рангвальд был очень хорош собой: черные короткие волосы напоминали взъерошенные перья ворона, правильный овал лица как у сестры и та же благородная бледность, узкий подбородок и большие глаза цвета горного хрусталя. И несмотря на мягкие черты, лицо его казалось жестким и холодным.

Одет он был неброско, в отличие от большинства аристократов, которые всегда любили подчеркнуть свой статус – никаких побрякушек и пестрых вышивок, больше в военном стиле, но дорого и со вкусом.

Из его внешнего облика вытекало мое непонимание, почему из всех девушек Бриля он выбрал именно меня. Наш город мог похвастаться и другими красавицами, и все же по каким-то непонятным причинам они там, оставленные без внимания высокоуважаемого графа Рангвальда, а я – его невеста.

– Тогда я вообще не понимаю, почему нахожусь здесь! – горячо заявила я, задетая его словами. Теперь я еще больше недоумевала, какие причины могли заставить графа притащить меня в его замок. Было немного стыдно и неловко от собственных слов про похищение понравившейся девушки, но гнев был сильнее, сжигая в своем пламени все постороннее.

– Девушкам твоего положения вообще не нужно ничего понимать. Нужно просто слушаться и не доставлять проблем, – тон графа Рангвальда холодел с каждым словом, как и его глаза, покрывшиеся ледяной коркой. По моей коже пробежал мороз, захотелось обхватить плечи руками, но я сдержалась, продолжая упрямо смотреть на собеседника.

Именно поэтому моя тетя покинула высший свет. Высшее сословие мнит себя богами и купается в мыслях о вседозволенности, как в золотой ванне. Разрушения, которые их игры с чужими жизнями оставляют после себя, могут быть сравнимы только с потерями в войне. Однако война – это кровопролитие ради достижения какой-то цели, а поступки аристократов всего лишь блажь богатеньких снобов, взращённых на безнаказанности. Как всегда говорила тетушка, единственная справедливость в мире – это смерть, перед ней все равны, и от нее не откупиться деньгами. Все остальное, к сожалению, одинаково продается и покупается. В пятнадцать лет, когда у меня начался переходный возраст, я тоже думала, что деньги откроют мне любые возможности. Это действительно было так, только обменять совесть на деньги мне не позволила Крина. Она здорово меня поколотила и наказала, выбив из меня подобную дурь на корню.

И теперь я вижу, что наш новый граф точно такой же избалованный властью и деньгами кровопийца, как большинство аристократов.

– Тогда вы не ту невесту себе выбрали, граф Рангвальд, – стараясь скрыть обиду и уязвленную гордость за холодностью тона, заявила я. – Я вам не подойду.

– Интересно послушать, – оповестил меня граф, хотя его тон и выражение лица говорили о совершенно противоположных чувствах.

– Молчать и подчиняться я не умею – слишком своевольная. К тому же, я с детства работаю в огороде, управляюсь у скота, вообще не чураюсь грязной работы. Такого рода занятия не особо подходят благородным дамам вашего круга.

– Хозяйственность женщине идет, – перебил мою реплику граф Рангвальд, вгоняя меня в настоящее бешенство. Еще я за чужими огородами не следила! Что ж, повысим ставки.

– Я не обучена манерам высшего общества. Понятия не имею к кому как обращаться, и какими приборами пользоваться с определёнными блюдами. Я росла как обычная крестьянка.

– Еще что-нибудь? – бесстрастно поинтересовался граф Рангвальд.

– Я порочна. Я спала со многими мужчинами. Иногда с несколькими за раз, – смело заявила я, вздернув подбородок. – Вещи я сама соберу. Провожать не надо.

Конечно, никаких вещей, которые нужно собрать, не было, учитывая, как меня сюда доставили, но мне просто хотелось красиво уйти.

– Хватит, – терпение графа видимо истекло, как песок в песочных часах. – Мне надоел этот цирк. Отныне вы – моя невеста, и ничто это не изменит. Придется смириться с этим фактом, чтобы было проще жить. В противном случае вы сами себе принесете страдания, – ледяным тоном резко заявил граф, одновременно ставя точку в нашем разговоре. Но только меня эта точка категорически не устраивала. Уперевшись взглядом в графа так, словно пыталась вцепиться в него острыми крюками, я гордо вскинула подбородок и подалась вперед. Огонек надежды едва теплился в душе, но отчаиваться было рано.

– Отпустите меня, прошу вас. У меня есть жених, я его очень люблю. Я не могу оставить тетушку одну. Она мне как мать, и одиночество просто убьет ее. Я никогда не смогу вас полюбить. Я не хочу всю свою жизнь провести в этом замке в ненависти к своему пленителю. Прошу, выберите другую девушку. Каждая вторая в Бриле мечтает стать вашей женой, – эмоции нахлынули вместе со слезами, хотя я и пыталась их сдержать. Мне не хотелось рыдать при графе, но, может быть, моя искренность переубедит его, и через несколько минут я уже буду ехать домой?

Тишина снова оборвала мои слова и заполнила комнату. Граф Рангвальд отошел от стола и приподнял голову. Его лицо до сих пор было скрыто завесой тайн, и о его чувствах оставалось лишь гадать. Сложив руки за спиной, граф обошел меня по дуге, разглядывая со всех сторон точно породистую кобылу.

– Нет, – короткий ответ подобно ледяному клинку резанул сердце. Что-то холодное прикоснулось к затылку и потекло вниз по шее и позвоночнику, проникая внутрь и пуская там новые ледяные побеги.

– Ну почему?! – не выдержала я. Спокойствие треснуло как стекло, разлетевшись осколками неудержимой злости, разжигающей внутри настоящий пожар.

– Что тобой двигало, когда ты меня выбирал? Что было в твоей голове? И на что ты надеялся? Что я упаду в обморок от счастья при виде тебя? Нет уж, прости, я люблю другого человека, почему ты не поймешь?! – новые всплески ярости выбрасывали в мое сознание гневные речи. Захотелось ударить графа чем-нибудь тяжелым, затолкать ему в глотку большую головку чеснока и зашить рот, чтобы он не мог ее выплюнуть. В тот момент я даже не понимала сама, почему подумала именно о чесноке. Наверное, образ графа в его готическом замке вызывал у меня ассоциацию с мифическими существами из страшных детских сказок.

– Чувства вообще играют самую последнюю роль в таких делах, – спокойствие в голосе графа Рангвальда резонировало с треснувшим терпением. – Есть обстоятельства, которые даже я не могу изменить. Сейчас ты просто не в себе, поэтому не вижу смысла продолжать этот разговор, – хозяин замка повысил тон и так резко повернулся ко мне, что я едва не отшатнулась.

– Да неужели? Я не в себе? А ты в себе? Сумасшедший похититель! – добавляя щепотку иронии в свои и без того приправленные гневом речи, воскликнула я, почти вплотную приблизившись к графу Рангвальду и вперившись в него диким взглядом. – Ну, тогда объясни мне, чего я такая глупая не понимаю в этом безнравственном похищении?

– Ты не сможешь этого понять. Не сейчас, – холодно повторил граф, тем самым подкинув в мой адский костер еще и быстро воспламеняющиеся семена бешенства.

– О, конечно! Мне, глупой городской девчонке, которая должна была обомлеть при появлении Идриса Рангвальда, не постичь великих тайн его темной души!

Хозяин замка окинул меня брезгливым взглядом, словно смотрел на мешок с дурно пахнущим мусором.

– В общем так, ты – моя невеста, нравится это тебе или нет. Ты останешься здесь. И узнаешь, что к чему, когда остынешь и будешь к этому готова, – прорычал он, тем самым озвучив окончательный приговор и дав понять, что не намерен и дальше продолжать этот разговор. Развернувшись, граф Рангвальд направился к двери.

– Ты надеешься удержать меня в этом замке?! – крикнула я ему в спину, но он явно принципиально не хотел мне отвечать.

– Если ты меня не отпустишь домой, я выпрыгну в окно! – на эмоциях продолжала я, кидаясь вслед за графом.

– Не выпрыгнешь, – как-то уж чересчур уверенно заявил мой похититель, что взбесило меня еще больше. Его уверенность в том, что я предпочту сидеть в его замке, заполненном душком мрачных слухов, прыжку из окна, так разгорячила кровь, что я со всей силы толкнула в его сторону вазон с каким-то деревцем, стоявший в шаге от двери. Граф изящно отступил в сторону, пропуская падающий предмет мимо себя. Потребность что-нибудь швырнуть в него на этом не иссякла, но рядом больше ничего подходящего не нашлось, поэтому я метнулась к его столу и сбросила лежащие на нем бумаги на пол. В шелестящем хаосе в Рангвальда полетела чернильница, небольшая деревянная шкатулка и подставка с перьями. Чернила растеклись по стене и ковру подобно зловещему мраку, пожирающему все на своем пути. Но и это не остудило моего пыла, хотелось весь кабинет перевернуть кверху дном и бесноваться до тех пор, пока стены этого замка не заполыхают от пожара.

Следом за письменными принадлежностями разрушению подверглась ваза из голубого фарфора, которой я кинула в графа, пылая от стойкого желания убить его этим предметом интерьера. До этого ваза стояла в низкой деревянной коробке, наполненной крупными деревянными опилками для перевозки хрупких вещей.

Перед глазами полыхало черно-красное пламя, оно заволакивало разум горячим туманом, пропитанным ненавистью и ощущением вседозволенности. Граф Рангвальд ловко увернулся от вазы, и она со стоном тысячи осколков осыпалась на пол голубыми черепками. Хозяин замка даже не пытался меня остановить, и лицо его не выражало даже удивления или огорчения за потерю дорогой вазы.

Я чувствовала себя огнем свечи, который всегда спокойно горел на фитиле – строго на своем месте, но стоило свече опрокинуться, и огонь превратился в разрушительное, неконтролируемое пламя, которое пыталось уничтожить все, чего касалось. Мне хотелось того же – разрушить здесь все до основания. Руки тряслись от предвкушения еще что-нибудь разбить или швырнуть. Перед мысленный взором встала картина, как граф Рангвальд корчится в предсмертных муках с ножом в груди. Предвкушение его смерти сладким хмельным вином разлилось внутри, развязывая клубок моих самых смелых желаний.

Внезапно я отпрянула от этих мыслей, ошпарившись своим же огнем. Все еще затуманенный взгляд метался по разрушенному кабинету, вдруг зацепившись за знакомые названия сборников стихов Армандо Флэя и приключенческих романов Маллета Нари. Словно тяжелая пощечина, они отрезвили меня.

Что я делаю? Я еще никогда не впадала в подобное состояние, никогда не испытывала такой ярости и желания кого-то убить. Недавние ощущения казались приторной сладостью, которая минуту назад дурманила, но теперь вызывала лишь тошноту и отвращение. Растерянно обернувшись, я взглянула на графа. Он был все так же спокоен, даже не двинулся с места, пока я громила его кабинет.

– Вы закончили, леди Де-Маир? – бесстрастно поинтересовался граф Рангвальд, наблюдая за моим замешательством. Растерянная и напуганная своим поведением, я медленно кивнула, хотя смысл слов моего похитителя добрался до моего взбудораженного мозга лишь спустя несколько долгих секунд.

Вокруг меня царил настоящий хаос – перевернутый стул, отброшенный в сторону, измятые, изорванные бумаги, перепачканный ковер, разбитые вазы и статуэтки. Но все это не вызывало во мне чувство стыда, извиняться я не собиралась. Лишь страх все еще циркулировал по сосудам, холодя кровь и порождая в сознании множество вопросов и странных мыслей. Руки мои дрожали, и тело изнывало от навалившейся слабости.

– Тогда всего доброго, леди Де-Маир, – открывая дверь и тем самым ставя окончательную точку в нашем разговоре, произнес граф Рангвальд.

– Григор, проводите мою невесту в Малую Столовую и подайте ей поздний завтрак. За ней придет Анабэль, – обратился граф Рангвальд к ожидающему за дверью дворецкому. Тот кивнул и жестом пригласил меня следовать за ним.

Гордо вздернув подбородок, я прошествовала мимо новоиспеченного женишка и, остановившись в проходе, в последний раз посмотрела на похитителя.

– А тебе всего самого плохого, чтобы ты захворал! – вопреки положенным ответам, выдала я и от всей души пожелала ему сдохнуть в страшных чесночных судорогах. В поверьях запах чеснока отгоняет нежить и нечистых.

Лишь когда дверь за моей спиной захлопнулась, я почувствовала некоторое облегчение. Подобных срывов со мной никогда не случалось, и ни разу в жизни у меня не возникало почти звериной жажды убить кого-то. Собственное состояние пугало меня больше, чем неизвестность, маячившая вместо предрешенного будущего. Пожар внутри вспыхнул внезапно, одурманив меня подобно дыму черного белена. Я словно на несколько минут забыла кто я, и опомнилась лишь наткнувшись взглядом на что-то знакомое.

Пока вывод напрашивался только один – что-то не так с этим замком, а вовсе не со мной, поэтому надолго я здесь задерживаться не собиралась.