Читать книгу Слёзы Иссинир - - Страница 5

Анабэль бесшумно скользнула в кабинет через другую дверь, которую можно было бы обнаружить лишь специально приглядываясь. Беглым взглядом она оценила погром, царивший внутри. Виконтесса знала, как сильно Идрис ненавидел хаос, но выражение его лица говорило о том, что бардак в данный момент волновал его меньше всего.

– Идрис, ты ее все-таки похитил, как бы это ни называлось официально. Какова бы ни была причина, с девочкой можно было помягче, – Анабэль ни в чем не упрекала брата, но в ее голосе проскальзывало нечто похожее на сочувствие его новоиспеченной невесте. Идрис отстраненным взглядом смотрел в окно, наблюдая за движением теней, отбрасываемых солнцем. Виконтессе казалось, что он пытается что-то увидеть в них, прочитать какой-то ответ.

– Нет. Пусть не строит себе иллюзий, тогда она легче воспримет правду, – холодно отозвался Идрис и повернулся к сестре. Его серые глаза налились антрацитовой темнотой. Каждый мускул лица был напряжен. Таким Анабэль видела его нечасто.

– Значит, ты не собираешься на ней жениться? – вопрос прозвучал скорее риторическим, ибо Анабэль уже поняла, что когда дело касается ее брата, все не может быть простым и однозначным. И все же она хотела получить ответ, который бы ее устроил.

– Разумеется нет. Она здесь не для этого, – решил не разочаровывать сестру Идрис. Постепенно его взгляд оттаивал и светлел. Чем дольше он смотрел на сестру, тем яснее становились его глаза. Краешек его губ тронул призрак улыбки и тут же рассеялся.

– Тогда зачем она здесь? – допытывалась Анабэль.

– Бэль, не будем об этом сейчас. Мне самому многое нужно обдумать. Произошли кое-какие события, которые я не смог проигнорировать. Следите за ней, чтобы не пыталась сбежать и навредить себе.

Лицо Идриса оставалось чистым листом. В глазах клубился густой туман задумчивости, не позволяющий угадать, что за мысли циркулируют у него в голове.

– Хорошо, – Анабэль кивнула, больше не пытаясь задавать вопросов. – Попрошу Идвала и Тамаша, чтобы следили за ней. И сама тоже буду.

– Идвал редко бывает серьезен, мысли Тамаша заняты только экспериментами. Приставь к ней лучше Милифтину под видом прислуги. Пусть глаз с нее не спускает. Одной проблемой будет меньше. Чтобы она вела себя тише и не доставляла новых проблем, нужно создать видимость, что мы для нее не враги, и она в безопасности, – вынес свой вердикт Идрис.

– А мы враги? – решила уточнить Анабэль, совершенно не понимая, что за игру затеял ее брат.

– Этого я пока еще не знаю, – задумчиво отозвался он.

– Идри, мне все это не нравится. Да и Миф… это плохая идея, – попыталась образумить брата Анабэль, но тщетно. Идрис уже все решил.

– Бэль, ты переживаешь зря. Миф справится, у нее прекрасная выдержка.

– Что ж, может ты и прав. Что насчет прислуги? Они не станут проблемой? – предупредила брата Анабэль, все еще терзаемая сомнениями насчет этого решения.

– Я избавился от всех. Оставил только самых… человечных, – заверил сестру Идрис с тенью улыбки на губах. Виконтесса удовлетворенно кивнула и собралась было уходить, но Идрис остановил ее легким движением руки. Анабэль вопросительно подняла брови.

– Эта девушка… о чем вы говорили? Тебе ничего не показалось странным? – несколько секунд прежде, чем задать этот вопрос сестре, граф Рангвальд едва заметно колебался, но все же решил его озвучить.

Вопрос показался Анабэль странным, немало ее озадачив. Виконтесса мысленно перебрала их недавний разговор с Селенией и пожала плечами.

– Ничего такого. Протестовала, орала. Решила, что я твоя любовница. Кстати, она не первая. Пора бы уже выдать меня замуж, чтобы ни у кого не возникало вопросов, – усмехнулась Анабэль, чтобы разрядить напряженную обстановку, но сделала только хуже. Привычную серость глаз Идриса мгновенно затянуло предгрозовой чернотой. Его плечи напряглись, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Анабэль сразу пожалела о своей глупой шутке и попыталась невинной улыбкой рассеять тьму в глазах брата.

– У тебя кто-то есть? – тон Идриса напоминал заледеневшую реку, которая неосторожному взгляду покажется непоколебимой, но один неосторожный шаг, и холодные давящие объятия смерти сразу выжмут из груди последние остатки жизни.

– Идрис, тебя все боятся! На меня даже бездомный, которому нечего терять, не посмотрит! – голос Анабэль звучал звонко и беззаботно, но за веселостью можно было услышать сталь неопровержимой истины. Однако, Идрис продолжал пронизывающим взглядом взирать на сестру, словно бы хотел заглянуть в ее мысли сквозь широкий черный диск зрачка. Анабэль же в свою очередь пыталась всем своим видом убедить брата в том, что это была лишь глупая шутка. Порой, Идрис позволял ей подобные шалости, но только не в моменты, когда он был зол или растерян.

– Замечательно, – холодно усмехнулся он, наконец, ставя точку в их зрительном диалоге. – Нечего кому-то на тебя смотреть. В прошлый раз это закончилось весьма прозаично.

– Прозаично? – Анабэль вскинула одну бровь. В ее взгляд просочилась укоризна. – Ты вырвал бедняге глаза.

– Раз он на тебя посмотрел, значит, они ему были не нужны, – отмахнулся Идрис так безразлично, словно говорил о выбросе мусора.

– На мне не написано, что я твоя сестра, – по-доброму усмехнулась Анабэль. Виконтесса пересекла разгромленный кабинет и уже открыла дверь, когда ее снова остановил голос Идриса.

– Предупреди остальных, чтобы в ближайший час никто меня не тревожил. Я буду в Зале Теней.

Лицо Анабэль слегка вытянулось от удивления. Она так резко повернулась, что юбка платья закрутилась вокруг ее ног.

– Насколько же все серьезно, если ты решил потревожить мертвых?

– Именно это я и хочу выяснить, – коротко бросил Идрис, давая понять, что больше ничего не скажет.

Анабэль кивнула и молча покинула кабинет. Ее распирало от любопытства, но спрашивать что-либо у брата было бесполезной затеей. Все в этом замке знали, что Идрису нужно созреть до откровенности, как созревают плоды в саду.

Сам Идрис какое-то время просто стоял в задумчивости подобно статуе. Он смотрел за игрой света и тени за окном. Два начала, находящиеся в вечном противостоянии друг другу, пишущие историю этого мира золотыми и черными чернилами. И суть их куда глубже повседневного смысла, который люди привыкли в них вкладывать.

Наблюдая за тем, как тень будто бы шутливо наступает на свет, а свет в свою очередь словно бы играет в догонялки со своей противоположностью, Идрис поймал себя на мысли, что сам оттягивает поход в Зал Теней. Его одолевали противоречивые желания – получить ответ и оставаться в неведении. Но он не привык поступать вопреки своим принципам, поэтому отогнав почти навязчивое желание остаться в кабинете, Идрис развернулся и через вторую дверь, через которую ранее вошла Анабэль, покинул кабинет.

В Зале Теней всегда жил шепот, не стихая ни на секунду. Порой он становился едва слышным, а иногда казался практически осязаемым. Сейчас Зал почти молчал, лишь едва уловимые звуки ворочались в объятиях тишины. Зал Теней представлял собой большое круглое помещение с высокими потолками, утонувшими во мраке. Вдоль стен, опираясь на них, дремали атланты, вырезанные в виде безликих существ в балахонах. Между ними покоились большие круглые чаши с Мертвой Водой. По полу лениво перетекал черный туман, медленно завихряясь вокруг большого круглого колодца в центре зала. Вместо окон на стенах висели зеркала, поверхность их ничего не отражала.

Подобно потревоженному муравейнику, туман суетился вокруг ног Идриса, но оставался спокоен в остальных частях зала, который словно бы ожил при появлении графа Рангвальда.

Края колодца были выложены плоскими обсидиановыми камнями, в центре которых чернели руны. Сам он был заполнен клубящейся темнотой, вязкой и непроглядной. Она ластилась к обсидиановому кольцу, но не выходила за его пределы. В углубление колодца спускалась грубой вытески лестница.

Идрис остановился у первой ступеньки и задумчиво посмотрел в плотный мрак. С его появлением шепот встрепенулся. По поверхности зеркал пробежали ртутные отблески.

Избавившись от посторонних мыслей, Идрис медленно спустился к самому центру Колодца Теней, туда, где ступеньки резко обрывались. Достав из внутреннего кармана камзола маленький нож из черного опала, он полоснул им по ладони и протянул руку мраку, позволив крови сорваться вниз.

Колодец отозвался. Плотный воздух вокруг завибрировал. Обсидиановые колонны ожили и замерцали в такт биения сердца Идриса. Чаши с Мертвой Водой вспыхнули призрачной лазурью, разбрызгав свет по стенам зала. В зеркалах возникли бесформенные тени, воззрившиеся на того, кто посмел их потревожить.

Вокруг Идриса закружились безликие силуэты. От них исходил потусторонний холод, их прикосновения к коже были тягучими и липкими как смола. По залу разлился шепот множества голосов. Было не разобрать, что они говорили, это был язык мертвых, недоступный для понимания живых.

– Примите мои извинения за то, что нарушил Вечную Ночь, – заговорил Идрис, тщательно подбирая слова. – Мне нужны ваши ответы.

Шепот теней усилился. Они как будто бы советовались друг с другом, не стесняясь присутствия графа Рангвальда – он не понимал их. Их движения в завихрениях водоворота тьмы были завораживающим и зловещим танцем.

– Сын Теней, от тебя требуется жертва. Линии твоего прошлого переплетаются с нитями настоящего девушки, у которой два лика – темный и светлый. Над ее головой три луны – белая, черная и красная. За ее спиной тьма, а перед ней свет. По левую руку – разрушение, а по правую – созидание. Но куда бы она ни пошла – везде смерть. Узоры ваших судеб сплетаются воедино, и плетет его Луна. Скоро ее черный лик взойдет на небосвод. Враг у Истоков, – зашелестели Тени эхом голосов. Это был хор резонирующего скрипа, треска и шепота, невероятным образом сливающийся в единое целое, грубое, рваное, но в какой-то степени даже по-своему гармоничное. Изреченные Тенями слова пронизывали Идриса насквозь, холодным узлом затягиваясь вокруг сердца. Вязкой смолой они растекались по сосудам, смешиваясь с кровью.

Идрису показалось, что у него начинает кружиться голова. Перед глазами замелькали неясные образы и обрывки событий, чехардой скачущие друг через друга. Их смысл терялся в калейдоскопе безликих силуэтов прошлого и настоящего. Идрис отступил на шаг назад, пытаясь очистить собственные мысли, чтобы не сойти с ума. Он убрал руку и сжал ее. Последние капли крови скользнули в темноту. Вихрь теней начал редеть, тьма успокаивалась и опадала обратно на дно колодца.

– Запомни – то, что ты получил от мертвых, не может принадлежать никому, кроме тебя. Мы ждем тебя за чертой смерти, Сын Теней, – прошелестели напоследок мертвые и расползлись нитями черного тумана, окончательно исчезая из этого мира, вместе с ответами оставляя Идрису и новые вопросы.

* * *

Теперь у Анабэль стало на порядок больше забот. И она решила заняться ими сразу. Не в характере виконтессы было копить целую гору дел, чтобы в последний момент пытаться решить все сразу. К тому же, ей предстояло как следует проследить за тем, чтобы фальшивая невеста Идриса не наткнулась на то, что может ее напугать или показаться странным.

Селения, как и полагается, ожидала ее в Малой Столовой в компании Тамаша, исподлобья кидая в его сторону настороженные взгляды, словно он в любой момент мог выкинуть что-нибудь экстраординарное. Тамаш в свою очередь вообще не обращал внимания на девушку, предпочитая ей толстую книгу в старом потрескавшемся кожаном переплете, взглянув на который, Анабэль про себя понадеялась, что новая обитательница Ардскола не видит отличий между кожей животного и человека. Обронив на Тамаша многозначительный взгляд, который он истолковал верно, Анабэль обратилась к Селении.

– Пойдемте, дорогая мисс Де-Маир. Я покажу вам замок и вашу комнату, – доброжелательно-повелительным тоном оповестила новоиспеченную «невестку» виконтесса. Осознав, что свободен, Тамаш испарился из гостиной в считанные секунды, будто бы опасаясь, что Анабэль вдруг передумает и заставит его нянчиться с невыносимой девицей и дальше.

Селения поднялась, но подходить к Анабэль она не торопилась. Упрямство этой девчонки продолжало одновременно удивлять и раздражать виконтессу, оно действовало раньше нее, в какие-то моменты и вовсе казалось, что эта дикарка целиком и полностью из него состоит.

Анабэль находилась в состоянии спокойствия и легкой расслабленности. Весь ее вид излучал ненавязчивое превосходство. Анабэль придерживалась теории, что существует два типа превосходства – навязчивое, то, которое пытаешься доказать всеми силами, грубо и открыто, и ненавязчивое, которое дано от рождения или честно заслужено, оно ощущается окружающими как давление, мягко внушающее страх и нерешительность.

Селения упрямилась, как могла, пытаясь доказать свою важность и выставить на показ свое недовольство. Виконтесса же давила ее попытки своим равнодушием и победила. Селения была нетерпеливым, эгоистичным ребенком. Видимо, для нее стоять на одном месте и упираться было занимательным, но быстро утомляющим занятием. Поэтому сейчас она проиграла выдержке и спокойствию Анабэль. Мило улыбнувшись, виконтесса развернулась, без слов повелев девушке следовать за ней. Селения нехотя подчинилась, источая яркий и резкий аромат раздражения.

– Селения, – заговорила Анабэль и сбавила темп шага на медленно-прогулочный.

– Я понимаю, мой брат немного резкий…

– Ваш брат – ужасный человек. Надеюсь, он скончается в ближайшее время в страшных муках, – пылая гневом выпалила Селения, явно не обремененная никакими нормами приличия и продиктованными обществом манерами.

От слов девчонки Анабэль закаменела внутри. В голове конницей пронеслись воспоминания, от которых виконтессу едва не передернуло, и лишь железная выдержка позволила ей не выдать всколыхнувшихся эмоций. Сердце в груди Анабэль заледенело, как и ее взгляд, узрев который, Селения испуганно попятилась назад.

– Запомни раз и навсегда, – отбрасывая все манеры, напускную доброжелательность и беззаботность, отчеканила Анабэль, взирая на девушку взглядом хищника, – никогда больше не смей оскорблять моего брата и желать ему смерти. В противном случае никакие доводы, включая убеждения самого Идриса, не остановят меня от возмездия. Ты вполне можешь случайно оступиться в темном коридоре и неудачно свернуть шею. Какая будет трагедия.

Последние предложения сквозили холодной иронией, которую Анабэль специально старалась показать Селении, чтобы приструнить ее и слегка запугать. Страх, как правило, лучше всего воспитывает в человеке уважение и некоторую порядочность и покорность.

Как бы виконтессе ни было жаль эту девушку, в отношении своего брата она никому не позволит выражаться подобным образом и уж тем более сыпать проклятьями.

– Если мы достигли понимания, тогда прошу следовать за мной, – возвращаясь к первоначальной модели поведения, обратилась к Селении виконтесса. По дороге Анабэль пыталась завести с девушкой диалог, чтобы сгладить свой резкий выпад, но Селения упрямилась и грубила, поэтому виконтесса решила просто кратко проинструктировать девчонку, куда ей можно ходить, а куда нет, и посоветовав напоследок передвигаться по замку с прислугой, пожелала доброго дня и удалилась. Теперь ей предстояло найти Милифтину и передать распоряжение Идриса. Реакцию девушки на эту новость несложно было предугадать, поэтому Анабэль заранее подбирала слова, чтобы убедить Милифтину быть с Селенией помягче. Искомая фигура обнаружилась в лаборатории Тамаша, вместе с ним и Идвалом. Троица о чем-то тихо переговаривалась. Они выглядели как заговорщики, разрабатывающие план по свержению монарха. Несложно было понять, что именно они обсуждают, поэтому Анабэль решила не ходить вокруг да около.

– Очень хорошо, что вы все здесь, – громко заговорила она, подходя ближе. – Не придется бегать за каждым из вас и повторять одно и то же.

Реакция на ее слова у каждого была разной. Это всегда забавляло Анабэль, как шутка, которая была понятна только ограниченному кругу людей.

Тамаш полусидел на краю большого стола с гранитной поверхностью. После слов Анабэль, он плавно поставил локоть на ногу и подпер рукой подбородок. Его лицо ничего не выражало, но во взгляде слегка теплилась искра интереса.

Милифтина отбросила пепельно-белые волосы за спину. Она всегда так делала, когда была чем-то обеспокоена или раздражена, но сама не замечала за собой этой привычки.

Из всех обитателей Ардскола Идвал казался самым расслабленным. Его одного сложившаяся в замке ситуация откровенно забавляла. Анабэль почувствовала легкий укол раздражения, но подавила его и по очереди взглянула на каждого из собравшихся.

– Думаю, все понимают, что привычный образ жизни меняется, – начала виконтесса.

– Надолго? – скучающим тоном поинтересовался Тамаш. Колкий взгляд изумрудных глаз остановился на нем.

– Как Идрис решит. Я знаю не больше вас. Но, пока она здесь, приглядывайте за ней все время. Тамаш, постарайся свести свои опасные эксперименты к минимуму, и держи своих подопытных в клетках, – предупредила Анабэль и переключилась на Идвала.

– А ты будь серьезнее. Постарайся ничего не выкинуть.

– Я всегда серьезен, за меня меньше всего надо переживать, – ответил Идвал, расплываясь в широкой улыбке.

– Да за тобой самим глаз да глаз нужен, – опровергла заявление мужчины Анабэль. – Я тебя предупредила. Если найду хоть один коготь…

– Я понял, понял, не надо подробностей, – замахал руками Идвал, продолжая веселиться. Анабэль сделала глубокий вздох и переключила все внимание на Милифтину.

– Миф, Идрис распорядился, чтобы ты лично присматривала за его невестой под видом прислуги. Прошу тебя, держи себя в руках и не придуши девчонку, – почти взволнованно попросила Анабэль. Она знала непростой характер Милифтины и понимала, насколько сложное задание взвалил на ее плечи Идрис.

На удивление виконтессы Милифтина не стала протестовать, она вовсе не выказала никакого недовольства. Просто кивнула и заверила Анабэль, что не подведет, вызвав у виконтессы легкий диссонанс.

* * *

Время мерило комнату маленькими шажками, следуя за мной по пятам. За окном день медленно угасал, уступая наползающим сумеркам. Из-за отсутствия часов отсчитывать время я могла только по движению солнца. Желудок болезненно корчился в голодных судорогах, ибо я так и не притронулась к завтраку и отказалась от обеда с Рангвальдами.

Сидя в столовой в ожидании возвращения виконтессы под присмотром Тамаша, который не проявлял ко мне ровно никого интереса, читая толстую книгу в переплете из старой кожи, которая потрескалась в нескольких местах, я то и дело бросала тревожные взгляды то на дверь, то на него. Казалось, он не заметит, если я просто встану и уйду.

Но была и другая причина голодовки помимо упрямства. Руки после собственной выходки в кабинете графа Рангвальда без конца дрожали, и мне пришлось зажать их между коленками. Когда дверь с легким скрипом приоткрылась, впуская в столовую Анабэль, я едва не подпрыгнула от неожиданности, даже несмотря на тот факт, что каждую минуту ждала ее возвращения как очередного приговора. Анабэль посмотрела на Тамаша, кинула мимолетный взгляд на книгу и снова вернулась к юноше. В глазах ее что-то переменилось, но я не могла понять, что именно. Зато, судя по всему, понял Тамаш. Он захлопнул книгу и неспеша покинул столовую, оставив меня наедине с Анабэль и мыслями об общении через телепатию между этими двумя.

Виконтесса мне резко не нравилась после нашего разговора в гостиной, но сейчас, когда она вернулась, то казалась немного другой. На ее лице светилась мягкая, даже нежная улыбка, которая вызвала у меня легкое недоумение.

Попытки Анабэль завести разговор будили внутри меня неконтролируемое раздражение, которое горячими импульсами билось в висках. Мне толком не удалось поспать после произошедшего на Празднике Благословенной Ночи. Меня похитили, поставили перед фактом помолвки с графом Рангвальдом, а теперь пытаются быть вежливыми и дружелюбными. Подобное лицемерие разжигало в груди огонь ярости, в котором сгорали жалкие крупицы самообладания и вежливости. Мне не хотелось слушать про этот ужасный замок и уж тем более идти на экскурсию. Я устала и была голодна, так что играть в хорошую, скромную невесту не собиралась. Но я забыла обо всем, когда Анабэль разозлилась на мои слова. Это была не просто злость, но холодная ярость. Глаза виконтессы превратились в два изумрудных куска льда. Ненависть, которую она в тот момент испытывала ко мне, захлестнула меня подобно морской волне, закружив в бурном потоке, в котором невозможно было вдохнуть или пошевелиться. Она была подобна стихии – могущественной, первозданной силой, которая не знала преград и могла легко раздавить меня, но Анабэль словно бы удержала саму себя и вновь переменилась, усмирив свои чувства и дав мне возможность глотнуть воздуха.

В выделенной мне комнате, погруженной в одиночество и тишину, накатило невероятное облегчение. Я выдохнула скрутившее мое тело напряжение и осела прямо на пол – только оно и держало меня на ногах все это время. Эмоции, бурлившие внутри, словно лава в жерле вулкана, прорвались наружу слезами, которые я не хотела сдерживать. Только так у меня выходило сбросить груз с души. Нужно выплеснуть все, чтобы чувства не мешали думать, что делать дальше. Уверенность в том, что я не останусь в этом проклятом замке пульсировала в сосудах, растекаясь по всему организму успокаивающим теплом.

Пока эмоции кипели в крови, они нашептывали мне не медлить, и попытаться сбежать прямо сегодня ночью. Но когда их шквал утих, опустошенность, заполнившая меня целиком, придала мыслям ясности.

Прежде, чем пытаться сбежать, нужно изучить замок и разработать план. Бросаться наобум, сломя голову, имея один единственный шанс на успешный исход – глупо. Не существует такой удачи, которая могла бы помочь так просто сбежать. Поэтому я приняла решение немного задержаться, чтобы снизить процент возможных ошибок. Нужно изучить не только замок, но и его обитателей – привычки, распорядок дня и прочее. Но при этом я должна оставаться собой. Если вдруг стану покорной, это вызовет подозрение вместо того, чтобы усыпить бдительность окружающих меня людей.

Когда тишину комнаты, звенящую моими напряженно циркулирующими мыслями, нарушил стук в дверь, окно уже занавесила темная вуаль сумерек. Я обернулась и вздрогнула. Служанка стояла рядом, но я совершенно не слышала, как открылась дверь, и как она вошла. В руках у девушки был поднос с едой, который она поставила на столик.

– Госпожа Анабэль хотела пригласить вас на ужин, но подумала, что вы откажетесь. Она очень переживала, что вы так и не притронулись к завтраку и отказались от обеда, и просила вас хотя бы поужинать, – голос прислуги звучал спокойно, и сама она с первого взгляда казалась милой, но было в ней нечто неуловимое, что меня настораживало. Я старалась не зацикливаться на ней потому, что не собиралась оставаться здесь надолго, но ее глаза сразу привлекали внимание. Они были бездонными и холодными, как замерзшие воды глубокого озера, но как будто бы вместо дна там простиралась пустота и что-то еще, куда более жуткое. Рисунок радужки напоминал трещины на серо-голубом льду.

Мне стало не по себе от ее взгляда, но я попыталась подавить в себе это щекочущее изнутри чувство.

– Чтобы у вас были силы бороться, – добавила служанка. Мне показалось, что по ее губам скользнула едва заметная усмешка. Однако, выражение ее лица было прежним, поэтому я не исключала того варианта, что от голода мне начали мерещиться странности. Но от последних ее слов по коже побежали мурашки. Что это означало? О какой борьбе шла речь? Неужели Анабэль таким образом передала мне послание, что она знает о моих мыслях и не позволит мне сбежать?

В сознании шевельнулось пугающее предположение, что все это чудовищная игра графа Рангвальда и его семьи. Проводив служанку настороженным взглядом, еще несколько нетерпеливых секунд я смотрела на дверь, а затем бросилась к еде. Если меня притащили в этом замок живой, вряд ли в их планы входит мое скоропостижное отравление. Да и слова, переданные Анабэль напрочь застряли в мыслях, став фундаментов для всевозможных теорий, поток которых я постаралась прекратить, ибо одна была страшнее другой.

Опустившись в мягкое кресло, я склонилась над подносом и вдохнула дивные ароматы пищи. Желудок жалобно завыл, требуя еды и как бы соглашаясь с виконтессой – силы мне действительно нужны.

* * *

Вокруг меня плясали тени, наступая на тусклые пятна света, зияющие на стенах и полу подобно лужам после дождя. В воздухе висела бодрящая прохлада, касающаяся моей кожи своими зябкими ладонями и приводя меня в чувство.

Оглядевшись, я поняла, что стою в одном из коридоров замка. За окном ветер по-дружески трепет ветви деревьев, играя с отбрасываемыми ими тенями, будто кукловод в театре. Липкий, холодный страх обнял меня за плечи, прижавшись к спине и поцеловав в затылок. От его прикосновений сердце зашлось в панике. Казалось, его удары разносятся по всему коридору, сотрясая свисающие с потолка и стен рванные лоскуты полумрака. Зачем-то я отступила на шаг назад и замерла. До меня дотронулся невесомый, едва уловимый шепот. Тонкими невидимыми нитями он пронизывал тишину и закручивался вокруг меня.

Натянутые нервы вдруг стали раскаленными металлическими прутами, впившимися в тело. Я застыла, не в силах шевельнуть даже пальцем. Прислушиваясь к шепоту, я все равно не могла определить его источник. Он звучал повсюду – плыл по воздуху, полз по стенам и потолку, поднимался с пола невидимым туманом. С каждой секундой проведенной в этом коридоре мне становилось все страшнее, но еще больше я боялась обернуться и встретиться взглядом с ожившим кошмаром. Поэтому я отчаянно вглядывалась в темноту, лежащую в конце коридора, в надежде не увидеть там чего-то ужасного. Но тьма была неподвижна, двигался только шепот. Теперь казалось, он звучал и внутри меня самой. Не в силах больше оставаться в неведении, я резко обернулась и сорвалась с места, но во что-то врезалась. Крик вырвался сам собой и сотряс тишину, разбив ее на осколки. Отскочив назад, я попыталась отбежать еще дальше, но меня схватили за плечо.

– Перестань шуметь, – велел мне голос графа Рангвальда. Я повиновалась. Напряжение и страх схлынули, но ненадолго. Стоило мне поднять взгляд на графа, и крик застрял в онемевшем от ужаса горле. Похитивший меня мужчина смотрел на меня бездонно-черными глазами, которые мерцали в окружающем полумраке красными переливами. Это были глаза демона, но никак не человека.

Я попыталась вырваться, но он держал крепко.

– Пожалуйста, не надо! – обезумев от страха, прошептала я, извиваясь, как уж на сковородке в попытке спастись.

– Не надо что? – голос графа звучал холодно, но не враждебно. Я снова взглянула на него и обомлела. Его глаза были серыми, как прежде. Облегчение пыталось совладать со страхом, который все еще навязчиво терся о кожу. Часто заморгав, я уставилась на графа не в силах выдавить из себя даже слово.

– Что ты здесь делаешь в такое время? – не дождавшись ответа на свой вопрос, спросил Рангвальд.

– Я не знаю, – честно призналась я, загнанная в угол его вопросом. У меня не было ни объяснения, ни оправдания. Я сама не понимала, как оказалась здесь. Отужинав, я почувствовала, как веки тяжелеют от вязких объятий сна. Последнее, что я помнила – я села на кровать, а затем, скорее всего, уснула.

– Не лги мне, – отмахнулся от моего ответа как от мухи, граф Рангвальд. – Сбежать хотела?

Подобное несправедливое обвинение вновь разожгло мою кровь, освободив меня от ледяной корки страха. Я вскинула подбородок и прямо посмотрела в глаза графа.

– Я не лгу. Я не знаю, как здесь оказалась. Наверное, ходила во сне, – придав своему тону твердости, заявила я. Между нами заискрил воздух. Граф Рангвальд испепелял меня взглядом, казалось, пытаясь прочесть в моих глазах правильный ответ. Я не сдавалась и отвечала ему всей своей прямотой. В конце концов, я сказала ему правду.

Наконец, Его Высокомерная Светлость одарила меня снисходительным безразличием, и зрительная дуэль прекратилась.

– Идем, – граф Рангвальд потянул меня за собой. – И больше не ходи по коридорам одна, в сознании или в порыве лунатизма.

– Как можно контролировать лунатизм? – огрызнулась я, пытаясь вырваться из хватки мужчины. Его пальцы неприятно впивались в мое плечо.

– Как-нибудь постарайся. В противном случае, ты пожалеешь, – голос графа Рангвальда звучал все так же раздражающе ровно. Я попыталась уловить в его словах хоть что-то, что выдало бы его эмоции или мысли, но ничего не нашла, словно бы он был пустым, неспособным на чувства существом.

– Не надо мне угрожать, – резко предупредила я, показывая, что не боюсь этого тирана. Но в груди все же вибрировали отголоски страха при виде его нечеловеческих глаз. От напряжения и ужаса, которые обуревали меня в этом коридоре, все это мне просто привиделось. Но его черные глаза ярким образом висели в сознании, никак не желая исчезать.

– Я тебя предупредил, – ненавязчиво поправил меня граф Рангвальд, но мое сознание восприняло его слова как неявную угрозу, от которой по телу прокатился болезненный импульс.

Пока мы шли, я пыталась запомнить дорогу, хоть какие-нибудь ориентиры, но все коридоры казались безликими. Граф Рангвальд довел меня прямо до двери и галантно ее открыл передо мной. Вытянув руку в приглашающем жесте и лишь слегка склонив голову, губы его искривились в учтивой улыбке. Но постная мина и издевательские искры в его глазах резко контрастировали с его жестами, выдавая наигранность. Выпрямившись, я гордо прошла мимо титулованного засранца в свою комнату. Стоило мне переступить порог, и граф Рангвальд захлопнул дверь за моей спиной, словно настрадавшийся муж крышку гроба своей сварливой супруги. В упругой свежей тишине моей комнаты раздался звук щелчка в замке. Резко подскочив к двери, я припала к ней и нервно дернула ручку.

– Вы меня заперли?! – негодующе вскрикнула я, когда дверь не поддалась.

– Исключительно, чтобы сдержать порывы вашего лунатизма. Утром вас откроет Милифтина. Доброй ночи, – в голосе графа Рангвальда проскользнуло самодовольство, хотя это могло мне и показаться. За дверью послышалось тихое ворчание и удаляющиеся шаги.

Еще раз гневно стукнув ладонью по двери, я вернулась в постель. Стоило мне лечь на мягкую перину и задуматься над произошедшим, меня снова окатила волной страха. Я никогда раньше не ходила во сне. Неужели я так зациклилась на побеге, что мое подсознание решило совершить его за меня?

На стене продолжали плясать тени. Тусклый свет убывающей луны ровными серебристыми полосками расчерчивал пол и стену. Перед глазами все еще стоял погруженный в полумрак коридор. Мне никогда не было так страшно смотреть в темноту. Но в этой комнате я чувствовала себя в безопасности. С мыслями о странностях этого замка я уснула.

Утром меня разбудила заглянувшая в комнату Милифтина с очередным приглашением Анабэль присоединиться к их жуткому семейству за завтраком. Беседовать с ними на стандартные темы совершенно не хотелось, но я осознавала, что необходимо понимание от кого из них чего ожидать, поэтому я согласилась. Служанка бросила мне, что принесет новое платье, так как мои вещи еще не доставили, и снова исчезла за дверью.

В Большой Гостиной, куда меня сопроводила прислуга, было просторно и светло. Солнечный свет разливался по полу, не достигая прямыми лучами стола и расположившихся за ним обитателей Ардскола. Видимо, гостиную специально проектировали так, чтобы утреннее солнце на палило в спину и не било в глаза. Светлые тона стен прекрасно гармонировали с кремовыми занавесками и прочей мебелью, подобранной в близких тонах. Эта комната выделялась из общего мрачного портрета замка своей теплотой и уютом. В треть стены камин, сложенный из бежевого камня, угрюмо дремал. Искусная резьба вилась по его поверхности, изображая неведомых зверей и дивные узоры растений. В темнеющем от сажи чреве были сложены дрова для растопки, но судя по всему, пламя давно не теплилась в нем.

– Доброе утро, леди Селения, – вежливо поздоровалась, восседающая за столом Анабэль. Напротив нее с веселым выражением лица располагался Идвал. Остальные стулья пустовали.

– Доброе утро, – даже не пытаясь скрыть своего недовольства от нахождения в этом замке, поздоровалась я и села на ближайший стул.

– Миф, ты тоже садись, – запихивая в рот огромный кусок говяжьего бифштекса, промямлил Идвал. Анабэль бросила на него испепеляющий взгляд и улыбнулась служанке.

– Садись, садись.

Подобный поворот событий меня удивил. Обычно аристократы не зовут прислугу за стол, но Идвал и Анабэль позвали. В сознании возникла мысль, что они сделали это напоказ, дабы показать, какие они хорошие после того, как похитили меня и даже угрожали.

Расправив плечи, я положила себе в тарелку салат и глазунью, и налила сока в стакан. Милифтина расположилась рядом с Анабэль.

– Приятного аппетита, – весело произнес Идвал и потянулся за очередной порцией бифштекса. Анабэль швырнула в него странным взглядом, но промолчала, зато мужчина еще больше развеселился. Милифтина закатила глаза, но тоже осталась безмолвна, принявшись накладывать себе в тарелку завтрак.

– И вам не подавиться, – постаравшись добавить в свою улыбку как можно больше яда, пожелала я.

– Как вам спалось? – вежливо поинтересовалась Анабэль, отрезая уголок от поджаренного хлеба с сыром и помидорами.

Приборы в моей руке раздраженно звякнули о тарелку. Подняв взгляд на виконтессу, я пренебрежительно усмехнулась.

– Делаете вид, будто бы ваш брат ничего вам не рассказал?

Мягкое выражение лица виконтессы чуть охладело. Анабэль скользнула по мне изучающим взглядом. В ее глазах промелькнула тень тревоги, но тут же все исчезло. От железного самоконтроля Рангвальдов мое раздражение плавно перетекало в бешенство. Их сложно было прочесть и понять, и меня это злило. Грудь колола легкая зависть их выдержке – у меня так никогда не получится, но потом я напомнила себе, что важнее всего оставаться собой, а не пытаться скрыть свою сущность за выстроенными стенами безразличия и холодного спокойствия. Поступать вопреки собственным чувствам – означает обманывать себя. Нужно давать им волю, а не держать взаперти. Лепить из себя кого-то другого в зрелом возрасте куда больнее, чем в детстве. Это все равно что пытаться уже обожжённому в огне доменной печи глиняному кувшину придать форму тарелки. Поэтому я никогда себя не сдерживала.

– Что случилось? – Анабэль отложила приборы и со всей серьезностью обрушилась на меня взглядом своих зеленых глаз.

Я не торопилась отвечать, медленно накалывая овощи на вилку. Зато от нетерпения аристократки воздух буквально завибрировал. Идвал прекратил уплетать завтрак за обе щеки и тоже уставился на меня с толикой настороженности.

– Ничего особенного. Я всего лишь ходила во сне. А ваш брат обвинил меня в попытке побега и запер в комнате, – решив, что собеседники достаточно промариновались в собственных догадках, ответила я.

– Надеюсь, не в своей? – поинтересовался Идвал, но весь его вид говорил о том, что надеялся он как раз на обратное. Губы мужчины едва сдерживали ехидную улыбку, их уголки заметно подрагивали, пытаясь взлететь вверх. Резко повернув голову в его сторону, я метнула в нахала яростный взгляд вместо вилки, которая так и стремилась вылететь из моих пальцев в кого-нибудь из этих людей.

– Идвал, прикуси язык, – отрезала Анабэль в его адрес раньше, чем я успела открыть рот. Мимолетный взгляд виконтессы скользнул к Миф, но та едва заметно наклонила голову и уткнулась в свою тарелку. Напряжение сжало мое тело. Что-то в этих переглядках настораживало и немного пугало. Злость на Рангвальдов и саму себя за то, что я их совсем не понимаю, снова пролилась в душу.

– А это так? – обратилась ко мне Анабэль. Ее цепкий взор пронзил меня точно стрела. Так на меня смотрел граф Рангвальд, когда застал посреди ночи в коридоре.

Я отпихнула тарелку и бросила приборы на стол.

– А вас только это волнует? Вовсе не чертовщина вашего замка? – вспыхнула я и резко встала.

– Что ты имеешь ввиду? – не унималась Анабэль.

– Ничего, – поняв, что сболтнула лишнего, отмахнулась я. Вдруг, это был обычный лунатизм на почве нервного потрясения, и все странности я сама себе придумала? Не позволю, чтобы обо мне думали, как о сумасшедшей.

– Спасибо за завтрак, – бросила я уже через плечо и направилась прочь из столовой. – Не надо меня провожать. Я прогуляюсь по коридорам.

Вылетев из гостиной, я отошла как можно дальше и лишь на лестничном пролете остановилась, чтобы перевести дух. Эмоции плавились внутри под собственным жаром и испарялись подобно влаге под палящим летним солнцем, освежая голову. Успокоившись, я направилась вниз по лестнице, чтобы попытаться найти выход и запомнить к нему дорогу. В мыслях снова всплыла сегодняшняя ночь. Что-то в этих событиях не давало мне покоя.

Сбежав вниз на пару лестничных пролетов, я резко замерла. Осознание того, что меня беспокоит, вспыхнуло в голове ярким фейерверком. Почему граф Рангвальд бродил по замку в столь позднее время? Страдал бессонницей или была другая причина?

Я резко выдохнула, пытаясь избавиться от этих мыслей. Зачем я пытаюсь найти странности там, где их нет? Мне не дает покоя тот факт, что меня насильно держат в этом замке, и со злости в голову лезут бредовые мысли.

По второму этажу я блуждала около часа, но так и не нашла ни лестницы, ни выхода. Ориентируясь по пейзажу за окном, я примерно представляла расположение замка, но все равно металась по коридорам без особого результата. Все они казались одинаковыми. Когда я в третий раз прошла мимо одной и той же вазы, терпение мое лопнуло, и я едва не спихнула ее с постамента.

За окном цвел сад, по которому вальяжно прогуливался летний день. Можно было бы выбраться наружу через окно, но для того, чтобы повернуть отпирающие щеколды, мне потребовалось бы взобраться на лестницу. Разочарованно выдохнув, я устроилась на подоконнике и грустным взглядом смотрела на сад через стекло. Пышное цветение деревьев отзывалось в душе радостным трепетом. Воспоминание о дяде, с которым мы любили сидеть под распустившейся душистой вишней у нас в саду, сжало сердце грустным теплом. Он читал мне приключенческие романы, разными интонациями озвучивая героев, и, порой, разыгрывая целый театр. Тетушка улыбалась, наблюдая за нами через кухонное окно, и все равно ворчала, что меня подобные книжки только испортят. Краем сознания окунувшись в прошлое, я не сразу поняла, что плачу. Больше всего мне бы хотелось сейчас оказаться в объятиях Ригана, вдыхая чудесные ароматы сирени.

Утерев слезы ладонью, я бросила еще один прощальный взгляд на сад и поднялась с подоконника. Нужно было действовать, а не рыдать от собственного бессилия. В последний раз прильнув к стеклу, чтобы разглядеть ту часть замка, к которой прилегал сад, я направилась вдоль окон. За садом темным фантомом виднелся лес, мрачный даже в летний день. С другой стороны замка находился парк и озеро, на которые выходили окна моей комнаты. Это означало, что выход может быть только со стороны сада. Скорее всего, помимо парадных дверей имелись и запасные, но я не тешила себя бесплотными надеждами, что смогу их найти. У прислуги было бы неразумно спрашивать о таких вещах – они сразу же могут доложить Рангвальдам и сломать мои планы. К тому же, кроме Милифтины и дворецкого, я больше никого здесь не видела.

Коридор, по которому я шла, повернул, и я последовала за ним, но сразу же уткнулась в огромную двустворчатую дверь из черного дерева, оплетенную металлическими узорами. Одна створка была слегка приоткрыта, бередя мое любопытство. Сквозь узкую щелку пробивались лучи солнечного света, нашептывая мне заглянуть внутрь. Рука потянулась к двери, но створка открылась прежде, чем я успела коснуться черного дерева. Одернув руку, в тот же миг я отпрянула назад. Навстречу мне вышел Тамаш. Пробежавшись по мне ничего не выражающим взглядом, он прикрыл за собой дверь, не дав мне возможности что-либо разглядеть за его спиной.

– Что ты здесь делаешь? – хмуро поинтересовался юноша таким тоном, словно ответ его вовсе не волновал, и вопрос был риторическим. Не дав мне возможности ответить, он тут же продолжил:

– Никогда не заходи в эту дверь. Это запрещено.

– И что же там такого, что туда нельзя? – усмехнулась я, вздернув подбородок вверх. Я была ниже Тамаша на голову, но старалась уравнять его превосходство надо мной в росте своим характером. Вишневые глаза юноши странно блеснули, как будто бы мое поведение его слегка позабавило.

За дверью кто-то протяжно завыл, вызвав шевеление холодных мурашек под кожей. Взгляд непроизвольно скользнул через плечо Тамаша на черную дверь. Вой повторился, и я вздрогнула.

– Что там? – повторила вопрос я, настороженно посмотрев на Тамаша.

– Не суй свой красивый носик куда не следует, и может быть, дольше проживешь, – посоветовал мне юноша и легким кивком головы указал направление, в котором мне следовали пойти. Передернув плечами, чтобы показать свое безразличие к его секретам, я гордо развернулась и зашагала обратно.

Вой, раздавшийся из-за двери, догнал меня и толкнул в спину. В этот раз он звучал протяжно и жутко, как скрежет несмазанных петлиц в темном подвале. Невольно я ускорила шаг, стараясь не задавать вопросы, на которые, скорее всего, не хочу знать ответы.

Лестница, которая спустила бы меня на первый этаж, так и не нашлась даже спустя еще два часа блужданий по замку. Ноги ныли, в горле свербела жажда, поэтому я решила найти хотя бы кухню. Большинство дверей, которые мне попадались были закрыты, иные вели в спальные комнаты, комнаты с предметами старины, вазами и статуэтками, стены которых были увешаны оружием, или в залы с портретами.

Одна из комнат, в которую мне посчастливилось заглянуть, была сквозной. В ней не было ни окон, ни предметов интерьера. Лишь осветительные кристаллы истекали рубиновым светом точно кровью. Красные отблески играли на полукруглой металлической двери, растекаясь по угловатым, грубым узорам сусальной ртутью. Было в этом зрелище что-то зловещее.

Я собиралась сразу закрыть дверь и уйти как можно дальше от этой комнаты, но неведомая сила удержала меня и потянула к себе. Холодный, звенящий точно тяжелые цепи шепот обвивался вокруг моей груди, болезненно сдавливая ее. Умом я понимала, что он может звучать только в моей голове, но его прикосновения к коже казались такими же осязаемыми как прикосновения живого человека. Уши мои оглохли и более ничего не слышали кроме этого звона, срывающегося в треск и гул. Звук этот был грубым, но удивительным образом обволакивал сознание, проникая в него вязким туманом. Тяжесть растекалась по телу подчиняющей слабостью, которой невозможно было сопротивляться. И я словно перо, подхваченное ветром, летела туда, куда меня несли его потоки.

– Сел-Мари, я тебя везде ищу! – бодрым голосом Идвала завибрировал воздух, разрывая невидимые цепи, влекущие меня к двери, словно кукловод подвешенную на леске марионетку.

Часто заморгав, я повернулась к Идвалу, будто видела его впервые в жизни. Но смотреть на него было куда приятнее, чем на дверь за моей спиной. Шепот исчез вместе с необъяснимым притяжением, позволив мне отступить обратно к выходу. Мимолетный взгляд Идвала на дверь показался мне напряженным, но мгновенье спустя его лицо озарила улыбка.

– Что за этой дверью? – вырвалось у меня. Сама мысль обернуться и посмотреть через плечо, петлей стягивалась на горле.

– Тенебрис побери эту дверь, – усмехнулся мужчина. – Одним богам известно, что за ней. Она закрыта уже очень много лет. Идем отсюда.

Я позволила себя увести, но перед глазами продолжала стоять эта дверь. Кроме нее я больше ничего не видела. Лабиринт коридоров мелькал на краю сознания, лишь изредка задевая мимолетные мысли. Лишь когда Идвал окунул меня в водопад солнечных лучей, льющийся с лазурного океана над головой, таинственная нить, что связывала все мои мысли с черной дверью, наконец лопнула, высвободив мое сознание из оков.

Тепло июньского дня приятно ластилось к коже, стекая по волосам. Закрыв глаза, я подставила лицо солнечному свету, наслаждаясь его невесомыми объятиями, в которых было спокойно и надежно. Словно бы они могли уберечь меня от всего, в особенности от кошмаров Ардскола.

Присутствие Идвала было таким ненавязчивым, что я почти забыла про него. Когда он задал мне вопрос, я даже вздрогнула.

– Теперь тебе лучше?

Открыв глаза, я посмотрела на его спокойное лицо. Голубые глаза искрились жизнью. Свет золотил пшеничные пряди его коротких непослушных волос. На губах играла легкая улыбка.

– Я слышала голоса, – не знаю, зачем произнесла это вслух, призналась я Идвалу. Он казался более открытым и дружелюбным, чем остальные, излучая тепло и спокойствие. Наверное, это подкупило меня и подцепило признание, как рыбу на крючок, потянув его на поверхность. Тревога растекалась по нервам едкой кислотой, и мне хотелось, чтобы Идвал нейтрализовал ее словами, что мне это просто послышалось.

– За той дверью, – добавила я.

– Что они говорили? – спросил Идвал. Его неожиданный вопрос выбил все мысли из головы. Первой реакцией был гнев – он издевается надо мной? Но снова взглянув в его загорелое лицо, будто бы источающее свет, я погасила вспыхнувший внутри пожав и выдохнула то, что от него осталось.

– Не знаю. Как будто это был другой язык. Зловещий и грубый, – честно призналась я. – Ты не думаешь, что я сумасшедшая?

– Пока ты не доказала обратное, у меня нет никаких причин тебе не верить, – пожал плечами Идвал и вновь улыбнулся. Серьезность слетела с него в то же мгновенье, а в лазури глаз зажглись задорные искры.

– Пойдем, я кое-что тебе покажу, – Идвал поманил меня взмахом кисти, призывая следовать за ним, и пошел по одной из дорожек, огибающих замок. Несколько секунд я смотрела ему в спину, пытаясь найти в себе силы злиться на него – в конце концов, он меня похитил, но почему-то злиться на Идвала не получалось. Его неподдельная доброта и честные глаза обезоруживали. К тому же, я подумала, что с его помощью могла бы изучить эти треклятые коридоры, чтобы сбежать.

Тропа огибала правое крыло замка, вела мимо стеклянной оранжереи, на крыше которой грозно восседали гарпии. Солнце играло разноцветными переливами на их телах из дымчатого минерала, разбрызгивая радужные искры. Статуи внимательными пылающими жидким золотом глазами наблюдали за мной, словно живые. Когда оранжерея осталась позади, я все еще чувствовала на спине их недобрый взгляд. Невольно повернулась, но их головы были устремлены в сторону леса, не обращая на меня никакого внимания.

Тропинка спускалась вниз ступеньками, поросшими травой, в небольшую рощицу деревьев с изящными изгибами серо-голубых стволов и пышными кронами розовых листьев. Место было невероятно тихим, лишенным даже птичьих трелей. Лишь ветер шептал ласковые речи деревьям, которые благосклонно трепетали перед ним, но все равно не пропускали его внутрь рощи.

Идвал мельком оглянулся на меня и подошел к зеркалу пруда, дремавшему под раскидистыми кронами. Влекомая интересом, я последовала за ним и остановилась у самой кромки воды. Она была совершенно спокойной, ни малейшего колебания глади.

– Это Зеркало Правды, – поведал мне Идвал тихим, спокойным тоном. – Оно показывает истинную сущность человека.

– Зачем оно мне? – я вопросительно посмотрела на мужчину.

– Чаще всего, люди думают, что знают свою суть лучше остальных, но на самом деле лишь плавают на поверхности собственной души. Доброта, на самом деле, может оказаться тщеславием, покорность мятежностью, а загадочность и враждебность – заботой, – изрек Идвал, продолжая смотреть в воду. Непохоже, что пруд был глубоким, но лучи падали на его поверхность так, что она отражала все подобно зеркалу, скрывая свое дно на виду.

– Ты похожа на этот пруд, кажешься неглубокой, но скрываешь на самой поверхности истинную суть, – над ухом послышался тихий голос Идвала. Я не дернулась и не отпрянула, продолжая сосредоточенно смотреть в глаза собственному отражению, но не увидела ничего нового. Это была все та же я. Может быть потому, что нет внутри меня ничего сокрытого, и я такая какая есть?

– Ты смотришь на себя глазами, – мягко произнес Идвал. – Смотри сердцем. Тогда Зеркало откроется тебе.

Его совет казался глупостью. Как можно было смотреть на себя сердцем? Я этого не понимала, но спрашивать не собиралась. Место было действительно красивым и необычайно умиротворенным, но разговор быстро наскучил мне, показавшись бессмысленным. Отпустив мысли, я сделала вид, что пытаюсь следовать совету Идвала. В голове воцарилась приятная пустота, и я снова опустила глаза в воду. На какое-то мгновенье собственное отражение показалось мне чужим – те же глаза, то же лицо, но злая ухмылка, кривившая губы, и темнота, беснующаяся в зрачках.

Я отпрянула, испуганно взирая на опустевшую зеркальную гладь. Взгляд метнулся к отражению Идвала, и я снова едва не вскрикнула. Черты лица его казались звериными, но это видение исчезло, стоило только моргнуть. С ужасом я взглянула на Идвала, пытаясь понять, насколько правдиво то, что я увидела. Он как-то странно усмехнулся и повернулся ко мне. Его лицо было абсолютно нормальным.

– Иногда я вижу себя одиноким животным, которое приютили словно бездомного щенка, а иногда человеком, который очень счастлив потому, что имеет всё.

– Почему ты говоришь мне это? Мы едва знакомы, – недоумение вытеснило страх, отголоски которого еще бурлили в крови.

– С незнакомцами всегда проще делиться сокровенным, – пожал плечами Идвал. Он казался таким добродушным, что у меня не укладывалось в голове, как этот человек мог меня похитить и жить в замке со всеми этими странными людьми. Из всех обитателей Ардскола он казался самым нормальным и настоящим.

– Интересно, что видит в отражении граф Рангвальд? – усмехнулась я, пытаясь отмахнуться от атмосферы откровенности. По лицу Идвала скользнула мимолетная тень. Быстрым взглядом он мазнул по зеркалу пруда и снова посмотрела на меня. По его губам разлилась веселая улыбка.

– Уверен, что из Зеркала на него смотрит многолетний старикан, ворчливый и занудный, – отозвался Идвал, снова меня удивив.

– Я думала, ты скажешь другое.

Словно прочитав мои мысли, Идвал усмехнулся и пожал плечами.

– Зачем? Я не буду убеждать тебя в том, что Идрис хороший или плохой. Каким вижу его я, не видит его никто другой. Бессмысленно пытаться заставить кого-то увидеть другого человека своими глазами. Поставь трех человек напротив одного окна, и они увидят совершенно разное.

Мысль Идвала была глубока и мудра. Но я поняла главную суть, которую он хотел до меня донести – он не будет обсуждать со мной графа Рангвальда и случившееся. У нас действительно были слишком разные взгляды на ситуацию. Больше мы не затрагивали серьезных тем. Идвал практически не разговаривал со мной, позволив в молчании прогуляться по саду.

Когда мы вернулись в замок, я призналась ему, что пыталась найти выход в сад, но не нашла ни одной двери, которая вывела бы меня на улицу. Идвал лишь улыбнулся и сказал, что к этим коридорам нужно привыкнуть, и если я захочу, то всегда могу попросить кого-нибудь проводить меня.

На ужин я не пошла, сославшись на усталость. Хотелось подумать в тишине над моим планом. Завтра стоит попробовать воспользоваться советом Идвала и запомнить дорогу до выхода.

С наступлением ночи на меня накатили чувства, которые днем отгонял солнечный свет, словно они были призраками, а теперь они выползали из теней, просачиваясь из дальних уголков души на поверхность. Взобравшись на подоконник, я облокотилась на стекло лбом. Вторая створка была открыта, и вечерний воздух приятно касался босых ног теплым влажным дыханием. Грудь щемило от тоски и горечи. Мне хотелось вновь оказаться дома, рядом с Криной, ощутить, как кружка с ее травяным чаем приятно согревает руки, а пряный аромат снимает усталость минувшего дня. Вечерами мы сидели на кухне и разговаривали, вспоминая дядю и былые времена, смеялись и грустили, делясь своими чувствами друг с другом. Мне не хватало объятий Ригана, его горячих поцелуев и любящих глаз.

Положив подбородок на согнутые колени, я позволила себе разреветься, размазывая слезы по стеклу. Звезды смотрели на мои страдания сквозь окно, но не сочувствовали мне. Вечность никогда не сочувствует человеческому горю, которое для них – лишь мгновенье.

Чувствам было слишком тесно в груди, и они разрывали ее на части, подливая соли в сосуд слез. Мне хотелось броситься в коридор и бежать прочь из этого замка, но я не могла так легко проститься с единственным шансом вернуться домой.

Меня разбудил стук в дверь, раздавшийся посреди ночной тишины. Он прорвался сквозь пелену сна и дернул меня обратно в реальность. С трудом оторвав голову от подушки, я посмотрела на дверь затуманенным взглядом, но решила, что не пойду открывать. Упав обратно, я перевернулась на другой бок и накрылась одеялом, но в момент, когда я закрыла глаза, стук повторился, более громкий и настойчивый.

– Кто там?! – раздраженно выкрикнула я, резко сев в кровати.

– Селения, открой мне дверь, – раздался с той стороны приглушенный голос Анабэль. Удивленно заморгав, я уставилась на ручку, прикидывая в голове варианты, которые объяснили бы столь поздний визит виконтессы.

– Там открыто, – крикнула я, не желая выбираться из постели.

– Вовсе нет. Дверь заперта, – отозвалась Анабэль и подергала ручку.

Недовольно рыкнув, я поднялась и поплелась к двери, костеря полуночников в лице Рангвальдов до седьмого колена. Лишь подойдя к двери и положив пальцы на ручку, я поняла, что не могла закрыть дверь – у меня не было ключа, а с этой стороны щеколды не имелось. Недоуменно посмотрев на ручку, я опустила ее, и она легко поддалась, отварив дверь.

– Ну вот, я же говорила, что…, – слова мои оборвались вместе с дыханием. За дверью никого не было. По спине прокатилась холодная волна, отозвавшаяся в кончиках пальцев неприятным покалыванием.

– Анабэль? – я выглянула в коридор, но он был пуст. Разозлившись, я переступила порог и огляделась. Глупые шутки этой семейки в который раз вывели меня из себя. Гнев придал сил и смелости.

– Эй! Если вы решили пошутить, то это не смешно! – крикнула я в пустоту коридора. Мое эхо утонуло в тишине, убедив меня в том, что здесь никого кроме меня нет. Покачав головой, я уже собиралась вернуться в комнату, когда дверь за моей спиной резко захлопнулась. Подпрыгнув от неожиданности, я обернулась. Пальцы нервно дернули ручку, но дверь не открывалась.

– Это совсем не смешно! – крикнула я, припав к двери и стуча по ее прохладной поверхности ладошкой.

– Селения? Ты чего там стоишь? Иди сюда, – снова раздался голос Анабэль. Я обернулась и увидела девушку в конце коридора. Она призывно махнула мне и исчезла на лестничном пролете.

– Зачем? – крикнула я, всем телом содрогаясь от накатившего страха. – У меня дверь захлопнулась!

– Иди сюда, не бойся, я помогу тебе, – снова позвала Анабэль. Посмотрев на запертую дверь, я нерешительно двинулась вперед.

– Замок клинит от резкого закрытия, – донесся голос виконтессы. – Запасные ключи у Милифтины. Идем со мной. Если только ты не хочешь остаться одна в коридоре.

От ее объяснения должно было стать легче, но почему-то не становилось. Спиной я ощущала чей-то взгляд. Обернувшись, я убедилась, что позади никого нет, но наваждение не исчезало. Наверняка, это была пугающая магия ночи, которая оживляла все страхи. Любые доводы разума были против нее бессильны.

Добравшись до лестничного пролета, я увидела Анабэль. Она была одета в то же платье, что и утром, словно совсем не ложилась спать. Улыбнувшись, она махнула рукой в сторону.

– Идем.

– Куда? – недоумевая с каждой минутой все больше, спросила я. Босые ноги подмерзали от прохлады каменного пола. Только сейчас я поняла, что встав с постели, забыла надеть тапочки, которые утром мне принесла Милифтина с еще несколькими необходимыми вещами.

– Если скажу, сюрприза не выйдет, – Анабэль подмигнула мне. Она была необычайно весела и дружелюбна, только подогревая мое недоумение к происходящему. Легкая тревога танцевала страстный танец с любопытством, заставляя забыть о замерзших ногах. Я послушно шла за Анабэль по переплетениям тугой тьмы и невесомого света луны. Минув несколько лестничных пролетов, мы оказались в одном из коридоров, практически полностью занавешенным лунной вуалью. Ночь взирала на нас сквозь огромные окна. Это место казалось мне знакомым.

– Нам сюда, – торжественно объявила Анабэль.

Она остановилась у одной из дверей и заговорчески улыбнулась мне, открывая ее. Подкравшись к ней, я осторожно заглянула в помещение, и вскрикнула от страха. Я попятилась, но Анабэль с силой толкнула меня внутрь, и вошла следом, захлопывая дверь. Взгляд ее изумрудных глаз сквозил холодной сталью, которая вспарывала мешок с моими самыми страшными кошмарами, выпуская их наружу. К ее губам прилипла злая усмешка. Анабэль наступала, с каждым шагом сокращая расстояние между нами. Она теснила меня к той самой черной двери, на которую я случайно наткнулась днем.

– Анабэль, что ты делаешь? – пытаясь сохранить самообладание, спросила я, но виконтесса мне не ответила. Рванувшись вперед, я попыталась обойти ее сбоку, но она ловко изловила меня и с невероятной для девушки силой, толкнула меня к обратно двери. Воздух рядом с ней вибрировал, по черному металлу пробегали красные отблески, точь-в-точь, как привидевшийся мне блеск в глазах графа Рангвальда. Я почти физически ощущала странную жажду, от которой воздух тяжелел с каждой секундой, наполняясь солоноватым запахом крови.

– Зачем ты это делаешь?! – крикнула я наступающей на меня Анабэль, глаза которой потемнели и теперь резонировали красными переливами с дверью.

– Хозяин так хочет. Жертва ради спокойствия хозяина, – ее слова рассыпались по воздуху шелестом сухих листьев. Я снова попыталась обманом прорваться к выходу, но виконтесса поймала меня. Сжав мое запястье, она резко дернула меня вперед, свободной рукой распахивая зловещую дверь. За ней была непроглядная тьма, вырвавшаяся наружу туманными черными и красными нитями, потянувшимися ко мне. Я закричала и забилась в попытке высвободиться из железной хватки Анабэль, но она даже не шелохнулась. Нити, точно щупальцы медленно обвивались вокруг моих ног, жаля кожу колючим холодом. В легких больше не хватало воздуха, чтобы кричать. Силы утекали из тела словно кровь, пущенная из крупной артерии – быстро, толчками, опустошая меня досуха. Шепотом я просила Анабэль остановиться, но она смотрела на мои муки с наслаждением убийцы. Отчаяние заполняло мой угасающий разум, давая понять, что мне уже не спастись. Меня затягивало в темноту, клубившуюся за дверью.

Сквозь обволакивающую меня тишину вдруг прорвался отдаленный стук, который с каждой секундой звучал все громче. Нет, это был не стук, а шаги, которые приближались, вырывая меня из объятий безразличия. Чьи-то руки схватили меня и снова бросили в темноту.

* * *

Мне показалось странным, что мир за чертой смерти выглядит так же, как моя комната в замке Ардскол. Значит, за свои грехи я попала в Долину Возмездия, где оживают самые страшные кошмары, которые терзают душу до тех пор, пока она не достигнет искупления или не угаснет навсегда. Неужели, мой худший кошмар – это Ардскол, в котором я буду заперта вечность?

Безразличие лежало на душе неподъемным прессом, прижимающим к кровати и мое тело. Потолок был вымазан в оттенки раннего утра размашистыми штрихами восходящего солнца.

Прошли года, прежде чем я смогла повернуть голову, чтобы посмотреть в окно, обнаружив в кресле возле него Милифтину. Служанка не спала. Неподвижной статуей она смотрела в окно.

Я попыталась пошевелиться, позвать ее, но онемевшее горло не пожелало издать ни звука, как ослабленное тело не отозвалось на мои попытки дернуть хотя бы пальцем. В одно мгновенье страх вытеснил безразличие. Неужели меня парализовало?

Эта мысль прокатилась по всему телу болезненной судорогой, доказывая обратное. Горло захрипело, а пальцы сжали простынь. Запоздалое осознание того, что я все еще жива, пролилось яркими красками в серость и пустоту еще не до конца пробудившегося разума. Сложно было сказать, радовала меня жизнь или все-таки печалила.

– Вы проснулись? – спросила Милифтина. От ее неожиданного появления рядом с кроватью я дернулась. Как она умудрилась так быстро и бесшумно подойти? Впрочем, мои реакции сейчас оставляли желать лучшего, не удивительно, что я ничего не услышала.

– Почему мне так плохо? – слабым голосом прошептала я, едва выдавливая из себя слова.

– Вы ничего не помните? – Милифтина присела на край кровати, – вы ходили во сне и упали с лестницы. Тамаш нашел вас на лестничном пролете этажом ниже. Ему пришлось дать вам сильное обезболивающее, поэтому вы так слабы. Думаю, вам нужно еще поспать.

Голос служанки не был мелодичным, но ее слова странным образом убаюкивали, и уже через несколько секунд мое сознание нырнуло в объятия сна.

Проснулась я только к вечеру, когда солнце уже практически скрылось за горизонтом. Вынырнув из небытия, лишенного сновидений, я чувствовала себя бодрой, словно проспала несколько дней, а не часов. На тумбочке и чайном столике лежали мои дневники и тетради с письменными принадлежностями. Увидев их, я удивленно заморгала, и поднявшись с кровати, дотронулась до гладкой, потертой в некоторых местах голубой обложки личного дневника, в который я записывала свои воспоминания, страхи и необычные сны. Знакомые ощущения прокатились от кончиков пальцев до груди приятным теплом. Частичка моего дома, которая хранит в себе всю меня, домашний уют, Крину, дядю и Ригана. Каждая страница пропитана ароматами цветов, дождя и печеного хлеба, каждая может заставить улыбнуться или взгрустнуть. И именно эта частница всколыхнула во мне притихшее чувство ненависти к Ардсколу и его обитателям. Ведь это они отобрали у меня мой настоящий дом.

Смахнув злые слезы, я вскочила с кровати и подошла к шкафу. Он оказался заполнен моими вещами лишь на половину, остальную занимали новые дорогие наряды, которые я видела впервые. Сама мысль, что эти люди решили одевать меня в том, что им вздумается, словно безвольную куклу, ошпарила кровь. Не помня себя от ярости, я начала срывать новую одежду с вешалок и бросать ее на пол.

Когда в дверь постучали, я вздрогнула и посмотрела на учиненный мной хаос свежими глазами, словно только что опомнилась. В комнату заглянула Анабэль. Она была в хорошем расположении духа, но ее улыбка угасла, стоило виконтессе увидеть лежащий на полу ворох платьев.

– В чем дело? – поинтересовалась она, входя в комнату и закрывая за собой дверь.

– В чем дело?! – почти вскрикнула я от второй волны злости, ударившей в виски. – Дело в том, что мне не нравится, когда мне указывают, что мне делать и что носить! Почему вы не привезли все мои вещи, а только часть?

– Мы хотели сделать тебе подарок, – ответила Анабэль. На ее лице отразилось недоумение, и это только подкинуло дров в костер моей злости.

– Нет, вы хотели купить мою покорность красивыми вещами! Раз я невеста графа, теперь мне нужно носить только красиввю одежду, чтобы я никого не опозорила своим внешним видом! Но те вещи – мои, они часть моей жизни, и я хочу их, если уж вы не собираетесь отпускать меня домой! Вы и так отобрали у меня мою жизнь, – слова сами рвались с губ, и их поток все никак не хотел иссякать.

Взгляд Анабэль стал холодным. Увидев выражение ее лица, я запнулась и невольно отступила на шаг назад.

– Ты живешь на улице? Ты взаперти? Может быть, ты голодаешь? – слова виконтессы рассекали воздух ударами хлыста, больно впиваясь в кожу. Мне казалось, что я на самом деле чувствую жалящие прикосновения тонкой упругой кожи.

Я молча смотрела на Анабэль, не в силах выдавить хоть слово, чтобы ответить на ее вопросы. Волны холода, исходившие от нее, оплетали меня колючим оцепенением.

– Ты не умеешь ценить дары и заботу, и если ты хочешь, чтобы мы относились к тебе именно так, как это представляется тебе в твоем воображении, то так тому и быть, – завершив свою гневную тираду, Анабэль плавно развернулась и покинула мою комнату. С ее исчезновением невидимые оковы спали, вернув мне власть над телом и голосом.

– Мне от вас вообще ничего не нужно! Хочу, чтобы вы все умерли! – в ярости крикнула я и пнула ворох платьев.

На ужин меня никто не звал, а я не думала спускаться. Когда Милифтина принесла поднос с едой, она даже не стала входить в комнату. Грубо пихнув его мне в руки, тем самым разлив горячий чай на тканевые салфетки, что покрывали поднос, закрыла дверь и удалилась. Что ж, это по крайней мере больше похоже на правду, чем их лицемерная забота.

Во время ужина я долго смотрела на кучу дорогих нарядов, ткани которых переливались в свете люминаров, или наоборот наливались глубоким цветом, размышляя, куда их деть. На ум пришла совсем безумная идея – сжечь их, конкуренцию ей составила более здравая – выкинуть в окно. Взглянув на окно, затем на ворох платьев, я поднялась из кресла и полезла в тумбочку круглого кофейного столика. Белые свечи с золотой гравировкой Каринниума, обнаруженные там, вызвали у меня вспышку разочарования – они были изобретением кариннов – магов закрытого города, который располагался на окраине континента в Небесных Пиках Грозового Предела. Алхимические хитрости этих свечей никак не были связаны с магией, хоть и казались ею – при соприкосновении огнива из огнекамня с фитилем, оно нагревалось посредством химической реакции и зажигало его. Но огонь хоть и был теплым, не был способен воспламенить предметы вокруг себя. Их изобрели с целью предотвращения пожаров и смертей, но вскоре на замену им пришли осветительные кристаллы. Однако, свечи не потеряли свою популярность – многие склоняются к архаичности огня, за плавным танцем которого можно наблюдать, потерявшись во времени.

С злобным рыком я толкнула шкафчик обратно, едва не свалив столик, и направилась к двери. Необходимо было найти кухню, там-то точно найдется огонь.

Прохладный воздух касался моей разгоряченной кожи в жалких попытках остудить мой пыл. Тусклый белый свет разливался по коридорам, отпугивая темноту, но ткал прозрачные тени, лежащие в углах и за постаментами с древностями.

Минув три лестничных пролета, я остановилась на одном из них, осознав, что не знаю, где находится кухня. Закусив губу, я с сомнением посмотрела вниз, где между лестниц таился мрак.

Внезапно моих ушей коснулось невесомое колебание, вовсе не тревожившее движение воздуха. Оно было чем-то иным и уже мне знакомым. Я слышала этот странный шепот раньше. Его можно было бы принять за обман слуха. Резко обернувшись, я огляделась, но вокруг стояла тишина, с интересом наблюдающая за моими попытками понять, откуда исходит звук. Я замерла, почувствовав, как ускоряется сердце и леденеют руки. Первой мыслью было, что рядом кто-то есть, однако вокруг по-прежнему не было ни души. Но стоило мне только отдышаться и снова сделать несколько шагов, как шепот повторился, более настойчиво. Я снова застыла, чувствуя, как страх крепнет и становится более осязаемым. Хотелось броситься обратно в комнату и с головой залезть под одеяло, как я всегда делала, когда становилось страшно. Лишь усилием воли я заставила себя остаться и прислушаться. Любопытство никогда не было моей сильной чертой, ибо именно оно чаще всего рождало неприятности, а порой и становилось причиной непоправимых последствий. Трусливость, присущая мне, и осторожность всегда служили мне более полезную службу, и я никогда этого не стеснялась. Пусть это недостойно, зато я до сих пор жива и здорова, в отличие от любопытных и смельчаков.

– Эй! – позвала я в надежде, что мне отзовется кто-то из обитателей Ардскола. Никого.

Я почувствовала холодное дыхание страха за спиной и резко обернулась, но рядом со мной по прежнему никого не было. Однако, тяжелый, недоброжелательный взгляд кого-то безликого снова наблюдал за мной. Я чувствовала его кожей, он отзывался мурашками внутри. Утвердившись в решении вернуться обратно в комнату и не выходить оттуда до самого утра, я поднялась на несколько ступенек вверх и заметила на лестнице какое-то движение. Сверху послышались чьи-то шаги – кто-то спускался. Наверное, Милифтина, не застав меня в комнате пошла меня искать. Несмотря на мою злость на Рангвальдов, в этот момент я была так благодарна ей, почувствовав неимоверное облегчение. Поднявшись еще на несколько ступенек, я оказалась на другом лестничном пролете. Мой взгляд заскользил вверх по лестнице в ожидании идущего ко мне навстречу. Шаги приближались, но когда они раздались на той части лестницы, которую я прекрасно видела, я отшатнулась и похолодела от ужаса. Звук шагал по ступенькам, но никого там не было.

Стучали по камню металлические набойки, отсчитывая удары моего сердца. Я застыла в оцепенении, пытаясь убедить себя в том, что это эхо, и сейчас на лестнице, наверняка, кто-то появится, но когда шаги переместились со ступенек на площадку, зазвучав совсем близко, со стоном ужаса я бросилась прочь, не разбирая дороги. Я неслась по лестницам вниз, даже не стараясь прислушиваться к шагам. Преследуют ли они меня или нет – неважно.

Сердце колотилось как сумасшедшее, пытаясь посчитать мои спешные шаги, но это было тщетно. Спустившись на первый этаж, я помчалась по коридору, когда впереди вдруг погасли все люминары. Тьма быстро наступала, поглощая их свет. Она шла на меня черным штормом, грозясь проглотить и меня.

Задыхаясь от страха, я резко развернулась и бросилась прочь, плача от паники и бессилия. Что за чертовщина происходит в этом проклятом замке?!

Юркнув в первое попавшееся светлое пятно, я остановилась, чувствуя, что задыхаюсь от недостатка воздуха в легких. Перед глазами плясали разноцветные круги, сжимаясь и раскрываясь синхронно с пульсом. С куском льда в груди я бессильно ждала, когда тьма потушит оставшийся свет в коридоре и хлынет вслед за мной. Но этого так и не произошло. Переведя дыхание, я осторожно подкралась к началу ответвления и выглянула из-за угла. Коридор все так же дремал в равномерных и невесомых объятиях света люминаров.

Спину ошпарило дыханием вулкана, влажной раскаленной волной прокатившегося от затылка до поясницы. Неужели все это мне привиделось?

Я прижалась спиной к стене и покачала головой. До знакомства с этим проклятущим замком, я не страдала галлюцинациями! Разве что…

Я вспомнила сон в ночь своего двадцатилетия, его реалистичность поражала. В нем все было так же, как затем на празднике, за исключением появления фигуры в красном. А встреча со странной женщиной перед праздником? Зачем я все это сейчас вспоминаю?

Я попыталась выбросить все эти мысли из головы, но они пробирались в голову, как ушлые воры в намеченный дом. Только крали они мое самообладание и мою уверенность в том, что все это совпадения, и я не сошла с ума.

«Следуй за шепотом своего сердца, он направит тебя на путь Луны»

«Следуй за Луной, и она приведет тебя туда, где ты должна быть»

«Оставь свои мечты, они больше не для тебя. Следуя за ними, ты сгоришь, как наивный мотылек в пламени, к свету которого он так стремился»

«Тени страшны, но в них скрывается истина. Найди ее и обретешь дух иш’тари»

«Встретимся на балу»

Слова женщины из сна вспыхивали одно за другим как искры фейерверка вопреки моим попыткам отгородиться от них. Я не понимала, что значат эти слова. Оставить свои мечты? Означало ли это, что я должна забыть о Ригане?

Вновь я тряхнула головой. Волосы налипли на мокрые щеки и шею. Камень стены приятно холодил кожу, но пожар, что бушевал внутри, никак не хотел утихать. А воспоминание только еще больше его разжигало. Нет. Всему виной эти стены и его обитатели! Они что-то делают со мной, ведь зачем-то же они притащили меня сюда!

Я снова ощутила на себе чей-то взгляд, но коридор был совершенно пустым. В голову закрадывалась безумная мысль, что за мной следит замок. Откинув голову на стену, я разразилась нервным смехом, начиная осознавать, что точно схожу с ума.

Легкий шепот снова коснулся меня, и я вздрогнула. Огляделась, но, как и прежде, никого не обнаружила. Прислушавшись, я попыталась разобрать слова, но их не было. Этот звук не был похож на что-либо слышимое мной раньше. Удивительно, но касаясь меня, он успокаивал мое бешеное сердцебиение и расшалившиеся нервы, как целебный бальзам укрощает беснующуюся в свежей ране боль. Он не был враждебным и почему-то не пугал меня, резонируя с ритмом моего сердца.

Прильнув к стене, я прислушалась, но не уловила ничего, кроме тишины. Шепот снова позвал меня откуда-то издалека. Что-то внутри вняло и отозвалось, и потянуло меня вперед. Чем дальше я шла, тем настойчивее и громче становился этот зов, он как будто бы радовался, что я слышу и иду к нему. Будто бы находясь в трансе, в котором не было страха и сомнений, я послушно шла за неведомым шепотом, словно это было единственным правильным решением в моей жизни.

Пространство было вязким, как густой теплый бульон, и мои движения в нем казались медленными и слегка затрудненными. От того меня не покидало ощущение нереальности происходящего, как во сне.

Сама не заметив, я оказалась у главной лестницы, спускающейся в холл, где сквозь приоткрытые двери в иссиня-черный сумрак пробивался луч фонаря.

От волнения сердце заколотилось тревожным набатом. Не веря своему везению, я снова огляделась и только после этого поспешила к парадному выходу. Удивительно, что мне никто не встретился по пути, но это могло меня только радовать. Шепот усиливался, и я поняла, что он зовет меня на улицу. Почти навязчивое желание следовать за ним вступило в конфликт со страхом, который велел вернуться обратно в комнату и не делать глупостей. Я противоречила самой себе, но вопреки всему шла вперед, все больше погружаясь в атмосферу нереальности. Я не могла сопротивляться, подобно человеку под гипнозом – делала все, что велел гипнотизёр.

Осторожно протиснувшись в приоткрытые двери, я вдохнула теплый воздух летней ночи, пахнущий ночными цветами и нагретой за день травой. Только сейчас, оказавшись на парадном крыльце, перед лицом огромного сада, я поняла, что нахожусь всего в шаге от своей свободы. Испугавшись, что мои мысли может кто-то подслушать, я оглянулась. Но сумрак холла был безразличен ко мне. Пропало и напряжение от безликого взгляда. Он отпустил меня, словно только и добивался, чтобы я покинула замок.

Подступив к краю широкого крыльца, я посмотрела на забор, за которым чернел лес. Он казался спящим чудовищем, которое можно было обойти стороной, если ступать осторожно и не наводить шума. Вот только мне предстояло не обойти его, а ступить в его пасть.

От мысли о диких животных и прогулке в темноте, полной шорохов и горящих во мраке глаз, страх склизкой змеей свернулся в горле, оборвав очередной вдох. Но это был мой шанс сбежать отсюда, возможно, единственный. Я хотела изучить Ардскол, чтобы разработать план побега, но он сам как будто выпроваживал меня. Так почему бы не воспользоваться его щедрым дозволением уйти отсюда?

Я оглянулась на замок, в ночи казавшийся другим жутким спящим чудовищем, и решительно спустившись по лестнице, шмыгнула за ближайший раскидистый куст, усыпанный розовыми цветами. Если выбирать между двумя страшными монстрами, я выбираю лес.

Сердце продолжало колотиться, а мне не верилось, что я так легко, не встретив никакого сопротивления, смогла покинуть замок. В прошлый раз, коридоры как будто специально путались, но стоило прийти Идвалу, и они вывели нас на улицу.

Замерев, я прислушалась к своим ощущениям. Таинственный шепот вывел меня из замка, словно бы анонимный добродетель, пытающийся помочь. Только теперь он звал меня совсем в другую сторону, туда, где явно не было выхода – в сторону озера. Но насколько я помню пейзаж за окном при свете дня, там был лишь обрыв, и даже если какой-то узкий спуск и имелся, с моей ловкостью не хотелось рисковать жизнью и разбиться о камни внизу. Лучше уж рискнуть и пойти через лес.

Напряжение стиснуло меня в своих крепких объятиях, обрывая дыхание и учащая пульс. Так всегда случалось перед достижением цели.

Выверяя каждый свой шаг, я осторожно пробиралась от одного пышного куста к другому, чтобы не потеряться, оглядываясь на замок, служивший мне ориентиром. Чем дальше я от него уходила, тем ближе по идее должен был быть выход.

Вдруг, долетевший до моего слуха тихий женский голос заставил меня замереть одной из статуй в саду, и задержать дыхание. Спину словно бы обдало ледяной водой, рождая в теле одну нервную судорогу за другой, как будто бы на дворе стояла зима, а я вышла в чем мать родила.

Прислушавшись, я разобрала голоса Анабэль и Идвала. Я плохо слышала, о чем секретничают в такое время эти двое, но подобраться ближе я не решилась. Они могли меня заметить или услышать, а спотыкаться на финишной прямой совсем не хотелось, поэтому я присела на корточки и закрыла глаза, полностью обращаясь вслух и отодвигая на второй план настойчивый шепот, который продолжал меня звать прочь от выхода.

– Так ничего и не говорит…

– … тогда совсем ничего не понимаю, – сказал Идвал. – Идри не собирается на ней жениться, боюсь представить, что у него в голове. Жертвоприношения? Кровавые ритуалы?

– Скорее бы он уже с ней разобрался. Манеры у нее ужасные. Чувство такта совершенно отсутствует. Если бы я не знала Идриса, подумала бы, что за годы отшельничества в этом замке, он совершенно лишился разума, – проворчала Анабэль.

Раздался смешок Идвала, после которого разговор возобновился.

– Идри никогда ничего не делает просто так. Может в Праздник Благословенной Ночи было ему виденье? – усмехнулся Идвал.

– Он обращался за советом к мертвым, – возразила Анабэль.

– Неужели Идри пошел на это? – в голосе Идвала звучало неподдельное удивление. Все его веселье разом выветрилось, растворившись в вечернем воздухе.

– Видимо, ему очень нужны были ответы. А раз так, значит, все очень серьезно. Все это как-то связано с Праздником Благословенной Ночи. Если вспомнить, что на самом деле олицетворяет этот праздник… Это не может быть простым совпадением.

На несколько секунд воцарилось молчание, в котором мое дыхание казалось рычанием боевого горна. Все это время я старалась не дышать, но стоило Анабэль и Идвалу замолчать, как судорожный вдох вклинился в легкие. Мне показалось, что парочка остановилась и прислушалась, я закрыла нос и рот ладонью. Но нет, почти бесшумно они продолжали прогуливаться по дорожке.

– Надеюсь, с дверью проблема решена? – снова заговорила Анабэль. Ее мягкий, певучий голос наполнял воздух гармоничной мелодией. Но от упоминания двери, кожа моя вздыбилась мурашками как шерсть кошки при приближении опасности. Облик черной двери скользнул по краю сознания, а затем выплыл из мрака, напоминая о себе. Едва не задохнувшись от нахлынувших воспоминаний, я чуть не повалилась на землю. Как я могла забыть о том, что Анабэль заманила меня к той двери, за которой таилась тьма?

– Да, – коротко кинул Идвал. – Надеюсь, что так. До сих пор не понимаю, как это произошло. Ардскол будто действовал сам по себе.

– Хорошо, Идрис четко дал понять, что девчонка пока нужна ему живой….

Остальная часть фразы закружилась и утонула в захлестнувших меня волнах паники и непонимания происходящего. Мысли путались, скручиваясь в тугие узлы, которые невозможно было распутать, чтобы упорядочить их и хоть что-то понять. Анабэль словно играла в какую-то свою игру, втайне от своего брата, намерения которого в отношении меня казались теперь еще более непонятными и зловещими. Жертвоприношения? Кровавые ритуалы? Кто они такие? Для чего они меня похитили на самом деле? Для чего я нужна Идрису живой, и почему сама Анабэль меня едва не скормила темноте, прячущейся за той черной дверью?

Их голоса приближались, и чтобы они не обнаружили меня подслушивающей в кустах, я осторожно попятилась назад, продолжая задыхаться от паники. Их разговор растворялся в шуме пульса у меня в ушах. За что-то зацепившись задней шнуровкой платья, я попыталась осторожно вывернуться, но вместо этого завалилась на спину. Пока пыталась подняться, виконтесса со своим собеседником ушли дальше, поэтому я постаралась перекатиться на живот, чтобы увидеть за что и как я зацепилась. Но в этот момент над садом что-то пронеслось. Едва подавив крик, я замерла и прислушалась. Лишь удаляющиеся голоса беседующих. А затем что-то большое и темное снова пронеслось над кустами, издавая жуткий рык. Я почувствовала, как все самые страшные мысли и жуткие монстры из сказок внезапно оживают в моем сознании, воплощаясь в нечто реальное. Ночь была мне в этом прекрасным помощником и талантливой музой, ибо всегда помогала придумать и нарисовать в воображении самые мрачные из кошмаров.

Я села и резко дернулась. Послышался звук лопнувших шнурков, и ткань платья, утягивающая талию и грудь, расслабилась. Но сейчас мне было все равно. Я отползла в тень пышных розовых кустов и затаилась там, чувствуя подступающую истерику. Руки дрожали, а ноги ослабели. Сердце колотилось почти в унисон с моим прерывистым частым дыханием.

В голове бился шум, который заглушал все остальные звуки. Страх обманчиво-ласковыми движениями гладил мою кожу, оставляя после своих холодных прикосновений мурашки и волоски, вставшие дыбом. Я обхватила колени руками, стараясь стать как можно меньше и незаметнее. Сейчас я успокоюсь и просто побегу прочь в лес. Не оглядываясь.

В ночном воздухе снова что-то зарычало, а затем совсем близко послышался хрип, пробуждающий внутри живота скользкий ужас. В тусклом свете фонарей, сторожащих дорожки от темноты, я увидела человеческий силуэт. И как только он подошел ближе и ломаным движением повернул голову, продолжая хрипеть, я не смогла сдержать судорожного всхлипа. Землистого цвета кожа, обтягивающая кости. Неестественно резкие движение. Лицо, похожее на череп с раскрытым ртом полным полусгнивших зубов и остекленевшими глазами, лишенными век. Кем бы ни было это существо, похожее на человека, оно явно не принадлежало к миру живых.

Несколько раз я видела полусгнившие тела, которые обнаружили в лесу или на окраине города. И это существо очень напоминало тех мертвецов, один из которых словно бы вышел из моих кошмарных снов, уже давно оставивших меня.

Существо как будто бы посмотрело на меня и, захрипев, ринулось в мою сторону. Я вскрикнула и, выскочив из-под куста, кинулась прочь. Теперь было неважно в какую сторону бежать, лишь бы прочь от этой твари! Над головой раздался оглушающий рев, и что-то пронеслось так низко, что вскользь коснулось волос, которые всколыхнувшись, упали на глаза.

За спиной снова раздался хрип, голоса, а моим глазам внезапно открылся вид на существо с крыльями, которое заходило на повторный круг и летело ко мне навстречу. Я бы могла сейчас покляться, что это существо очень сильно напоминало гаргулий, восседавших на стенах и крышах Ардскола.

Я завопила и шарахнулась в сторону. Тело больше мне не принадлежало, оно было полностью во власти инстинктов.

Впереди показался высокий забор с толстыми серебряными прутьями, сквозь которые я вряд ли бы пролезла. Но я сейчас была в таком паническом состоянии, что вполне могла бы запрыгнуть на них и попытаться взобраться наверх. Всхлипывая на каждом шагу и сотрясаясь от нервного напряжения, я уже приготовилась к прыжку, когда меня внезапно сгребли в охапку чьи-то сильные руки. Только мои ноги сверкнули в воздухе, продолжая болтаться.

– Отпустите! – закричала я, не помня себя от страха. – Отпустите меня!

Я резко откинула голову назад и с размаху врезалась в чье-то лицо. Мой затылок отозвался болью, в глазах резко потемнело, а тело на несколько секунд обмякло. Послышалась ругань, меня развернули и понесли в сторону замка. Где-то рядом трещали гневные речи Анабэль, но мне было все равно, что она говорит. Я окончательно растворилась в паническом приступе, рыдая и одновременно проклиная замок, всех его обитателей и чудовищ, которых они тут разводят.

В какой-то момент воздуха перестало хватать, и голос мой резко оборвался. В груди стало тесно и жарко. Все вокруг померкло, превратилось во что-то незначительное, непонятное. Мелькали тени, сливались в один неразборчивый шум звуки, что-то горячее касалось моего лица. Перед глазами возник смутный силуэт Ригана, и я обрадовалась ему и протянула руку навстречу, но от моего прикосновения образ растаял как сон от первых солнечных лучей.

Затем мне улыбнулась тетушка, но и она исчезла от неосторожного движения.

Мир вокруг сотрясался и гремел раскатами грома, а затем взорвался резкой болью и жаром. Очертания окружающей обстановки стали более отчетливыми и яркими. Из сумрака проступили силуэты. Передо мной стояла Анабэль. Ее лицо, бледнеющее в прозрачной темноте, ничего не выражало.

Медленно до моего разума добиралось осознание произошедшего. Кажется, я впала в истерику, а виконтесса привела меня в чувство пощечиной. Щека пульсировала жарким пламенем. Только сейчас я начинала понимать, что горячими прикосновениями к моим щекам, пока я пребывала в истерической прострации, были скатывающиеся из глаз слезы. Мы были в замке, в том самом холле, который казался мне одним из последних рубежей к моему спасению.

Я посмотрела на виконтессу. В голове хаотичными всполохами воспоминаний крутился их недавний разговор, ходячий мертвец, летающая тварь, и я чувствовала, что сознание снова пытается сорваться в спасительное беспамятство. Картинка холла внезапно поплыла, и я рухнула в бездонную темноту.