Читать книгу Слёзы Иссинир - - Страница 6

Казалось, я пребывала в темноте всего лишь секунду, которая развернулась до вечности, и свернулась до одного мгновения, снова выдернувшего меня на поверхность. Словно вынырнув из толщи воды и зачерпнув воздуха, я почувствовала, как резко пришла в сознание.

Щека горела, но пожар потихоньку утихал от прохладного мягкого прикосновенья чьей-то ладони. Сквозь плотный черный туман, который постепенно рассеивался перед глазами, проступали черты лица Анабэль. Она была взволнованна и что-то шептала. Лишь спустя долгие минуты до моего сознания дошли ее слова.

– Наконец-то ты пришла в себя. Я испугалась… ты так сильно ударилась головой, когда падала.

На меня давили стены одного из коридоров, который теперь казался слишком узким. Тьма потолка готова была вот-вот обрушиться на меня сверху, размазав мое хрупкое тельце по полу. Меня держали чьи-то горячие руки. Чуть запрокинув голову, я встретилась с обеспокоенным взглядом голубых глаз Идвала. На его лице лежали тени, отбрасываемые пшеничной челкой. Под носом запеклись струйки крови.

Оглядевшись, я поняла, что наполовину лежу на полу, облокотившись на него.

– Селения? Ты меня слышишь? Ты понимаешь, что я говорю? – спросила Анабэль, разглядывая мое лицо. Стоило посмотреть на нее свежим взглядом, и лавина воспоминаний сошла на мое сознание, завертев меня в потоках мыслей. Резко вскочив с рук Идвала, я отпрыгнула в сторону и пошатнулась. Уперевшись рукой в стену, я удержала ускользающее равновесие и с ужасом посмотрела на Идвала и Анабэль.

– Не подходите ко мне! Вы чокнутые! Сумасшедшие фанатики! – в панике окинув коридор хаотичным взглядом, я заметила несколько дверей, и бросилась к ближайшей из них.

– Селения стой! – крикнул мне вслед Идвал.

Подскочив к двери, я с силой дернула ручку, молясь, чтобы она была не заперта, и ввалилась внутрь комнаты. С другой стороны двери имелся мощный металлический засов, который удивительно легко сдвинулся, запирая двойные створки.

Отойдя на несколько шагов, я огляделась, чтобы понять, где нахожусь, и как мне может помочь это место. Это был большой зал, стены которого увешивали портреты разных людей, персональные и семейные. Вдоль стен стояли застекленные витрины с какими-то вещами, а в центре находилась мощная металлическая пюпитра с огромной толстой книгой. Здесь не было окон, но в противоположной стене зала имелась небольшая дверь.

За спиной послышался стук.

– Селения! Открой дверь! Что с тобой такое? – послышался голос Идвала.

– Где Тамаш? – донеслись следом слова Анабэль.

Подбежав к противоположной двери, я дернула ее, но та оказалась заперта, и сколько бы раз я не тянула ее на себя и не толкана, упираясь коленом, она не поддавалась.

Мне было страшно, я чувствовала себя угодившим в ловушку испуганным зверьком. Разговор между Анабэль и Идвалом был загадочным, наполовину непонятным, но все равно расставил все по местам – меня похитили не ради брака.

Жертвы, ритуалы, разговор с мертвыми, о которых шла речь в беседе – неужели это все не сон? Кто такие эти Рангвальды? В голове крутились разные варианты – от сумасшедших, любящих подобным образом развлекаться, до мистического Черного Ока, которое существовало много лет назад и теперь упоминалось в книгах лишь как страшная сказка о кровавых сектантах.

Подавив подступающие слезы и сглотнув очередной спазм в горле, я подбежала к одной из витрин и с разбегу толкнула ее. По руках до самого позвоночника пронеслась болезненная волна, но витрина едва сдвинулась с места. Расшатать постамент, на котором она стояла, казалось невозможным, но сдвинуть ее у меня получится. Короткими размеренными толчками, я принялась двигать стеклянный куб с орденами, лежащими на бархатной подушке.

О Черном Оке ходили разные слухи. Поговаривали, что благодаря ритуалам и принесением жертв своему кровавому богу, они обретали силу и могли жить дольше обычных людей. Возможно ли, что все это правда, и их не истребили до конца? Неужели меня похитили, чтобы принести в жертву?

От этих мыслей у меня подкосились ноги, лишь в последний момент я схватилась за край витрины, чтобы не упасть, и практически повисла на ней, налегая на нее уже плечом.

– Селения! Открой дверь!

Лихорадочно перебирая в голове идеи, я содрогалась от каждого стука, который становился все более нервным и настойчивым.

– Селения! Ты в порядке? Что с тобой?

Какое участие! Наверное боятся, что я умру раньше, чем их чокнутый граф решит принести меня в жертву. Истерично усмехнувшись этим мыслям, я налегла на витрину. По лицу стекал пот, влажные руки соскальзывали со стекла, волосы липли к спине и плечам, но я не останавливалась. Витрина двинулась на половину, и теперь оставалось только немного ее подтолкнуть. Взгляд хаотично бегал по портретам, которые наблюдали за мной со снисходительным ожиданием, словно все мои усилия были напрасными. В их глазах читалось, что я обречена, что мне никогда не сбежать из этого замка, что я умру здесь. Спрятаться было негде, сбежать отсюда тоже не представлялось возможным. Я лишь загнала сама себя в очередную ловушку. Единственное, что я могла сделать – разбить витрины и вооружиться осколком стекла.

– Тамаш, взломай эту чертову дверь! Я не могу ее открыть, там засов! – крикнула с той стороны Анабэль. За дверью усилилась возня, я всем весом налегла на витрину, и она рухнула вниз. В воздухе зазвучал хор голосов разлетающихся в стороны осколков.

– Селения! Что происходит?

Схватив большой осколок стекла, я сжала его в руке и кинулась к дальней стене, чтобы хорошо обозревать комнату. Как и в прошлый раз, в моей комнате, засов просто сам собой отъехал в сторону, и дверь распахнулась, явив решительно настроенную Анабэль, отрешенного Тамаша и встревоженного Идвала.

– Убирайтесь прочь! Вы сумасшедшие! Вы хотите меня убить! – крикнула я, вжимаясь в дальнюю стену и глотая скользящие по щекам и губам слезы. Осознание того, что меня могут убить прямо здесь, лишь подливало масло в огонь бушующей внутри паники. Вспомнился мертвец, гнавшийся за мной, и крылатая тварь, кружащая над головой, как стервятник в ожидании добычи.

Я выставила осколок витрины перед собой и шаг за шагом отступала в угол. Просто так, рыдая от бессилья, я им не сдамся.

Неизбежность шла впереди явившейся за мной процессии, вызывая лишь новые нервные судороги в моем теле.

– Не подходите! – вскрикнула я, чувствуя, как ледяные пальцы страха смыкаются на шее.

– Ну-ну, дорогая. Никто здесь тебя не тронет. Я обещаю тебе. Что ты себе придумала? – мягко произнесла виконтесса, и ее голос едва ли достиг моего затуманенного сознания с первого раза.

– Я слышала ваш разговор в саду. Вы – Черное Око, да? Вы хотите принести меня в жертву? – крикнула я словно в бреду, разглядывая участливое выражение лица Анабэль. Осколок скользил в мокрой от пота руке, царапая ладонь.

– О чем ты говоришь? – голос виконтессы звучал удивленно. О том же чувстве говорили и ее изогнутые брови.

– Не делай из меня дуру! – воскликнула я гневно. – Вы разговаривали в саду о том, что граф не собирается на мне жениться, что он о чем-то советовался с мертвыми! Ты выманила меня вчера ночью из комнаты и пыталась запихнуть меня в черную дверь. Там была тьма, которая высасывала из меня жизнь!

– О чем она говорит, Бэль? Причем тут дверь? – Идвал с недоумением уставился на виконтессу. Она в свою очередь ошеломленно воззрилась на меня.

– Я совсем не понимаю, что происходит, – произнесла Анабэль. Ее голос сквозил искренним изумлением, но я не верила ни одному их слову.

– Ложь! Ты разбудила меня среди ночи, постучав в день, и позвала с собой! Ты привела меня к черной двери, за ней была тьма!

– Селения, вчера ночью я не могла тебя никуда позвать, мы с Идрисом покидали замок и вернулись только утром, – мягко заговорила Анабэль, подняв руки в примирительном жесте. Она медленно подходила. Рука с осколком устала, но я все равно держала его наготове. Его острые уголки впились в кожу, и кровь тонкими струйками бежала по ладони и запястью, капая на пол. Мне показалось, что пол подо мной вибрирует.

– Я тебе не верю! За мной гнался сейчас мертвец в саду! И какая-то летучая тварь! – горячо заспорила я, не желая, чтобы из меня делали сумасшедшую. – Я не верю ни одному вашему слову!

Идвал чуть оттеснил Анабэль и подошел ближе.

– Сел-Мари, посмотри на меня, – мягким тоном, словно говорил с ребенком, обратился ко мне Идвал. – Никто здесь не желает тебе зла. Ты не была в саду. Ты ходила во сне. Мы поймали тебя в коридоре, ты дралась и кричала что-то про чудовищ, разбила мне нос.

– Тебе, наверное, приснился кошмар, и ты восприняла его за реальные события. Такое бывает. Мы повздорили, поэтому я попросила Милифтину добавить успокоительных трав в чай, чтобы ты смогла расслабиться и отдохнуть, – следом за Идвалом заговорила Анабэль.

Я притихла и вспомнила, что чай, принесенный служанкой вместе с ужином, действительно был с травяным запахом. Но я ведь не ложилась спать, я шла на кухню за огнем, а потом начались странности. Я пыталась выстроить в голове цепочку воспоминаний. Меня поймали и принесли обратно в холл замка, я потеряла сознание, но почти сразу же проснулась лежа в одном из коридоров, на руках у Идвала. До этого я уже ходила во сне, когда граф Рангвальд обнаружил меня в коридоре. Я замотала головой, всеми силами противостоя наступающему сомнению.

– С тех пор, как я оказалась в этом замке, со мной происходит какая-то чертовщина. С этим замком что-то не так, и с вами что-то не так! – словно в бреду забормотала я, лихорадочным взглядом скользя с Анабэль на Идвала, а с него на Тамаша.

– А может быть, с тобой что-то не так? – вдруг кинул черноволосый юноша. Идвал и Анабэль одновременно посмотрели на него предостерегающими взглядами.

– Ты жила в своей красивой придуманной сказке, которая вдруг разрушилась. Ты не смогла с этим справиться, и твое подсознание выдает тебе кошмары и лунатизм. Простое научное объяснение. Все кошмары ты сама себе придумала. Это не более, чем игра воображения, которая в твоем случае проявляется подобным образом, – объяснил Тамаш. Он говорил так спокойно и складно, что я почти ему поверила и опустила руку. Идвал сделал еще один шаг мне навстречу, и осколок снова взметнулся в воздух.

– Мне нужны доказательства! Как я пойму, что вы говорите правду? Вдруг вы пытаетесь меня запутать!

Тамаш устало закатил глаза. У него был вид человека, которому приходилось возиться с капризным ребенком, но вовсе не хотелось этого делать.

– Ты говоришь, что была в саду, – сказал юноша. – Если это правда, там должны были остаться следы. Идем, посмотрим.

– Я никуда не пойду с вами! – заупрямилась я.

Оброненное зерно сомнения начало медленно разрастаться внутри, давая все новые побеги недоверия. Неужели мне на самом деле все это приснилось? Насколько я сошла с ума, чтобы не отличить сон от реальности?

– По-другому мы никак это не выясним. Если хочешь, мы пойдем впереди, а ты иди сзади, – предложил Идвал. Его слова звучали здраво. Мы могли бы стоять тут пока не устанем. Но я не хотела никуда идти с этими людьми. Они пугали меня.

– Ты можешь сходить только со мной, чтобы тебе было комфортнее, – предложила Анабэль.

– Я пойду с Идвалом, – заявила я, указав на него осколком.

Анабэль кивнула и подала Тамашу знак. Оба они развернулись и покинули зал с портретами.

Идвал мягко улыбнулся и доверительно протянул мне руку. Но я только сильнее сжала осколок. Верно истолковав мои намерения, Идвал кивнул, принимая мои правила, и первым двинулся к выходу.

Мы молча шли по коридорам. Я то и дело кидала в мужчину подозрительными взглядами, но он только улыбался уголком губ, совсем по-доброму. В подобной ситуации это казалось странно.

– Я просто хочу знать правду, – первой нарушила тишину я, почти оправдываясь. – Все было слишком реалистично. Анабэль правда пришла ко мне ночью и отвела к той двери, к которой ты мне сказал не подходить.

– Анабэль в ту ночь покинула замок вместе с Идрисом. Они ездили разбираться с нападением на торговый караван, которое случилось как раз на границе графства Валарис с графством Ситра. Тебе приснилась эта дверь потому, что ты ее уже видела. Неразрешенные ситуации, которые оставляют нам множество вопросов, потом приходят во сне. Наш мозг таким образом пытается найти решение.

– Но как же сегодняшняя ситуация? Я же слышала, как вы разговаривали в саду. Это было настолько реально, – я почти готова была поверить Идвалу, но все слишком логично складывалось.

– Мы как раз шли с ужина, увидели тебя в одном из смежных коридоров. Глаза стеклянные, на вопросы не реагируешь. Побежали за тобой, а ты кричать и драться. Анабэль пощечиной попыталась привести тебя в себя, и вроде бы все получилось. Ты отключилась, но спустя минуту очнулась.

В памяти всплыл мой недавний кошмар о Благословенной Ночи. Он был столь же реален, и я едва смогла убедить себя, что это был всего лишь сон. В ту ночь, проснувшись, я все еще ощущала запах дыма от костра в носу. Я схватилась за разболевшуюся голову свободной рукой, и зарылась пальцами в волосах. Неужели я на самом деле схожу с ума?

Идвал вывел меня в сад и остался стоять в стороне, позволив мне самой найти собственные следы. Спустившись с крыльца, я прошла по уже натоптанному пути и замерла у клумбы в оцепенении. Я цеплялась шнурками платья о ветки кустов, сидела и даже лежала на клумбе, но ни сломанных веток, ни помятых цветов, ни следов моих ног – ничего этого не было. Затылок вновь обожгло, тело скрутило нервной судорогой. Поднявшись, я пошла дальше, но и по пути к забору ничего не обнаружилось. Оглядев себя, я поняла, что мое платье пыльное, но это могло быть и от того, что я лежала на полу. Шнурки, как и прежде, были крепко затянуты.

Выпустив из рук осколок, я опустилась на колени и закопалась пальцами в волосах. По щекам покатились слезы, размывая границы реального мира. Может быть, я и сейчас сплю? Мне хотелось проснуться в нашем с Криной доме и осознать, что все это просто затянувшийся ночной кошмар.

Мне было наплевать, как я выгляжу в глазах Идвала. Может быть, моя ненормальность проделает трещину в непоколебимости графа относительно его решения, и меня отпустят домой?

– Всемилостивые боги, я спятила, – закрывая лицо мокрыми от пота и крови руками, покачала головой я.

– Ты вовсе не спятила, ты просто запуталась. В чем-то я тебя очень понимаю. Я знаю, что такое скучать по дому, поэтому поплачь, – Идвал присел рядом со мной и начал гладить по спине. Я не слышала, когда он подошел, но была благодарна ему за сочувствие.

– Кошмар – это сила воображения, питаемая верой. Если ты не веришь в него, он теряет власть над тобой, теряет свою силу и осязаемость, – успокаивающим голосом продолжал говорить Идвал. Его спокойный тембр почти убаюкивал.

– Разобрались с ситуацией? – чуть поодаль послышался голос Тамаша. Его появление меня отрезвило. В груди с новой силой полыхнул гнев, сжигая мимолетную слабость. Я резко встала и посмотрела на него. Рядом с ним стояла Анабэль, и совсем близко ко мне Идвал.

– Это вы виноваты! Если бы не притащили меня сюда, со мной было бы все в порядке! Можете не строить из себя заботливых и добрых, – окинув всех собравшихся яростным взглядом, процедила я и, остановившись на Идвале, добавила, – и друзей.

Ведь это они с Тамашем меня похитили. Да, по приказу графа, но их вины во всем происходящем было ничуть не меньше.

– Селения, – начал было Идвал, но я резко перебила его.

– Не надо ничего говорить.

Пройдя мимо собравшихся обитателей Ардскола, я направилась обратно в замок, даже не задумываясь над тем, что могу заблудиться. Однако, в холе меня поджидала Милифтина. Весь ее вид говорил о том, что она недовольна моим поведением, но мне было откровенно плевать на ее мнение.

– Проводи меня до комнаты, раз уж ты здесь, – грубо бросила я служанке.

– Конечно, госпожа, – чеканя каждый слог, отозвалась Милифтина. По ее губам проскользнула высокомерная усмешка, совсем не присущая прислуге. Ее замерзшие глаза меня пугали, но сейчас я была так зла, что почти не обращала на нее внимания.

– Принеси мне огниво и обычную травяную свечу, – велела я, как только переступила порог своей комнаты.

– Зачем? Решили сжечь весь замок? – мне почудился в ее вопросе сарказм.

– Хотелось бы, но боюсь ничто не сможет уничтожить этот проклятое место. Мне нужно снять головную боль, поэтому принеси мне свечи.

Милифтина присела в издевательском книксене и удалилась. Я готова была поклясться, что видела ядовитую ухмылку на ее лице. И наигранность ее книксена ощущалась как явная фальшь в голосе не умеющего петь человека, вдруг затянувшего рулады.

Когда Милифтина занесла свечи и удалилась окончательно, я осталась в разбитом состоянии. Мне не было дела до того, что они думают обо мне. Куда больше меня беспокоили мои сны, которые казались настолько реалистичными, что я стала принимать их за явь. Если так продолжится и дальше, я буду представлять опасность для самой себя. Они ведь и правда могут свести меня с ума. Подумав о том первом сне, с которого все началось, я содрогнулась. Совпадение ли это, что странности начались именно с моего двадцатилетия или закономерность? Объяснение Тамаша казалось самым простым и правдоподобным, но я пыталась зачем-то во всем найти мистику и скрытый смысл. Может быть их просто нет?

Мысли мои снова вернулись к дню моего двадцатилетия. Я почти забыла о том видении, которое вспыхнуло в голове, стоило мне только коснуться того старого медальона, лежащего в шкатулке. Было ли это результатом удара головы, или оно и спровоцировало мое падение со стула?

Я потрясла головой. Сейчас не об этом надо думать, а о том, как выбраться отсюда. Теперь за мной будут тщательнее следить, и сбежать так просто уже не удастся. Мне придется либо убедить их в том, что я смирилась, а затем, например, напроситься в гости к Крине и по дороге улизнуть от сопровождающего. Либо стать до крайности невыносимой, чтобы они сами меня выгнали. Но еще мне хотелось выяснить, почему граф решил на мне жениться. Наш первый с ним разговор в этом замке казался до крайности странным. Если он не хотел на мне жениться, что за обстоятельства могли его заставить выбрать именно меня? К тому же, с помолвкой и свадьбой он явно не торопился.

Пребывая во власти размышлений, я опустилась на кровать. Крина всегда нервничала, когда я затрагивала тему матери, погибшей при несчастном случае. Может быть ее тоже мучили подобные сны? Может быть, это какое-то заболевание, которое передалось от нее мне? Нужно срочно встретиться с тетушкой, чтобы расспросить ее, но для этого придется идти к графу. Просить его о чем-либо не хотелось, но сейчас у меня не было выбора. Я должна знать, что делать с собой и этими снами. Это может зайти куда дальше, чем сегодня. Или как можно скорее сбежать отсюда будет проще, чтобы потом не быть перед этим деспотом в долгу?

Внезапно посетившая меня мысль была слишком смелой, чтобы я могла ее как следует обдумать. И все же. Что если я на самом деле ясновидящая?

И тут же я сама расхохоталась от этой идеи. Тогда придется допустить, что похитившая меня семейка действительно ненормальные сектанты, у которых по саду разгуливают мертвецы и летают сказочные чудовища. Теперь даже я понимала, насколько абсурдно это звучит. А с другой стороны… существуют же нимфы, русалки? Когда-то ведь существовали вампиры и оборотни, которых истребили? Хотя все это может быть лишь сказками людей, придуманными, чтобы пугать детей и тешить собственное эго победой над теми, кто был сильнее человека.

Но ведь существуют гадалки, знахарки, у которых действительно есть необычные способности?

И тут я снова расхохоталась, представив себя гадалкой, обвешанной талисманами и сидящей возле хрустального шара. Смех хотя бы поднял мне настроение и прогнал мрачные мысли, но шлейф дурноты от сна все же еще тянулся тоненькой ниточкой.

Окончательно успокоив саму себя, я снова почувствовала закипающую по отношению к Рангвальдам злость. Из-за них я уже начала считать себя сумасшедшей! И приснится же еще такое, что Рангвальды – сектанты. Хотя слухи о них ходили разные, я объяснила себе их тем, что выглядели здешние обитатели довольно мрачными и замкнутыми. Но на сумасшедших фанатиков походили мало.

Я решительно встала и подобрав с пола всю кучу нарядов, которые так там и лежали, отнесла их в ванную, примыкающую к моей комнате. Светлое просторное помещение с прямоугольным бассейном в центре, сейчас было освещено ненавязчивым белым светом с легким травянистым оттенком. Здесь же стоял туалетный столик со всевозможными порошками для кожи, маслами и кремами.

Вдоль стены тянулся мраморный выступ, уставленный разными бутылками, склянками с маслами и солями для ванны.

Подойдя к краю бассейна, я сбросила туда ворох одежды и спустилась следом по мраморной лесенке. Зажгла свечу и обдала огнем готовые к сожжению платья. Выбравшись из ванны, я открыла окно, села чуть поодаль и стала наблюдать, как вначале несмелое пламя разрастается, превращаясь в жадного, голодного зверя. Дорогие ткани чернели, пожираемые огнем, и осыпались пеплом, доставляя мне удовольствие. Огонь плясал свой завораживающий, зловещий танец. Он был одновременно прекрасен и страшен в своем разрушительном проявлении.

В детстве дядя Рикхард читал мне сказку про огонь, в которой мне всегда было его жалко. По сути своей он всегда был несчастен, с самого своего появление. Родившись из жерла вулкана, недра которого уходили глубоко в Огненные Разломы, огонь был единственной стихией, не принадлежащей ни земному миру, ни миру богов, и суть которой заключалась в разрушении. Люди ненавидели его и проклинали, и везде, куда бы он ни пошел, разгорались пожары от его жарких прикосновений. Как бы сильно он не любил что-то или кого-то, его объятия, его поцелуи обращали всё в пепел, несли лишь разрушения и смерть.

Сейчас я ощущала себя такой же одинокой и никому не нужной как тот огонь. Куда бы я ни пошла – всюду сеяла хаос и причиняла кому-то боль.

Дождавшись, пока огонь обратится в пепел, я открыла кран и смыла прах моих новых платьев, а затем вернулась в комнату. За окном была поздняя ночь, но мне совершенно не хотелось спать. Темное небо улыбалось мне печалью убывающего месяца, чтобы через неделю он возродился вновь.

Умостившись на подоконнике, я всматривалась в темноту за окном, осознавая, что тону в такой же непроглядной тьме. Выветрившийся гнев оставил после себя страх – я боялась уснуть, потому что каждый раз, когда я закрывала глаза, граница между реальностью и сном исчезала. Вывод напрашивался лишь один – всему виной Рангвальды и их мрачное гнездо. Все дело в этом, и нужно попытаться выяснить, что им нужно от меня до того, как они окончательно сведут меня с ума. Либо же прав был Тамаш – и я сама сводила себя с ума.

Взглянув на дверь, я подумала, что сейчас не самое лучшее время бродить по коридорам, наверняка, они следят за моей комнатной. И теперь нужно приложить все силы, чтобы не уснуть. Вновь нырнув взглядом в бесконечность ночи, я опустила глаза вниз, мысленно представляя запущенный кусочек парка, который днем всегда видно из окна. Сейчас он почти полностью тонул во мраке, лишь призрачный серебристый свет струился по траве и меж корней деревьев, но откуда он исходил было неясно. Перебравшись на другую часть подоконника, я опустила ноги на пол и высунулась в окно, сразу ощутив прикосновение высоты к моему телу. Вцепившись пальцами в подоконник, я пригляделась и поняла, что свет льется из одной точки, в которой он был особенно ярким. Отчего-то при виде его источника, который виделся мне лишь смутными очертаниями, сердце забилось в предвкушении, наполняясь теплом и надеждой. Объяснить эти чувства я не могла. Они сбивали меня с толку, но в то же время успокаивали, нашептывая, что все будет хорошо.

Внезапно голову пронзила резкая боль, словно бы кто-то проткнул ее раскаленной иглой. Сознание помутилось. В ушах зашумело, и этот шум все усиливался, пока окончательно меня не оглушил. Испугавшись, что перевалюсь через подоконник вниз, я резко толкнула себя назад и упала спиной на пол. Затылок заныл от боли, которая вступила в схватку с другой болью, исходившей откуда-то из глубины сознания. Схватившись за голову, я застонала, понимая, что не могу даже встать. Тело одеревенело, в глазах стремительно темнело, пока пелена тьмы окончательно не закрыла их.

– Госпожа вы вернулись, – сквозь утихающий шум послышался отвратительный голос. Я заморгала, созерцая перед собой уже знакомое существо, образ которого я почти забыла. Но теперь день перед Праздником Благословенной Ночи вновь предстал перед глазами, напоминая о том, что произошло при соприкосновении с загадочным кулоном.

Разум налился холодом, пронизывающим упорядоченные мысли. Я повернула голову и улыбнулась. Существо отразило мою улыбку, превратив ее в хищный оскал.

– Ваши видения подтвердились? Все это правда? – вопросило существо.

– Да. Наш враг сделал свой ход. Все, как и говорил владыка. Многоликая в отчаянии, – отозвалась я.

– Это же злопрекрасно, госпожа! – существо радостно захлопало в ладоши.

– Какие будут указания?

От его голоса мне хотелось содрогнуться, но я этого не сделала. Поднявшись с гладкого черного алтаря, поверхность которого лениво перетекала словно вода, я встала на ноги и прошлась по мрачной круглой комнате к овальному зеркалу, поверхность которого кроваво-красной пеленой была растянута в черной раме. При моем приближении она слегка шевельнулась, как потревоженная легким касанием ветра поверхность пруда.

– Пора пробудить Кровавого Бога. Время пришло, – мой голос зловещим шепотом растекся по густому воздуху комнаты.

Глаза существа налились искренней радостью, которая вкупе с мерзкой улыбкой вызывала лишь отвращение. Но другая – холодная и спокойная часть меня была равнодушна к его эмоциям.

Мой взгляд, поначалу скользящий по поверхности красного зеркала, начал погружаться в его глубины, выхватывая из плотного кровавого тумана силуэты. Сквозь мое сознание проносились смазанные лица и обрывочные события. Иссушенные тьмой земли, пронизанные черными сосудами. Реки крови. Кровавая луна в небе. Изуродованные тела, пожираемые отвратительного вида чудовищами.

Какая-то часть меня хотела отпрянуть от зеркала и закрыть глаза, чтобы не видеть этого ужаса. Но другая я стояла и спокойно наблюдала хаотично несущиеся события. Закрыв глаза, я улыбнулась.

– Да, время пришло, – подтвердил голос, который казался мне чужим, но принадлежал мне. В сознании возник образ, который был мне знаком. Сотканный из теней, из глубин моего сознания на меня взирал граф Рангвальд.

Распахнув глаза, я воззрилась на прислужника.

– Призови наших воинов. Пусть приведут людей. Не меньше полусотни. Нужна большая жертва, чтобы пробудить Кровавого Владыку.

– Вы не собираетесь связаться с Малисом? Разве он не должен исправить свою ошибку? – существо презрительно хмыкнуло. Его преданность мне одной вызывало приятные вибрации куска льда, которым была моя душа. Далекие воспоминания медленно проступали сквозь плотную пелену тумана, окутывающего прошлое, теперь казавшееся почти позабытым сном.

– Я не собираюсь ему указывать на ошибки. Пусть за них он отвечает перед нашим богом. У меня другие цели.

– Как прикажете, Черноликая, – существо поклонилось и засеменило на своих ножках прочь из комнаты. Еще некоторое время из коридора доносились его удаляющиеся шаги, отсчитывающие вязкие секунду, медленно просачивающиеся сквозь клепсидру полумрака башни.

– Я подарю тебе того, кого не смог тебе подарить твой сын, – с холодным воодушевлением прошептала я зеркалу.

* * *

– Леди Де-Маир!

Знакомый голос пробивался сквозь вязкую темноту, окутывающую сознание.

– Вы меня слышите?

Мимолетное холодное прикосновение заставило меня проснуться.

Разомкнув глаза, я узрела перед собой бесстрастное лицо графа Рангвальда. Дымчатый хрусталь его глаз по-прежнему был непроницаем для понимания его эмоций.

Я резко села, заставив графа отстраниться. Взглянула на подоконник, припоминая, что упала с него и ударилась затылком, который все еще болезненно пульсировал. В голове варилась каша из перепутанных мыслей. Что это было? Очередной сон? Казалось, будто все происходило на самом деле, как тогда на чердаке.

По телу прокатилась ледяная дрожь. Я коснулась ладонью лица, пытаясь смахнуть наваждение, но оно стояло перед глазами, словно я только что пережила все на самом деле. В груди ядовитым цветком распускался запоздалый страх, выбрасывая в кровь острые шипы. Мне было жутко и хотелось разреветься от переизбытка эмоций. То, что творилось со мной, сводило с ума, но если до этого я ходила во сне и видела монстров, не в силах почувствовать грань реальности, то увиденное сейчас было чем-то иным. Это была я, только не испуганная девчонка, не понимающая, что происходит, а уверенная в себе девушка, которая что-то замышляла и отдавала себе отчет в своих действиях.

– Леди Де-Маир? – голос графа Рангвальда в одно мгновенье разорвал цепочку моих мыслей, напоминая, что я не одна.

– Кто такой Кровавый Бог? – выпалила я, совсем не подумав. Образы продолжали всплывать перед глазами, терзая мои мысли. Я молилась, чтобы граф Рангвальд сказал, что такого не существует. Это бы успокоило меня, убедило в том, что увиденное было лишь страшным сном.

Мне показалось, что на какое-то мгновенье лед в глазах графа Рангвальда дрогнул. Я моргнула, спугнув это мимолетное видение словно бабочку.

– О чем вы говорите, леди Де-Маир?

Я вглядывалась в черты его лица, пытаясь найти в них хоть что-нибудь, намекнувшее мне на его мысли. Но граф продолжал оставаться для меня чистым листом. Он вполне мог лгать мне, но мне хотелось понять, существует ли какая-то связь между Рангвальдами и моими снами, или я просто схожу с ума на почве разрушенной жизни.

– О Кровавом Боге, – повторила я более настойчиво. Внутри все еще блуждала дрожь, мысли роились в хаосе, но я все же решила попытаться сыграть с графом в игру.

– Я не понимаю, о каком боге идет речь. В нашем пантеоне такого бога нет. Вам приснился очередной кошмар? – поинтересовался граф Рангвальд, поднимаясь на ноги. Он протянул мне руку, но она дрогнула, словно граф на секунду передумал. Это зрелище немало меня удивило. Насколько я успела понять, граф Рангвальд – уверенный и жесткий человек, которому не свойственно отказываться от принятых решений.

Хотелось отмахнуться от его помощи, но слабость в теле толкнула меня на обратное. Стоило нашим рукам соприкоснуться, и глаза графа Рангвальда потемнели. По лицу прокатилась болезненная судорога. И снова это видение проскользнуло слишком быстро, чтобы его можно было ухватить, оставляя после себя лишь сомнение – было ли оно на самом деле.

Граф Рангвальд отступил на шаг назад, как только я оказалась на ногах, и опустился в кресло у окна.

Его слова одновременно успокоили меня и вызвали всплеск раздражения. Из-за их семейки мне теперь постоянно снятся кошмары, а он еще смеет спрашивать о подобных вещах.

– Леди Де-Маир? – снова подал голос граф Рангвальд. Подперев подбородок рукой, которой облокотился на подлокотник кресла, он пытался казаться расслабленным, но его напряженные плечи говорили, что удается ему это с трудом.

– Ну что? – раздраженно воскликнула я, вскидывая на него недовольный взгляд и тут же осекаясь. Его образ, сотканный из теней, встал перед глазами, накладываясь на реальный, сидящий передо мной. Туманная дымка, словно бы ложилась на его черты лица. Еще одна холодная волна прокатилась по коже, заставляя волосы встать дыбом. Мне вдруг стало невыносимо страшно находиться с этим человеком в одной комнате. Образы и имена из видения продолжали клубиться в голове кроваво-красным туманом, который я видела в зеркале. Неужели граф Рангвальд и его семья как-то связаны с темными силами?

– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнил собеседник.

– Вы ни на один мой вопрос ни разу не ответили, и что теперь? – огрызнулась я, опускаясь на край кровати.

– Судя по всему, вам уже лучше, – констатировал граф Рангвальд, усмехнувшись уголком рта.

– Судя по всему, вам не нужно разрешение, чтобы попасть в мою комнату, – в тон ему отозвалась я, в полной мере осознав, что вообще со мной произошло. Я старалась говорить, как и всегда, чтобы не вызвать у графа ненужных вопросов. Но меня интересовала причина, которая привела его в мою комнату в столь позднее время.

– Это ведь мой замок. Я могу войти в любую комнату, если захочу, – оповестил меня граф Рангвальд. С каждой проскальзывающей между нами секундой я чувствовала, как мороз, ползущий по коже, становится все более колючим. При прошлых встречах я была либо слишком зла, либо слишком растеряна, чтобы чувствовать что-либо еще, но теперь граф воспринимался иначе. Он внушал уважение и страх. Или скорее уважение посредством страха, который вселял в душу его вид. Внешне этот молодой мужчина был красив, но красота эта была холодной и даже пугающей. Что-то в нем заставляло бояться его.

– Зачем вы вообще пришли в столь поздний час? Неужто поинтересоваться моим здоровьем? Да, я сумасшедшая, верните меня тетушке, – заявила я. Но в голове вспыхнули совсем другие догадки. Что если граф Рангвальд пришел ради исполнения супружеского долга? От этой мысли нутро обратилось льдом, заставив меня сжаться. Или может дело действительно было в моих странностях?

Дымчатые глаза графа изучали меня с каким-то загадочным интересом, хотя на лице его не отражалось ни единой эмоции, как и прежде. Словно он на самом деле носил маску. Мне казалось, что он физически прикасается к моей коже, и это ощущение вызывало у меня омерзение.

– Не верну, – вынес вердикт мой похититель. В его голосе слышались нотки холодной стали, которая сразу резала слух. – Так даже веселее. И кстати, уже утро.

Исподлобья взирая на собеседника, я недоверчиво повернула голову к окну. Утро и впрямь уже созрело, и небо наливалось спелыми соками – красными и золотыми. Ночь пронеслась над моим кошмаром одним мгновением.

– Так вам развлечений недостаточно? Сходите в театр или на ярмарку, – посоветовала я, совершенно не в силах соблюдать какие-либо правила приличия.

– Слишком много народа. Я привык веселиться дома, – ответили мне все тем же раздражающе-спокойным тоном, от которого хотелось броситься на графа и выдернуть ему несколько клоков волос. И лишь страх, который висел между мной и этим мужчиной, не позволял мне выкинуть нечто подобное. Вряд ли этот человек передо мной вообще знал, что такое веселье. Эти едкие слова обжигали мне язык, стремясь вырваться на свободу.

– Так вы меня взяли в качестве штатного шута? Лучше найдите себе другого клоуна, – отрезала я, сдержав первый порыв. Мой взгляд невольно изучал нового жениха. У графа явно был утонченный вкус. Несмотря на странный мороз, ползущий по коже в его присутствии, он не отталкивал, как многие статусные особы. Но что-то в нем как будто было не так, и я не могла объяснить это странное чувство.

– Нет, – вдруг строго отчеканил граф Рангвальд, отвечая на вопрос, который уже вылетел из моей головы.

– Зачем вы явились? – снова вопросила я, теперь уже с осторожностью.

– Хочу знать, что с вами происходит. Расскажите мне, что вас тревожит, – голос графа Рангвальда звучал завораживающе мягко, почти гипнотически. Встретив взгляд его серых глаз, я почувствовала странную расслабленность, растекающуюся по телу. Неприязнь улетучилась подобно выдохшимся духам, которые забыли закупорить. В голове появился приятный туман.

– Граф Рангвальд…, – обратилась я к собеседнику, но почти сразу забыла зачем.

– Просто Идрис, – перебив меня, вставил граф.

– Идрис, – послушно повторила я.

– Расскажи мне, что случилось. С самого начала, – попросил он внезапно. И я подчинилась. Язык развязался подобно слабому узлу, невероятно легко рассказывая Идрису о всех странностях, которые происходили со мной. Единственное, что ускользало из рассказала – видения. Взгляд Идриса оставался беспристрастным, в нем не было ни осуждения, ни сочувствия – вообще ничего, но меня это и не волновало. Когда я закончила сегодняшним инцидентом между мной, Анабэль и Идвалом, Идрис попросил подробно рассказать о шепоте.

– Он просто шептал, я понимала, что он зовет, но в нем не звучало слов. Он вел меня к озеру, – ответила я и внезапно вздрогнула, как будто бы разрывая оплетшую меня невидимую паутину. Почему я вообще все это рассказала графу Рангвальду?

Туман в голове рассеялся как от порыва свежего ветра. Внутри пробудилась прежняя злость и неприязнь. Я взглянула на него уже совсем другим взглядом, и лицо его тоже изменилось. В глазах мелькнул отблеск удивления.

– Что это было? Что вы со мной сделали?! – я вскочила на ноги, едва сдерживая очередной порыв кинуться на графа Рангвальда или что-нибудь в него швырнуть. Но мои намерения его не впечатлили. Он продолжал спокойно восседать в кресле, наблюдая за мной оценивающим взглядом, что еще больше распаляло мой гнев.

– Очень интересно, – проигнорировав мой вопрос, пробормотал граф, поднимаясь на ноги.

– Что именно вам интересно? Что происходит? – крикнула я, преграждая графу Рангвальду путь. Пульс болезненно забился в висках, в голове зашумело, как перед потерей сознания, и я испугалась, что это снова произойдет. Мне не хотелось падать в обморок и смотреть кошмары, но мне нужны были ответы, что происходит в этом проклятом замке.

– Вы собираетесь мне хоть что-то объяснить?

– Нет, – спокойно отозвался граф Рангвальд, возвышаясь надо мной бесчувственной статуей.

– Вы издеваетесь? – вскрикнула я и уже замахнулась, чтобы стукнуть кулаком в грудь собеседника, когда его серые глаза снова потемнели до пугающей черноты. От графа повеяло холодом и… смертью. Подобное я ощущала лишь на кладбище, и сейчас мне вновь почудился запах влажной сырой земли и разложения, бальзамирующих масел и дерева. Озноб зашевелился под кожей, заставляя ежиться и обхватывать плечи дрожащими пальцами. В одно мгновенье из спокойного человека граф превратился в нечто пугающее. Казалось, даже черты его лица угрожающе заострились.

– Почему ты решила, что я должен что-то тебе объяснять? – воздух между нами опасно завибрировал. Невольно я отшатнулась назад. Граф Рангвальд наоборот подступил ко мне, каждый его шаг заставлял меня отступать, пока я не рухнула на кровать. Он навис надо мной волком, загнавшим свою добычу. Руки его упирались в перину по обе стороны от меня, не позволяя даже шевельнуться. Дыхание застряло в онемевшей от страха груди. Сжавшись всем своим существом, я взирала на Рангвальда, боясь моргнуть.

– Запомни, девчонка. Ты все еще жива и невредима только потому, что мне это нужно. Стоит мне передумать, и твоя жизнь оборвется очень быстро. Поэтому будь тише и послушнее. Когда я увижу, что ты готова к диалогу, тогда и поговорим, – резко отстранившись, граф направился к двери и исчез за ней, оставив мне только дрожь и новые вопросы.

* * *

Хитрая улыбка лунного серпа почти угасла, знаменуя конец месяца, но убывающая луна не унесла моих тревог. Завтра Ночь Тенебрис, или как ее по-другому называют Слепая Ночь – ночь без луны. Раньше это время было обыденностью, но теперь, чем ближе оно подступало, тем тревожнее мне становилось. Считается, что лунный свет оберегает наш мир в темное время суток от жутких монстров, которые скрываются во тьме и ждут своего часа. С самого детства мне нравилось смотреть на луну. Я могла просидеть до самого рассвета, наблюдая за ее неспешной прогулкой по ночному небу. Ее свет казался особым видом волшебства, невесомым и ненавязчивым. Он разгонял мрак не только вокруг меня, но и в моей душе, дарил чувство защищенности даже в этом замке.

Я не могла объяснить собственную нервозность. Даже несмотря на тот факт, что последние дни мне не снились кошмары, и я практически не ходила во сне, все равно чувствовала повисшую в воздухе угрозу. Точно так же ощущается приближение бури.

Кошмары прекратились, но я не могла перестать о них думать. Особенно о том, в котором была я и то существо. Такое не выдумает даже самое богатое на фантазии воображение. Мне было страшно допускать, что со мной что-то не так. К тому же, опять вставал нерешенный вопрос – зачем я вдруг понадобилась графу Рангвальду. Я не могла объяснить свои подозрения с точки зрения логики и уж тем более подкрепить их доказательствами, но я была уверена – все, что происходило со мной – их вина. Они что-то делали со мной, зачем-то сводили меня с ума или ставили на мне какие-то эксперименты. Последние дни я не ела принесенную Милифтиной еду, вместо этого я спускалась ночью на кухню и выбирала самые безобидные продукты – орехи, фрукты и овощи. Связано это было с пищей или нет, но кошмары прекратились. Однако замок продолжал все так же пугать.

Темные, едва освещенные коридоры были сродни детским страшилкам о чудовищах, живущих в шкафу или под кроватью, они пробуждали внутри тот же безликий страх. Этот страх поначалу казался едва заметным касанием, но с каждым днем он креп и становился более навязчивым. К концу недели он уже напоминал саднящие царапины от расчесов.

Всюду мне мерещился тот самый шепот, который я слышала во сне, отчего возникало ощущение, что я действительно сплю и вот-вот проснусь. Он будто бы снова переносил меня в сон, и я готова была проснуться в одном из коридоров в ночной рубашке, но этого не происходило. Я даже кусала себя за пальцы и царапала руки, чтобы доказать себе, что не сплю, и все равно пару раз очнулась у лестницы, ведущей в холл. Днем я пыталась самостоятельно найти выход, но не могла, отчего мне стало казаться, что замок специально путает меня. От этой мысли мне было жутко, но, когда я, как и в прошлый раз, прошла мимо одной и той же вазы пять раз, хотя следовала в совершенно противоположном от нее направлении, я только утвердилась в этом убеждении. Мне стало страшно выходить из комнаты. Шепот следовал за мной по пятам всюду, куда бы я ни направилась, но стоило обернуться, как он стихал, и воцарялась тишина. Он звал меня, как только солнце опускалось за горизонт. Меня даже посетила странная мысль, что шепчутся стены, но, когда я прислонялась к ним ухом, они оставались столь же безмолвны, как и положено безжизненному камню.

Вчера я попыталась последовать за шепотом, чтобы выяснить, куда он меня приведет, и, похолодев от ужаса, вернулась в комнату. Он вел меня по пути моего сна, к выходу из Ардскола. Как только я поняла это, то развернулась и тут же бросилась обратно в комнату, испугавшись, что все повторится как в тот раз, когда я ударилась затылком и закрылась в зале с портретами. Каждый раз, когда я оказывалась близка к свободе, надежда на ее обретение обрывалась тонкой нитью, бросая меня в пучину отчаяния, которому я всячески старалась сопротивляться. И все же я уже почти захлебывалась в нем. Думая об очередной попытке побега, я содрогалась и ловила себя на мысли о том, что боюсь даже пытаться. Я постоянно блуждала между сном и реальностью, между здравым смыслом и страхом, который опутывал меня, словно паук своей паутиной, кутающий в кокон пойманную жертву. Замок был моим пауком.

Сегодня днем я оказалась у лестницы, ведущей в холл. Страх подойти ближе к заветной двери ледяной цепью сковал грудь и дернул меня назад. Разум бился одной единственной мыслью – я не смогу выйти отсюда и снова попадусь, или что-то случится, как только я окажусь за порогом. Это может вновь оказаться сном или какой-то злой шуткой судьбы. Если появляется надежда – ее обязательно заберут.

Чей-то пристальный взгляд смотрел мне в спину, куда бы я ни направилась. От этого пустые доспехи, черепа, покоящиеся за стеклом, и статуи мифических чудовищ казались мне еще более жуткими и пугающими. В голове поселилась навязчивая идея, что они оживают по ночам, следят за мной, когда прохожу мимо или шевелятся, когда я этого не вижу. Сама мысль, что я останусь тут еще хотя бы на один день заставляла нырнуть в ледяное озеро страха, что уж говорить о жизни в этом кошмарном замке? Единственное чего мне хотелось – сбежать отсюда как можно скорее. Но с каждым днем эта надежда становилась все более призрачной. А стоило мне коснуться ее, и она болезненно обжигала меня своей несбыточностью.

Замок Ардскол воплощал в себе все страшные истории про призраков и жутких тварей, которые веками обитают в его стенах и охотятся на всякого новичка, посмевшего переступить порог. Мне казалось, что стены давят на меня.

Я находилась в постоянном напряжении, практически не спала, чтобы не видеть кошмары и не пробуждаться ночью в незнакомых частях замка. Из-за этого мысли часто путались или вовсе отсутствовали. Рангвальды перестали навещать меня в попытках наладить со мной контакт, но я уже не знала радоваться этому или нет. С одной стороны, их внимание мне претило, а с другой – одиночество куда быстрее сводило меня с ума, заставляя копаться в собственных страхах и сомнениях. Приходила только Милифтина, но она уже не пыталась строить из себя примерную прислугу – оставляла поднос и молча уходила, а потом так же молча его забирала.

Пару раз заглядывал только Идвал, но я просила его уйти. В конце концов, он ведь один из тех, кто запер меня в этом замке. Я никому здесь не могла доверять. Открыто меня никто не обижал, но то, что происходило со мной, было на совести обитателей Ардскола.

Обычно с наступлением утра всегда становилось легче, но сегодня тревога не проходила. Я не могла найти себе места, мечась из стороны в сторону. Оголенные последними событиями нервы, реагировали на малейший шорох или движение. Мысли никак не хотели собираться в упорядоченную цепочку, все время ускользая из общего строя. Но одно я знала точно – если не могу сбежать, надо попытаться хотя бы выяснить, для чего я здесь нахожусь, и кто такие Рангвальды. Если раньше меня это не волновало по той причине, что я надеялась быстро покинуть это место, то теперь мне нужно хотя бы понимать, как себя вести во всей этой ситуации.

Собственное бессилие душило меня вместе с подступающими слезами все сильнее с каждым днем. И сегодня оно было особенно беспощадным, навалившись на меня всей тяжестью неизвестности и жутких догадок, которые копились день ото дня.

От одной мысли о том, что мне придется покинуть комнату и снова оказаться перед лицом замка, начинали дрожать руки. Я не могла контролировать накатившую паранойю, которая усиливалась с каждым днем. Но чтобы выяснить что-то стоящее, придется пробраться в кабинет графа Рангвальда. Однако смотря на дверь, через которую предстояло выйти, я чувствовала тревогу и отчаяние. С каждым разом переступать этот порог было все сложнее.

Медленно я подкралась к двери и потянулась к ручке, убеждая себя, что сейчас день и ничего не случится. Но мне все равно не хватало смелости. Слишком тяжело было переживать все те ужасы, что здесь творились. Я не должна была сдаваться, не хотела….

Покачав головой, я подавила подступившие слезы и сглотнула спазм, скрутивший горло. Это противостояние между мной и Рангвальдами, между мной и Ардсколом. Я проигрываю его потому, что позволяю себе бояться. Каждый раз я напоминала себе о Ригане и Крине, мысли о тетушке и чувства к возлюбленному поддерживали меня, но их света начинало не хватать, чтобы рассеять тьму, в которую я погружалась все глубже, увязая в буднях Ардскола и его секретах как в болоте.

Вспомнив их светлые, радостные лица, я почувствовала тепло, коснувшееся моего сердца, и страх если не отступил совсем, то сделал один большой шаг назад. Я открыла дверь.

Коридоры были залиты солнечным светом, который держал зловещего хищника в узде – днем замок не так сильно меня пугал, и все же ощущение чужого взгляда не исчезало даже сейчас. Несколько дней до того, как я заперла себя в комнате, я бродила по коридорам в поисках информации о Рангвальдах, хотела подслушать какие-нибудь разговоры между ними, которые натолкнули бы меня на более определенные мысли, чем были у меня сейчас. Но Ардскол как будто опустел – ни прислуги, ни Рангвальдов. Я совершенно не помнила, где находился кабинет графа. Спросить тоже было не у кого, поэтому я, как всегда, пошла наугад, пытаясь припомнить хоть что-то. На том этаже были картины и гобелены, на которые я не обращала никакого внимания, и теперь очень жалела об этом. В мыслях проскальзывали лишь обрывочные образы того коридора, по которым невозможно было бы сориентироваться. Некоторые этажи, на которых я бывала часто, были неплохо мной изучены, поэтому методом исключения я решила исследовать те, на которых точно ни разу не была. На одном из лестничных пролетов мне посчастливилось столкнуться с дворецким Григором. Вечно бледный мужчина средних лет всегда имел болезненный вид. Темно-карие глаза странно блестели. Но выглядел дворецкий всегда опрятно и серьезно. Увидев его, я так шарахнулась в сторону, что едва не слетела со ступеньки. Дворецкий вежливо поинтересовался в порядке ли я, и не требуется ли мне помощь. Быстро объяснив ему, что мне необходимо переговорить с графом, я попросила его объяснить мне дорогу до кабинета хозяина замка. Получив необходимую информацию, я вежливо отказалась от его сопровождения, сославшись на его занятость, которая у него наверняка имелась. Но даже несмотря на подробные объяснения дворецкого, скорее по великой случайности, чем по каким-то другим законам вселенной, я наткнулась на нужный мне коридор. Возможно, он мне только казался тем самым, ибо тут почти все коридоры выглядели практически одинаково, если не запоминать отличительные детали.

Прибавив шаг, я уперлась в знакомую дверь и замерла в секундной нерешительности. Пусть я и придумала заранее, что скажу, если граф окажется у себя, но руки все равно предательски задрожали, а навязчивое желание убежать росло с каждой секундой промедления.

Набрав в грудь побольше воздуха, я решительно протянула руку, чтобы постучать, но замерла. Воровато оглядевшись, словно собиралась грабить кабинет графа, я прильнула ухом к двери. С той стороны царила тишина. Постояв еще несколько минут в ожидании, что граф Рангвальд, наконец, заговорит, я все же постучала и дернула ручку, но дверь оказалась заперта. Подергав еще несколько раз, я раздраженно пнула дверь, словно бы это могло помочь. Но сдаваться так просто было нельзя. Я должна приложить больше усилий к спасению своей жизни. Все думают, что я невеста графа, никому и в голову не придет, что я в беде.

Наклонившись к ручке, чтобы разглядеть замочную скважину, я обнаружила, что ее нет. Но при этом дверь оставалась запертой, заводя в тупик мои мысли по поводу запирающего механизма.

– Леди Де-Маир.

Спину обдало холодом. От неожиданности я закричала и подскочила. Резко развернувшись, я прижалась к двери с ужасом взирая на того, кому принадлежал голос. Граф Рангвальд, как всегда, был спокоен и ни капельки не удивлен увиденной картиной. Зато меня трясло от растекающегося по сосудам напряжения. Во все глаза я взирала на хозяина замка даже не в ожидании разговора, который может последовать, а в лихорадочных размышлениях, как ему удалось бесшумно подойти ко мне со спины. Не могла я так увлечься изучением ручки, чтобы не услышать его шагов.

– Какого дхара вы так подкрадываетесь ко мне?! – пытаясь перекричать биение собственного сердца возмутилась я. При каждом явлении предо мной графа со мной творилось что-то странное – лютая ненависть к нему вскипала до температуры лавы в жерле вулкана и начинала неудержимо извергаться в то время, как в его отсутствие мысли о нем вызывали у меня только раздражение и злость.

– Я не имею привычки подкрадываться, – заявил граф Рангвальд таким тоном, словно объяснял ребенку его ошибку, – тем более в собственном замке.

Его взгляд скользнул по запертой двери и вновь вернулся ко мне.

– Вам что-то нужно?

Я замялась, растеряв все свои заранее заготовленные речи. Единственное, до чего додумалось мое опустошенное сознание, выпалить следующее:

– А вам?

Эта спонтанная короткая фраза слегка стряхнула с графа Рангвальда запылившееся спокойствие. Легкое удивление скользнуло по его правой брови. Ухватив изменение в выражении его лица, я решила потянуть за эту ниточку.

– Что вам от меня нужно? Вы ведь так мне не ответили на этот вопрос и ничего не объяснили. Вы держите меня здесь, не говорите ни о помолвке, ни о свадьбе. Все это странно выглядит. Я уже молчу о том, что ваша семейка пытается свести меня с ума! Вы сказали, что я не готова вести диалог, так вот я готова, – вскинув подбородок, я прямо посмотрела графу Рангвальду в глаза. Проскочившее в них раздражение сменилось откровенным недовольством. Подступив на шаг, мужчина навис надо мной темной тучей. Я вновь почувствовала себя маленькой и беззащитной.

– Здесь безопасно для вас. Все, что происходит с вами – лишь страхи, которые вы сами оживляете. Вы неспособны смириться с переменами, и сами сводите себя с ума, – его спокойствие и тихий голос, как будто гипнотизировали мой разум, но по телу все равно бежали холодные мурашки.

– Как вы тогда объясните тот факт, что мои кошмары прекратились после того, как я перестала есть пищу, которую приносит моя служанка? – вопросила я, пытаясь собрать в кулак всю свою смелость и решимость, которая у меня осталась. Своим спокойствием граф Рангвальд пугал меня больше, чем если бы он кричал.

– Вы ищите взаимосвязь там, где ее нет, леди Де-Маир. Вас никто не трогает, не утомляет своим присутствием, никто на вас не давит и уж тем более не травит. Я не настаивал на том, чтобы Тамаш провел медицинский осмотр, чтобы не поддерживать вашу зацикленность на том, что вы сходите с ума. И вы все равно чем-то недовольны. Вы хотите завтра пойти под венец?

– Я этого не говорила! – мой внутренний протест тут же разгорелся новым огнем. – Я просто не понимаю, в чем ваша выгода в браке со мной? И состоится ли он вообще? Вы не для этого забрали меня в замок и не выпускаете отсюда! Вы не даете мне видеться с тетушкой!

– Вы ни разу не просили об этом, – возразил граф Рангвальд.

Потому что не хотела ничего просить у такого как вы. Потому что думала, что сбегу отсюда. Эти слова хотелось крикнуть ему в лицо, но я сдержалась, закрыв глаза. Хотелось обвинить его в том, что с ним и его семьей что-то не ладно, но здравый смысл нашептывал, что этого нельзя делать, если я действительно хочу выяснить, как покинуть это место. Втянув воздух, я попыталась успокоиться.

– Может быть, мы спокойно поговорим у вас в кабинете? – предложила я, открывая глаза.

– Я не склонен впускать в свой кабинет истеричных особ, которые его громят, – отозвался граф Рангвальд, отступив на шаг. Он больше не нависал надо мной, но я все равно чувствовала его давление.

– Я ваша невеста, как никак! – воскликнула я, снова разгораясь гневом.

– Надеюсь, ненадолго, – все тем же спокойным тоном, заявил вдруг граф Рангвальд. От его слов мой позвоночник покрылся колючим инеем. Но не успела я и слова сказать, как графа окликнула Анабэль.

– Вот ты где! Гостья, которую ты ожидал, прибыла, – оповестила виконтесса, величественно подплывая к нам. Мимолетным взглядом она скользнула по мне и обратила все свое внимание на брата.

– Хорошо. Мы с леди Де-Маир сейчас подойдем. Распорядись, чтобы нас никто не беспокоил, – граф Рангвальд говорил с сестрой, но продолжал смотреть на меня, и это настораживало.

Анабэль кивнула и, снова мазнув по мне взглядом, удалилась. Граф Рангвальд взял меня под локоть и потащил по коридору, прочь от своего кабинета, несмотря на мои попытки сопротивляться.

– Если ты не будешь идти сама, я потащу тебя по полу, – предупредил мужчина после того, как я в очередной раз попыталась высвободить руку.

– Как это аристократично! – огрызнулась я. – Куда вы меня тащите?

– На встречу с моей гостьей, – невозмутимо отозвался граф.

– Я не хочу ни с кем встречаться! – воспротивилась я. Граф Рангвальд резко остановился и вжал меня в холодную стену.

– Запомни, раз и навсегда – ничего не говори, не подумав. Ты можешь пожалеть о своих словах. Не болтай о своих странностях, не говори ничего, что может встревожить нашу гостью, иначе ты пожалеешь об этом. Ты можешь навредить леди Корнелине, – сделав это короткое предупреждение, мой личный тиран вновь потащил меня куда-то вдоль коридоров, по лестницам. От его угрозы меня замутило. Перед глазами потемнело, и я уже не разбирала дороги, думая о словах графа. Мы остановились перед двустворчатыми дверями.

– Соберитесь, леди Де-Маир, – снова кинул короткий приказ граф и толкнул двери. Они вели в Малую Гостиную, в которой я очнулась, когда меня притащили в Ардскол. На диванчике сидела Крина, попивая дымящийся чай маленькими глотками. Увидев тетушку, я недоверчиво взглянула на графа Рангвальда, а после кинулась к ней.

– Тетушка! – я обняла ее так, словно не видела много лет. Радость захлестнула меня теплой волной. Руки Крины гладили мою спину, и я впервые с тех пор, как меня похитили, чувствовала себя по-настоящему счастливой, чувствовала себя дома.

– Леди Корнелина, я рад приветствовать вас в Ардсколе, – граф Рангвальд подошел, как только мы закончили обниматься, и поклонился тетушке.

– Вы так добры, граф Рангвальд. И очень вежливы для своего возраста. Обычно молодые люди сущие грубияны, – в голосе Крины слышалось неподдельное восхищение, от которого меня едва не передернуло. Знала бы она кому говорит эти слова.

Словно бы прочив мои мысли, граф Рангвальд бросил на меня миролюбивый взгляд, и мне почудилось, что я падаю в глубокую сырую могилу. В его глазах читался приказ вести себя естественно и даже не заикаться о моих мыслях и подозрениях, иначе пожалею. Понятия не имею, как я поняла то, что он хотел бы мне сказать, но меня это напугало. Однако, я помнила его угрозу, поэтому надела на лицо радостную улыбку и постаралась на графа больше не смотреть.

– Я оставлю вас наедине. Думаю, вам есть, что обсудить, – мужчина откланялся и покинул гостиную. Я же почувствовала себя водой, выпущенной из бутылки, которая все это время ее сдерживала. Мне хотелось умолять тетушку забрать меня отсюда, убедить ее вызвать столичного градомейстера, чтобы он обыскал весь замок и нашел причину засадить Рангвальдов за решетку. Однако выжженная в сознании угроза графа Рангвальда болезненно отдавалась в сердце. Он почти откровенно шантажировал меня безопасностью моего родного человека! Закусив губу, я попыталась прогнать навязчивое желание жаловаться и плакать. Нужно убедить тетушку, что со мной все хорошо, дабы с ней ничего не случилось.

– Ты выглядишь уставшей и нервной. Что-то не так? – поинтересовалась тетушка, разглядывая мое лицо. Ее беспокойство можно было понять – я почти не спала и мало ела. Платья стали свободнее, лицо осунулось, а под глазами лежали темные мешки.

– Нет, просто никак не могу привыкнуть к этому месту. Оно меня немного пугает, – стараясь говорить как можно естественнее, ответила я и улыбнулась.

– О, милая, с новым местом всегда так. Я понимаю, как тебе тяжело. Но ведь граф Рангвальд не обижает тебя?

Я едва подавила желание скрипнуть зубами.

– Конечно, нет, тетушка. Мы очень мало видимся, слава богам, – отозвалась я, с трудом не поперхнувшись этими словами. Крина сжала мои руки, и я едва не зарыдала, с трудом проглотив комок, образовавшийся в горле.

– Милая, я знаю, что тебе непросто. Но, чтобы ты ни думала, граф Рангвальд хороший человек, поверь мне, я это вижу. Он позаботится о тебе.

– Риган должен заботиться обо мне, – чувства вскипели, поднимаясь со дна души, вопреки всем моим стараниям их сдерживать. Злость на тетушку за ее слова обожгла грудь, воруя воздух из легких.

– Милая, – Крина сильнее сжала мои пальцы и вздохнула. – Честно говоря, Риган не тот человек, с которым я хотела бы тебя видеть.

Столб огня ударил в голову, выжигая из сознания все здравые мысли. Я вскочила, выхватывая ладони из пальцев тети. Вместо поддержки и сочувствия моему невольному положению она радовалась сложившейся ситуации!

– А графа ты видишь рядом со мной? Даже если я буду несчастна всю жизнь?! Тебе никогда Риган не нравился! Поэтому ты и бездействовала, когда они меня забирали! Конечно, более выгодная партия! Сам граф! Ты продала меня словно породистую кобылу, даже не попытавшись за меня побороться! – гнев ядовитыми словами рвался наружу, распаляя даже воздух вокруг меня. Кожа пылала, но сердцу вопреки жару было холодно.

– Селения, не говори ерунды! Я не могла ничего сделать! Все было в рамках закона! – мягкость слетела с лица тетушки в ту же секунду. Было видно, что мои слова больно задели ее, но обида, растущая внутри меня все это время, наконец прорвалась наружу подобно гнойному нарыву. Она не знала, что здесь со мной происходит, что я схожу с ума в этом месте, что Рангвальды делают со мной!

– Значит, нужно было переступить закон! – выпалила я и сама испугалась этих слов, но было уже поздно. Глаза Крины потемнели от гнева.

– Тебе пора перестать быть капризной эгоисткой! Ты не маленькая! В жизни не всегда все идет так, как нам того хочется. Риган – плохой человек, но я молчала потому, что ты была счастлива. Однако в сложившихся обстоятельствах я могу, наконец, высказаться. В его глазах, когда он смотрел на тебя, я не видела той любви, которую ты себе придумала. У него было желание владеть тобой. Дело вовсе не в титулах! – слова Крины гвоздями вбивались в мое сердце. Я чувствовала себя преданной и совершенно одинокой.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь! – взвизгнула я. – Это граф плохой человек! Ты хоть понимаешь, что мне пришлось пережить из-за него? Я все потеряла – свою жизнь, свою любовь, и теперь я теряю саму себя! Неужели тебе плевать?

– Я люблю тебя, Селения! Ты мне как дочь. Думаешь, мне легко было смотреть, как ты отдаешь себя в руки тому, кто тебя не любит? Я молчала, не вмешивалась, чтобы ты не сбежала с ним, а хотя бы была под присмотром! Характер твоей матери отравляет тебя! – тетушка не кричала, но ее слова били как пощечины. И опять она говорила о моей матери так, словно вовсе не любила ее.

– Ты пыталась меня контролировать?! – тихо прошептала я, чувствуя на губах горячие соленные слезы.

– Я заботилась о тебе и пыталась защитить. Когда ты чего-то хочешь, Селения, ты не видишь границ, не видишь ничего, кроме желаемого, не видишь последствий, о которых потом будешь горько жалеть, – ответила Крина.

Я покачала головой и отступила к двери, врезавшись в кого-то, кто положил руку мне на плечо. Запрокинув голову, я увидела графа Рангвальда. Как же сильно я увлеклась спором с тетей, что снова не услышала, когда он пришел?

– Тебе нужно успокоиться, – произнес граф.

Скинув его руку, я молча выбежала из гостиной.

* * *

Идрис подошел к Крине, на лице которой отцветал гнев, оставляя после себя лишь сожаление и печаль. Глаза женщины увлажнились, но она сдержала подступившие слезы.

– Простите нас за столь неподобающую сцену, граф Рангвальд, – гордо вскинув голову, произнесла Крина. Эта женщина умела владеть собой. Идрис восхитился ее самообладанием и необходимой жесткостью. Она могла бы держать в узде целое королевство, если бы только захотела взять в свои руки власть.

– Что вы, леди Корнелина, – Идрис улыбнулся и жестом предложил ей присесть. Крина кивнула и опустилась на диван. Идрис ловким жестом подлил горячего чая в кружку гостьи.

– Селения – трудный ребенок. После смерти моего мужа я растила ее одна. Приходилось быть и кнутом, и пряником, – Крина грустно улыбнулась и взяла чашку из рук хозяина замка. Идрис отдал должное ее выдержке – несмотря на скандал ее руки не дрожали.

– Характером она вся в мать. Хоть я и пыталась воспитывать ее в строгости, все равно он выбивается на поверхность, как сорняк, который пытаешься выдернуть с корнем, травить и жечь, и вопреки всем усилиям он все равно вырастает вновь, – Крина сделала несколько осторожных глотков и вернула чашку на стол.

– Она еще ребенок, не привыкший к трудностям жизни. Не принимайте ее слова близко к сердцу, дорогая леди Корнелина. Она тяжело переживает последствия моего решения. Собственно, о нем я и хотел с вами поговорить, – Идрис сделал короткую паузу.

– Прежде всего, я хотел бы принести извинения, что не попросил руки Селении как положено, а сделал это в столь грубой форме. Но на то были причины. Еще я прошу прощение за то, что раньше не объяснил вам причину столь скоропостижного решения. Дело в том, что я должен защитить Селению. Ей угрожает та же опасность, что послужила причиной смерти ее матери и всей остальной семьи.

Глаза Крины округлились, но она не стала разбрасываться восклицаниями, как это сделала бы Селения. Взяв себя в руки, гостья отставила кружку с чаем обратно на столик и положила ладони на колени.

– Вы знаете правду? Но откуда? И в чем причина, по которой вы вдруг решили защитить мою племянницу? Какая вам выгода?

– Никакой. Я не могу вам всего рассказать, на то есть причина. Но я подозреваю, что тот, кто виновен в смерти матери Селении – враг моего рода. Мы думали, что разобрались с ним давным-давно, но, как оказалось, он остался жив. Если он узнает, что ваша племянница жива, он будет охотиться за ней, пока не уничтожит. Поэтому здесь для нее самое безопасное место. О причинах, которыми этот человек руководствовался, убив мать вашей племянницы, я тоже пока не могу рассказать, ради вашей безопасности.

Некоторое время Крина задумчиво молчала, разглядывая лицо Идриса. Ее взгляд был цепким и пронизывающим. Граф не показывал этого, но он чувствовал, как этот взгляд проникает сквозь его ледяные стены, и смотрит в самую душу. Непроизвольно хотелось поежиться. Подобного Идрис не испытывал уже очень давно.

– Я верю вам, Идрис. Прошу, позаботьтесь о моей девочке. Она – все, что у меня осталось, – произнесла Крина, и граф Рангвальд услышал в ее голосе мольбу.

– Даю вам слово, – кивнул Идрис.

– Я хочу вам кое-что отдать, – Крина потянулась за свертком, что все это время сиротливо лежал в углу дивана, и отдала его графу Рангвальду.

Обычная холщевая ткань бежевого цвета скрывала внутри что-то небольшое. Развернув ее, Идрис узрел небольшую резную шкатулку, но открывать ее не стал, лишь задал немой вопрос Крине. Женщина грустно улыбнулась.

– Хочу вас попросить сохранить это, и когда придет время, отдать Селении. Шкатулка, как и ее содержимое, принадлежала ее матери. Этот предмет передавался в семье Аделисии по женской линии. Я вас так же прошу передать его Селении.

– Будет лучше, если вы сами отдадите это ей при следующей встрече, – Идрис протянул было шкатулку обратно Корнелине, но она лишь отрицательно покачала головой, мягко улыбаясь. Положив ладонь на предплечье Идриса, женщина доверительно прошептала, словно делилась секретом:

– Я чувствую, что именно вы должны отдать его Селении. К тому же, будет лучше если эта штука будет храниться у вас в замке. Ей здесь самое место.

Идрис был удивлен поступком и словами Корнелины, но задавать вопросов и спорить не стал. Лишь молчал кивнул и поудобнее перехватил шкатулку.

– Вы не проводите меня? – спросила женщина. – Думаю, мне уже пора.

Поднявшись, Идрис слегка поклонился и подставил ей свой свободный локоть. Крина благодарно кивнула и обхватила рукой предплечье графа. До самого выхода они шли в задумчивом молчании. Каждый размышлял над состоявшимся разговором со своей стороны. На крыльце Крина остановилась и отпустила руку Идриса. Поблагодарив его за гостеприимство, она поклонилась, как полагается, и спустилась по ступенькам, но остановилась у самого подножия, и снова взглянула на графа.

– Вы можете быть очаровательны, если захотите. Но я вижу в вашей душе доброту, которую вы скрываете. Вы не позволяете себе быть счастливым, за что-то казните себя, и никак не можете простить. Я искренне вам желаю когда-нибудь обрести то, к чему вы так искренне и отчаянно стремитесь. Всего доброго.

С этими словами Крина скрылась в экипаже, оставив Идриса в растерянности. Ни одна женщина, кроме Анабэль не могла прочесть его, но леди Корнелина одна из немногих оставила в душе Идриса след.

– Все прошло удачно? Она ничего не заподозрила? – рядом появился Тамаш.

– Я сказал ей то, что было необходимо, – оповестил друга Идрис.

– Я больше переживал за девчонку, – усмехнулся юноша. Его черные волосы слегка подрагивали от прикосновений ласкового летнего ветерка.

– Я убедил ее, чтобы не болтала, – Идрис развернулся и направился обратно в замок. – Ты выяснил, что происходит?

– У меня есть гипотеза, которая могла бы все объяснить, – Тамаш был серьезен, ступая наравне с Идрисом. – Но это бы означало, что она понимает особенность этого замка, что вряд ли. Не могли все мы вместе ее упускать раз за разом. Я повесил на нее заклинание-маячок, смотрел за ее дверью, но она не выходила, однако комната при этом вдруг оказывалась пуста. И маячок знаменовал, что она вдруг оказалась в другой части замка. Человек не может пользоваться пространственными проходами. Это наталкивает на определенные мысли.

Идрис слышал в словах Тамаша намек. Он понимал, насколько сильно все хотели узнать ответы на свои вопросы.

– Я понимаю твое любопытство…, – продолжать Идрис не стал, зная, что Тамаш завершит эту мысль без разъяснений. Юноша молча кивнул, ни капли не расстроившись.

– Как скажешь, Идри. Я просто надеюсь, что она здесь ненадолго, – пробурчал Тамаш, входя в двери своей лаборатории.

– Я тоже, – согласился с другом Идрис. – Ты осмотрел ее?

– Да, как ты и просил, пока она спала, – кивнул Тамаш, проходя мимо столов с лежащими на них вскрытыми трупами. – Но ничего не обнаружил. Совсем, – Тамаш пожал плечами и принялся натягивать перчатки для работы с мертвыми телами. Идрис кивнул, разглядывая вывернутые наружу ребра.

– Кстати, что насчет тела? Ты все же отдаешь ее мне? Такой интересный экземпляр, – глаза Тамаша вдруг загорелись кроваво-красным пламенем научного интереса. Идри неопределенно дернул плечом.

– Идрис, ты обещал, – напомнил юноша с толикой настойчивости и упрека.

Секунды зазвенели в воздухе угрюмой тишиной. Тамаш смотрел на Идриса выжидающе, пока тот, наконец, не сдался и не улыбнулся.

– Ну я же обещал, значит, отдам.

Тамаш покачал головой и хмыкнул, а затем принялся копаться в грудной клетке трупа, стараясь осторожно извлечь его сердце.

– Ты не пожалеешь. Из нее выйдет отличный голем. И красивый, – предвкушающим шепотом, произнес Тамаш, ловко орудуя скальпелем.

– Лич был бы лучше, – возразил Идрис.

* * *

Я не знала, куда иду. Сквозь призму слез замок плыл перед глазами. Голова была пуста от мыслей, но переполненной эмоциями душе было тесно в теле, и она рвалась прочь. Все-таки жизнь – удивительная вещь. Когда ты думаешь, что хуже быть уже не может, она всегда доказывает обратное.

Я чувствовала себя потерянной не только в этом замке, а в целом мире. Мысли о Крине поддерживали меня, помогали не сойти с ума, дарили надежду, что я смогу выбраться отсюда. Теперь же они свежевали мою сущность. Безысходность и отчаяние безжалостно топили меня, повиснув тяжелым якорем на шее. Ни вздохнуть, ни всплыть обратно к свету.

Потеряв счет времени, я бесцельно болталась по замку, пока не наткнулась на уже знакомую двустворчатую дверь, окованную металлом. Лаборатория Тамаша. Одна из створок была приглашающе открыта, и я, не удержавшись, заглянула. В прошлый раз он не пустил меня сюда, может быть в этот раз мне удастся посмотреть, чем он тут занимается.

Любопытство и желание узнать хоть что-то притупили душевные терзания и мысли о тетушке. Ее предательство было острым ножом, который торчал в груди, и который не получалось вытащить. Но ее слова открыли мне глаза на правду – кроме меня самой мне не на кого рассчитывать.

Утерев слезы, я проскользнула внутрь, стараясь не шмыгать носом, чтобы не привлекать к себе внимание. Помещение было огромным. Его занимали книжные шкафы, столы с множеством различных приборов и непонятных устройств. Пустые колбы и стеклянные сосуды, наполненные разноцветными жидкостями, сквозь которые преломлялись лучи любопытного солнца. Различные экспериментальные системы с целым лабиринтом стеклянных трубок. Жуткого вида инструменты, скрупулёзно разложенные на одном из столов, вызвали у меня приступ тошноты. Богатое воображение сразу нарисовало сцены пыток. Здесь было много свободного пространства и одновременно яблоку негде было упасть.

У окна, рядом с одним из шкафов, щелкал и квакал какой-то работающий прибор, похожий на лапки паука, только механические. Я не стала подходить ближе.

Я уже почти убедилась, что это обычная лаборатория ученого, когда взгляд мой скользнул дальше, в другой конец зала. К горлу подступила тошнота, желудок скрутило спазмом. Прикрыв рот рукой, я едва не отшатнулась назад. Одна треть зала отводилась под каменные столы, два из которых были заняты трупами.

Я отвернулась, одержимая лишь одной мыслью – поскорее убраться отсюда. Ужас склизким комком барахтался в груди, но я заставила себя остаться и повернуться обратно. Возможно, это мой единственный шанс что-то узнать о Рангвальдах.

Борясь с омерзением и усиливающейся тошнотой, я подкралась ближе. Один труп был полностью вскрыт. Окровавленные, но очищенные от тканей ребра, были вывернуты наружу. Рядом лежали какие-то крупные кровавые ошметки, по форме напоминающие легкие.

Перестав дышать, чтобы избавиться от тошнотворного запаха мертвого тела, я закрыла рукой рот и подступила еще ближе. Нетронутая кожа рук и ног была исписана жуткого вида символами. В памяти вновь зашевелились неприятные мысли о Черном Оке. Сумасшедшие сектанты долгие века практиковали кровавые ритуалы. Считалось, что их давным-давно истребили, но теперь я уже не была в этом так уверена.

Обойдя первый стол, я двинулась было ко второму, но с другого конца лаборатории раздались знакомые голоса. Похолодев от страха быть застуканной здесь, я метнулась прочь от трупов, к одному из аппаратов с огромным кубом, заполненным ярко-голубой жидкостью. Спрятавшись за ним, я почувствовала, как паника наступает на горло собственным пульсом. Всюду были столы, аппараты и шкафы, мне было где прятаться. Оставалось только незаметно выбраться отсюда.

– Как скажешь, Идри. Я просто надеюсь, что она здесь ненадолго, – голос Тамаша пронесся над колбами, достигая моих ушей. Осторожно выглянув из-за медной трубы, выходящей из куба, я определила местоположение графа и Тамаша, и на полусогнутых ногах осторожно стала пробираться в сторону выхода. Они шли по тому проходу, по которому я добралась до трупов. Я же наметила для себя узкий проход между большими закрытыми резервуарами.

– Я тоже. Ты осмотрел ее?

Я застыла, прислушиваясь к их разговору, который, как мне показалось, был обо мне.

– Да, как ты и просил, пока она спала.

По моему телу побежали холодные мурашки.

– Но ничего не обнаружил. Совсем.

Судя по переместившимся голосам, они подошли к столам с трупами. Старясь двигаться бесшумно, я снова поползла вперед. Как бы мне ни хотелось послушать, что еще они скажут, нужно было выбираться, пока меня тут же и не поймали. Мысль о том, что я могу оказаться на свободном столе, пронзила голову раскаленной иглой. По затылку прокатилась волна жара. Я пыталась держать себя в руках.

– Кстати, что насчет тела? Ты все же отдаешь ее мне? Такой интересный экземпляр.

В воцарившейся тишине, синхронно с пульсом вибрировало мое напряжение, грозясь выдать меня с потрохами. Пока они думают, что я пребываю в неведении, я в относительной безопасности. Но стоит им узнать, что я видела трупы и слышала их разговор о себе, одним богам известно, что эти сумасшедшие сделают со мной.

– Идрис, ты обещал.

– Ну я же обещал, значит, отдам.

Вокруг тикали приборы, в колбах булькали растворы, отодвигая от меня удаляющиеся с каждым моим шагом голоса. Наконец, лаборатория осталась позади, а я бросилась прочь.

Лишь оказавшись в своей комнате и прислонившись к двери, я позволила себе перевести дыхание, лихорадочно обдумывая подслушанный разговор.

Осознание того, что Тамаш приходил ко мне, пока я спала, липким омерзением присосалось к коже. Обхватив себя руками за плечи, я опустилась на пол и зарыдала, не понимая, что мне делать. Я не могла выйти из этого замка, некому было спасти меня. Как только я стану не нужна графу Рангвальду, он зачем-то отдаст меня Тамашу.

Выплакавшись до спасительной пустоты в голове, спустя пару часов я умостилась в кресле. Ни мыслей, ни чувств. Я понимала, что мне нужно выспаться эту ночь, чтобы завтра попытаться что-нибудь придумать. Возможно, стоит пробраться в те части замка, которыми не пользуются. Анабэль запретила мне в них ходить, но есть вероятность, что там меня не будут искать, и я найду путь к спасению. И следом меня поразила мысль, гирей повисшая под сердцем – если мне удастся сбежать, что будет с моей тетей? Идрис открыто угрожал мне, шантажируя Криной. Он может отомстить мне, причинив ей вред. Страшно подумать, что он может сделать с Риганом. Это означало, что у меня не было шансов и раньше – мои близкие бы пострадали из-за меня.

Последние капли надежды испарились, оставив в воздухе лишь призрачный аромат сушенных трав, которыми всегда пахло в доме Крины, как напоминание о том, что я никогда уже туда не вернусь.

Она обязательно бы заступилась за меня, если бы знала, что здесь происходит. Но она не знала, а я не могла ей сказать. Всему виной проклятые Рангвальды!

Со злости я смахнула со столика светильник. Треск разбившегося осветительного кристалла покорежил загустевшую тишину. Чувство вины нахлынуло волной гнева на саму себя и жгучего раскаяния. Как я могла сказать единственному родному человеку столько ужасных слов?

В душу закралось подозрение, что граф специально все это подстроил – после ссоры тетушка будет уверена, что я просто капризничаю, и никто меня здесь не обижает. Мой характер именно такую картину и нарисовал. Спрятав лицо в ладони, я мысленно обозвала себя идиоткой. Наверное, я все это действительно заслужила. Тупость должна быть наказуема. Будь я умнее и спокойнее, я смогла бы выбраться отсюда, но теперь мне остается только пожинать плоды собственных опрометчивых поступков.

К тому времени, как пришла Милифтина, я окончательно успокоилась, и попросила ее принести мне снотворное. Нужно выспаться и попытаться договориться с графом. Может быть, получится с ним поторговаться.

* * *

Вопреки двойной дозе снотворного отвара, мне не удавалось уснуть. К окну прилипла непроглядная тьма, пришедшая с наступлением Слепой Ночи. Взиравший на меня безликий мрак усиливал тревоги до невыносимого гула в голове и груди. Я не могла прогнать их, не могла заглушить, а они продолжали бесноваться, неистовой бурей поднимая шторм в моей крови. Казалось, темнота вот-вот дотронется до меня, просочится сквозь оконную раму и откроет щеколду, а пролившись внутрь, затопит комнату. И я захлебнусь в ее вязких, безжизненных чернилах.

Объяснить собственную нервозность я не могла, и попытки контролировать себя вскоре сошли на нет. Без конца вслушиваясь в тишину комнаты и коридора за дверью, я лежала в кровати, обхватив себя руками. Пальцы то и дело впивались в кожу, но боль не отрезвляла опьяненный безумием разум.

Этой ночью не было зовущего меня шепота, от того я чувствовала себя еще более одинокой и почему-то беззащитной. Тьма и тишина навалились на меня всей своей тяжестью и безграничностью. Хотелось услышать хоть какой-то звук, но не было ничего.

Я боялась даже перевернуться на бок. Хотелось как в детстве укрыться одеялом и плотно сомкнуть глаза, но я не могла оторвать взгляд от бездны, раскинувшейся над головой и проглотившей потолок.

Воздух был тяжелым и почти болезненно давил на грудь. Я закрывала глаза, но сон все не приходил. Минуты становились более вязкими, все медленнее просачивалась в пространство моей комнаты. Голова начала мутнеть и кружиться, утягивая сознание в глубины долгожданного сна.

Дышать становилось все тяжелее, но желанные объятия не принадлежали сну. Я открыла глаза, но не увидела ничего, кроме тьмы, которая проглотила даже смутные очертания предметов.

Попытавшись встать, я не смогла оторваться от кровати даже на сантиметр. Мрак вокруг был подобен желе. Следующий вдох оборвался, когда кто-то невидимый сомкнул пальцы на моей шее. Крик захлебнулся в зачатке, так и не успев обратиться в звук. Я забилась в панике на собственной кровати, пытаясь вырваться из хватки невидимого противника. Кто это был? Граф? Или кто-то из его приспешников?

С трудом оторвав руки от одеяла, словно они были налиты свинцом, я попыталась избавиться от пальцев безликого душителя, но их не было. Только тьма. Страх взорвался в груди и острыми ледяными осколками побежал по сосудам, разносимый кровью. От нехватки воздуха перед глазами шестеренками вращались разноцветные круги. Слезы бессилия скользнули по щекам.

Я никогда особо не верила в богов, но сейчас я взмолилась богине ночи и луны – Светлоликой Мунарин, и тем, чьи имена могла сейчас вспомнить. Лоб налился жаром, наверное, от недостатка кислорода, а потом схватка невидимых пальцев вдруг ослабла. Помогли молитвы или что-то еще – было уже неважно. Я вскочила с постели и кинулась к светильнику. Тусклый свет треснутого кристалла брызнул в комнату, отгоняя мрак. Кроме меня здесь никого не было, от того страх из сосудов стал прорываться сквозь кожу ледяными иголками.

Я уснула, и мне все это приснилось?

– Кто здесь? – крикнула я. Мой дрожащий голос тут же утонул в давящей тишине, словно бы я говорила в подушку. Хотелось вернуться в кровать и закутаться в одеяло с головой, но интуиция орала дурным голосом, что нужно бежать отсюда. Вот только куда бежать?

Боковым зрением я выхватила какое-то движение с другой стороны кровати и резко повернулась, схватив с тумбы светильник и выставив его перед собой. Тьма у стены бугрилась подобно кипящей смоле. Собственный пульс застучал в горле. Руки задрожали. Взглянув на дверь, я метнулась к ней, молясь поскорее проснуться. В Ардсколе было много странностей, но чтобы они вдруг оживали и пытались убить меня в собственной кровати?

Отпихнув ногой стул, подпиравший дверь, я вывались во тьму коридора, столь же густую и непроглядную. Она неприятно липла к коже, вызывая чувство отвращения. Тусклого света поврежденного кристалла в серебряной оправе светильника едва хватало, чтобы видеть на полметра вокруг себя.

Что-то схватило меня за руку, но я тут же рванула вперед. Задыхаясь от паники, я даже не знала куда бежать. Вокруг был сплошной мрак, через который я продиралась как сквозь густые дебри.

Тьма вдруг затрещала, вгрызаясь в кожу невидимыми зубами. Я закричала, но мой крик увяз в текучем пространстве. Мозг лихорадочно соображал, что где-то должен быть поворот. Стараясь держать светильник в вытянутой руке, я бежала вперед. Вокруг меня колыхалась тьма, она бросалась в глаза и липла к ногам, пытаясь меня задержать. Воздух как будто бы растворился в ней, став таким же тяжелым и влажным.

И снова реальность, как много раз до этого, как будто разорвалась, опутывая стойким ощущением, что все происходящее – всего лишь сон. Тело само начало принимать решения. Я резко повернула вправо, и свет кристалла выхватил из тягучего мрака угол. Поворот коридора! Дальше прямо и выход на лестничный пролет.

Нехватка воздуха ощущалось все сильнее. Голова болела и кружилась, тело слабело. Рука, державшая светильник, устала и как будто одеревенела. Мне начало казаться, что я вижу проход, ведущий на лестницу, когда земля под ногами вдруг встала на дыбы, и что-то холодное схватило меня за лодыжку. Потерянное равновесие толкнуло меня вперед – в пустоту, которая внезапно оказалась подо мной. Сжав до одури оправу кристалла, я даже не успела зажмуриться, когда почувствовала, что кубарем качусь по ступенькам. Тьма вокруг ликовала. Мне хотелось закричать, позвать кого-нибудь на помощь, но я не могла выдавить даже стон. Паника, кипевшая в крови, заставила тело шевелиться, превозмогая боль, которая ломала ноги и спину. Рот наполнился кровью, которую я сплюнула на площадку лестничного пролета. И замок как будто завыл. По полу и стенам пронеслась вибрация, от которой сердце пропустило несколько ударов. С трудов заставив себя подняться, почти негнущейся рукой я схватила выпавший из оправы кристалл и бросилась наугад вниз по лестнице. Трещина в нем углубилась и расползлась, и от того его свет стал еще более жидким и рассеянным. Летать больше не хотелось, поэтому вторая рука скользила по холодному гладкому камню перил. Возможно, это было лишь игрой моего воображения, но тьма как будто отступила, став прозрачнее. Я могла разглядеть очертания ступеней и тусклый свет, льющийся с нижних этажей.

Дышалось легче, голова немного прояснилась, но чувство нереальности продолжало крепко опутывать меня, руководя движениями моего тела. Возможно, это какая-то защитная реакция организма, запрограммированная на выживание.

Я потеряла счет времени, не имела ни малейшего понятия, куда меня ведет мой внутренний компас, но все равно бежала. Мысль, что если я остановлюсь – умру, навязчиво билась в висках синхронно с пульсом.

Нижние этажи были освещены, но мимолетная радость рассыпалась пеплом, как только я увидела смолянистые тени, выползающие из темных уголков вопреки лучам света. Бесформенными чернильными пятнами они разливались по стенам и полу, проглатывая люминары и погружая коридор во мрак. Навстречу мне бросилось нечто, напоминающее огромного тигра, сотканного из тени. Безобразная морда оскалилась, распахивая смертоносную пасть.

Резко метнувшись в сторону, я прислонилась к стене, и снова мрак как будто бы отпрянул, давая мне передышку.

Комната слева.

Оглядевшись, я бросилась к ближайшей двери и ввалилась в одну из комнат, похожих на гостиную. Мысль не успевала за действиями тела, которым должна была руководить. Сознание припорошило легким туманом. Я совершенно не понимала, что делаю. Лишь когда я разбила окно тяжелым бюстом какого-то мужчины, мои мысли обрели некоторую ясность, подсказывая, к чему идет дело.

Прыгай.

Сердце панически билось о грудную клетку, в горле словно бы застрял кусок льда, руки дрожали. Боль циркулировала по телу, но паника не позволяла ей взять надо мной верх. По стенам и полу ползли клубы тьмы, загоняя меня в угол. Не было времени рассуждать насколько разумен прыжок из окна.

«Следуй за шепотом своего сердца…»

Внезапно выхваченные из закромов памяти слова сбили меня с толку, но отозвались в сердце теплом. Казалось, они прозвучали в моем сне много месяцев назад.

Подступив вплотную к окну, я посмотрела вниз, где маняще горели фонари, уводящие в парк. Судя по высоте, я находилась на втором этаже, и ее встречное дыхание я ощутила всем своим естеством. Внизу росли пушистые кусты с розовыми и красными листьями, но меня они не прельщали.

Прыгай.

Спиной я чувствовала безликий ужас, приближающийся ко мне с каждым мгновеньем моего промедления. Снова треск битого стекла, оставивший невидимые царапины на влажной коже. Удар сердца. Пауза. Толчок.

Мгновенье невесомости замерло, а затем стремительно понесло меня к земле. Вопреки всем моим страхам, приземление оказалось мягким. Кусты спружинили и почти заботливо опрокинули меня на траву. Мимолетная слабость, укус жгучей боли, прокатившейся по всему телу до самых кончиков пальцев. Ноги отказывались держать меня, но тьма продолжала наступать, беспощадно, словно неутомимый полководец, ведущий свое войско к победе. Перевернувшись на живот, я поднялась на четвереньки и поползла вперед, не сразу сумев выпрямиться в полный рост. Люминар потерялся где-то среди кустов, фонари гасли один за другим, пожираемые тьмой. Но даже без голоса в голове, я уже знала куда бежать.

Еще никогда небо не казалось таким зловещим как сейчас – безликое, лишенное луны и звезд, словно слепой, бесформенный фантом, оно взирало в предвкушении вот-вот обрушиться вниз и проглотить меня. Эта ночь была наполнена первобытной дикостью и жестокостью. В ней не было места сочувствию, промедлению и милосердию. Это была охота, что началась очень давно и длилась по сей день, возвращаясь в Слепую Ночь. Словно бы сама зловещая и жестокая богиня Тенебрис сошла на землю.

Взгляд выхватил впереди источник света, который серебристым куполом раздвигал мрак. Сердце подсказывало, что мне нужно бежать изо всех сил к этому спасительному огоньку. Тьма бесновалась вокруг, не желая отпускать меня. Неприступной стеной она встала передо мной. Упругое пространство пружинило мои движения. Я пыталась прорваться сквозь кокон, опутавший меня с ног до головы. Перед мысленным взором все еще стоял источник призрачного света, но мои глаза его уже не видели.

Чьи-то когти впивались в мою кожу, пытаясь утянуть в неизвестность. Я едва могла переставлять ноги, словно бы поднимаясь по отвесному склону. В голове билась мысль «Пожалуйста! Пожалуйста! Спаси меня!». К кому конкретно были обращены эти слова – к источнику света, к богам, к Светлоликой – я не задумывалась.

Что-то сбило меня с ног, и тьма тут же накинулась на меня стаей стервятников. Мои руки вцепились в холодную землю, пытаясь тянуть тело вперед. Откуда были силы на это, наверное, навсегда останется загадкой. Надежда на спасение медленно угасала, пропорционально с нарастающей болью. Меня как будто терзали заживо.

Лоб пылал точно опаленный огнем. Между бровями как будто всадили нож, так болезненно пульсировала одна единственная точка, разбрасывая этот жар по всему телу, от которого тьма чертыхалась в испуге, но все равно жадно пыталась дотянуться до меня.

Рука нащупала теплый камень. Тьма расступилась передо мной, но не позади, все еще не желая меня отпускать. Мои ноги увязли в ней, точно в смоле. Чьи-то руки тянули меня обратно, пытаясь вырвать из власти света. Уставшие мышцы заныли, когда я напрягла их и потянулась вперед, пальцами вцепившись в теплый шершавый камень водоема. Упругие толчки потихоньку вытягивали меня из объятий тьмы. Понимая, что устала и выбилась из сил, я вложила все, что у меня осталось, в последний рывок, оказавшись по пояс под серебристым куполом. Тьма нехотя отпустила меня, и я перевалилась через край водоема, с головой нырнув в нагретую за день воду. Облегчение сошло на меня вместе со слабостью. Высунув из воды голову, я огляделась. Свет лился через края каменной чаши из белого минерала, что стояла в центре этого небольшого прудика, равномерно растекаясь по поверхности словно масло.

Тьма бесновалась вокруг, корчила страшные рожи и скреблась черными когтями, но не смела заступить за плоский бортик пруда. Из горла вырвался смех вперемешку с всхлипами. Я смеялась и рыдала одновременно. Вместе с облегчением на меня накатили все эмоции, которые сдерживала бушующая в крови паника.

Закрыв лицо руками, чтобы больше не видеть то, что охотилось на меня этой ночью, я просто выплескивала все, что во мне было, стараясь не думать о том, что произошло. Я попыталась убедить себя, что все это сон. Утром я проснусь целая и невредимая в своей кровати. Я не шевелилась и не смотрела по сторонам, только в одну точку – серебреную монетку на дне пруда, которая совсем не покрылась ржавчиной или водорослями. Отринув все остальные мысли, я думала только о монетке, весь окружающий мир стал неприметной, ненужной декорацией. Я как будто бы загнала себя в маленький непроницаемый сосуд, где не осталось места ничему кроме мыслей о монетке – ее цвет, форма, изображение, отчеканенное на ее поверхности.

Время отступило, забрав с собой и чувства, и ощущения. Лишь когда в глаза ударили лучи утреннего солнца, вырвав меня из оков транса, в который я сама себя ввела, я почувствовала, как сильно замерзла. Расслабленное тело отвратительно ныло и не желало более мне подчиняться. Разум медленно протискивался сквозь узкое горлышко сосуда, который ограждал его от всего на протяжении ночи.

Растекающийся по земле солнечный свет казался чем-то мифическим, чем-то новым после конца мира. Я заторможенно смотрела за пробуждением природы, как за невероятной диковинной. Перед глазами до сих пор стояла монетка, вокруг которой все еще циркулировала часть мыслей. Задержав дыхание, я опустилась под воду, ощущая, как она приятно ласкает кожу лица, и ковырнув монетку пальцами, сжала ее в руке.

С трудом выбравшись из пруда, я упала на траву и лишь на секунду закрыла глаза. А когда открыла их вновь, вокруг опять клубилась темнота. Но она постепенно отступала под натиском тусклого алого пламени, которое разгоралось на стенах и полу. Оно ластилось к одежде и лизало кожу, но было на удивление холодным. И все же от неожиданности, я отшатнулась и застонала, ощущая болезненную пульсацию в пальцах, которая быстрыми толчками взбиралась все выше по рукам. Голова, укутанная одеялом мрака, медленно наполнялась мыслями, поэтому я не сразу поняла, что неотрывным взглядом смотрю в одну точку.

Когда окончательно пробудившееся сознание встрепенулось от цепкого транса, а взгляд прояснился, я застыла в ужасе. Алым пламенем, которое привиделось мне, оказался свет луны, лившийся сквозь окно.

Охватившее мое тело холодное онемение свело горло тугим спазмом, как скручивают мокрое полотенце, чтобы его выжать. Крик так и застыл в груди, не сумев протиснуться сквозь голосовую щель.

На стекле чем-то красным был нарисован закрашенный круг, словно специально довершая силуэт новорожденного месяца, горящего тонким и невероятно ярким серебряным серпом в ночном небе, до полной луны. Под изображением круга в его тусклом свете зловеще горели кровавые символы, отбрасывая на пол багровые тени. Переодетые в цвета злого близнеца лунные лучи ложились на стены карминовыми отблесками, выкрашивая затаившиеся в углах тени в оттенки бардового.

Что-то теплое капнуло мне на босую стопу и стекло на пол. Не в силах выдавить из себя ни звука, я медленно опустила взгляд, отгоняя подступающее мгновенье истины. Кровавая дорожка резко контрастировала на белой коже. Ночная рубашка тоже оказалась заляпана кровью, как и мои собственные руки. Поднеся их к лицу, я только сейчас осознала, почему они так болели. Содранные до мяса пальцы продолжали сильно кровить. Ногти были обломаны почти до середины ногтевого ложа, словно я что-то ими копала или пыталась открыть.

Растерянно оглядевшись по сторонам, я только сейчас в полной мере осознала, что нахожусь в своей комнате, вопреки стойкой уверенности в том, что всего пару секунд назад я лежала на траве в парке под рассветными лучами солнца. Разум дробился под натиском накатившего безумия и непонимания, что есть сон, а что явь.

Холодея от осознания того, что написанное на стекле – моих рук дело, я осторожно подкралась к окну. На измазанном кровью подоконнике тоже были нацарапаны символы. Впитав кровь, они ярким багрянцем выделялись на фоне светлого дерева и неаккуратных бледно-красных линий, как будто бы оставленных кистью неумелого художника.

Сейчас мне отчаянно хотелось верить, что это очередной кошмар, так похожий на явь. Я проснусь, и он рассыплется как песочный замок, случайно задетый неосторожным движением руки.

Но если это и впрямь был сон, то он казался неподвижным столбом, который стоял на границе реальности, не пропуская меня за черту красных теней.

Хотелось позвать на помощь, пусть это даже будет моя странная служанка, суровая виконтесса Анабэль или сам пугающий до ледяного ужаса граф Рангвальд, лишь бы не быть сейчас наедине с этими зловещими знамениями в объятиях кровавых лучей. Но голос, как внезапно предавший друг, не облачился даже в тихий шепот. Я могла лишь молча глотать ртом воздух, немая как рыба, выброшенная на берег беспощадным прибоем, и такая же беспомощная.

С трудом передвигая ноги, словно бы закованные в тяжелые кандалы, я развернулась и пошла к двери. Руки дрожали настолько, что не сразу получилось до конца опустить ручку. Из коридора на меня воззрилась безликая тьма, полностью поглотившая очертания стен и предметов. Лишь узкая полоска красного света, скользнувшая сквозь приоткрытую дверь, смогла раздвинуть ее плотную завесу, но этого было недостаточно, чтобы заглянуть за нее.

– Что такое? – раздался из темноты чей-то голос, заставив меня оцепенеть от новой волны страха. Он точно не принадлежал Милифтине. Метнувшись обратно в комнату, я захрипела и попыталась захлопнуть дверь, но чья-то сильная рука схватилась за боковую панель, не позволив мне ее даже сдвинуть с места. В комнату вплыл темный силуэт с бледной маской вместо лица, и я, наконец, смогла закричать, бросившись было к двери в ванную, когда меня схватили за плечо холодные пальцы и совсем легко дернули назад. Едва не упав, я неловко повернулась и узрела перед собой вовсе не безликого фантома, а Тамаша. Черная одежда подчеркивала его бледность, что и вызвало сходство со сверхъестественными силами.

Я так и замерла в одном положении, чувствуя, как облегчение живительным теплом разливается по телу. Но в ту же секунду оно превратилось в тугой раскаленный прут, сжавший меня в стальных объятиях, стоило только вспомнить расчлененные трупы, покрытые оккультными символами. Лишь чудом мне удалось сдержать подкатывающий приступ паники и убедить себя в том, что Тамаш не знает о моем визите в его лабораторию.

Юноша внимательно изучил мой внешний вид, посмотрел на мои окровавленные пальцы, только потом взглянув на окно.

– Дела, – тихо протянул он и отвернулся. Зачем-то закатав рукав черной рубашки, он как будто пытался что-то рассмотреть на своей коже. Сама не понимая, зачем делаю это, я слегка подалась в сторону, чтобы посмотреть, что делает Тамаш. Увидев черный символ на его руке, напоминающий глаз, я поперхнулась собственным вскриком, издав нечто похожее на придушенное карканье.

Черное Око! Подобное изображение я видела в книге учителя истории! Все сомнения, что обитатели этого замка – чокнутые сектанты, выветрились подобно едкому дыму, оставив только кристально чистое убеждение в правдивости ранних подозрений. Вжавшись в стену в попытках просочиться сквозь нее, я лихорадочно соображала. Все снова казалось сном, пусть и слишком осязаемым. И мне хотелось верить в нереальность происходящего, но самым страшным оказалась неспособность отличить сны от яви, что веяло стойким ароматом сумасшествия. Может быть, я действительно просто схожу с ума от неспособности принять перемены в своей жизни?

Дверь комнаты открылась, впуская в красный сумрак Анабэль и Милифтину, которые одновременно застыли, увидев мои художества на стекле.

– Уведи ее отсюда немедленно! – прошептала Анабэль, то ли изумленно, то ли обеспокоенно взглянув на меня. Я не знала, как себя вести. Сейчас, чтобы я ни попыталась сделать, все обернется полным провалом. Я совершенно одна, и бессильна против древнего кровавого культа. К тому же не в силах сдержать в узде собственное безумие. Противоречия и непонимание рвали меня на куски, заставляя сомневаться во всем.

– Миледи, – прошептала Милифтина, в мгновенье ока оказавшаяся рядом. Вздрогнув, я попыталась отшатнуться, но она меня опередила, ловко поймав мои запястья в оковы прохладных цепких пальцев.

– Тамаш, поторопи Идриса, – велела Анабэль без прежней твердости в голосе. На ее лице белой вуалью лежало совершенно нечитаемое выражение. Она медленно подошла к окну, разглядывая загадочные символы, выведенные застывшей кровью.

Позволив себя увести из комнаты, я почувствовала облегчение, что больше не вижу кровавых рисунков и нахожусь подальше от тех двоих, пусть и в сопровождении служанки.

В спокойной обстановке круглой комнаты, расположенной в одной из башен и полностью застекленной панорамными окнами, я осталась наедине со своими чувствами, закрывшись от внешнего мира. Голова кипела от избытка мыслей, как переполненный котел.

Я не понимала, нахожусь ли я в опасности, или же это иллюзия, нарисованная событиями, которые со мной произошли за все это время. То, что казалось реальным постоянно рассыпалось пазлами мозаики, сброшенной со стола, и стоило мне собрать их вновь, как картинка оказывалась совсем другой, нежели была раньше. Раз за разом я хваталась за ниточку в надежде, что она выведет меня на свет, но она лишь запутывала меня, уводя все дальше во тьму, где я все больше забывала себя.

Может быть той моей счастливой жизни с Криной и Риганом вовсе никогда не было? Что если она была лишь очередным сном?

Перед глазами прояснился туман задумчивости, открыв вид на сияющие, словно самоцветы, огни Бриля. Их свет внезапно показался таким теплым и настоящим.

В памяти всплыл образ улыбающейся Крины, ее ясные, добрые глаза, которыми она всегда на меня смотрела, даже тогда, когда злилась. Сердце отозвалось радостным трепетом, который развеял сомнения – только настоящие воспоминания могут найти в душе отклик.

Посмотрев на Милифтину, бинтующую мне пальцы, я попыталась представить, для чего я нужна Черному Оку. Зачем так заморачиваться, чтобы держать меня живой и невредимой? Хотят ли они принести меня в жертву и просто выжидают какого-то определенного дня или собираются сделать адептом своего культа – ни один из этих вариантов меня не радовал. Зачем пытаются свести меня с ума?

Откуда-то издалека до меня донесся тихий знакомый шепот, легко оборвав цепочку моих мыслей. Он так настойчиво звал меня к озеру, как никогда прежде, и мое сердце отзывалось ему с радостной тоской, словно перед встречей с давним другом, которого давно не видела. Может быть, мне стоит наведаться туда, куда меня зовут? В конце концов, что я теряю? Мое положение и так хуже некуда. Однако, после того, что я устроила у себя в комнате, меня вряд ли выпустят из замка даже под присмотром.

Всплывший перед глазами рисунок кровавого круга заставил передернуться. Что это такое? Что означают эти символы, и как я могла их написать, совершенно не зная их значений? Может быть, мое подсознание пытается что-то сказать таким образом?

– Вам нужно принять успокоительное, чтобы вы могли заснуть, – вырвала меня из раздумий служанка, протягивая высокую фарфоровую кружку с дымящейся жидкостью. В голосе Милифтины звучала неприкрытая настойчивость. От вроде бы приятного мятного запаха меня резко затошнило. Пить содержимое не хотелось. Осознание, почему именно, огнем свечи, разгоняющей мрак, загорелось в сознании. Я вспомнила, почему отказалась от их еды и бегала ночами на кухню.

Но если я сейчас просто откажусь, ничего хорошего тоже не произойдет. Как будто я блуждаю в лабиринте, не имеющем выхода – любой, выбранный мною путь неизбежно упирается в тупик.

– Он слишком горячий, можно немного позже? – стараясь что-нибудь придумать, попросила я. Во взгляде Милифтины вспыхнуло такое раздражение, что я едва не отшатнулась.

– Подуйте и пейте. Вам нужно поспать, – выдохнув, проговорила прислуга спокойным голосом, который совсем не соответствовал ее взгляду.

– Милифтина, – набрав в грудь побольше воздуха, позвала служанку по имени. Глаза отзеркалили ее удивление моим поведением.

Мои пальцы все еще дрожали, принимая из рук служанки кружку. Несколько секунд я задумчиво смотрела на испускающую пар жидкость.

– Прошу тебя, отпусти меня, – несмелые мысли облачились в такие же хрупкие слова, которые рассыпались в воздухе угасающим шепотом. Удивление Милифтины стало более явным. Вскинув бровь, она скрестила руки на груди.

– Если ты заметила, я тебя не держу, – грубо кинула она, продолжая буравить меня вопросительным взглядом.

– Я не о том. Прошу тебя, – я чуть подалась вперед, едва не расплескав отвар себе на руки, – выведи меня из замка. Позволь мне убежать.

Сбитая с толку Милифтина взирала на меня как на сумасшедшую. Наверное, именно такой я и выглядела. Но главное, я добилась своего – заставила служанку расслабиться. Я пока еще и сама не знала, что буду делать.

– Тебе здесь никто не желает зла, – отозвалась Милифтина. Так же спокойно разговаривают с хрюшкой, чтобы подобраться поближе, а потом зарезать ее к праздничному столу.

В голову юркой змеей проскользнула мысль, что Милифтина тут одна, и в следующее мгновенье я сделала то, что совсем от себя не ожидала. Плеснув содержимое кружки в лицо служанке, я резко вскочила и бросилась наутек. Остальные сейчас были в моей комнате, и я могла бы выбежать из замка и спрятаться в лесу. Бурлившие в крови эмоции вполне могли бы толкнуть меня на прыжок с обрыва в озеро. Наверное, лучше рискнуть и погибнуть, чем не рискнуть вовсе и остаться в лапах у сектантов, которые неизвестно что планируют со мной делать. Смелость никогда не была моей сильной чертой характера. Я не уверена, что вообще ею обладаю. Она часто убивает людей, но и трусость не является гарантом долгой жизни. Распахнув дверь, я вывались в коридор под яростные вопли Милифтины, и насколько хватило сил, хлопнула ею, ударив бросившуюся вслед за мной служанку. Я неслась по застекленной галерее, чувствуя, как ослабело мое тело за эти дни. Сколько раз я уже пыталась убежать? Было ли это во сне или на самом деле?

Какая-то часть меня понимала, что не стоило этого делать. Нужно было действовать деликатнее и хитрее, но сделанного уже не изменишь.

Дыхание быстро сбилось, на мышцы налипла уже ставшая привычной слабость, а я даже до конца галереи добежать не успела. Раньше я могла бы весь Бриль обежать без одышки, а теперь чувствовала, как саднят легкие от незначительной нагрузки. Лишь мысль, что если я не сбегу из этого замка, его стены сведут меня с ума окончательно, придавала мне сил. Пока я хотя бы осознаю себя и могу здраво мыслить, нужно бежать и прятаться, а потом уже разбираться насколько мой разум нездоров. Я должна во всем сама разобраться, но здесь мне не дадут этого сделать. Наверное, легче было бы сдаться и остаться в мире снов. Но для меня там нет будущего.

Впереди показались уходящие в темноту ступени. Я готова была по ним даже кубарем спуститься, лишь бы поскорее где-нибудь спрятаться. Только бы по пути никто не попался, иначе шансы мои резко сойдут на ноль. У меня и сейчас он всего один из ста.

Пульс колотился в горле и шумел в ушах морским прибоем. На лице выступила испарина, и несколько непослушных прядей прилипли к коже.

Внезапно стекла задрожали, по полу прокатилась вибрация, едва не подбросившая меня в воздух. Меня догнал леденящий кровь крик, толкнувший в спину. Ничего подобного я еще никогда не слышала. Даже соло ржавой пилы или скрип ножом по стеклу не казались такими ужасными по сравнению с этим криком. Он пронизывал тело, словно хирургические инструменты грубого лекаря, оперирующего на живую, заставляя мышцы сжиматься в болезненных судорогах. Кровь будто вскипела в сосудах, и теперь пыталась разорвать их изнутри. В голову словно вкручивали винты, скрипящие от контакта с костью.

Извиваясь на полу, я схватилась за голову, будто бы это могло мне помочь. Что-то горячее залило лицо, перекрывая дыхание. Мне казалось, что тело горит в огне, от которого лопается и сворачивается кожа.

И внезапно все это прекратилось, боль схлынула, но ее эхо все еще блуждало внутри, заставляя содрогаться. В носу стоял запах крови, которой было залито мое лицо. Воздух все еще звенел от жуткого крика.

Меня резко схватили за ворот платья и дернули вверх, поднимая над полом. Шумно втянув воздух и откуда-то найдя в себе силы, я заметалась в руках разъяренной, как армия демонов, Милифтины, пытаясь ногой как можно больнее стукнуть ее в колено. Почувствовав, что попала в цель, я резко дернулась в сторону, вырываясь из захвата. Милифтина ловко, как кошка, прыгнула ко мне, вцепившись сильными пальцами мне в горло. Мне мерещилось будто бы красный ожог на лице служанки исчезает, сменяясь привычной для нее бледностью. Черты лица Милифтины хищно заострились, искажая ее красоту. В серых глазах разрасталась пустота. Губы превратились в тонкую линию.

Мои попытки совладать с железной хваткой прислуги оказались ничтожными. Для служанки она была слишком ловкой и сильной.

– Маленькая дрянь! – выругалась Милифтина, сильнее сдавливая мое горло. Я захрипела, пытаясь урвать драгоценные глотки воздуха и пнула служанку по ноге, но она, словно бы предвидев мое движение, секундой раньше вскинула ту ногу, на которую я нацелилась, и ударила мою, придавив стопу к полу. Боль была такой сильной, словно служанка раздробила мне все кости. На ее лице появилась торжествующая усмешка.

– Как же ты достала меня за все эти дни. Боги свидетели, как я мечтаю прикончить тебя. Может быть выбросить тебя в окно? Скажу, что ты, убегая, сама прыгнула.

– Сделай это…. Я не сдамся Черному Оку! – прохрипела я. Темно-серая пелена наползла на глаза, вспыхивая разноцветными кругами.

Усмехнувшись, Милифтина толкнула меня, разжав, наконец, пальцы. Я налетела на стеклянную стену галереи, больно ударившись головой. По стеклу, ветвясь словно молния, побежала трещина. В голове стоял звон, от которого сознание начало размываться, как вид за окном во время дождя. Мне казалось, что стекла снова начали вибрировать в унисон, грозясь брызнуть осколками. По галерее пополз шепот, перерастая в гул тысяч голосов, заставляющих содрогаться пол.

Милифтина удивленно взирала на меня, затем глаза ее медленно закатились, а тело, обмякнув, опустилось на плиты.

Разбушевавшийся подобно яростной буре гул, внезапно оборвался воем, похожим на волчий. Кровь в сосудах словно вскипела, в груди резко дернуло, и я полетела в бездонную бездну.