Читать книгу Английский брат - - Страница 6

***

Между тем, Канат Аккожин отнюдь не пережидал час пик, как думала всегда всё знающая секретарша.

В это время он уже сидел в кабинете главного бухгалтера, а по совместительству, любовницы Сании Акперовой.

Она единолично занимала просторную комнату и обставила ее по собственному изощренному вкусу, заказав приличествующую по штату итальянскую мебель, выдержанную в бежевых тонах. По стенам развесила картины, купленные в дорогих художественных бутиках. Одна картина особенно нравилась и самому Канату. Мужественный казах держал за луку красавца-коня, а на другой руке восседал мощный беркут с колпачком на голове. Вся сцена была выписана на фоне высоких заснеженных гор и цветущей степи, что придавало дополнительный колорит и рождало в нем ностальгические воспоминания о детстве, когда и он с друзьями мчался также на конях, разгоняя встречных сурков и полевых мышей.

Сания жила одна с двумя сыновьями, ревниво относившимися к матери и, тем самым, не дающими устроить бедной женщине личную жизнь. Поэтому встречи с Канатом проходили втайне ото всех.

По этой причине существующий порядок вещей, как нельзя, устраивал обоих.

В этот раз Сания сама попросила прийти пораньше Каната, поскольку раньше всех узнала о намерениях Джеймса взять на работу своего английского сына.

– Не нравится мне всё это, Кана, – мягко втолковывала она свою точку зрения. – Теперь он его в соучредители потащит, так ты можешь в меньшинстве остаться. Твоим планам может это очень повредить.

Она знала о тайной мечте Каната вложить деньги в перспективный участок в Восточном Казахстане.

– Представляешь, Сания, – разворачивал он перед ней свой бизнес-план, – возьмем контракт, отыщем нефть. Очень быстро сможем потом бабки отбить! Уже и инвестор есть!

Сания одобряла его идеи, но в то же время понимала, почему Джеймс всячески противится этому.

Англичанин был сугубо прагматичным человеком и ни в коем случае не хотел идти на неоправданные риски. Кроме того, он не без основания полагал, что в случае удачного развертывания производства может тут же попасть под точечный удар рейдерского захвата.

Канат тоже опасался подобного развития событий, но в нем жил дух степного авантюризма, и он любил повторять поговорку: «Кто не рискует, тот не пьет Дон Периньон из больших бокалов!»

На эти громкие сентенции у Джеймса имелся обычный ответ:

– Лучше пить молоко из маленького стакана, чем остаться на бобах.

– Удивляюсь тебе, Джеймс! Ты представитель когда-то огромной империи, а рассуждаешь, как отсталый абориген. Поэтому, наверное, вы и потеряли все былое величие.

Он грустно махал рукой, и на этом дебаты завершались.

Обо всех долгоиграющих разногласиях Сания прекрасно знала и понимала, что приезд Мартина не внесет дополнительной гармонии в и так не слишком простые взаимоотношения двух владельцев компании.

– Ладно, Кана, не грусти, что-нибудь сделаем с Мартином. Я думала, что только у казахов кумовство сильно развито, а эти британцы тоже не далеко от нас ушли.

Аккожин рассмеялся.

– Да везде все одинаково, Сания! Не знала, что ли? Просто по-разному и не в таких формах. Всё равно мы будем расширяться, хоть с Джеймсом, хоть без него!

Он пожал руку любовницы и покинул гостеприимный кабинет.

Длинный темно-зеленый с золотистыми полосками ковер в ширину всего коридора собирал на себе целые мешки пыли, поэтому уборщица тетя Фая каждый раз приступала к процедуре очистки, неодобрительно поджав губы. Отличалась она веселым нравом, помогавшем ей противостоять трудностям жизни и воспитывать красавицу-дочь, ее гордость и надежду.

Вся в кропотливой работе по собиранию волосков, крохотных частиц пыли и вездесущих скрепок, вылетевших из папок хлопотливых сотрудниц, она еле глянула на Аккожина, буркнула приветствие и продолжила борьбу с молчаливым мохнатым чудовищем.

Канат Ержанович хмыкнул:

– Доброе утро, тетя Фая, как жизнь, как дочка?

– У нас все нормально, да только за инфляцией никак не поспеваем. Угнаться не можем, а так-то все хорошо.

– Всем сейчас трудно, – вздохнул Аккожин. – Никто в молочных речках с кисельными берегами не купается.

– Так-то оно так, – нехотя согласилась тетя Рая, – да мне от этого не легче.

Аккожин поторопился забежать в свой кабинет. Он всегда избегал разговоров с людьми, стоящими, как говорится, ниже его по социальному положению, искренне считал, что нынешняя жизнь устроена ох как несправедливо и, по-своему, жалел обездоленную массу, с трудом влачащую жалкое существование. Про себя решил поговорить с Джеймсом и повысить зарплату уборщицам и водителям.

– Сәлеметсіз бе12, Қанат Ержанович, – приветствовала секретарша, отрываясь от компьютера, где она готовила презентацию для будущей встречи с инвестором. Это задание он дал ей втайне от Джеймса, поэтому попросил зайти в свой кабинет и обсудить расположение слайдов.

– Гуля, опять вы превысили лимит! Слайдов должно быть максимум десять, максимум! Иначе человек устанет, внимание рассеется, а эффекта не будет. Он для того, понимаешь, и богател, чтоб его лишней информацией не грузили, а мы тут на него выливаем целый ворох данных! Зачем, кому это надо? Слайд один – наше героическое прошлое, слайд два – важные результаты и победы, пара-тройка слайдов о наших планах и контрольный выстрел в голову – ожидаемая прибыль. Всё! Усекла?

Девушка, закусив губу, выслушала реприманд сурового начальника и быстро сделала у себя пометки. Заметив, что та расстроилась, Аккожин похлопал ее по плечу:

– Ты не виновата, со спонсорами мало общалась. А я столько литров алкоголя с этими толстопузиками выпил, что тебе и не снилось. Ладно, давай. Сколько тебе времени надо, чтоб завершить? Два часа хватит?

– Двадцать минут, – смело заявила Гуля и, не теряя времени, покинула кабинет.

Бумажки правят нашим миром. Они могут принимать самую разную форму: от ассигнаций с водяными знаками до листовок с призывами свергнуть законно избранную власть. Есть еще линованные бумаги формата А4, на которых печатаются развернутые заявления на вспомоществование от щедрых спонсоров в виде презентации, подготавливаемой трудолюбивой Гулей. Распечатанные на цветном принтере в двух экземплярах, заботливо прихваченные тоненькими пружинками, они лежали на столе Аккожина и ждали своего часа.

Канат Ержанович еще раз внимательно просмотрел содержимое и остался доволен. Похлопал себя по полному животику, сокрушенно подумав, что ежегодный абонемент на поход в фитнес-зал лежит девственно чистым, не знавшим рук инструктора. Да и ладно. Спорт не для него.

Перебросившись парой дежурных фраз с Джеймсом и хмуро пожав руку нежданно-негаданно появившемуся Мартину, Канат отправился в престижный ресторан «Керубино» на проспекте Туран. Там на втором этаже его ожидал предполагаемый спонсор-инвестор Аманжол Жаксыбаев. Дверь в просторный холл предупредительно открыл помпезный швейцар в мундире с золотыми галунами. Аккожин подумал, дать ли ему чаевых, и, помедлив, не дал. Кто знает, какие все-таки у них порядки. У нас тут не Англия, понимаешь.

Сдав приветливой гардеробщице кожаное ручной работы пальто, купленное им в Эмиратах, куда они недавно ездили с женой и причесав перед зеркалом лысеющую шевелюру, он, несмотря на полноту, легко взбежал по мраморной лестнице на верхний этаж.

В отдельном кабинете, где расположился Жаксыбаев, хлопотали два официанта. На столике, покрытом белоснежной скатертью, теснились тарелки со всевозможной закуской: разнообразные грибочки, маринованные огурцы, салаты, разносолы. Инвестор, не встав из-за стола, кивнул Аккожину, приглашая сесть на выдвинутый официантом стул и нехотя пожал протянутую гостем руку.

Аманжол Жаксыбаев являлся очень известной фигурой в бизнес-мире. Правда, вокруг него всегда ходили дурно пахнущие слухи: то он отжал у кого-то бизнес, то куда-то пропали бывшие его партнеры. Однако Канат Аккожин решился иметь с ним дела по одной простой, но веской причине: Аманжол был его земляком, их родители вообще жили в одном ауле, а поэтому он и делал на это ставку.

«Все-таки рискую сильно», – вдруг заволновался Канат, словно в непосредственной близости от мощного, уверенного в себе бизнесмена уловил враждебные флюиды.

Его земляк занимался в молодости вольной борьбой, наградившей своего адепта здоровенными плечами, поломанными ушами и привычкой коротко стричься.

Властным движением руки Жаксыбаев велел официанту налить водки гостю, и тот стремглав бросился исполнять высочайшее указание.

Молча выпили.

Аманжол сосредоточенно настиг вилкой всё ускользавший от него

жёлтый груздь и смачно проглотил его.

Дождавшись, когда благодатное тепло разойдется по мощному тренированному телу, буркнул, наконец:

– Показывай, что там у тебя.

Канат торопливо вытащил из тоненькой папки подготовленную презентацию и положил перед хмурым хозяином стола.

Жаксыбаев вяло перелистал страницы, затем промолвил.

– Меня уговаривать не надо. Знаю про эту бодягу получше тебя. Тема годная. Когда договор подпишем?

– Абеке, я-то хоть сейчас. Компаньон у меня ни в какую не хочет, а без его подписи ничего не решится.

– Это мои проблемы?

– Нет, конечно, – захлопотал униженно Канат. – Я с ним еще поговорю, к нему подход надо.

Инвестор подождал, когда официант поставит перед ним и Канатом вкусно пахнущий шашлык и вилкой выгрузит нанизанные на шампур кусочки мяса и потемневшие колечки лука, жестом велел угощаться и помолчать.

Еще раз подняли стаканчики и снова выпили уже под шашлычок.

Аманжол ел старательно и с наслаждением. Официант глядел поверх стола, стараясь ненароком не помешать величественному процессу поглощения пищи.

Наконец, последний кусочек отправился в ненасытное брюхо бизнесмена и тот выдавил из себя.

– Сколько времени на тебя потратил, а толку? Это хуже, чем угроза, Канат, это обида. А обид я прощать не умею. Понял? Сам разбирайся со своим англичанином, а как решишь проблемы, тогда и приходи. Или мне самому с ним говорить?

Канат похолодел. То, что такой разговор ни к чему хорошему не приведёт, было ясно как день.

Он отрицательно покачал головой.

Хозяин стола махнул рукой: мол, свободен.

Аккожин медленно поднялся со стола, забрал папочку и тихо покинул зал.

Канат Ержанович молча сунул купюру швейцару, дожидавшемуся его всё время разговора с суровым спонсором и сошел со ступенек ресторана в состоянии, близком к ступору.

То, что инвестор безоговорочно принял его идею и оказался в курсе задуманного Канатом, радовало. Однако угрозы, исходящие из уст земляка, звучали конкретно, а Жаксыбаев вовсе не тот человек, который разбрасывается словами впустую. Не того полета птица. Не соловей, не стервятник, а тот самый беркут на руке воинственного предка. Отличие только в том, что на такую птицу никто не наденет смиряющего колпачка. Этот хищник сам на кого хочешь колпачок напялит и летать заставит.

В состоянии, близком к трансу, доехал он до своего офиса, чисто на автопилоте управляя джипом. Начался ливень, из-под колес выметывались пузырящиеся лужи брызг, обдавая несчастных прохожих, в поисках убежища оккупировавших соседние магазины и кафе. «Да, не продумали с ливневкой», – в сотый раз посетовал про себя Канат, но сейчас ему было не до этого. Натянув на голову пальто, он постарался как можно быстрее заскочить в бизнес-центр.

Холодный дождь нисколько не остудил Каната, все еще взбудораженного разговором с потенциальным инвестором.

Раздраженно хлопнув дверью, он вбежал в приемную, где, памятуя об указании Джеймса, Гуля вводила в курс дела британского гостя.

– У нас, здороваясь, говорят Сәлеметсіз бе, а ровеснику можно сказать Сәлем, ну типа Hello или Hi.

Оба молодых человека с изумлением проводили взглядом врывающегося в кабинет Джеймса его компаньона в мокром пальто, сочащегося каплями весеннего дождя.

Гуля насторожилась, а Мартин продолжал пытать ее своими расспросами. Видно, что тот всерьез хочет обогатить свой лингвистический багаж языком номадов. Любознательные люди всегда встречаются в нашей жизни. Попади такой человек в Китай, через месяц он будет знать больше иероглифов, чем среднестатистический житель Поднебесной, да еще сыпать хлесткими цитатами из Конфуция и Лао-Цзы.

– А как сказать «спасибо»? – донимал лингвист девушку.

Но та не успела ответить на вопрос. Из кабинета, где беседовали боссы, донеслись воинственные крики. Видно, что перепалка достигла высокого градуса, причем проходила она на разных языках. Не найдя аргументов, собеседники перешли на самый низкий уровень общения, прибегнув к обсценным лексическим идиомам, как к последнему средству. Причем, что интересно, Аккожин ругался по-английски, видимо, чтоб было доходчивее для оппонента, а Джеймс перешел на казахский для усиления эффекта.

– Что такое акен аузын? – в очередной раз переспрашивал удивленный Мартин, но Гуля, тревожно вслушиваясь в отголоски скандала, внезапно схватила за руку и велела быстро двигаться внутрь кабинета.

И оказалась права. Распахнув дверь нараспашку, они увидели, что партнеры по бизнесу начали обмениваться хлесткими ударами. Все это выглядело бы скорее комично, поскольку Джеймс был на голову выше Каната, поджар, даже худ, а его визави, напротив, представлял собой полного коротышку. Однако кровь, текшая из носа Аккожина, не показалась выглядящей комично ни Мартину, ни его учительнице языка.

Они бросились разнимать дерущихся, чем Джеймс поспешно и воспользовался, а Канат еще рвался, жаждая отмщения, но тщетно. Мартин крепко удерживал его сзади за локти, а Гуля увещевала словами.

Наконец, утомившийся бесплодными усилиями вырваться на волю, Аккожин глухо произнес: «Пусти!»

По тону голоса Мартин понял, что тот, действительно, успокоился и ослабил хватку. Ни на кого не глядя, драчун смачно выругался, одернул плащ и широкими шагами вышел из кабинета.

– Гуля, прошу прощения за некрасивый скандал, – произнес Джеймс, заметно потрясенный произошедшим. – Никогда такого не было раньше. Что за муха его укусила?

– Не знаю, – дипломатично отвечала та. – Думаю, остынет, и всё нормализуется.

– Надеюсь, – задумчиво протянул Джеймс, потирая ушибленную от удара руку.

Больше всех скандал поразил Мартина, так и не понявшему, то ли смеяться над произошедшим, а то ли переживать…