Читать книгу Достоверные допущения - - Страница 11

Я никогда не занимался в классической музыкальной школе, потому что понимал: академическое образование даже в школьном объеме я не вытяну – скучно. На все предложения родителей заняться музыкой более серьезно (ведь я продолжал по слуху играть абсолютно все: от Высоцкого и советской эстрады до американских хитов с сорокопяток17 и блатного шансона советских эмигрантов: «вам песня строить, нам – жить помогает!»), я отвечал решительным «нет!» (я уже рассказывал про это слово). В разное время обсуждался вопрос о том, стоит ли мне бросить музыку, раз занятия не доставляют удовольствия ни педагогам, ни тем более мне самому. Я снова отвечал «нет», поскольку это слово у меня всегда наготове для любого предложения, и кажется только в ЗАГСе я с первого раза ответил иначе.

В какой-то момент меня отвели к «светилам» – каким-то дореволюционным старичкам с настоящим черным концертным роялем в огромной квартире, количество комнат которой я не сумел сосчитать. Отовсюду веяло стариной и благородством. Старички эти были преподавателями не то консерватории, не то какого-то именитого музыкального училища, но мне их охарактеризовали как людей, у которых занималась сама Алла Пугачева! Помню, я тогда сыграл им «Легко на сердце от песни веселой…» Исаака Дунаевского из фильма «Веселые ребята», упаковав весь талант великого композитора в три блатных аккорда в аккомпанементе, поскольку других не знал. Один из старичков показал мне, как можно исполнить эту песню более правильно, поразив меня в самое сердце. Как я узнал с годами, мне было продемонстрировано «гармоническое обогащение», но сколько я потом не пытался дома самостоятельно повторить эти вроде бы простые ходы в левой руке, ничего не получалось18. Между тем старички вынесли вердикт, что «этот мальчик не расстанется с музыкой никогда», и предложения бросить небесплатные (!) занятия, поступавшие от родителей, прекратились.

Спустя некоторое время (мне было 13 лет) мама с папой наткнулись на объявление в газете о том, что только что образованное педагогами-энтузиастами19 эстрадно-джазовое отделение ДМШ №36 имени Стасова проводит набор детей примерно моего возраста для занятий в его музыкальных классах. Мы все уцепились за «эстрадно-…», сказав друг другу, что классики, видимо, не будет и это как раз то, что надо.

Сейчас в это трудно поверить, но уже через месяц я сидел за роялем музыкальной школы, а за соседним роялем, отстукивая черной лакированной туфлей ритм, сидел Даниил Борисович Крамер, молодой и амбициозный, с усами и в очках. То, что это звезда мирового уровня, было понятно уже тогда, достаточно того, что слово «бемоль» он произносил с твердым безударным «э». Сейчас его звездный статус просто подтвердился.

С Даниилом Борисовичем отношения у меня не заладились. Насколько я был плохим учеником, настолько же он не был расположен к кропотливой, рутинной и далеко не всегда творческой преподавательской деятельности. При первом знакомстве он спросил:

– Чем бы ты хотел заниматься тут?

– Ну, эстрадой, джазом… – ответил я уклончиво, имея в виду, что не хочу заниматься классикой, да и джазом-то не особо, разве что эстрадой, тем более это «эстрадно-джазовое отделение», где эстрада стоит раньше джаза, а значит должна доминировать.

– Эстрада и джаз – совершенно разные вещи! – осек меня немного оскорбленный Крамер. – Ладно, сыграй что-нибудь.

И я сыграл самое джазовое, что было у меня в репертуаре: пьесу Раймонда Паулса «Беспокойный пульс», которая считалась моим коронным номером и непременно вызывала восторг слушателей.

– Да, – протянул разочаровано Крамер, – два аккорда… А вот это можешь?

И Даниил Борисович наиграл начало «Истории любви» Поля Мориа. Я кивнул и стал по кругу играть ту часть, что помнил наизусть. На третьем круге Крамер остановил меня и сказал, что его-то интересовало как раз мое понимание гармоний в продолжении мелодии, на которое я так и не смог выйти.

А дальше началась старая песня: Крамер задавал мне задания, я их не делал (ненависть к джазу у меня при этом усиливалась от урока к уроку). Первые пару раз он думал, что у меня что-то не получается. Но вскоре смекнул, что дело в другом. В отличие от прочих преподавателей он не стал заниматься со мной домашней работой в школе, а просто выгонял в коридор через десять минут после начала урока. Когда это повторилось дважды, встал вопрос о замене преподавателя. Их было несколько, но из тех, кто может быть интересен читателю, назову только отметившегося буквально двумя-тремя занятиями Михаила Окуня, известного джазового пианиста (с которым мы расстались по той же причине).

Почему меня при всем при этом терпели в школе – не знаю. Сейчас говорят: разглядели талант. Какой уж особый талант! Там полно было гораздо более одаренных детей. К тому же гораздо трудолюбивее. Они и по училищам разошлись, и профессиональными музыкантами и учителями стали. Но когда в 2011 году я появился там на 25-летие отделения, меня окружили люди все больше преклонного возраста, бывшие и действующие преподаватели, многих из которых я не знал. Зато они все знали меня по имени и вспоминали мои немногочисленные выступления на школьных концертах20 с искренним сердечным теплом. Наверное, я для них оказался символом ушедшей молодости, и им было приятно встретиться с ней снова в моем лице. Меня же такое отношение буквально потрясло и тронуло до глубины души, и мне было неловко, что в ответ я не мог обратиться к ним по имени и отчеству. Они точно этого заслуживали.

После официальной части мы пили чай, где я оказался за одним столом с приехавшими, как и я, на юбилей бывшим учеником школы Арменом Мирабовым (мы прежде не были знакомы) и его женой Мариам Мирабовой. Она спела тогда три песни и произвела на меня неизгладимое впечатление: подача была с какой-то суперэнергетикой, а сама она источала невероятный оптимизм, помноженный на бодипозитив. Триумфальное участие в «Голосе» и всенародная слава были у нее еще впереди, а тогда мы запросто пили чай с конфетами и перекидывались какими-то фразами на общемузыкальные темы. Тогда я и не предполагал, что жить Армену оставалось буквально несколько лет…

Школа имени Стасова и сегодня находится все в том же здании в центре Москвы, недалеко от Павелецкого вокзала. Песня «Павелецк» о путешествии в другой мир, другое измерение, во многом вдохновлена многочисленными поездками на те самые занятия музыкой через этот вокзал.