Читать книгу Folie а deux - Группа авторов - Страница 9

– После смерти Елены и нашего сына я, наконец-то, добрался до Лиссабона. Уже не было смысла опасаться чего бы то ни было, не было смысла даже в поддельном паспорте…

Ганс рассказывал этот эпизод как что-то давно прожитое и похороненное. Оно и было таковым. Для него. Не для меня. Мне не следовало делать пометок в блокноте. Я был свидетелем этой драмы. На любовь три дня. Чем она была для меня? Чем обернулась эта воображаемая страсть? Прав ли был психоаналитик? Потрясения толи сна толи яви – картинки такие четкие, что я не понимаю, где теперь заканчивалась реальность и начиналась фантастика. Слез не было, нет. Не было даже подавленности. На утро я проснулся со зверской головной болью и глубокой тоской, которая с каждым часом лепестками рассыпалась сначала на меланхолию, затем на легкую грусть, а ближе к вечеру на воспоминания, которые, должно быть, подобны ощущениям Ганса теперь.

– Вы, конечно, останетесь на мой юбилей, Макс? – спросил Ганс в конце нашей сегодняшней встречи…

– Господи, я же забыл совсем, какой дурак… Простите, Ганс… я забыл про подарок… я поздравляю Вас!

– Бросьте, в моём возрасте подарки – это пошло…

– Я останусь…

Старик улыбнулся…

– Будет узкий круг моих самых близких… Вы их, впрочем, знаете… я жду вас в девять… у себя…

– Я все равно куплю подарок… Мне очень хочется сделать для вас подарок…

– Ну, хорошо, только не опаздывайте…

У меня было четыре часа на то, чтобы выбрать для Ганса нечто-то памятное, но что-то знаковое. Я пока не знал, что это будет. Ворон сел рядом со мной на скамье в парке у Чистых прудов. По-свойски прошёлся – туда-обратно, клюнул дерево, посмотрел на меня, открыл свой клюв, но не издал ни единого звука…

– Ну, что ж, дружок, пошли…

Я встал, он поднялся на крыло. Зверь дремал во мне. Не было смысла бежать на кладбище. Мы просто шли. И когда оказались по сенью старого склепа, я привычным жестом отбросил крышку гроба. В нем лежал скелет. Женщина. В платье, покусанном ветошью. Больше ничего. Обшивка гроба теперь не была новой – от неё, собственно, мало что осталось… Это была несомненно Елена. Я лишь сейчас заметил, что в противоположном углу склепа стоял маленький гробик, в котором, очевидно были останки сына Ганса. Его я тревожить не стал. Ещё несколько минут лишь смотрел на то, что осталось от моей иллюзии. А после осторожно опустил крышку и вышел в закатный город. Так просто. Словно, за пачкой сигарет.

От моего потрясения не осталось и следа. Удивлению не было больше места, а вот убежденность, что мне никогда не удастся полюбить – теперь была как никогда прочна.

В книжном на Арбате я долго шнырял между рядами, чтобы подыскать достойный подарок. И в итоге потратил приличную сумму на фолиант, который на немецком описывал положение Германии во время войны.

– Спасибо, – сказал мне позже Ганс, – но к чему читать вымыслы, коль пережито на собственной шкуре. Спасибо, дружище, – он неуверенно потрепал меня по плечу. В камерном ресторанчике был заказан стол. Ганс пригласил Елену, Вадима и Кирилла. Все… очевидно, так и выглядит круг самых близких для него персон.

Мы поднимали тосты за его здравие. И говорили о пространной ерунде. О новых ролях Елены, о финансировании театров, ни слова о прошлом Ганса. И все же, сидя рядом с ним, в перерывах между тостами я спросил у него тихо, чтобы никто не мог слышать…

– А где похоронены ваша жена с ребенком?

– Здесь. Сначала там, в Оснобрюке. Позже я эмигрировал в Америку, затем в Россию. Я решил сделать семейный склеп здесь. Перевез останки. В сущности, мне осталось определиться лишь с квартирой, жить-то мне – два понедельника.

Он засмеялся и сделал глоток белого вина.

Мы с Еленой пили коктейли, от которых немного вело сознание. Вадим, напрочь отрицающий алкоголь, пил сначала воду, затем чай.

– И всё-таки, ты ненормальный, – сказал Вадим вдруг. Кому-то со стороны могло показаться, что произнесено это было грубо и резко. Но я постепенно привыкал к такой манере общения человека, который с каждым днём становился все менее уродлив в моих глазах. И хоть мы и редко пересекались – это был, кажется, третий или четвертый раз – я привыкал к нему.

– Почему это?

– Ни флага, ни Родины – вот почему…

– Ты имеешь ввиду отношения?

– И их в том числе. Тебе нужна девушка, – заявил Вадим уверенно…

– Нет, не нужна…

– Не заставляй меня думать о тебе плохо.

– Не будь банальным. Я просто не верю в отношения.

– Пф…, в них не надо верить – просто надо завести девушку и спать с ней – тогда и глупостей в голове будет меньше. Загоны это убирает на раз – поверь мне…

Елена долго и с интересом наблюдала за нашим батлом. Наконец, вставила и своё осторожное:

– Вадим, просто не все люди воспринимают этот мир так, как его воспринимаешь ты…

– Я с этим не спорю, но ему нужна девушка. Или парень…, – он усмехнулся…

– Не обижайся, – шепнула мне Елена…

– Он не сказал ничего обидного, – и хоть я и чувствовал, что меня загоняют в угол, всё же надеялся на реванш…, – я долго привыкаю к людям, долго изучаю их, по-твоему, секс – это главное? Вовсе нет. Отношения – это всегда риск… Мне так спокойней – одному. Дело ни в женщинах или мужчинах – я одинаково привязываюсь и к тем и к другим, если такое случается…

– Макс просто влюбляется в людей, – я видел, как Елена изо всех сил старалась поддержать меня на плову.

– Вот поэтому он и ненормальный…, – Но для Вадима я так и остался непознанной планетой. И он вряд ли бы оказался со мной за одним столом, если бы не жена, с которой мы продолжали общение вот уже три недели. В основном – это была переписка в социальных сетях и пара снов, где мы гуляем по городу. Так, мелочи. Я не доверял ей отчего-то. Мне представлялось, что в ней таится угроза. Уж слишком лукавым и таинственным был её взгляд. Такие женщины уничтожают или смеются над тобой – думал я. Они самодостаточны, своенравны, свободны и, как мне казалось, совершенно не чувственны. И хоть и было меж нами что-то общее, и даже невероятная способность общения, которая открылась внезапно – я не доверял. Ничему больше не удивлялся, но и не доверял. Мой переезд в столицу круто изменил мою жизнь. Появление новых людей вызывало во мне с одной стороны – восторг, отдушину от долгого заточения в собственном мирке прошлого, с другой – я оставался всегда лишь наблюдателем. Мне следовало сделать шаг в этот водоворот ИХ жизни. Но я стоял за пределами круга. Он не принадлежал мне. Во всяком случае, пока. К тому же – хотелось сохранить о себе недурственное впечатление. Пусть странное, но не отталкивающее, как было раньше со всеми людьми, которых я встречал. Я боялся своей странности, боялся тайны, которую хранил. Боялся своей головы, в которой поселилось нечто. Зачем кому-то знать об этом. Пусть все останется как есть.

В курилке мы оказались наедине. Было сумрачно и прохладно, когда Елена, кутаясь в мой пиджак, вновь начала вскрывать моё нутро.

– Не стоит бояться людей, зачем ты это делаешь?

– Много чего было в жизни…

– И все же… подумай… большинство из них – не нападают на тебя. Не хотят причинить тебе зла.

– Наверное, это так. Но вот ведь странная штука – заводишь отношения с человеком – не важно – будь то дружба или любовь – а потом – бац! И человек уходит. А ты остаешься, как маленький ребенок – брошенный – жалкое чувство.

– Я понимаю, о чем ты говоришь. Но со временем я научилась одной хитрости… смотри…

В следующий момент она распахнула руки будто приглашая к объятию…

– Я делаю вот так – всем людям вокруг, тем самым говорю – приходите и бейте меня, если посчитаете нужным. Когда идёшь к людям с открытой душой – проще отражать удары. Ты ничего не боишься, ты ко всему готов. Ты даешь им выбор и право оказаться рядом.

– Это чересчур для меня…

– Ты слишком много думаешь. И самое плохое в этом – не позволяешь людям помочь тебе. Твоё поведение – не каждому по зубам, понимаешь? В какой-то момент люди действительно решают просто сделать шаг назад, чтобы сохранить себя и оставить тебя в покое. Ты ведь к этому стремишься, а это тяжело наблюдать со стороны. Тем более жить в этом. Это тяжело. Пойми и их тоже…

– Вполне понимаю…

– Тогда…

– Никаких отношений, никогда! – я засмеялся в голос… А она иронично улыбнулась и отметила мою неискренность.

Я сказал эту фразу, но то, что произошло в зале ресторана спустя всего несколько минут, меня оглушило. Всё было по-прежнему. Мы пили вино, играл неспешный David Lanz, кажется, «A Whiter Shade of Pale», и моя последняя фраза:

– Я никогда не полюблю…

В следующую секунду я повернул голову на сидящую рядом со мной Елену. Я, вдруг, заглянул в её глаза и сам испугался того, что увидел на самом дне собственного сердца, и вдруг страшно захотел зажмуриться, на худой конец – отвести взгляд, но не мог. Чувство поразило меня, обращаясь в горячее эмоционального потрясение. Оно рождалось где-то внизу живота, поднимаясь все выше, становясь все глубже. Мы смотрели в глаза друг другу и звенела тишина – та самая, от которой никак невозможно отделаться. Сколько же всего пережили наши взгляды в этот момент. От легкой улыбки до грусти, а дальше – по ускользающей траектории – волнения, страха – едва уловимого предвестника кошмара, но, в сущности непонимания. Как же я глуп! Как же мало знаю о себе и совсем не ведаю, что говорю – мелькнуло вдруг в моем сознании… Я резко сбросил взгляд и уставился в свою тарелку. Елена моментально, но очень деликатно попыталась рукой повернуть меня за подбородок…

– Макс… смотри мне в глаза, – шептала она, словно из другой реальности…, – Макс…

Я сделал колоссальное усилие над собой. Теперь её голубой оттенок становился жгуче васильковым, волнительным. Музыка близилась к кульминации…

– Что с тобой? О чем ты думаешь…?

Я не знал, что ответить. Начиналась паника. Я должен был выйти из-за стола. Срочно выйти из-за чертового стола… Обронив тарелку на пол, я спешил на свежий воздух. Ведь я не мог ей сказать главного. То, что родилось во мне испугало меня до чертей, напугало бы и её тоже во сто крат больше… я просто шёл к выходу… я просто не мог ей сказать…

… как сильно мне захотелось вдруг поцеловать её… одну лишь её… единственную на свете… соединившуюся в моей голове с той, что уже случилась со мной, но была вымыслом…

Мне вдруг страшно захотелось поцеловать её настоящую…

С этого дня я не мог больше думать ни о ком другом. Но и развивать в себе внезапную осознанность боялся, не хотел. Хотел бежать, но куда? Всюду натыкался на её глаза – городские афиши, встречи в доме Ганса, сам Ганс стал для меня олицетворением лишь её. Я чувствовал, что, общаясь с ней, замыкаюсь в самом себе. После трехнедельных переживаний и эмоциональных всплесков пришло изнурительное чувство усталости от самого себя. Эмоциональный перегруз. Чувства. Во всем теперь были чувства. Она не свободна – я подозревал, как монументальный аргумент расшатываясь, подобно зубу, вот-вот обратится в прах.