Читать книгу Тревожные воины. Гендер, память и поп-культура в японской армии - - Страница 12

Вечером накануне моего отъезда было организовано прощальное барбекю. Место выбрали в тихом уголке базы, расставив полукругом столы для пикника и деревянные скамейки. На столах установили печи сукияки, а военнослужащие подавали пиво. Появление командира Като было тщательно рассчитано так, чтобы он прибыл последним. Я сидела рядом с командиром за столиком на шесть человек. Всего было около восемнадцати военнослужащих, включая командира, адъютанта, нескольких офицеров и сержантов, за работой которых я наблюдала и которых опрашивала в полевых условиях в течение недели. Присутствовали четыре представителя местной ассоциации молодежи, среди них одна женщина – в тот же день ранее я беседовала с ними об отношениях ассоциации и Сил самообороны и их сотрудничестве с базами. В качестве «местных сторонников Сил самообороны» мне представили синтоистского священника и ветерана, ныне владельца небольшого бизнеса по соседству. Майор Оно выступал распорядителем. Сначала были тосты. За ними последовали индивидуальные представления. Каждый военнослужащий сообщал свое звание и имя, место рождения, название воинской части, где он служил ранее, воинскую специальность, увлечения, семейное положение и количество детей. Вся эта информация перечислялась очень быстро и деловито, все явно были привычны к такой форме презентации. После первых нескольких представлений только командир и я продолжали слушать и аплодировать; все остальные весело разговаривали друг с другом и готовили еду на огне. Только когда командир Като наконец встал, чтобы заговорить, все собравшиеся снова замолчали, целиком сосредоточившись на нем. Явно образованный человек, он начал говорить в народном стиле, призванном произвести нужное впечатление и подчеркнуть его близость к подчиненным, а также преодолеть различия в рангах в присутствии посторонних гражданских лиц, в том числе меня. Кроме того, он продемонстрировал навыки командира и одновременно светского человека.

Уроженец Токио, командир Като жил отдельно от своей семьи, которая осталась в городе. Дочь Като уже училась в колледже, и его жене нравилось быть рядом с ней в столице. И, добавил он, улыбаясь, ей неинтересно переезжать в деревню, где она никого не знает и в любом случае не сможет часто его видеть. Командир Като был кадровым офицером, и оказалось, что за шесть лет полевой работы его трижды переводили: с канцелярской должности в старом МОЯ в Роппонги, затем на нынешний пост, а потом обратно в МОЯ, которое за время его отсутствия переехало в Итигая. Он старался встречаться с семьей каждые третьи выходные. Хотя это не всегда было возможно, ему повезло больше, чем многим военнослужащим в Силах самообороны. Многие офицеры и рядовые живут отдельно от жен и других родных из-за крайней сложности переезда семьи раз в два-три года в связи с переводом на новое место службы. Пока дети маленькие, переезжать проще, но большинство родителей не хотят неоднократно забирать детей с места на место, когда они переходят в среднюю школу, опасаясь, что переезды повлияют на их успеваемость и снизят шансы поступить в хорошую старшую школу и университет. Те, кто оставляет семьи в отдаленных сельских районах Сикоку, Кюсю или Хоккайдо, обычно видят их только три или четыре раза в год, встречаясь лишь на несколько дней.

Като представил меня, упомянув разговор, который у нас с ним состоялся при нашей первой встрече неделю тому назад. Он спросил меня, предпочитаю ли я говорить по-английски или по-японски. Я ответила, что предпочла бы говорить по-японски, учитывая, что английский не является родным для обоих из нас. Он сказал, что мои слова произвели на него сильное впечатление. Остальные мужчины что-то одобрительно пробормотали. Я воспользовалась шансом выразить свою признательность. Потом было выступление пяти военнослужащих, сыгравших на барабанах в стиле тайко27. Через два часа вечеринка подходила к концу. Внезапно посреди площадки для барбекю появился президент молодежной ассоциации. Все встали и повернулись к нему. Он вскинул руки, три раза выкрикнул: «Банзай!» – и его троекратно поддержали тем же криком остальные. Компания быстро разошлась. На выходе один из обучающих новобранцев сержантов дал мне свою визитку и попросил прислать мои публикации о Силах самообороны, так как был уверен, что «люди говорят [мне] не то, что рассказывали [вам]».

Командир и еще несколько человек, включая майоров Оно и Тэрасаки, пригласили меня на ужин за пределами базы – это было почти непременное в Японии «второе собрание» или уи/ифини. Ко второму ужину командир переоделся в темный костюм и галстук. Другие мужчины выбрали повседневные брюки и рубашки с короткими рукавами. В общественных местах вне базы военнослужащих редко можно увидеть в форме, поэтому такая смена одежды неудивительна: для них это одна из многих привычек, способствующих тому, чтобы сливаться с гражданским обществом. Военнослужащие, с которыми я обедала или выпивала вне базы, всегда были в штатском.

Взятый напрокат автобус отвёз нас в близлежащие холмы, где мы поужинали в оформленном в японском стиле номере отеля с великолепным видом на долину. Хозяина гостиницы представили мне как еще одного сторонника Сил самообороны. С учетом того, что в пятницу вечером мы оказались единственными гостями, мне стало любопытно, не был ли этот жест поддержки взаимным. Хозяин отеля провел нас по крутой лестнице наверх. Сидя на подушках на полу, устланном соломенными циновками, мы довольно плотно поели: сначала подали суши, потом ряд других блюд вместе с пивом и рисовым вином. Я сидела напротив командира за длинным узким столом. Като воспользовался этим случаем, чтобы поднять самооценку своих подчиненных, охарактеризовав их как «людей, которые обеспечивают работу всей базы, [в то время как] командиры приходят и уходят и полностью зависят от их поддержки». Слева от меня сильно выпивший майор Тэрасаки все более настойчиво делал мне романтические предложения, на которые я старалась отвечать отрицательно, но предельно любезно. Все остальные просто игнорировали его, хотя я чувствовала, что сидевший в дальнем конце стола Оно не одобряет его поведение.

В конце концов разговор перешел к вопросам безопасности и позиции Японии на мировой арене. Как и многие другие имеющие международный опыт офицеры, в отношении военной стратегии Японии дома и за границей командир Като ориентировался на американскую политику безопасности: «Американское внимание к политике безопасности сместилось с Европы и России на Азию, особенно на Китай и Северную Корею. Обе эти страны являются в будущем потенциальными угрозами для Японии». Китай, по словам Като, обучал офицеров и рядовых, но не обучал сержантов, что делало китайские вооруженные силы недееспособными. Однако он не был уверен, что в течение следующих десяти лет эта практика не изменится, и предполагал, что улучшение дипломатических отношений с Китаем предпочтительнее перевооружения, но позже критиковал японское правительство за предоставление Китаю слишком большой экономической помощи28. Като уверял, что из-за личных качеств Ким Чен Ира Северная Корея совершенно непредсказуема, что южнокорейцы гораздо патриотичнее японцев; он объяснил эту разницу существующей там системой призыва. Остальные мужчины в основном молчали или выражали согласие, и я поняла, что, хотя вопросы задавала только я, речь командира была адресована им не меньше, чем мне. Неудивительно, что в связи с продолжающейся дискуссией о конституционной реформе Като заявил, что убежден в необходимости пересмотреть Статью 9. В последние годы Силы самообороны незаметно изменили свою позицию и стали утверждать, что Статья 9 является слишком расплывчатый и непрактичной, она нуждается в пересмотре, потому что противоречит самому факту существования Сил самообороны. Это мнение разделяют представители всего политического спектра, хотя у них очень разные представления о том, как именно надо изменить спорную статью [Hook, McCormack 2001].

За ужином Като уверял нас, что все нынешние военнослужащие Сил самообороны «выросли в демократическом духе послевоенной Японии, и никто не хочет войны, только признания Сил самообороны вооруженными силами». Следовательно, все они, казалось, высоко оценили инициативу премьер-министра Коидзуми Дзюнъитиро всерьез обсудить пересмотр Статьи 9. По словам Като, «сейчас правовой статус Сил самообороны неясен и мы в основном действуем в серой зоне». Като поддерживал положения об обороне, которые включили в свою Конституцию немцы, он считал, что это было бы идеальным решением и для Японии; в целом он разделял идею «нормализации», которую продвигал в 1993 году Одзава Итиро. Наряду с порядками в Соединенных Штатах, воображение японских офицеров занимают Германия и ее законодательство, но это гораздо меньше заметно и проявляется, когда речь идет об историческом наследии и законодательстве29. На предыдущей встрече с командиром Като и другими офицерами, а также много раз во время полевой работы я слышала, что «немецким военным повезло больше, чем японским Силам самообороны». В несколько искаженной форме идея германо-японского союза военного времени побуждала Като и ряд других офицеров сравнивать положение Сил самообороны Японии и германской армии, причем общий вывод был таков: Императорскую армию и Силы самообороны как ее продолжение обвиняли в развязывании Азиатско-Тихоокеанской войны. В Германии ответственность взяло на себя все население, а Силы самообороны остались с этим наследием наедине. Немецкие вооруженные силы полностью «выздоровели». Силы самообороны стали единственными вооруженными силами в мире, которые оказались недооцененными и попали в юридически неустойчивое положение, делая таким образом Японию уязвимой на международном уровне. Сегодня немецкие вооруженные силы, возможно, не пользуются большим уважением среди своего гражданского населения, но их правовой статус прочен и сравнительно понятен. Силы самообороны также находятся под чрезвычайно строгим гражданским контролем. Но некоторых их офицеров больше всего беспокоило то, что высшее военное руководство не имело опыта и мало что понимало в военных вопросах. Однако никто не говорил о том, что немецкое государство взяло на себя ответственность за действия нацистской Германии во время войны, а японское государство вернулось к двусмысленной позиции в отношении роли в войне Японии30. Никто из моих собеседников не упоминал вызвавшие большую волну реформ широкие дебаты по поводу германских вооруженных сил в 1970-х и 1980-х годах [Abenheim 1988; Kühne 2000; Frevert 2001].

Като намекнул на необходимость более критической позиции японского правительства в отношении ответственности Японии за войну, но затем указал, что «в японских учебниках тайваньцы никогда не жаловались на отношение к ним – это только корейцы делали», предполагая, что оценки корейцев могут быть необоснованными. Но в этот момент вмешались другие участники ужина, как будто командир наконец сказал что-то, с чем они могли согласиться и вообще высказать свое мнение. На вопрос о причинах такой разницы Като ответил, что во время Азиатско-Тихоокеанской войны тайваньцы считали, что Императорская армия не так плоха, как китайская. Никто не упомянул о принудительном труде, сексуальном рабстве или военных преступлениях. Скорее, все собравшиеся за столом мужчины готовы были утверждать, что, поскольку обе упомянутые страны были колониями Японии, одна из них просто искажала правду и понапрасну критиковала поведение Императорской армии во время войны.

В итоге мы перешли к более приятной светской беседе. По возвращении на базу мы шумно и сердечно попрощались. На следующее утро я вернула одежду, обувь, фуражку и каску. Полковой флажок я оставила себе на память и унесла в сумке на вокзал. Майор Оно и президент молодежной ассоциациии отвезли меня на местную железнодорожную станцию, и я как раз успела на ближайший поезд в город и вернулась к знакомой мне гражданской жизни.