Читать книгу Парадокс Соломона - - Страница 3

Лопушара… Лопушара… Это всплывшее из детства прозвище, неожиданно произнесённое главредом Свистуном, не давало мне покоя. Мало я в школе натерпелась? Брату было ещё хуже – он был Лопух. Я улыбнулась, представляя его: маленького роста, лопоухий. Точный Лопушок. Я его так и называла, ласково, любовно. А Лопушара – как-то грубо. Сколько слёз я пролила? Но таков закон школы: дали кликуху – носи. Пока не отсохнет и сама не отвалится. В 7 классе я перестала реагировать, и все отстали. Конечно, гадкий утёнок оперился, округлился. Уж и лебеди из 9 класса стали приглашать в свою стаю: «Алёна, приходи… Пойдём погуляем…»

И вдруг в 23 года опять Лопушара! Что к чему? Серьёзный мужик впал в детство? Я покажу тебе Лопушару!

Месть… Какое сладкое слово! Нет, оно не сладкое, а какое-то красное, как острый перчик. Или как уголёк. Тлеет внутри… Требует подпитки, действий. А может, Свистун специально разжигает костёр? Ландау тоже мне. Я вспомнила, что читала о гениальном физике, который специально применял тонкие оскорбления, чтобы мотивировать студентов к действию, и они из кожи вон лезли, доказывая свою состоятельность. Вот и Свистун туда же, тот ещё педагог. Макаренко редакционный. Ну-ну, посмотрим, кто кого.

А что посмотрим? Идеи нет. Статьи нет. Ничего нет. Пустота. «Алёна и пустота», том второй. Пелевину надо подсказать, чтобы написал продолжение.

Полночь. Плюнуть и уснуть. Утро вечера мудренее. Ворочаюсь уже полчаса. Проверила в чатах, кто из подруг ещё не спит. Виталина, она же Вита, она же Виталинка была недавно. Звоню. Отвечает сразу:

– Привет. Не спишь?

– Сплю, поэтому звоню. А ты спишь? – я улыбнулась: классика разговорного жанра.

– Хорошо, что ты позвонила, Алёна, – голосок подозрительно ласковый, вкрадчивый. – Посидишь завтра с Пашкой? Тебе делать-то вечером нечего.

– Ага, я ж на пенсии. Скуча-а-ю… – проверим, кто из нас ехиднее? – Вечером крестиком вышиваю, рассаду поливаю…

– А что не спрашиваешь, куда я пойду? – я чувствую, как Виту распирает желание поделиться.

– Куда-куда? С мужиком встреча, – ворчу надтреснутым старушечьим голосом.

– Ага! – слово короткое, но здесь и радость, и гордость, и торжество.

– Приводи, посижу, – я сразу невежливо отключаюсь, чтобы не выслушивать восторженную характеристику очередного ухажёра. А Пашку жалко. Растёт без отца. Шесть лет пацану, а вокруг одни тётки. Скоро в помаде начнёт разбираться.

Сон ушёл. Лучше так: ушёл сон. Чтобы было понятно, что это не мужчина корейской национальности, а спасительное забвение. Кстати, я хорошо умею интерпретировать сновидения. Подруги это знают, всех консультирую и, как результат, в курсе их проблем. Но мой ротик на замочке.

Недавно Виталинка звонит в панике, приснилось, что родила. А ребёнок – это новое, жизнь будет меняться. Объясняю – радуется дурочка. У неё-то своё толкование: будет свежий мужик. Стоп! А ведь сбылось, раз на свидание идёт.

Сменить работу, что ли? Вывеска «Алёна. Толкование снов». Или «Потомственная гадалка».

– Алиса! Нужен список Лопухиных, – обращаюсь к голосовому помощнику. Или помощнице? Самой-то лень на кнопки нажимать. Изучаю, найденную информацию: – Так, Лопухины. Княжеский и дворянский род. Ветвь Сорокоумовых-Глебовых. Герб: в щите, имеющем серебряное поле, изображён красный Грифон, обращённый в правую сторону. Щит увенчан обыкновенным Дворянским шлемом с Дворянской на нём Короною, на поверхности которой видны семь павлиньих перьев.

И зачем? Кто перья выщипал и для чего? Смотрю дальше:

– Щит держат два вооружённых Воина, имеющие в руках по одному копью.

Конечно, руки-то две. В одной – щит, в другой – копьё.

– Родоначальник Василий Варфоломеевич Глебов, по прозвищу Лопуха.

Лопуха? Светлейший князь! Читаю и радуюсь, даже спина выпрямилась. Как у княгини.

– Род возвысился благодаря браку Евдокии Лопухиной с царём Петром Алексеевичем.

Понял, товарищ Свистун? Это первая жена Петра I. Её-то никто Лопушарой не называл. Не осмелился бы.

Боже мой! Сколько Лопухиных! Алексей и Мария – друзья Лермонтова. Авраам – писатель. Ещё Авраам – наместник, генерал-поручик. О! Один, Александр, работал в «Комсомольской правде». Собрат-журналист. Другой, тоже Александр, профессор Санкт-Петербургской духовной академии…

– Злой рок висел над родом Лопухиных, которые погрязли в злоупотреблениях, противоправиях… Державин (не зря его терпеть не могу со школы) занимался расследованием дела губернатора Лопухина. Взятки, покрытие смертоубийства, тиранство… Пьяница. Окна выбивал. Привёл развратную девку в дворянское собрание… Отвертелся от суда. Весело жил в Петербурге. И меня в Питер занесло. Зов рода.

Я уснула, думаю, улыбаясь. Генами чую: я часть этого неспокойного семейства… Салон толкования снов – не солидно для княгини…

– Дзинь. Дзинь. Дзинь, – утро, 4 часа. Номер незнакомый.

– Слушаю! – сбросили. Явно мошенники. Каждый день блокирую – берут измором. Сколько у них симок?

– Дзинь. Дзинь. Дзинь.

– Слушаю! – гаркнула я, посмотрев на часы: 6 утра!

– Ты что? Не выспалась? – это Вита! Не спится ей.

– Чего тебе? – вежливость так и прёт из меня – я сова, у меня самый сон сейчас.

– Мне приснилось… – издевается, что ли?

– Везёт тебе! Ты хоть поспала, – перебиваю наглую подругу.

– Море, чайки, белый песок… Ветер, – выдаёт быстро, боится, что отключусь.

– Пора тебе жизнь менять, – лениво выдают затасканный диагноз.

– А зачем одно и то же говоришь? Зависла, что ли?

– Дура ты, Виталинка! Хочется тебе свободы. Работа надоела. Элементарно, детка, – я повозилась в кровати, делая уютный кокон из одеяла.

– А тебе что приснилось? – ласково издевается Вита.

– Да не спала я! – меня аж подкинуло. – С вами поспишь! Пока.

Буду досыпать. Темнота. Только закрыла глаза, еле-еле запиликал будильник. Зря сменила рингтон «Вставай-вставай!» Сразу вскакивала. А это что? Просто приятная музыка… Под неё спать хочется… Провал.

– Дзинь. Дзинь. Дзинь. – Вскакиваю. Полежала! 10 часов!

– Алё, Алёна! Ты где? – спрашивает Марина, соседка по кабинету в редакции.

– Маришка, проспала. Прикрой меня. Подойду к обеду, – в горле сухо, язык едва шевелится… Провал.

Просыпаюсь в 12. Впрыгиваю в тапки. Туалет. Гардероб. Надо сразу выбегать. Завтракать и обедать не буду. День разгрузки. Ага! На ночь всё равно наемся. Это точно. А ведь знаю, что голодание не поможет похудеть, клетки будут запасаться, удерживать калории, опасаясь, что их заморят голодом. Потолстею ещё больше. Лучше исключить сахар, белый хлеб, картофель. От этого я могу отказаться. А вот от шоколада… Нет, на такую жертву я не пойду. Не могу и не хочу.

Выскакиваю из подъезда. Машин почти нет. Без проблем выезжаю со двора. Вот во сколько нужно выходить на работу, после 12 часов. Красота.

Еду. Что мне снилось? Бабушка сказала бы: «Крейсер „Аврора“», она любит песни использовать. Надо обязательно вспоминать сон утром, иначе потом забудешь. А сейчас обед уже. Ладно, будем считать, что ещё рано. Для такой совы, как я, утро. Ага, вспомнила: летала, было страшно. Лезла вверх, лестница упала. По спине пробежал болезненный холодок, кожа будто отделилась от тела, тоненько закололи тысячи иголочек… Бр-р-р! Сюжет этого сна мне знаком, часто его вижу. Вывод: внутри зреет рискованная идея. Или рисковая? Нет, человек рисковый, а поступок рискованный. Что-то будет, что-то будет…

Приехала. Нарочно неторопливо иду к кабинету. А что? Работаю я, на задании была. Усталая возвращаюсь на рабочее место. Хорошо бы узнать заранее, спрашивали меня или нет. Марина позвонила бы, предупредила. Значит, не искали. Врать неприятно, конечно, самоунижение какое-то. Гаденько на душе. Отработаю. Если застукали.

– Спасибо, Мариша, что прикрыла, – бросаю рюкзак, плюхаюсь на стул.

– Для вас – Марина Викторовна, – Мариша нахмурилась. Гляди-ка, какая официальность.

– Мариша Викторовна, не злись. Всю ночь дёргалась, уснуть не могла.

– А я уже пять часов дёргаюсь. Хорошо никто не заходил, – назидательно сообщает излишне дисциплинированная подруга.

Маришка – самый верный человечек на работе. Нет, Человек. С большой буквы. Честная, справедливая. Полненькая, симпатичная. Хозяйственная, верная. Идеальная. Без недостатков. Куда мужики смотрят? Была бы я другого пола, искала бы такую жену. Чтобы идти рука об руку, вместе выживать в этом страшном мире. Мариша напоминает мне Верочку из рассказа Куприна «Куст сирени». Если одним словом – надёжная. Настоящая жена. Нашла мужа-мальчика и ведёт по жизни. Это не Мариша нашла, а Вера. Эх, я не такая. Мне муж-ребёнок не нужен. И я нетерпимая. Сковородкой по голове могу вдарить. Или скалкой. Ждать, когда Алмазов станет Бриллиантовым, я не буду.

Жалко, что Марина – подруга только по работе. Не подпускает к себе близко. После службы сразу домой. Старшая дочь в многодетной семье. Жертвует собой ради младших. Всё для них. А глаза, как у Сонечки Мармеладовой, голубые, бездонные. Жертвенность эта до хорошего не доведёт. Что-то подсказывает мне, своих детей Марина заведёт поздно, если вообще захочет. Вот обратная сторона хвалёных многодетных семей! По-хорошему, заняться бы Маришей. Вывести в люди. Но я уже усвоила: не вмешивайся в чужую жизнь, пока не попросят. Чревато.

До конца дня бестолково перебираю бумажки, вспоминая сон. Самолёт? Полёт? Какое рискованное дело? Риск был сегодня на выговор нарваться.

Всё, конец дня. Пропел гудок заводской. Марина говорит, что по моим присказкам, я тяну на более старший возраст. Это плохо? Побочка бабулиного влияния.

Одна из моих подруг, Татьяна, как-то смеялась: у неё в 6 классе был мальчик, которого воспитывала прабабушка. В сочинении он написал: «Из моего окна видна дорога, по которой я хожу в школу, и почта, где я получаю пенсию». Я хотя бы сочинения писала сама.

– Марина Викторовна, я убегаю, – виновато прощаюсь, как-то неудобно уходить раньше подруги. Отработав полдня. Всего.

– Пока, Алёнушка. До завтра, – устало махнула мне Мариша.

Удобно-неудобно, а надо бежать. Пашку приведут.

Мчусь домой. Возле подъезда, то бишь парадной, – не привыкла я ещё – уже маячит Виталинка. Приоделась, пёрышки почистила. В ярком брючном костюме. Глазки блестят. Стройная, с короткой стрижкой. Мальчишечка такая. Отец её, наверное, мальчика хотел и имя такое поэтому выбрал. А я зову её Витаминка. Весёлая она. Лёгкая на подъём. Оптимистка. А мужики не задерживаются надолго. Им борщ и котлеты нужны, а у Виты маникюр дорогой, и на кухне чистота, порядок нарушать не хочет.

– Привет, Павлуша! – с подругой сегодня уже здоровались.

– Здравствуйте, тётя Алёна! – застенчивый светленький мальчуган похож на девочку. А ведь Виталина хотела дочку. Павлиной назвала бы? Не дай бог! Как дразнили бы? Павлинихой? Хорошо, что мелкие уже ничего не знают о Павлике Морозове, а то Павлуше в школе доставалось бы…

Думала я как-то, зачем советской власти нужно было возносить пионеров-героев, некоторых за сомнительные подвиги. Своих мучеников создавала? В православии особо чтили детей-святых, и в, так сказать, партийной религии не стали придумывать новое.

– Ну, пошли, парень! – Павлик улыбнулся и доверчиво вручил мне свою ручонку. Нежность пронзила меня, и я бережно повела его домой. Вечером никаких Лопухиных. Всё время ребёнку. Телефон отключить. Окна-двери закрыть.

– Пойдём, сокровище моё! – не удержалась, погладила Павлушу по голове.

– А ты что, пират? – бровки мальчика поднялись, глазки заблестели.

– Да, я пират, – я удивилась сообразительности ребёнка, мозг лихорадочно заработал. – Люблю море, путешествия, поиск сокровищ! Будешь клад искать?

– Да-а! – подпрыгнул Пашка. Редкое для него проявление эмоциональности.

Что-то я своего ребёнка захотела. Жить для него. Всё отдавать ему. Любить. Играть. Учить. Обнимать. Может, в этом смысл?

Вопрос только: от кого рожать? Где ты, мой единственный? Я ни разу по-настоящему не влюблялась. В школе взгляд не на кого было положить, в институте одни девчонки, потом карантин. Короче, статус: «В активном поиске».