Читать книгу Парадокс Соломона - - Страница 7

Я подошла к набережной Мойки. Светофор приказал остановиться. Вдруг какой-то старик потащился через дорогу, игнорируя красный свет. Бесстрашный какой! Я схватила его за руку и дёрнула на тротуар. Старичок изумлённо оглянулся:

– Вы меня видите, сударыня?

– Вижу, не слепая. А вы, сударь, решили на глазах публики, жадной до происшествий, покинуть наш мир таким неприятным способом?

– Я давно его уже покинул, в 1816 году. – Молодец, дед. Ответил коротко и просто.

«Нормально! Он ещё и ненормальный». – Мозг заглючил от его ответа, меня посетили примитивные антонимы.

– Разрешите представиться: Лопухин Иван Владимирович. – Старик галантно поклонился. – Позвольте узнать ваше имя, сударыня?

– Алёна. Лопухина.

– Позвольте спросить имя вашего батюшки? – на высоком лбу появилась продольная глубокая морщина. Пытается найти в памяти информацию о родственниках?

– Александр. Александр Иванович Лопухин. – Я тормозила, происходящее не укладывалось в голове.

– Не имею чести знать… – Однофамилец задумался. Вёл себя спокойно, убегать мне надобности не было. Я немного остыла. Это было безразличие приговорённого перед повешением: страшно, но неизбежно.

– Конечно, вы его не знаете! Информация к размышлению: сейчас 2023 год. XXI век. – Кто меня тянет за язык? Зачем я втягиваюсь в разговор с этим сумасшедшим, который походит на ведущего актёра дурдома?

Я разглядывала Лопухина, нарушая все правила этикета. Хотелось его потрогать: вдруг это глюк? Но не решилась… Костюм и обувь старинные. Качественные. Явно без ярлыков «Сделано в…». Вроде и эпохе соответствуют.

Но это не удивляло. Вон у Эрмитажа крутится Пётр I с тёткой, вообразившей себя Екатериной. Дама была в грязноватом платье, спутанном парике, треуголке. Туфли – не понятно что. Пётр – в зелёном камзоле, несвежей рубашке, с телефоном и в грязных сапогах. Скорую им никто не вызывает. А чем хуже старик? Он выглядел вполне прилично. Но деньги за это не просил.

– Позвольте вашу ручку? – Лопухин, отставив левую ногу назад, потянулся ко мне, слегка наклонив корпус, и согнул локоть.

– Это ещё зачем? – я подозрительно посмотрела на него. Ещё заразу какую-нибудь из XIX века или, что хуже, из могилы передаст. – У нас не принято.

– А знаете, сударыня Алёна, меня никто не видит! – неожиданно развеселился старик, схватив за куртку проходящего мимо паренька. Рука Лопухина провалилась в тело ничего не подозревающего парня, тот не оглянулся.

– Рыбак рыбака видит издалека, – зачем-то вслух произнесла я, подразумевая, что мы однофамильцы. Мысли забегали как очумелые: удача! Такая удача! Намекала мне бабушка, что настанет время удивляться. Сама она многое умела видеть, замечала детали, предсказывала, точнее, предостерегала. На что же она намекала? На передачу мне своих способностей? Так она жива, слава Богу, а дар после смерти переходит.

– Позвольте спросить: кто рыбак? О ком речь? – Лопухин соображал ещё медленнее, чем я. Мне хотелось ему спеть: «Я рыбачка, ты рыбак… нам не встретиться никак». Ага, никак! Встретились же. Петь не стала. Сдержалась, чтобы на всякий случай не позорить наш век.

– Это фольклор. Народная мудрость. Давайте отойдём и поговорим, – голова у меня начала работать. Искала интересное – нашла. Ныла, что скучно, – вот теперь будет весело.

– Прошу, – старик опять согнул левую руку, предлагая мне ухватиться за него.

– Давайте без церемоний. Вас никто не видит, а меня – все. – Я поморщилась. Хорошо, наушники сейчас есть, а то в дурку забрали бы: человек сам с собой диалог ведёт. – Мне этикет ваш по барабану. Извините.

Лопухин не ответил, про барабан не переспросил. Он как-то погас. Умные глаза его устало смотрели на шустрых прохожих. Интересно, сколько ему лет? 75 или 80? Мы отошли к парапету. Мне было не по себе. Разговариваю с покойником! В последнее время я плохо сплю. Вдруг крыша поехала? Со мной ли это происходит? Кому я задаю вопросы? Сама себе?

Лопухин как будто читая мои мысли, продолжил:

– Вероятно, мы родственники, сударыня Алёна, поэтому вы меня и лицезреете. Зов крови.

– Я вот думаю, Иван…

– Владимирович.

– Я вот думаю, Иван Владимирович, если вы умерли в 1817 году…

– В 1816 году, 22 июня.

– 22 июня ровно в 4 часа? – не удержалась я, словно встретила немца и решила отомстить ехидством, подогреваемым генетической ненавистью.

– Я не знаю точное время, сударыня, – сдержанно отреагировал он, не уловив подтекст. Хоть поинтересовался бы, зачем мне такая точность. Наивность какая-то… Точно, он не из XXI века.

– Давайте, без «сударыни», по-простому, по имени. У нас так принято, – я почувствовала раздражение от этого церемониала, в конце концов, это он к нам прибыл, а не мы к нему. Смешно: о себе думаю во множественном числе. Клиника…

– Хорошо. Простите, Алёна. – Согласился он. Покладистый оказывается старичок-то. Нотации не включил. Вот что значит воспитание!

– Итак, вы умерли в 1816 году. – Боже, что я говорю! Сбрендила совсем. – Вам было?..

– 60 лет.

– Всего 60! Мало прожили. Моей бабуле чуть больше, а она выглядит лучше. Простите за сравнение и не обижайтесь.

– Я умер в почтенном возрасте, – возразил, хвастаясь, старик.

– А у нас 60 лет – это ещё молодой человек, даже пенсия не положена, – усмехнулась я. – И что вы здесь, в 2023 году, забыли?

– Меня вызвали…

– В полицию для дачи показаний? – по-хамски перебила я. Сарказм так и пёр из меня – нервы.

– Вызвали молодые люди, увлечённые историей масонства в России, – как-то не правдиво прозвучало, Лопухин потёр рукой подбородок – верный признак вранья.

– Мало ли чем люди увлекаются. Вы хотите сказать, что призра… ладно, по-честному, призраки ходят туда-сюда, из века в век, удовлетворяя капризы юнцов? – Я понимала, что моя агрессия связана со страхом. Я с детства боялась привидений. Даже без моторчиков.

– Я не хочу сейчас об этом говорить. Не время. – Голос старика стал твёрже.

– Не хотите – не говорите, – я помолчала для приличия. – Масоны… Что-то знакомое. А! В романе «Война и мир» Пьер Безухов… Вступил в масонскую ложу… А вы кто?

– Развитием масонства в России занимался ваш покорный слуга, сударыня… Извините, Алёна, – он наклонил голову, словно приглашая его похвалить. Затем гордо выпрямился, глаза заблестели. – Вы читали мои «Записки»?

– Нет… – мысленно я судорожно копалась в папке «Школьная программа». – «Записки охотника» Тургенева читала. В 9 классе.

– Ивана Петровича Тургенева? – настороженно и одновременно удивлённо спросил он.

– Нет, Ивана Сергеевича. – Зачем уточняет, их что, куча, что ли?

– Не имею чести знать. – Лопухин вскинул подбородок, словно я его обидела.

– Конечно, вы его не знаете. Насколько я помню, наш Тургенев родился после вашей смерти, в 1818 году. Был о-очень знаменит, сейчас в школе проходят, то есть изучают. – Прямо блистаю эрудицией. На самом деле, получив двойку по тесту, сдавала биографию автора. 18 и 18 легко запомнить.

Не знала я тогда, что для Лопухина упоминание о знакомом – Тургеневе Иване Петровиче – болезненно. Он тоже был деятельным масоном и другом Лопухина. Дети Тургенева любили и уважали его. А он подверг испытанию их любовь, затеяв сутяжничество с их отцом. Чёрная кошка пробежала между друзьями по вине Лопухина, занявшего у Тургенева деньги и не сумевшего вовремя отдать долг. Лопухин был не прав, но затеял тяжбу, довёл дело до сената и государя. Странный он. Не царь, а Лопухин.

К слову, узнала я потом, что Лопухин был плохим хозяином, не умел распоряжаться крепостными доходами, даже просил царя купить у него деревни, чтобы поправить своё положение. Вот так запросто тогда общались, а на царей сейчас гонят.

Странность Ивана Владимировича проявлялась в его болезненной страсти, он любил раздавать милостыню, для чего постоянно занимал деньги у богатых и долго не возвращал. Что приносила ему благотворительность? Действительно ли он сострадал бедным или делал это для себя, чтобы поднять самооценку?

Все вокруг знали об этом – значит, делал доброе дело громко, нескромно. Увлечение Лопухина осудил даже граф Сперанский, бывший с масоном в переписке по религиозным вопросам. Лопухина обидели слова реформатора: «Делать долги и тягаться о долгах – дело непохвальное…» Обидчивый… Нечего занимать, если не любишь бабки отдавать.

– Если мы встретились, значит, так угодно Богу, – задумчиво продолжил наш разговор Лопухин. – Это, может быть, к лучшему…

– Что вы имеете в виду? – меня подкинуло: к лучшему? А не к худшему?

– Я вам расскажу о масонах… – на лице Лопухина появилось самодовольное выражение, и мне стало понятно, что его просто распирало желание поведать свою историю, лет двести молчал. Сказать, что мне фиолетово? Но упускать такой шанс – послушать очевидца – было глупо. С другой стороны, что делать с информацией?

Я представила лицо Свистуна после моих слов, небрежно брошенных на планёрке:

– На этой неделе встречалась с Лопухиным. Ну с тем, который развивал масонское движение в России ещё при Екатерине. Он вам привет передавал.

Захохочет или молча наберёт скорую?

Лопухин пришёл в состояние нервного возбуждения, предчувствуя, какое впечатление произведёт на меня его речь. Но я не собиралась сейчас его выслушивать.

– Хорошо. Только вечером. Мне надо на работу. Созвонимся… Ах да. Не созвонимся. Давайте в 19:00 на этом месте встретимся. Я решила потянуть время, покопаться в «мировой помойке» – загуглить о масонах, подготовиться. А вдруг к вечеру всё прояснится, вдруг я очнусь и стану нормальной?

– Да-а, я приду. Такой случай представился – поговорить с потомком, – немного разочарованно протянул Лопухин, невежливо глядя мимо меня. Осваивается у нас, уже плюёт на этикет. Было видно, что он с трудом гасит раздражительность.

– До вечера, – я постаралась быстро уйти. Надеюсь, он не придёт. Нет, лучше пусть приходит. Такой шанс! Или глюк? Я оглянулась: старика не было. Шустрый какой.