Читать книгу Почти ангел - - Страница 14

Решение принято, мистер Бейли. Или как вас там… Выкладывайте всего себя на поверхность, хватит прятать за пазухой правду. Эти люди, эта семья. Для чего они вам? Потешить самолюбие? Хочется, чтобы в вас верили. Ваша противная лощеная рожа вызывает у них умиление и доверие к вам. Но что вам от них нужно? Вы питаетесь энергией таких, как они, их вера вам вкусна. Поэтому вы убили Питера Грейта. Вы и их убьете, если они вдруг перестанут вами восхищаться? Вам доподлинно известно, что вы не человек, и теперь не стоит даже думать о человечности. Существо, способное на безжалостное убийство. Время раскрывать карты, мой друг. Время быть Александром.

И вдруг мое сердце предательски трепещет и словно отряхивается ото сна, расправляя маленькие крылышки. Чувство эйфории и какого-то непонятного восторга расходится по телу. По коже бегут мурашки. В спальню идет Денис. Вечер. Тишина. А внутри словно готовится буря.

– Да что с тобой, Аарон? Ты всех обидел. Иди извинись! – он дотрагивается до меня. Я ощущаю его поддержку, но не готов принимать ее. – У тебя глаза на мокром месте. Ты холодный. Замерз? Я сейчас одеяло принесу.

Я ежусь от его теплого касания, стараясь ладонью разгладить маленькие непослушные бугорки на теле.

– Я в полном порядке. Ты можешь сейчас пригласить сюда родителей? Я должен с вами поговорить.

– Извиниться хочешь?

– Нет. Кое-что другое.

– Тогда мы пойдем в парк, Маринка предложила погулять, остыть. Пошли с нами. На улице и поговорим.

– Нет. Я останусь дома. Видишь, у меня нет настроения.

– Хорошо-хорошо. Но такая чудесная ночь пропадает зря! Завтра уже дожди обещают

Я смотрю в окно на яркое суперлуние. Очень хочется разделить радостное настроение с семьей, но ни за что на свете не сойду с выбранного пути, единственно правильного для меня. Других путей с минимальными потерями я не вижу.

– Ладно, если передумаешь, мы в парке.

– Я не передумаю, спасибо. – сжимая кулаки до крови, жду, когда же он уйдет. Еще немного, и я сдамся. Уходи, Денис. Уходи, умоляю!

Ушли. Закрывая глаза, я погружаюсь в сны. Держись, Аарон. Держись.

Как же хорошо на улице! Темнота не мешает мне разглядывать косые капельки начинающего моросить дождя. Подставляя лицо под струю небесной воды, я, наконец, ощущаю комфорт и легкость. Казалось, этот длинный день не закончится вовсе, но вот последний лучик света прячется за горизонтом – он тоже хочет отдохнуть. Люди на улицах разглядывают сумасшедшего, стоящего под дождем и любующегося небом, а мне так хорошо, что, забыв обо всем на свете, я наслаждаюсь прохладной влагой. Вода намочила пиджак и брюки, добралась и до ботинок, но это не портит радостного настроения. Ощущение, что все будет хорошо, что выбран правильный путь, обволакивает тело мокрыми каплями. Кто-то сказал, что дождь – это слезы ангелов. А я точно знаю – на небесах не плачет никто! Там легко и тепло, беззаботно и комфортно, там нет печали и грусти, есть только любовь к Богу, переполняющая всю оболочку тел. Там счастье. Мои мысли перебивает резко начавшийся ливень, меня словно окатывают из ведра, приходится бежать под крышу. Минут через десять “плач ангелов” прекращается, и я продолжаю путь к самому высокому зданию в Лос-Анджелесе – “First Interstate World Center” на Гранд Авеню. Спросите у любого местного жителя: “Что это за высотка?” – и люди ответят: “Это самая мощная и влиятельная школа искусств в мире!” Так и есть. А раньше все было по-другому.

Когда судьба подарила мне замечательного друга, никакой влиятельной и мощной корпорации тогда не существовало. Было обычное, почти неприметное двухэтажное здание с покосившейся надписью “Peterson’s Instrumental School”, куда мог прийти каждый, кто хотел заниматься музыкой, независимо от вероисповедания, количества приданого и носимого титула: графы, аристократы, малоимущие, дети, инвалиды и совсем бедняки – Артур не отказывал никому. Спотыкаясь о безразличие президента Милларда Филлмора к искусству и к стране в целом, Петерсон все-таки добился, чтобы маленькая школа получила лицензию на право осуществления коммерческой деятельности, а это означало, что за концерты ученики смогли получать деньги, пусть и небольшие. Артур отдавал 80% прибыли от предприятия музыкантам, считая своим долгом просто открывать перед людьми двери в искусство, и лишь 20% шло на становление и продвижение дела. Однако, люди сами несли деньги и жертвовали их школе, чтобы всем вместе осуществить великолепную мечту: построить дворец, откуда идет прямая дорога на сцену.

Я шел по улице, гонимый страхом одиночества и совершенно потерянный, а дождь лил, не прекращаясь, уже вторые сутки. Навстречу неслась пролетка, а мне было все равно, мне так хотелось умереть. Столкновение оказалось неизбежным, ведь за стеной водной стихии совершенно нельзя было что-то разглядеть. Сбив меня, экипаж остановился. Управлял коляской мистер в черном плаще и с элегантной шляпой. Так произошла наша встреча. Я никогда не забуду блестящие огоньки его зеленых глаз, в которых сокрыта великая теплота и большое горячее сердце, самая крепкая дружба и немножко одиночества. Он спрыгнул, подбежал, принялся щупать пульс, а я плакал вместе с небом, потому что остался бессмысленно существовать. Глупо желать смерти, прекрасно зная – у тебя от нее прививка. Раны затянулись быстро, и мужчина не заметил их, предложив подбросить меня до дома в качестве компенсации за причиненный ущерб. По дороге он ненавязчиво, но точно переживая за близкого человека, расспросил о том, почему расстроенный юноша бродит под дождем, что его гложет, и будто заглянул мне в душу, сумел залечить ее. К концу нашего пути я уже рыдал на его плече, выплескивая наружу все, что накопилось, и мне стало легче. Артур протянул руку помощи, подарил надежду и научил играть на рояле. Теперь, прикасаясь к инструменту, я точно обнимаю старого доброго друга; сквозь время он останавливается в своей скрипящей пролетке с прыткой лошадкой, протягивает морщинистую, но крепкую ладонь, и снова к концу пути рыдаю на плече, рассказывая все, что меня гложет.

Проливной дождь всегда напоминает мне о друге, о том прекрасном времени, когда мы познакомились, а после не разлучились до самой его смерти. В каминной просторного теплого дома Артур впервые вручил мне нотную тетрадь и показал звуки. Через две недели мы уже играли дуэтом, а через месяц я забыл обо всех проблемах, огонек снова зажегся в моих глазах, и яркая светлая любовь поселилась в сердце – я встретил очередную любовь.

В день его похорон вся Америка пришла почтить память и проводить в последний путь этого доброго, отзывчивого, преданного делу человека, и не знаю, есть ли на свете хоть кто-то, подобный Артуру.

После смерти моего друга школой занялся жадный до денег предприниматель, который превратил безликую, но душевную школу в мощную корпорацию, привлекая спонсоров и делая из волшебного дома мечты прибыльный коммерческий проект. Теперь вряд ли кто-то вспоминает о том, что “P.I.S.” это аббревиатура от “Peterson’s Instrumental School”, и современники зовут ее “PEACE”, что значит “МИР”, “спокойствие”. Спокойствием и миром там теперь не пахнет. Изменилось многое с тех пор, но одного учебное заведение не утратило – оно по-прежнему ищет талантливых людей, приглашает их и абсолютно бесплатно обучает с той лишь разницей, что 90% прибыли от всех концертов забирает себе в качестве компенсации за труды, остальное же идет на стипендию артистам, и отбор проходят далеко не все. Да, вместо маленького покосившегося здания возвышается самое громадное строение в Лос-Анджелесе, и я направляюсь туда. Мой добрый друг навсегда остался в сердце и живет в нем по сей день. Никогда больше на моем пути не появится человек ближе и роднее, чем он. Артур Петерсон знал мою тайну, и теперь она похоронена вместе с ним на кладбище “Forest Lawn Memorial Park”. Это была его жертва за те знания, которыми я с ним поделился.

Наслаждаясь погодой и хлюпая ботинками, привычными и приветливыми улочками я дохожу до площади искусств. На ней возвышается подсвеченный иллюминацией памятник новому предпринимателю, держащему в руках символ музыки – Скрипичный ключ – ключ от дверей в мир звуков. Сворачиваю за угол и попадаю на бульвар Музыкантов, а там вплотную подхожу к Гранд Авеню, где располагается корпорация. Громадными буквами на строении выбита аббревиатура “P.I.S.”. Около входа застывшими взглядами меня встречают две каменные статуи в виде мистических львов с крыльями, олицетворяющие силу, полет фантазии; мраморные ступени ведут прямо в поднебесную, словно открывая двери перед молодым исполнителем, пришедшим попытать счастья. И абсолютно не узнать маленькую уютную школу искусств, основанную в 1850 году. Теперь это могущественная и влиятельная корпорация с кучей спонсоров, продюсеров и директоров. Здесь преподают самые лучшие учителя, здесь выпускаются самые лучшие ученики. Это икона для всех музыкантов и певцов. И я поднимаюсь по длинной лестнице, ведущей в мастерскую талантов, восхищенный бесспорным величием и силой. Да, мне повезло, что “МИР” обратил на меня внимание.

Подхожу к стойке администрации и прошу разрешения войти внутрь. Записывая данные с моего документа, охранник наводит на меня камеру и требует произнести вслух имя, фамилию, дату рождения, к кому направляюсь.

– Аарон Бейли, 25.12.1980, к Питеру Грейту.

– Он ожидает вас. – отвечает охранник, получая из кабинета Грейта одобрение в виде зеленого сигнала на своем мониторе.

Что ж, отлично – предстоит непростой разговор, и я к нему готов.

Их не было несколько часов, а я успел вспомнить, что еще один человек по вине моего эгоизма распрощался с жизнью. Мой друг. Нет, больше от рук Александра никто не пострадает!

– Проходите, у меня есть новости. Присаживайтесь, разговор не отнимет много времени.

– Что случилось? – Денис приближается ко мне и замерзшей ладонью касается лба. Я одергиваю его. – Мам, у него сильный жар. У тебя есть что-нибудь из лекарств в сумке?

– Да послушайте же вы! – кричу я, и сильным порывом ветра с полок сносит книги. Движение в комнате останавливается. Все замирают, и от этого становится не по себе. Тяжкий груз, собственноручно привязанный к шее, тянет на дно. – Мне больно! Меня мучает совесть. Меня создали, чтобы убивать. Перед вами стоит вор, лжец и убийца. Эта завораживающая улыбка, эти проницательные глаза с огоньками внутри, этот бархатный голос. Все во мне заставляет вас повиноваться. Я не рассказывал, но в новогоднюю ночь, когда мы познакомились, я чуть не убил тебя, Денис. Тебе просто повезло, что ты остался жив. Я даже не понял, что случилось, когда ты от моего желания узнать через тебя мир упал без чувств. Ты теперь подчинен мне. Ты мой раб. Все эти поступки – устроить побег из психушки, попросить меня остаться рядом. Понимаешь теперь, почему? Ты тот, из кого я черпаю силу!

– Да ты свихнулся! Посмотри на себя. Мам, лекарство! – кричит Денис, дрожа всем телом. В нем идет борьба – нежелание принимать правду и страх передо мной. Петр Сергеевич отходит чуть вбок и, встретившись с препятствием, замирает.

Я вбираю в себя воздух, и Дэн ощущает, как силы через ладони начинают утекать потоками в мою сторону. Я делаю новый вдох, и у него кружится голова, а моя кожа начинает гореть огнем.

– Аарон, зачем? Зачем ты это делаешь?

– Зачем? А зачем паук высасывает свою добычу? Чтобы жить. Мне нужна пища – такие как вы готовы отдать себя в жертву моему обаянию. И я сделаю то, что хочу. И вы не сможете мне противостоять. Я убью вас. Поэтому мне нужно уйти.

– Аарон, успокойся, ты пугаешь нас! Я сейчас и правда тебе успокоительное вколю! – кричит в панике Денис.

– Не называй меня так. Сейчас меня зовут Александр! Этот жалкий щенок Аарон никогда не поверит той силе разрушения, что таится в нем. Он трус. А я делаю за него всю работу.

– Аарон! Перестань!

Денис подходит ко мне, но моя рука хватает его за горло.

– Сказал же, я не Аарон. Тупой ты что ли?

Друг стонет. Петр Сергеевич пытается оттащить меня от сына, но я вырываюсь, и они оба отлетают к стене. Держась за ушибленный об угол стола бок, Денис, наконец, взрывается:

– Аарон! Александр! Здесь тебя любили! Тебя приняли в семью. Но теперь все кончено! Уходи! Немедленно уходи и не возвращайся! Ты действительно несешь разрушения! С твоими возможностями нельзя жить в этом мире. Не знаю, почему не сказал тебе раньше, но – убирайся из нашей жизни! Убирайся прямо сейчас. В тебе нет ничего хорошего. Было, но сейчас уже нет, ты решил, что ты убийца. Ты – воплощение дьявола! У тебя раздвоение личности, и тебе надо было лечиться.

– Да! Надо было. И день рождения у меня 25 декабря, так что заберите свой подарок, он мне ни к чему.

Срываю с шеи кулончик – ангелочка с невероятно красивым бриллиантовым сердцем в руках – бросаю его на стол. Еле сдерживаясь, чтобы не упасть на колени и не разрыдаться, забираю с полки золотые запонки с инициалами “А.В.” и оборачиваюсь. Память сохраняет печальные лица, лица людей, которых обидел и которые никогда мне этого не простят. После того, что сегодня произошло – мост сожжен. Я свободен от семейных уз, которые меня тяготили. Но что-то больно колет в груди. Словно я разорвал вены и связки в мышцах. Бедная Мариночка плачет, прячась от меня в коридоре, родители молча смотрят на меня с сожалением, а Денис показывает пальцем в сторону выхода, откуда они совсем недавно появились – розовощекие, счастливые и жизнерадостные. Все кончено. Доволен? Что я натворил?

– Простите. Я должен был сделать это. Я умею лишь разрушать, я не способен творить и созидать. – шепчу я и шагаю в пустоту, а по щекам катятся крупные соленые слезы, которые не удается сдержать в себе до исчезновения.

Я стою на крыше высотного здания. Порывистый ветер треплет волосы и срывает одежду. Под ногами туманный от смога Лос-Анджелес, могущественная корпорация “МИР”. Что дальше? Думай… Что у тебя остается?

Я подхожу к краю и наклоняюсь вниз. Из кармана пиджака выпадает миниатюрная карточка с фотографией семьи – единственное, что осталось у меня. Успевая среагировать, хватаюсь рукой за самый ее кончик. Но перед глазами возникает иная картина: картина прощания и грубые слова: “Убирайся из нашей жизни”. Осознанно разжимаю пальцы. Прощайте! У меня нет и не будет семьи. Вы мне – чужие.

Вдыхаю поглубже. Понемногу буря эмоций успокаивается, затихает в сердце жгучая боль. По миллиметру я разматывал запутанный клубок информации, у меня в руках был его непрочный кончик. Теперь только вперед, Аарон. К истине, сколь противной она не окажется.