Читать книгу Мысли и факты – Gedanken und Thatsachen (1902) Кульминация – Die Klimax der Theorien теорий (1884). Том 2. Философские трактаты, афоризмы и исследования - - Страница 5

Не нужно глубоких психологических знаний и психиатрических исследований, а достаточно житейской доли умения понять, что самосознание человека возникает со временем, а затем, после возникновения, часто прерывается сном и различными патологическими состояниями бессознательного; это можно сравнить с мерцающим, прерывистым, а не постоянно и равномерно светящимся светом. Тем не менее, постоянная идентичность Я – это первый базовый факт, или, скорее, базовое условие всего мира, каким мы его знаем. Эти два предложения, казалось бы, находятся в резком противоречии друг с другом, но оба хотят быть истинными, из чего логически следует, что они либо говорят о разных вещах, либо говорят об одном и том же с совершенно разных точек зрения. Нет факта более определенного, чем то, что каждый человек рождается и умирает снова; хотя эта истина, как и подавляющее большинство правил опыта, основана на неполной индукции и поэтому не может быть поставлена на ту же ступень определенности, что и аподиктически определенные истины, например, аксиомы геометрии. Столь же несомненно, что новорожденный ребенок приходит в мир без самосознания, наделенный лишь тупым, неотчетливым, неразвитым чувством собственного существования, во всяком случае, гораздо более самосознательным, чем цыпленок, который вылупляется из яйца и тут же бежит к заранее рассыпанным зернам; что поэтому, если кто-то и допускает наличие у «человеческого ребенка» врожденного эго, то это эго изначально заложено в нем лишь потенциально, или, как сказал бы Лейбниц, «d`une maniere virtuelle». Так называемое расщепление Я, чередование совершенно разных, отдельных сфер сознания в рамках одного и того же физиологического индивида, а также полная потеря памяти, в результате которой навсегда или временно разрывается идентичность самосознания личности, случаются нередко и хорошо известны каждому сумасшедшему. С психологической точки зрения, самобытность и устойчивость «я» у психически здоровых людей – факт, зависящий от многих индивидуальных обстоятельств и в целом необъяснимый. И только от нас зависит, как догматические метафизики, спиритуалисты, платонисты, картезианцы и монадологи согласуют свой догмат о стойкой, неизлечимой душевной субстанции с этими фактами опыта. Но тождество и единство «я», о котором говорит трансцендентальная философия, не имеет ничего общего ни с этими психологическими фактами, ни с этими метафизическими догмами, ибо она имеет дело не с тем, что вырождается или отсутствует в душевной жизни человека, не с тем, что может лежать в основе душевной жизни человека как метафизической субстанции, как реального носителя психических явлений, а с чем-то совсем другим. – Об ученом полигисторе Иоганне Слейданусе, умершем в 1556 г. после богатой событиями жизни в качестве профессора юриспруденции в Страсбурге, рассказывают, что к концу жизни он внезапно забыл все, что знал; подобные случаи внезапной потери памяти встречаются гораздо чаще. Лейбниц приводит этот пример в «Новых сочинениях», 1. II, гл. I, §12, и ставит глубокий, трудный, интригующий вопрос: можно ли считать человека, который после такой полной потери памяти снова стал молодым и выучил все заново, другим человеком из-за этого полного воссоздания всех его знаний. Он отрицает это в смысле своей монадологии, согласно которой предполагается, что индивидуальная душевная субстанция уже существовала в сперматозоиде и после смерти продолжит свое существование в другой форме. – Однако в последнее время, в связи со странными экспериментами по гипнотизации и феноменами внушения, неоднократно наблюдалось, как в одном и том же человеке попеременно возникают два и более совершенно разных состояния сознания с отдельными воспоминаниями, т.е. две и более личности, причем одна из них не знает о другой.

Таким образом, речь идет о расщеплении «Я» или «двойном «Я», как называет это М. Дессуар, поскольку он считает, что должен различать чередование верхнего сознания и подсознания. Не колеблясь, физио-логически можно отнести такое чередование к попеременному параличу и функционированию отдельных участков коры головного мозга. Французские психологи, такие как A. Binet и Pierre Janet, подробно изучили эти «изменения личности» в ряде случаев и составили подробные отчеты о них; так, у некой Леони, страдавшей каталепсией, попеременно появлялись три разные Леони. В случае с морским солдатом в Рошфоре утверждается даже, что шесть (!) различных личностей были четко отличимы друг от друга. Кстати, следует отметить, что сюда же относится и феномен драматического сновидения, который лежит в пределах нормального психического здоровья, но, несмотря на свою обыденность, очень заметен. Если человек во сне беседует с другими людьми или читает газету, а затем испытывает полное удивление и удивление от ответов сновидца, от содержания приснившегося чтения, то это указывает на совершенно разные сферы психической деятельности в рамках одного и того же индивида. Сюда же относятся таинственные, почти жуткие сновидения-действия ночного бродяги, который встает с постели, сонно ходит, сонно садится за рабочий стол и берется за перо, сонно пишет стихи или ведет счеты, сонно ложится спать, а утром, пробудившись от глубокого сна, ничего не знает, ничего не подозревает о своих ночных блужданиях, трудах и поступках; как леди Макбет. Юридическая и моральная идентичность личности, т.е. тождество обвиняемого с преступником, от которого зависит наказуемость или безнаказанность преступления, основывается на том, что обвиняемый не только в физиологическом и физическом смысле является тем же самым человеком, который совершил преступление, но и в психологическом смысле остался тем же самым человеком. Это происходит в том случае, если обвиняемый способен помнить о совершенном им деянии как о своем, полностью владеет своими психическими способностями как в настоящее время, так и в момент совершения деяния и может осознавать себя тем же лицом, которое совершило деяние в то время. Непрерывность самосознания не может быть нарушена, поэтому ни вменяемый человек не может быть наказан за действия, совершенные в состоянии невменяемости, ни невменяемый – за действия, совершенные в состоянии вменяемости. Но что касается психологического единства и тождества личности, устойчивости и непрерывности индивидуального самосознания, то это, ввиду чередования сна и бодрствования, даже у еще вменяемого, здравомыслящего человека нельзя понимать так, будто оно состоит в совершенно непрерывной, беспрерывной преемственности самосознания в течение непрерывного хода объективного времени. На самом же деле оно изо дня в день на несколько часов прерывается сном и возвращается только после пробуждения. Она состоит в том, что преодолевает паузы в сознании и идеально связывает более раннее с более поздним. Сегодняшний субъект тождественен вчерашнему в той мере, в какой он осознает вчерашние переживания, действия и мысли как свои собственные сегодня, и считает себя тождественным вчерашнему субъекту. Самосознание устойчиво в той мере, в какой субъект осознает перерывы своего сознания через сон, бессознательное состояние и т. п. как объективные пробелы или паузы в своей сознательной психической деятельности, располагает их в объективном временном ряду как темные промежутки между ясными промежутками бодрствования и пропускает это чередование своих сознательных и бессознательных состояний мимо себя как связный, временной процесс, как бы в фиксированную точку. Сколько физиологических, психологических и метафизических условий должно быть выполнено для того, чтобы все это стало возможным, отчасти теряется в непросвещенной тьме. Во всяком случае, для этого необходимо существование скрытых образов памяти о том, что было воспринято ранее, а также воспроизведение или повторение этих образов памяти; кроме того, признание того, что нынешний образ памяти идентичен прежнему актуальному восприятию (Recognition). —

Но ввиду всех этих нормальных и ненормальных прерываний сознания, нарушений сознания, этих эмпирических становлений самосознания, этих разделений эго, этих примеров полной и частичной потери памяти, разрыва психической непрерывности, даже старения разных лиц в пределах одного физиологического индивида. Потеря, разрыв психической непрерывности, даже чередование различных лиц в рамках одного физиологического индивида, – каково, спрашивается, положение ego трансцендентальной философии в свете всех этих фактов? – С «постоянным и неизменным „я“ трансцендентальной апперцепции», которое, по словам Канта, «должно сопровождать все мои представления»? Не является ли это искусственной фикцией, противоречащей природе? Чисто доктринерская фантазия? – Общий ответ на этот сомнительный вопрос таков. Как бы часто ни предпринимались попытки проникнуть в нашу тайную внутреннюю сущность, мы всегда, даже при самом тщательном анализе, наталкиваемся на непреодолимые пределы, и то, что нам наиболее знакомо, наше собственное «я», остается для нас в то же время самой темной загадкой. Рационально мыслящий человек, размышляющий о себе и о мире, совершенно точно знает: «Я есть». Он отличает от этого «я», тождественно совпадающего с ним, отражающего, все остальное par excellence, которое по сравнению с этим Я может быть обозначено собирательным именем объекта или не-Я. Далее он отличает свое тело от всех остальных тел, поскольку это тело подчиняется его волевым актам и вызывает у него непосредственные чувственные восприятия, играя тем самым роль primus inter pares в мире тел. Точно так же он отличает себя от своего тела; он знает, что его тело не тождественно «я», а служит «я» в качестве инструмента или органа, а также что значительные части тела, например, руки и ноги, могут быть потеряны без того, чтобы «я» как таковое хоть немного уменьшилось. Он также знает, что его Я или он сам – это та же самая личность, которая непосредственно перед этим и во многие более ранние моменты также думала «я есть» и пережила множество различных событий. Если «Я есть», «Cogito ergo sum» окажется ложным, несмотря на его непосредственную очевидность и силу убеждения, если мыслящий таким образом человек ошибется в истинности «Я есть», то он одновременно ошибется и в отношении всего мира, и слова Being, Esse, Existere потеряют для него всякий смысл. Наконец, он также отличает себя, или Я, от своих идей, как постоянно меняющихся, в то время как Я остается неизменным и сохраняется; свои идеи, iebnrana, Gedanken und Thatsachen Vol. II. 3 его индивидуальность, его личность, сами по себе уже являются объектом для «я» и, как каждый знает из своего внутреннего опыта, могут стать для него объектом очень острой моральной и интеллектуальной критики. Однако даже в самых глубоких размышлениях над этим загадочным «я» человек не сможет обнаружить ничего, кроме того, что именно Тот, кто думает «я есть» и отличает себя от всего остального, от своего тела, более того, от своих идей и своей индивидуальности, есть нечто, что существует на самом деле. Но что на самом деле представляет собой это таинственное нечто, мыслящее «я есть», никто не знает. Его уже невозможно постичь. И вот глубочайшая тьма непосредственно граничит с самым ясным и ярким светом, который мы знаем. Это таинственное нечто можно назвать надличностным, ибо именно познающий возвышается над своей индивидуальностью, поскольку признает ее как объект, «познающий, никогда не познаваемый».

Дельфийское Γνωθι σεαυτον не может быть продолжено дальше того, что я противопоставляю свои идеи, свои мысли, свою волю и чувства, свою собственную интеллектуальную и моральную личность вместе с ее характером и ее жизненным путем вплоть до настоящего времени, как объект. Но мы уже не знаем, кто или что это загадочное, «я есть», мыслящее «нечто», для которого весь мир и моя собственная личность в настоящем и прошлом выступают в качестве объекта. Это именно «познающий» и как таковой фундамент всего сущего. Подземные, метафизические корни нашего происхождения остаются вечно скрытыми от наземного сознания, что так прекрасно и трогательно выражено в старой поговорке: Я есть – я не знаю кто; Я пришел – не знаю откуда; Я иду – не знаю куда. Сюда же можно отнести и древнее египетское изречение, которое стояло перед Бетховеном под стеклом и рамой его письменного стола: Я есть; Я был; Я буду. Никто не приподнял моей завесы. Трансцендентальная философия теперь размышляет об этом таинственном неизвестном – нет. Иначе она превратилась бы в трансцендентальную метафизику и из критицизма скатилась бы в догматизм. Трансцендентальная философия также не говорит о самосознании или эмпирическом «я» как о психологическом феномене. Напротив, она говорит о «я» как основе всего опыта, всей эмпирической науки и всего эмпирического мира в целом. Эмпирики и метафизики обычно относятся к объективно данному нам миру так, как будто он обладает совершенно автономной, абсолютной, независимой от нас реальностью, как будто это нечто, ведущее существование «само по себе», совершенно не зависящее от нас и продолжающее существовать «само по себе» независимо от того, воображается оно кем-либо или нет. Тем самым они совершают поспешное и нерассмотренное гипостазирование. Они забывают о том основании, на котором стоят сами и без которого они вместе со своим миром «в себе» погрузились бы в бездонное небытие. Только в той мере, в какой существует «я», и в той мере, в какой это «я» остается тождественным самому себе, только в той мере существует тот мир, который мы знаем. И это в равной степени относится как к микрокосму духовного внутреннего мира, так и к макрокосму физического внешнего мира. Для существа, в котором это высшее условие не выполнено, например, для камня, этот известный нам мир не существует, если только этот камень не был мрамором Пигмалиона. Точно так же и для человека, страдающего абсолютной забывчивостью, который в следующий момент всегда будет знать только то, что он воспринимал в предыдущий момент, или будет не в состоянии идентифицировать содержание своего нынешнего представления с тем же содержанием предыдущего представления; для человека, лишенного стойкой идентичности Я, этот известный нам мир не существует. Если бы все устойчивые «я» были отменены, то от всего того, что мы называем реальным, остался бы только X, о котором мы не имеем никакого эмпирического знания и о природе которого возможны лишь неконтролируемые предположения и смелые гипотезы. – Это место и проблема трансцендентальной философии. Ее весьма своеобразную задачу, не имеющую аналогов в широком поле научной мысли, можно, пожалуй, поднять до высшей степени ясности, если облечь ее в форму вопроса с телеологическим поворотом мысли: Что же является неизбежными, необходимыми средствами для достижения цели познания мира, особенно научного познания мира? Для этого необходимо приписать определенные атрибуты или функции определяющему опыт «я», которое, конечно, нельзя мыслить как метафизическую субстанцию души, и которое является не объектом, а фундаментальной предпосылкой психологии, как предпосылка всякой науки и ее объектов. Их следует рассматривать не как аристотелевские δυναμεις της ψυχης для сил и способностей отдельного человека, не как фихтеанские «театральные акты», а как неизбежные предпосылки существования мира. Поэтому я назвал их «метакосмическими»4.

Они есть то, в чем участвует, так сказать, индивидуальный человек в своем познании мира, как, по Платону, чувственная индивидуальная вещь участвует в родовой идее (μετεχει); или чем он руководствуется в своем познании мира, как правильно мыслящий разум руководствуется вечными законами логики. Найти их – задача трансцендентальной философии. Кант обнаружил эту задачу и решил ее в «Критике чистого разума» таким образом, что она должна вызывать восхищение своей глубиной, даже если она по-прежнему подвергается самым разнообразным специфическим испытаниям. В любом случае это бессмертная проблема. Мы внесли свой вклад в ее решение в предшествующих дискуссиях, не ограничиваясь буквой Канта, а в остальном ограничимся краткими указаниями на отдельные примеры. – Различие между длительностью и событием, между постоянством и изменением во времени, а также между покоем и движением в пространстве уже имеет в своей основе постоянное тождество трансцендентального субъекта сознания. Без этого нет опыта. Представление о постоянных вещах возможно только в том случае, если сам субъект сознания остается тождественным самому себе в потоке времени. Без этого нет опыта. Тождество объекта может быть распознано только при условии тождества распознающего субъекта. Что означает слово «бытие» или существование, может знать только тот, кто думает «я есть».

Множественность явлений существует лишь постольку, поскольку единый субъект воспринимает их как множественность. Большинство одновременно звучащих тонов существует как аккорд, последовательность тонов существует как гамма или как мелодия только при условии единого «я», остающегося тождественным самому себе. Объективный мир может возникнуть только в том случае, если постоянное «я», остающееся тождественным самому себе, в непрерывном потоке и смене восприятий проводит резко очерченную границу между последовательным и одновременным, между более ранним и более поздним, прошлым и настоящим, и тем самым приводит воспринимаемое в форму общезначимого порядка и масштаба времени, из объективного порядка событий которого игра индивидуальных восприятий резко выделяется как относительно случайная, отнюдь не решающая для всех познающих индивидов игра. Если бы не было этой границы, если бы не было этого различия, если бы познающий субъект считал изменение индивидуального содержания сознания, зависящее от переключения внимания то туда, то сюда, реальным в том же смысле, что и последовательность нот в проигрываемой ему мелодии или последовательность уханья пролетающей над головой птицы, то эго вообще не сталкивалось бы с объективным миром как с другим, не-эго, а все растворилось бы в беззаконном, волнообразном хаосе бессмысленного полета идей. Никто, кроме эго, определяющего опыт, не может провести границу между субъективной последовательностью восприятия и объективной последовательностью того, что воспринимается, т.е. противопоставить психологический внутренний мир материальному внешнему миру. И если в этой решающей демаркации в качестве критерия различия между субъективными и объективными событиями устанавливаются такие данные, как мышечные ощущения наших телесных движений, независимость смены места явления от нашей воли и т.д., то это опять-таки «я», от которого исходит это установление. Или кто еще может быть «я»? Подмена здесь абсолютно невозможна. Только тот, кто обучаем изнутри, может быть обучаем извне. Здесь применима теорема Лейбница: Nihil est intellectu quod non fuerit in sensu; excipe: nisi intellectus ipse. – И поэтому упомянутые выше паузы в сознании, разрывы сознания, так называемые «разделения эго» и т. д. имеют реальность и эмпирическое существование только при условии наличия трансцендентального субъекта, остающегося тождественным самому себе и обусловленного опытом, который, проектируя объективную шкалу времени, отличает более раннее от более позднего во времени и в то же время синтетически связывает его с последним. Если бы не было такого человека, такого стойкого Я, человека, который улавливает и распознает прерывания, паузы, пробелы, нарушения, расщепления в вашем индивидуальном сознании как таковом, то их не было бы вообще, как не может существовать ни аккорд, ни мелодия как таковые без тождественного и стойкого слушателя. Этот трансцендентальный субъект – не объект, а основа, базовое условие и предпосылка психологии. Отнимите этот субъект, упраздните его полностью, и вместе с психологией исчезнет вся наука, исчезнет в темной зияющей бездне весь непознанный мир. – Кто-то может возразить: «До вашего рождения эта бездна была, и после вашей смерти она снова будет». На это я отвечу отрицательно: слова «до» и «после», понятия «рождение» и «смерть» теряют всякий смысл без основы в виде тождественного, воображаемого во времени, задающего время субъекта.