Читать книгу Эискон. В поиске себя - - Страница 4

В конце концов мне пришлось, наступив на горло непереносимости болтливых таксистов, заказать машину, потому что дом находился в пригороде – единственной части этого города, утопавшей в зелени. По правде говоря, наше жилище ничем не отличалось от соседских: те же два этажа, те же кирпичные стены светло-коричневого цвета вперемешку с тёмным, те же пластиковые окна, закрытые шторами, та же кровельная крыша, тот же бетонный подъезд, гараж и скучный однотонный забор. Разнообразие в эту уныло-респектабельную картину вносил прилепившийся к правой стороне дома сад, за которым вот уже два года ухаживала наша домработница Маша. Она обожала всякие цветочки и, поскольку не могла разгуляться у себя, всю свою творческую инициативу проявляла на нашем участке. Никто не возражал: мне было без разницы, а папа, который дома в лучшем случае появлялся на выходных, не заметил бы даже пропажи его машины-талисмана. Хотя в последнее время он стал проводить здесь больше времени. Я догадывалась о причине его внезапного возвращения к семейному очагу и вмешиваться не собиралась. Кто я такая, чтобы указывать ему, как жить?

Мне просто было…мне просто было…ай, всё равно.

Вздохнув, я отперла калитку и вошла в дом. Внутри он был таким же скучным, как и снаружи, разве что почище. Ему давным-давно требовался ремонт, но ни мне, ни папе не хотелось этим заниматься. Только Маша упорно твердила о необходимости кардинальной смены интерьера, потому что «не сомневалась, что смена обстановки пойдёт нам на пользу».

– Ангелина, привет! – Её полнощёкое улыбающееся лицо выглянуло из-за двери кухни в коридор. – Ты вовремя, я как раз с готовкой закончила. Раздевайся, мой руки, и за стол.

Я попыталась потихоньку умыкнуть с кухни пару сэндвичей и скрыться в комнате, но попалась.

– Никаких перекусов! – Строго произнесла Маша и, широко улыбнувшись, крепко обняла меня, несмотря на протесты. – Сегодня твоя любимая запечённая картошка, так что поторопись.

Я повела плечами, поморщившись, и поднялась к себе. Моя комната, которая по размеру была, наверное, самой маленькой во всём доме, расположилась на втором этаже, напротив папиного кабинета. Своими по-минималистски белыми стенами и минимумом мебели она куда больше походила на неудачно спроектированный отельный номер, чем на островок безопасности семнадцатилетнего подростка, и ничто не указывало на то, что живущий здесь человек проявляет хоть какую-то заинтересованность в рисовании.

Заинтересованность я, конечно, проявляла. Но не здесь, а в другой комнате, где всё ещё ощущалось её присутствие в голубом пятне от пролитой некогда краски на линялом ковре и расшитых цветами декоративных подушках…

Я кинула рюкзак куда-то на пол и открыла окно, прогоняя внезапно возникшую духоту. Небо, ещё минуту назад разделявшее мир ярко-голубой линией, потемнело и съёжилось в грозовые тучи, среди которых уже вовсю громыхал гром, возвещая о прибытии дождя.

На секунду глаза охватила сонливость – в то же мгновение молния копьём рассекла бугрящиеся серые волны. Я оставила форточку открытой и, позёвывая, переоделась в домашнее.

Почему так спать хочется? В последнее время вырубает, как только погода становится пасмурной.

Маша вдруг постучала в дверь, спрашивая, можно ли войти. Получив разрешение, она осторожно вошла в комнату с подносом, на котором стояла чашка мятного чая, тарелка с картошкой и вазочка с конфетами.

– Подумала, что ты устала после школы и вряд ли хочешь компании, —пояснила она, ставя посуду с едой на письменный стол. – Поешь здесь и отдохни, я потом уберу.

– Спасибо.

Она подмигнула мне и вышла.

Я поела и принялась за подготовку к экзаменам. Был уже вечер, когда на телефон пришло сообщение от Аньки: «Скинь дз, плиз. Кст, надеюсь, ты в курсе, что мы завтра едем на экскурсию. Классная всех родителей обзвонила и деньги собрала, но я тебе говорю на всякий».

Экскурсия? Какая экскурсия?! Я зашла в групповой чат и, минуя десятки не имеющих смысла сообщений, наконец нашла нужное.

– «11 «Б», завтра в 21:00 мы с вами собираемся около центральных школьных ворот» …Блин, ну кто так делает вообще, о таких вещах всегда заранее предупреждают! Ладно, что там дальше… «Знаю, неожиданно, но нам сообщили об этом только сегодня. В Иринске знаменитый частный коллекционер картин Ивана Пельвина, нашего земляка, организует выставку» …Иван Пельвин? А не тот ли это Иван Пельвин, который нарисовал «Дыхание весны»?

Гугл подтвердил мои догадки, и рука, уже почти настрочившая Марине Львовне вежливый отказ, остановилась на полпути.

Это ведь уникальная возможность – увидеть его работы. После смерти Пельвина почти все его картины ушли с молотка и осели в частных коллекциях. Другого шанса может и не подвернуться…

Подождите, я правда поеду? Спустя семь лет перемещения исключительно по проверенным маршрутам вот так просто поеду? Мне правда настолько нравится этот художник?

Ложь. Это ей он очень нравился. Она просто обожала его картины…

Я скинула Аньке домашку, с трудом отвязавшись от её «мимимишных» историй о сегодняшнем свидании с Антоном, и остаток вечера потратила на сборы. Поездка обещала растянуться минимум на два дня, значит, мне нужно было разузнать всё об Иринске и предстоящей дороге, чтобы избежать возможных рисков.

Интересно, я дотащу эту аптечку, если возьму её? Может, на всякий случай ещё и спальный мешок взять?

Завтра наступило слишком быстро. В течение всего дна оно кололо меня нервными иголками, напоминая о том, что я. Скоро. Куда-то. Поеду. Я!

– Милая, ты правда собираешься на эту экскурсию? – осторожно уточнила Маша, когда я, вся взвинченная, вернулась домой со школы. – На тебе лица нет, может, никуда не поедешь?

– Надо, – буркнула я, рассеянно водя вилкой по тарелке. – Ты папе уже сказала?

Она покраснела.

– Он отвезёт тебя на место сбора. Ты же не любишь такси.

Вилка, выпав из ладони, звякнула о тарелку.

– Правда?!

Она покраснела ещё гуще.

– Ну, я сказала ему, что тебе не нравится ездить в чужих машинах. И что ты нервничаешь из-за этой поездки.

– Понятно. – Я встала из-за стола: от меня сбежали остатки аппетита. – Спасибо, но не стоило дёргать его с работы.

– Ангелина, он…

– Серьёзно, не стоило. – Я ушла в свою комнату, оставив Машу в растерянности стоять посреди кухни.

Она не соврала, папа действительно вернулся домой этим вечером, чтобы подвезти меня до школы. Он выглядел так же, как и всегда, то есть очень устало, но в его глазах появилось новое чувство: они светились от радости, источник которой изо всех сил старался поддерживать уют и какое-то подобие семейных отношений в этом доме.

Я пыталась запихнуть в рюкзак дополнительную пару тёплых носков, когда внезапно услышала, как Маша ясно и чётко, как если бы она стояла прямо рядом со мной, сказала:

– Тебе нужно чаще появляться дома. Ангелине тебя не хватает.

– Я возьму отпуск после следующей командировки, я же тебе говорил. Сейчас на работе завал…

– У тебя всегда завал! – в её голосе появились жесткие нотки – не знала, что Маша может так говорить. – Я понимаю, почему Ангелина избегает тебя, она ребёнком пережила потерю и ещё учится с ней справляться. Но ты-то взрослый человек! Почему так себя ведёшь?

– Мы же уже об этом говорили, – устало сказал он. – Ей трудно меня видеть. Но я никогда о ней не забываю. Мы с тобой каждый день созваниваемся…

– Может быть, ей и трудно тебя видеть, – неожиданно мягко согласилась Маша. – Но не видеть тебя ей ещё труднее, понимаешь?

Всё, хватит! Не могу больше!

Я шумно хлопнула дверью, выходя из комнаты, и их разговор наконец-то прекратился.

– Готова? – спросил папа, забирая у меня рюкзак. – Ого, тяжёлый! Зачем столько всего набрала?

– Просто. – Я пожала плечами и повернулась к Маше. – Спасибо, что испекла мои любимые булочки. Мы пойдём, а то опоздаем.

Пока я смотрела на её сияющие ярко-голубые глаза, открытую тёплую улыбку, растянутую футболку с надписью: «Ты, да, ты, настоящее солнышко!» – внутри что-то шевельнулось, и стало очень грустно, как будто мы с ней больше никогда не увидимся.

Окно на кухне задребезжало от внезапно налетевшего на него ветра, приводя меня в чувство. Я неловко улыбнулась Маше и выбежала на улицу, к припаркованной рядом с домом машине.

– В последнее время погода часто портится, причём совершенно неожиданно, – заметил папа, садясь на водительское кресло. Он завёл машину и плавно выехал на проезжую часть. – Один мой знакомый всё время на это жалуется. Говорит, с его метеозависимостью в такие дни житья нет.

– Ясно. – Я уткнулась лбом в прохладное окно, наблюдая за пролетающими мимо автомобильными огнями.

– Хорошо, что ты решила поехать с классом в Иринск, хотя бы развеешься, – продолжил он, поворачивая вправо. – Я, кстати, скоро возьму отпуск, отправимся с тобой в путешествие. Может, рванём в Испанию?

– Я не поеду, – тихо ответила я.

Машина остановилась на перекрёстке в ожидании зелёного света. Папа повернулся ко мне, включая лампочку. Вспыхнувший свет ломаными линиями очертил его лицо, подсвечивая прорезавшие лоб морщины и глубокие синяки под запавшими серыми глазами. Волосы, покрашенные в чёрный, на корнях заблестели сединой – когда мама умерла, он резко поседел. Я смотрела на его квадратные, чётко очерченные скулы, как у меня, на такой же прямой нос и тонкую линию упрямо поджатых губ и почему-то думала, что ещё нескоро увижу его лицо, что его нужно запомнить как можно лучше, чтобы потом вспоминать в грустные минуты.

Да что со мной такое сегодня? Мы с ним иногда неделями не видимся, а тут всего каких-то два-три дня!

И обычно мне не хочется с ним пересекаться, даже когда мы вместе дома. Сегодня всё идёт наперекосяк…может, из-за поездки?

– Мы это ещё обсудим, ладно? – наконец сдался он, поворачиваясь обратно к рулю. – Может, выберем другое место, какое ты захочешь…

Через двадцать минут мы уже были около школы.

– Не провожай меня, – сказала я, выходя из машины. – У нас ещё будет перекличка и всё такое. Поезжай домой, отдохни.

– Подожди, – он схватил мою руку и крепко сжал её, – береги себя, хорошо? И если вдруг станет страшно или неудобно, звони, я всегда на связи, договорились?

Я замешкалась, затем молча кивнула.

– Удачной дороги, – пожелал папа и уехал, перед этим ещё раз помахав мне на прощание.

Его чёрная машина медленно растворялась в темноте, превращаясь в два блуждающих огонька, удаляющихся вглубь города. Холодный злой ветер, который снова закружился в воздухе, пронизывал окружающих насквозь ледяными иглами. Деревья зашелестели под его ударами, осыпаясь на землю янтарно-багровыми ручейками, и небо затянуло мутной серой пеленой, полностью скрывшей немногочисленные звёзды.

– …Блин, да что с погодой не так? – капризным шёпотом поинтересовалась Анька. – Что за перепады? О, это же Ангелина приехала, да?

Я заозиралась в поисках моей соседки и с удивлением обнаружила, что та стояла достаточно далеко от меня. Не на расстоянии километра, конечно, но услышать её отсюда было почти невозможно, папа ведь меня высадил не у самых ворот.

– Что ты к ней так прицепилась? – удивлённо спросил Антон. – Она же, – он запнулся на пару секунд, – немного того.

– С чего ты это взял, позволь спросить?

– Так это же все знают, – энергично зашептал он. – Она ни с кем не разговаривает, учится вроде хорошо, но на оценки ей пофиг, никуда не ходит, и друзей у неё нет. Да и много ещё чего…

– Балда ты, Антон! – презрительно припечатала Анька. – У человека просто горе, а ты её сразу в сумасшедшие записал.

– Но… – Антон растерялся, – её мама умерла семь лет назад, это же давно было…

– Некоторые раны долго затягиваются, – вдруг очень серьёзно прошептала она. – Ангелина нормальная девчонка, даже слишком. Поэтому и переживает так, а ты иногда такой дурак, честное слово.

Она слишком хорошо обо мне думает, слишком…Они все заблуждаются…

Пристыдив Антона, Анька прокричала: «Ангелина!» и энергично замахала руками. Никто не обратил на это внимания, потому что – Анькин парень правильно сказал – никто этого не понимал (включая меня).

– Как будто я тебя не вижу, – фыркнула я, подходя к двухэтажному автобусу, вокруг которого собрались ребята из 11 «А» и 11 «Б».

– У нас с тобой места рядышком, представляешь? – Она потащила меня внутрь. – 27 и 28, можешь сесть около окна, если хочешь.

Марина Львовна, когда мы заходили в автобус, удовлетворённо оглядела нас поверх очков и размашистой галочкой отметила наши имена в списке.

– Разве ты не хочешь сидеть с Антоном? – с надеждой спросила я.

– Не-а, мы итак вместе двадцать четыре на семь. – Анька попрыгала на сиденье. – Слушай, а тут удобно! Может, даже поспать получится.

Смирившись с неизбежным, я поставила рюкзак в ноги (ни за что с ним не расстанусь) и откинулась на спинку сиденья, чтобы проспать до самого прибытия, но…

– Ты же не собираешься сейчас спать, да? – Анька повернулась ко мне, тряхнув ярко-рыжими кудрями. – Давай музыку вместе послушаем? – Веснушки на её лице собрались в новое созвездие, когда она заискивающе улыбнулась.

В общем, меня предоставили самой себе только спустя несколько часов, когда энтузиазм Аньки выдохнулся, уступая место здоровому, крепкому сну.

Я прислонилась лбом к холодному оконному стеклу и последовала её примеру. Меня сморило мгновенно, а потом мне приснился сон…

Шорох. Бормотание. Стоны и неясный, но всё же различимый гул мужских, женских, детских и старческих голосов. Всё это на мгновение растворяется в туманно-густой тишине и затем сухо, трескуче взрывается вновь, ударяя по ушам сильнее, чем рок-музыка на живом концерте.

Звуки перекатываются, спотыкаются и накладываются друг на друга за бурлящей, вздувающейся лоснящимися пузырями завесой, в которой смешиваются все цвета радуги, захватывая пространственную тьму и превращаясь в огромное грязно-бурое полотно.

И я около этого полотна. Хотя оно кажется непроницаемым и неуязвимым, меня трясёт от страха, потому что прямо рядом со мной – стремительно надувающийся пузырь, а в нём – самый сильный и назойливый шум. И этот пузырь…он вот-вот лопнет и обрушится цунами, гигантской волной-убийцей на Мир, чтобы уничтожить и покалечить миллиарды жизней, чтобы выпустить на волю самые безумные и мрачные фантазии и грёзы могущественнейшего Ходящего во снах, спящего непозволительно долго…

Я не знаю, зачем я здесь. Но мужчина с чёрными, как космическая дыра, глазами, ухмыляется и протягивает ко мне сквозь завесу мертвенно бледную руку, словно сообщая: «Я тебя знаю».

И тогда, ошпаренная холодом, я просыпаюсь.