Читать книгу Катана для оргáна - - Страница 5

Давно, ещё на службе в армии, Глеб Борисович Пуляев, теперь полковник милиции, перенял у своего старшины привычку чётко, по-военному, проговаривать самому себе всё, что он делает – словно зачитывал инструкцию перед строем. Делал он это, правда, не вслух, как товарищ старшина, а про себя, но тем не менее с подобающим выражением – раскатывая дробью букву «р» и выделяя ударением последний слог, словно щелкая каблуком. Это, считал он, помогает ему быть сосредоточенным и держаться в командном тонусе, поскольку был он не какой-нибудь там хрен-с-горы, или отставной козы барабанщик, а служил в должности начальника РУВД Центрального района в областном центре.

Понедельник для полковника начинался, как и должен был начинаться типичный понедельник – чётко, строго, как положено. Согласно рраспорядкА, рабочий день начинался в 8—00 рровнА. В данный момент малая стрелка часов была рровнА между цифрами семь и восемь, а большая – внизу – на шести рровнА. Корроче, часы показывали 7—30 рровнА!

Полковник Пуляев находился в своём кресле, за своим рабочим столом, в своём кабинете, в своём РУВД своего города и в своей любимой стране. Это чрезвычайно удачное сочетание условий придавало его самоощущению такую степень удовлетворённости, что начало новой рабочей недели воспринималось не как будни, а как праздник. Был май, светало рано, и он взял за правило не спеша идти на работу пешком, чтобы приходить в 7—30 рровнА. Во-первых, чтобы спокойно выпить чай (с лимоном, три ложки сахару); во-вторых, из стакана в начищенном до блеска серебряном подстаканнике с гербом СССР (подарили на 50-летие); в третьих, чтобы успеть до оперативки просмотреть бумаги, которые ложены были на его стол секретарем в 7 утра (рровнА).

В этот раз поверх аккуратной стопки бумаг находилась тонкая серая папка с двумя белыми завязками. Полковник развязал завязки – ать-два! – открыл папку, сказал «Так!», потом сделал глоток чая, поставил стакан в подстаканнике на стол и вынул из папки документ в виде нескольких рыхлых страниц, сколотых стальной скрепкой. В верхнем углу был приклеен плотный листок—«бегунок», на котором размашистым почерком генерала, толстыми голубыми линиями чернильной авторучки было написано:

Есть оперативно разобраться и доложить! (Оперативно означало в десятидневный срок). РразберемсЯ! Однако ж… Что за народ, а? На один божий день нельзя оставить!

В прошлую пятницу полковнику пришлось смотаться в область. На обратном пути на его УАЗике пробило колесо, из-за чего в город он вернулся поздно, на работу уже не поехал, но позвонил дежурному – узнать обстановку. И дежурный, сукин сын, доложил ведь, что «особняков» не было, всё, сказал, «боле-мене тихо».

С чего же это вдруг «оперативно разобраться и доложить»? Не, ну что за народ, а?

Полковник открепил скрепку, положил ее в магнитное блюдечко и взял первую страницу. Необычного вида, надо сказать, страницу. Это был ранее смятый, но затем, кое-как разглаженный, тетрадный листок. В линейку. На листке: стррочки хорошо рразличимы, написаны шариковой рручкой, стало быть, от рруки. Снизу имеется бурое пятно. Чем-то, значит, капнули. Полковник понюхал лист. Хм… Чаем. Похоже, что лист достали из мусорной корзины. Так. И что? Полковник начал читать.

Начальнику ОВД №6

Центрального района г. Т-ска

Подполковнику Рукастому В. И.

Объяснительная

Я, капитан милиции Войнов, 18 мая находился на дежурстве, в 19:20 стал свидетелем хулиганского нападения неизвестных на личный состав отделения. Я какраз устанавливал личность одного из задержанных нарядом ППС, когда кто—то чтоли видать неустановленные лица незаметно проникнув в отделение через задний проход, заднюю дверь, бросили моим же стулом в сержанта Казлаева, попав ему по е по мозгам незначительную травму головы, чем и воспользовался задержанный чтобы скрыться, т.к. я не имел права оставить пост, а помощник дежурного, лейтенант Круглых, отошел посс какраз находился конкретно в туалете. После чего наряд ППС, посланный на направленный на поиски по горячим следам, обошел здание по кругу, но ниху таковых нигде не обнаружил.

Приметы задержанного подозреваемого убежавшего: мужчина, среднего роста, молодой, лет 23—25. Одет невзрачно. Назвался Ишаком. Особых примет нет. Внешность неприметная. Полученным ранее ориентировкам на разыскиваемых лиц не соответствует.

Так. Даты нет. Подписи нет. Похоже на черновик. Капитана Войнова полковник Пуляев помнил. Перевели из Казахстана, три года назад. Нормальный офицер. Не оставил пост. Молодец. Однако ж… Это что ещё за нападение? Генерал уже в курсе, а я ещё нет, мать вашу! Так. А где рапорт Рукастого? Ага, вот он. Полковник взял следующий лист. Это был машинописный текст на тонкой желтоватой бумаге, второй сорт. Такую бумагу централизованно получали все отделения.

Начальнику РУВД

Центрального района г. Т-ска

Полковнику Пуляеву Г. Б.

Докладываю, что за прошедшие сутки на вверенной мне для охраны правопорядка территории района ни одного правонарушения не зарегистрировано, за исключением трёх мелких, о которых дежурный докладал ещё в пятницу. По факту поломатой в отделении мебели мною, начальником о/м №6 подполковником Рукастым В. И., проведено внутреннее расследование.

Установлено, шо 18 мая в 18—00 в районе пивного ресторана на ул. Ново-Садовой д.14, нашим нарядом ППС был задержан и доставлен в отделение для установления личности гражданин, который выглядел подозрительно (был трезвым). Со слов задержанного, его имя Икар, фамилию назвать не смог, документов при себе не имел. Под имеющиеся в наличии ориентировки задержанный не подходил. Во время регистрации факта привода в книге учета задержанный внезапно повел себя агрессивно, оттолкнул сержанта ППС стулом и выбежал на улицу. Поиски по горячим следам, немедленно организованные капитаном Войновым за отсутствием у гражданина особых примет результатов не дали.

Последующих происшествий или противоправных действий в связи с этим на территории района не отмечено, жалоб со стороны населения не поступало.

Помощнику дежурного, лейтенанту Круглых, объявлен выговор.

Дата. Подпись.

Ну вот, совсем другое дело, Василий Игнатыч. Чётко и ясно. А то нападение! Икар, Икар… Это что-то с авиацией связано. Как пить дать, из Средней Азии парень, это там такие имена любят детям давать. Помню, был один такой под Уральском – Трактор Моторович… А Круглых, Круглых – это который недавно к нам из училища? Так точно. Ну и в чём сыр-бор?

Последний лист также был напечатан на машинке, но явно не на раздолбанной служебной – это сразу бросалось в глаза. Мелкие аккуратные буквы в строке шли слишком уж ровно, как строй гвардейцев на параде. Похоже на импортную – гэдээровскую или даже югославскую.

Начальнику ГУВД г.Т-ска

Генерал-майору Стрельникову П. П.

копия: начальнику РУВД Центрального района

полковнику Пуляеву Г. Б.

Товарищ генерал-майор!

Довожу до Вашего сведения, что начальник о/м №6 Центрального района подполковник Рукастый В. И. объявил мне выговор получается только за то, что я пошёл в туалет, на что я по Уставу имею полное право.

А там, где у нас запасный выход, все двери были заперты – я сам проверял перед заступлением. Поэтому я так считаю, что стулом швырнули на самом деле никакие не хулиганы, а самый настоящий полтергейст! О чём я сразу доложил подполковнику Рукастому, потому что я был недавно на лекции об этом редком явлении в обществе «Знание», и всё совпадает.

В подтверждение, моих слов, что я не виноват, вот черновик рапорта капитана Войнова, который он в нарушение инструкции не уничтожил как положено.

Кроме того, это именно мной было найдено на полу в отделении оторванное ухо этого задержанного, а это – вещдок.

А мне вместо благодарности – выговор! Прошу поручить объективно разобраться.

Лейтенант о/м №6 Центрального района,

член ВЛКСМ Круглых Д. Р. Дата. Подпись.

– Сукины дети! – сказал вслух полковник Пуляев, – это что же они, ухо ему оторвали? Это же сто четырнадцатая!4 ЁКЛМН, и главное, генерал Пиф-Паф уже в курсе! Ну, Крруглых! Ну, Ррукастый! Услужили, мать вашу!

Полковник встал и зашагал по кабинету. Общество «Знание»! Умник! И откуда у тебя, советского, понимаешь, милиционера импортная пишущая машинка? Руками писать вас не научили в училище? Или это в училище вас теперь учат в мусорных корзинах копаться и доносы через головы строчить? А Рукастый? Тоже! Ладно, я ему… – Пуляев посмотрел на часы – было без двух восемь.

Он подошёл к столу, сложил бумаги назад в серую папку и уже собрался закрыть её и завязать, но тут увидел на внутренней стороне обложки надпись, которую не заметил сразу. Начертанная красным цветом генеральского карандаша, она состояла из трёх слов и одного вопросительного знака: «Дело Ван Гога?»

Полковник взял было стакан, потом поставил его и задумался. Все знали, что генерал Стрельников увлекался разгадыванием кроссвордов и обожал придумывать для новых дел заковыристые рабочие названия, которые потом в разговорах использовались вместо длинных порядковых номеров. Красно-карандашная заметка генерала неофициально как бы намекала, что, может, и новое дело придётся открывать, раз события выглядят как-то странновато, и что ежели открывать, то вот я вам и рабочее название уже придумал.

Полковник стал перебирать в памяти всех криминальных элементов по кличке Гога. Таковых вспомнилось несколько, но среди них не было ни одного Вана или Вано. Гога Седой был. Гога Чёрный был. А Вана Гоги… нет, не было.

Он снова сел, оторвал от перекидного календаря листок и написал на нём «ванна-гога». Затем сложил листок вдвое, положил его в нагрудный карман рубашки, застегнул на пуговку и слегка прихлопнул – ать-два!

– Разрешите? – дверь открылась, и в кабинет стали заходить начальники отделений Центрального района.

Оперативка заняла 27 минут. Из них промывание мозгов начальнику ОВД подполковнику Рукастому (без свидетелей, конечно) – 7 минут рровнА. После чего полковник снова остался наедине с собой и своей ответственностью. Он допил остывший чай, сделал несколько телефонных звонков и подписал несколько документов. До обеда оставалось ещё о-го-го, и полковник решил осуществить уже высказанное Рукастому намерение, а именно – лично приехать и проверить шестое отделение. А то распустились, понимаешь…

Пронзительный звонок прервал боевой ход мыслей полковника и заставил его посмотреть на столик, на котором стояло несколько телефонов. Звонил белый, с золотистым гербом на диске. АТС-25. Пуляев встал, дождался второго звонка и снял трубку.

– Полковник Пуляев!

– Из Комитета беспокоят, – раздался в трубке вкрадчивый голос.

– Узнал, Сергей Сергеевич, – полковник снова сел за стол и взял в руку карандаш, приготовившись записывать.

– Нет, записывать не надо, – сказал голос из трубки. – Постарайся просто запомнить, Глеб Борисович… В общем, у нас к тебе просьба. На заводе, на Пятом, у главного инженера кресло сπ… ли. Ты не поверишь – прямо из кабинета. Нужно поискать, может, где в городе всплывёт. Но неофициально так, по-тихому.

– Понял… Поищем.

– Да-да, именно по-тихому. Поручи кому-нибудь, лично. Чтобы слухов не было никаких. Ты ведь знаешь, что такое Пятый завод.

– Никак нет, – на всякий случай ответил полковник, хотя, разумеется, прекрасно знал.

– Вот именно. Ориентировку даю: кресло югославское, фабрики «Стол Камник», крутится вокруг оси, светло—коричневая обивка под кожу, ножки крестом, металлические, снизу колёсики. Сзади на спинке значится инвентарный номер: триста двадцать один, дефис, пэ, как «пуля». Повторить, Глеб Борисович?

– Да, если можно.

– Три, два, один, потом чёрточка и буква «п», как пуля.

– Запомнил, Сергей Сергеевич, три-два-один… три-два-один-пуск! Так-так.

– Если будут зацепки – сразу же позвони, – и в трубке вдруг стало тихо-тихо, как в зимнем лесу ночью.

Полковник медленно положил трубку на место. Потом подышал на золотистый герб на номеронабирателе и слегка полакировал манжетой мундира. Он думал. Кресло? На кой ляд оно кому сдалось? И вообще, как это с номерного завода можно что-то вынести?! Там же охраны, как в тюрьме! Машины досматривают, сумки запрещены… Нет, вынести не могли. Значит, оно осталось там… Просто кто-то решил подшутить? Над главным инженером, ага. Кто может посметь подшутить над вторым лицом предприятия? Правильно, только первое лицо. Директор завода. Зачем? Бред какой-то…

Глеб Борисович подошёл к окну. Потом назад к столу и снова к окну.

А рапортовали, стало быть, сразу в Комитет, а не в милицию. Значит, внутри завода коллеги из КГБ уже ищут сами. А нас попросили, так сказать, снаружи посмотреть, на всякий случай… Так-так-так-так-та-ак. Раз-два-три, огонь пали…

Полковник подошёл к двери, приоткрыл её и коротко бросил:

– ТТ ко мне!

Через две минуты на пороге бесшумно возник ТТ – так в управлении называли майора Крюкова, следователя по особо важным делам. Откуда и когда взялось это прозвище – никто не помнил. Но все называли его именно так. То ли из-за его любимого личного оружия6, то ли из-за его имени – Тимур Тенгизович, то ли ещё почему. На майора милиции ТТ внешне не походил ну никак, скорее на фарцовщика. Невысокий, плечистый, по—кошачьи гибкий в движениях, с симпатичным лицом, но с нескромным взглядом карих глаз, он был одет в обтягивающие его мускулистые бедра дефицитные импортные джинсы и в отечественную (но сделанную под зарубежную) тёмно-синюю футболку с белыми иностранными буквами «Sovintorg» на груди. Ноги же были вызывающе украшены ещё более дефицитными кроссовками «Адидас» с тремя полосками.

Майор не спеша приблизился к столу, плавным движением не столько сел, сколько переместился на стул напротив полковника, потом замер и пристально посмотрел ему в глаза.

– В-общем так, – негромко, но строго начал Пуляев. – Надо кресло одно поискать, импортное. Неофициальный запрос оттуда (он показал глазами наверх). Краденое. Коричневая кожа. На ножках колесики, и к тому же крутится, так вот, – полковник нарисовал пальцем в воздухе над столом два круга – по часовой и против часовой стрелки. – В комиссионках посмотри, в ремонте мебели. Объявления «куплю-продам» и все такое. Выяснить местоположение, короче. Только надо, чтобы все было по-тихому, никого не трогать, никого чтобы не спугнуть. Да, чуть не забыл! Ещё там сзади на спинке кресла номерок может быть, простой такой… щас… как бишь его… чёрт. А! Раз-два-три-огонь-пали, вот! Да, точно. Один два три. Потому что сπ… ли его аккурат на нашем ракетном заводе. Вопросы есть? Тогда свободен.

ТТ медленно помотал головой, не мигая глядя в глаза полковнику, потом, всё так же молча и грациозно, перетёк из сидячего положения в вертикальное и бесшумно вышел.

«Кошак хренов! – подумал полковник, провожая его глазами, – хоть бы мяукнул что ли в ответ!» Потом он встал, взял фуражку с вешалки возле двери и вышел из кабинета.

– Я в шестое, – сказал он дежурному офицеру.

Подполковник Рукастый времени зря не терял: пол в отделении был свежепомыт, корзины для мусора – пустые, пахло гуталином. Никакого наличия последствий нападения неустановленных хулиганов, а тем более полтергейста, не наблюдалось.

Рукастый провёл начальство в свой кабинет и предложил ему коньяку (армянского, пять звёзд). Начальство не отказалось.

– Личный состав собрать? – спросил он доверительным тоном после первой.

– Пока не надо, – полковник был сух и строг. – Ты вот что… Давай ухо показывай, где оно у тебя?

– Здесь, в сейфе.

– Открывай!

Под суровым взглядом начальника Рукастый вынул из нижнего ящика стола ключ, открыл им верхний ящик стола, оттуда достал другой ключ, которым отпер замок сейфа. Открыв дверку сейфа, он достал из него полиэтиленовый пакет, а из него – небольшой бумажный сверток. Поместив его на стол перед начальником, он очень аккуратно его развернул.

Уха внутри свертка не оказалось. Внутри оказался порошок. С полпригоршни. Беловато-розоватый. Похожий на стиральный, но без запаха.

Полковник и подполковник подняли головы, посмотрели друг на друга и одновременно произнесли: – Что за х… ня?!

Тридцать минут спустя, дверь кабинета открылась, и в коридор высунулась голова Василия Игнатьевича с изрядно раскрасневшимся лицом.

– Лейтенанта Круглых ко мне! – мощно гаркнула голова и снова исчезла за дверью.

Когда лейтенант вошёл в кабинет и вытянулся – повашприказприбыл! – сквозь табачный дым с примесью запаха спиртного он разглядел над столом два красных лица, направленных на него словно две пушки главного калибра.

– Ухо было левое или правое? – спросило одно красное лицо.

Лейтенант задумался, сделал несколько движений руками, словно примеряя воображаемое ухо к своей голове, и неуверенно ответил: – Кажись, левое.

– Ага. Ну и где оно? – спросило другое красное лицо.

– Так товарищ подполковник, вы же ж сами… Я же ж сам вам… Не могу знать!

– Не можешь знать, а шо тогда генералу кляузы строчишь?!

– Это не кляузы, тов…

– А импортную машинку ты, случайно, где достал, писарь? – перебил его полковник Пуляев вкрадчиво.

– У маминого дяди одолжил, тащполковник. Он на ней мемуары пишет, а ему подарили на юбилей.

– Ишь ты! – ехидно произнес Пуляев, обращаясь к Рукастому. – Значит, у него там вся семья такая… писательская!

– Никак нет! Деда, то есть Прохор Пафнутьевич, он не писатель, он тоже из органов.

Начальники переглянулись.

– Погоди-ка, а фамилия его, случайно не…

– Так точно, Стрельников… Генерал-майор! – лейтенант Круглых явно был доволен, сообщая эту информацию начальству, хотя и пытался придать лицу невинно-глуповатое выражение.

Возникла неловкая пауза, в ходе которой полковник продолжал пристально смотреть на подполковника, а тот, не менее пристально – в окно. В окне сквозь молодую листву сияло чистое весеннее небо. В клеточку.

– Ну вот, что, лейтенант, – наконец сказал полковник Пуляев, встав и подойдя вплотную к Круглых. – Выговор я с тебя снимаю. Объявляю благодарность за… мм.. наблюдательность и рвение. Но приказываю. Нет, прошу. Больше никакого сора из избы не выносить. Понял меня, сынок? Если для тебя честь мундира что-то значит.

– Так точно, товарищ полковник!

– Так. И что, по-твоему, я должен доложить товарищу генерал-майору?

– Не могу знать!

– Ну иди, орёл.

Лейтенант вышел и закрыл дверь. Полковник, всё ещё стоя возле двери, повернулся и задумчиво посмотрел на Василия Игнатьевича, старательно делавшего вид, что всё это его не очень касается. Потом похлопал себя по нагрудному карману и спросил:

– Василий, а ты… про ванну Гоги слышал когда-нибудь?

– Шо? Ванну Гоги? Нет… Ремонт квартиры, что ли, затеял?

Полковник не успел ответить. Дверь вдруг приоткрылась, и в неё просунулась голова лейтенанта Круглых, который, совершенно очевидно, подслушивал за дверью.

– Я, я слышал, товарищ полковник! На лекции рассказывали! Они, короче, в этой ванне его водой лечили. В психушке.

– Кого?!

– Ну, Ван Гога! Ну, это был голландский художник такой, но жил во Франции – псих! И он уже давно умер. Застрелился случайно! А перед этим взял бритву и – хрясь! – ухо себе! Отхватил! Псих был в общем, но его картины…

– Круглых!!! – вдруг заорал Рукастый.

– Я!

– Головка от х**! Шагом марш отсюда, умник!

Ещё через полчаса «внезапная» проверка шестого отделения благополучно завершилась: коньяк был весь выпит, странный порошок из сейфа утилизирован в виде водного раствора в кадку с фикусом, все распоряжения были даны, а соответствующие обязательства взяты.

Вернувшись к себе, остаток рабочего дня и ещё пару часов после его окончания полковник Пуляев потратил на написание рапорта генералу Стрельникову.

Невозможно передать, как он ненавидел писать вообще, а рапорты в особенности. После того, как он израсходовал на черновики все двенадцать листов школьной тетрадки и плюс к тому две обоймы патронов (спускался в подвальный тир, чтобы отвести душу), ему, наконец, удалось выдавить из себя полстраницы текста, глядя на который он сказал самому себе: «Стой! Раз-два!», что означало «хватит, лучше всё равно уже не получится».

Затем рапорт был напечатан двумя указательными пальцами собственноручно на печатной машинке «Башкирия» (секретарша, Зоя Филипповна, была отпущена домой в восемнадцать часов рровнА). Наконец, вынув сэндвич из двух листов с копиркой между ними из машинки, полковник перечитал свой труд и, вздохнув, поставил под ним свою подпись.

Начальнику ГУВД г. Т-ска,

генералу-майору П. П. Стрельникову

от начальника РУВД Центрального р-на

полковника Пуляева Г. Б.

Уважаемый Прохор Пафнутьевич!

Согласно Вашего поручения от 20.05. мною собственноручно проведена беседа с руководством и личным составом о/м №6 и проверены факты, изложенные в рапортах подполковника Рукастого и лейтенанта Круглых.

Установлено, что в пятницу, 18.05. наряд ППС осуществил привод в указанное о/м гражданина для установления его личности. Личность была установлена капитаном отделения Войновым, при этом занесена в журнал привода под неразборчивой фамилией Икаш или Имар.

Гражданин был трезв, но не подходил под описание разыскиваемых лиц, а поскольку претензий к сотрудникам ППС не заявлял, в силу чего был отпущен по месту жительства.

Сведения относительно действий хулигана по кличке «Полтергейст» и прочих нештатных ситуаций фактами не подтвердились. Капитан Войнов официального рапорта начальнику отделения не подавал. Вся казённая мебель в отделении согласно инвентарной книге налицо в удовлетворительном состоянии.

Также установлено, что кусок лейкопластыря с пола (впоследствии утилизирован), который по ошибке был принят лейтенантом Круглых за анатомическую часть тела (ухо), как таковой частью тела предполагаемого иностранного гражданина Вана Гога являться никак не мог, ввиду того, что указанный гражданин давно умер, причем вообще даже не у нас, а за рубежом, предположительно в капиталистической Франции, да ещё и практически до Великой Октябрьской Революции.

Исходя из результатов проверки, мною отданы распоряжения и приняты следующие меры:

1. Л-ту Круглых объявлена благодарность за проявленную бдительность.

2. К-ну Войнову сделано замечание за неразборчивый почерк при занесении записей в журнал привода.

3. Подполковнику Рукастому поставлено на вид, чтобы он тщательнее соблюдал инструкции по управлению молодыми кадрами при работе с личным составом отделения.

Дата. Подпись.

Шёл десятый час вечера. День выдался каким-то нескладным, впрочем, как всегда. «Такая у нас служба», – сказал сам себе Глеб Борисович устало, покидая кабинет и не чувствуя удовлетворения от проделанной за день работы. Что-то тревожило его, то ли какая-то ускользнувшая мысль, то ли что-то недосказанное. Он пару секунд постоял возле двери, пытаясь понять, что же это именно, но озарения не случилось. «Ладно, завтра», – махнул он рукой.