Читать книгу Ночь масок и ножей - - Страница 6

– Вставай. Малин, вставай.

Я застонала, когда что-то ткнуло меня в бедро. Удар, потом еще один. Что-то твердое и жесткое било меня по костям. Я его на кусочки изрежу, если оно еще хоть раз до меня дотронется.

– Оставь меня, – промямлила я.

– Клятые небеса. – Широкие сильные руки тут же ухватили меня под мышки. Из горла вырвался пронзительный вскрик, когда инстинкт потребовал, чтобы я начала брыкаться и отбиваться. Но вот по моим венам прокатился гортанный смешок. – Да боги, девочка. Ты каждое утро просыпаешься, как бешеная кошка?

– Ансель. – Мои глаза подстроились под темноту, и я отпихнула его. С раздраженным вздохом я стряхнула соломинки, приставшие к штанам и волосам. – Ты что здесь делаешь?

Один взгляд на улицу помог понять мне, что солнце еще даже и не думало просыпаться.

– Нас с тобой ждет работа. – Ансель бросил к моим ногам лопату. Он был ближайшим другом Хагена, к разочарованию моего отчима, и у него была мощная фигура воина-берсерка. Но сердце у него было доброе и славное.

С ареста Хагена Ансель заступил на должность, на которой с гордостью обращался со мной как с беспомощной младшей сестричкой.

– Что? – я потерла сонные глаза. – Почему сейчас?

– Мастер Штром получил весть о том, что сегодня прибывает тюремный транспорт, – белозубая улыбка Анселя прорезала тьму.

Мой пульс заколотился где-то в черепе. Я забыла, что нужно дышать. Улыбка облегчения и недоверия постепенно осветила меня.

– Тюремный… – я обхватила пальцами запястье Анселя. – Это Хаген?

Ансель мягко рассмеялся.

– Рискну сказать, что да, Мал. Твой отчим хочет, чтобы территорию подготовили к его возвращению.

Хаген. Мой брат. Единственный человек в Доме Штромов, которому вообще было дело до того, жива ли я, возвращался домой!

Бо́льшую часть моей жизни он ездил в Северные королевства, ведя какие-то заграничные дела от имени Дома Штромов. Я не знала, что это за дела: он мне никогда не рассказывал, никогда не позволял задавать много вопросов, но мне было плевать. Лишь бы он возвращался.

Вот только два года назад он не вернулся.

Но теперь он снова будет дома…

Я поспешила пригладить крысиное гнездо своих волос и заплести их в простую косу, после чего натянула на ноги свою единственную пару сапог из вареной кожи. Считаные мгновения спустя я уже скользила меж других работников и исполняла указания Анселя.

К тому времени, как утренний свет разогнал рассветный туман, я уже обстригла дикие травы вдоль передней дорожки, покормила коз, кобыл и сумела поймать гуся, которого зажарит повариха. На моем лбу собрались капли пота, когда я собирала редьку и репу, зная, что отчим их наверняка попробует.

– Малин, поди к свиньям, девочка. Засов проклятого загона сломался. – Мой отчим, стоящий у входа в длинный дом, впился в меня суровым взглядом. Я кивнула и тыльной стороной ладони стерла грязь с глаз.

– Да, daj.

У Йенса Штрома был мощный голос, совсем как у волн Воя. Его звук вторгался в каждое движение в поместье. От содрогания ветра в ветвях и до бряцанья деревянных тарелок в кухонных помещениях. Когда мой отчим говорил, все поместье слушало.

Крепко сложенный, с толстыми руками и сильный, как скала, – вот каким был этот мужчина. Его борода была заплетена в косичку, а рыжие волосы по бокам головы он выбривал вплоть до макушки, оставляя по центру длинную полосу косы, тем самым демонстрируя статус аристократа. На коже его головы и скул были вытатуированы руны. Защита. Сила. Процветание. Все знаки аристократа.

Хотя я была рада, что Штромы богаты. Иначе Йенс был бы альверским псом на маскараде, и мы все вместе с ним.

Он был аномальщиком, как и я. Таким словом называли столь страшный, мощный и непонятный месмер.

По тем намекам, что он оставлял, я вычислила, что мой отчим обладал каким-то даром, связанным с ложью и правдой. Что-то касаемое контроля того, какие слова произносятся и какие истории рассказываются.

Такой дар мог быть полезен, если ты пробиваешься в аристократию. Если жертвы не смогут сказать правду, то кто тебя остановит? Я, наверное, и сама была немного порочна, потому что мне было все равно, получил ли Йенс свое богатство бесчестным путем. Его кошелек делал нас всех свободными альверами, и у него было достаточно влияния, чтобы скрывать правду о моем месмере.

По какой-то причине он это делал.

Насколько мне известно, Ивар понятия не имел, что падчерица Дома Штромов отнюдь не была совершенно обычной девушкой.

Йенс не любил меня, но он дал мне свое имя, дал мне крышу над головой и еду на столе. Закон его к этому не обязывал. Поскольку я была дочерью его мертвой жены, Йенс не был ко мне ничем привязан.

Большинство дней я его презирала, жаждала, чтобы он сломал себе спину, выполняя бесконечную работу, как и все мы, но часть меня любила его за то, что он уберег меня от жизни в доме утех или голодного прозябания в сточной канаве.

А в такой день, как сегодня, он мог попросить меня сделать что угодно, и я бы это сделала, даже не задумываясь.

Хаген скоро будет здесь.

– Малин, – рявкнул Йенс, когда я вручила корзину с овощами другому слуге. – Когда закончишь, я хочу, чтобы ты сидела в конюшне. Поняла?

Я раскрыла рот.

– Но я надеялась…

– Какие-то проблемы?

– Я надеялась… Я хотела встретиться с Хагеном, daj. Прошло так много времени, я думала, что смогу сегодня побыть со всеми в главном доме.

По территории поместья раскатился злобный смех.

– Маленькая мышка? В доме, с нами? Мы не станем позорить моего дорогого братца таким зрелищем в его первый же вечер дома.

Бард показался из длинного дома и вгрызся в спелое, кроваво-красное яблоко. Сок капал с его волевого подбородка. Для кого-то Бард был красивым. Полным достоинства. Наследником Дома Штромов.

Для меня он был жестоким и испорченным до мозга костей.

В горле затянулся постыдный узел.

– Я не хочу проявлять неуважение, но… Хаген и мой брат тоже.

Бард рассмеялся и откусил еще кусок.

– Скажи-ка мне, маленькая мышка. Какое право ты имеешь на что-либо в этом доме? Тебе повезло, что у тебя вообще есть крыша, которую ты можешь называть своей.

– Мне полагается доля моей матери в Доме Штромов. – Пекло, что же я делаю? Я винила в этом вспышку одуряющей боли от мысли, что мне еще одно лишнее мгновение не дадут подойти к Хагену.

Из-за моих внезапных слов слуги остановились и посмотрели на нас. Кто-то с ужасом, другие – с восторгом в глазах, оттого что наконец-то что-то интересное может произойти в Доме Штромов.

– Твоей матери? – Бард отшвырнул наполовину съеденное яблоко и сделал шаг ко мне, его голос сочился обидной иронией. – О, бедная маленькая сестренка. Разве ты не понимаешь, что твоя шлюха-мать мертва?

– Достаточно, – отрезал Йенс. Он прищурил глаза, глядя с… отвращением, может, с презрением. Может, с чем-то еще. – Малин, ты сделаешь, как тебе велено. Я не хочу видеть тебя возле главного дома. Это мое последнее слово, девочка.

Бард подмигнул мне. Как бы я хотела вогнать свой кинжал ему в ногу, чтобы стереть эту ухмылку с лица. Но вместо того я, как всегда, кивнула. Я подчинилась слову моего отчима, подобрала лопату и повернулась к загону для свиней.

Мощенная булыжниками дорожка вела за угол главного дома. Йенсу не нужно было держать скот или свиные загоны. Он был человеком оружия. Одним из верных кузнецов оружейной Черного Дворца. Если бы я верила, что он добрый человек, я могла бы думать, что мой отчим добавил вонючие загоны и роскошные сады, чтобы дать своим слугам больше работы, дабы оправдать то, что он им платит и не дает оказаться на улице.

Но он был не таким человеком, кого я бы назвала добрым, так что ему, наверное, просто нравилось присутствие тупых существ, таких как норовящие удрать свиньи.

Возле загона мое горло пересохло так, что я не могла сглотнуть.

Внутри стоял Элоф, налаживая сломанный засов.

Вина кинжалом вонзалась в мою грудь всякий раз, когда сердце подскакивало при виде этого мужчины. Как будто я предавала единственного мальчика, которого когда-либо любила, этим неподобающим влечением к другому. Другому, который меня раздражал и был откровенно груб.

Элоф поднял глаза.

– Вам что-то нужно, дэнниск?

– Не от тебя.

Элоф не прервал работу, но его губы снова одуряюще дрогнули.

– И откуда же вам это знать?

– Хм-м. Ну, скажем, некое несварение подсказывает мне, что у тебя никогда не будет того, что я хочу.

– Как решительно вы это сказали. А мне многие говорили, что у меня талант исполнять самые сокровенные желания.

Мои внутренности скрутило. Его слова буквально сочились двусмысленностью, а я не хотела в этом разбираться.

– Какой неприятный сюрприз – встретить тебя здесь в течение дня.

– Я здесь сегодня нужен.

Я закатила глаза и поспешила к другой стороне калитки, где одна из свиней протиснулась наружу, – самая маленькая и самая шустрая. Я пыталась поймать животное, пока легкие не начали гореть.

Словами не передать, как противно мне было, что пришлось просить помощи у Элофа.

Он ничего не сказал, но блеск в его глазах-океанах говорил мне, что внутренне он чуть не кричал о том, что у него нашлось нечто, нужное мне. И так было до тех пор, пока животное наконец не оказалось за починенной калиткой.

– Солнце садится, дэнниск. Вам бы пора возвращаться в свою кроватку.

Я заправила пряди своих потных, грязных волос за ухо.

– А тебе пора бы найти кого-то другого, чтоб его донимать.

– Отлично сказано, дэнниск. Нет, правда, вы меня ранили.

– Хорошо. – Пекло. У меня мозгов было меньше, чем у треклятого камня, и Элоф знал об этом. Его заносчивый смех разбитым стеклом вонзался в меня, пока я заканчивала укреплять вновь выпрямленные столбы грязью и глиной, а он снова принялся кормить тупых свиней.

Моя работа замедлилась с того момента, как отчим потребовал, чтобы меня не было видно. Что такого ужасного было в том, чтобы подпустить меня к Хагену? Йенс знал, что мы близки; он никогда не пытался нас разлучать. Одно из его подозрительных проявлений доброты, которых я не понимала. А теперь казалось, что он знает что-то еще и держит меня в неведении, потому что не хочет, чтобы я была в курсе его секретов.

– Наверное, это к лучшему, что вы сегодня не будете путаться под ногами, дэнниск, – сказал Элоф, опершись одним локтем на черенок лопаты.

Я бросила на него мрачный взгляд.

– Что?

– Сегодня, когда ваш брат вернется. Я думаю, будет разумно не путаться под ногами.

Я что, про Хагена говорила вслух? Или мое лицо буквально кричало о том, что я еще сильнее сломлена оттого, что не могу увидеть брата? Я его проигнорировала и вытерла грязные руки о штаны.

Голос Элофа потемнел.

– Собственно говоря, я думаю, вам стоит поспешить на этот свой чердак. Сейчас же.

– Да как ты смеешь мне…

Слова задушил грохот колес по песку и щебенке. Сердце в моей груди остановилось. Я задержала дыхание и повернулась к передней подъездной дороге, ведущей к Дому Штромов.

О боги. Кареты Черного Дворца. Хаген. Кровь потекла быстрее, а слабую улыбку было никак не сдержать.

Пока мечта не превратилась в отвратительную реальность.

– Проклятье, – ругательство Элофа стало еще одним ножом в моей груди, доказательством того, что то, что я вижу, – правда.

– Маскарад, – сказала я, чуть дыша. Не кареты Черного Дворца. Это были повозки с масками, нарисованными на боках, и решетками на окнах. Такие повозки использовались, чтобы запирать и перевозить купленных альверов на Маскарад Аски.

Если что и доказывало, что альверы, занятые на маскараде, не были свободны, – так это решетки в тех повозках.

Мои колени ослабли, когда троица вооруженных скидгардов открыла одну из зарешеченных дверей и выволокла откуда-то сзади тощего слабого мужчину.

– Нет, – сказал Элоф чуть слышно. – Это невозможно.

Я не знала, что он имеет в виду. Все, что я слышала, – это свой собственный сдавленный крик:

– Хаген!