Читать книгу Мотивы экономического поведения - - Страница 5

Немецкая политэкономия не приняла классической идеи единства экономической теории для различных стран. Она настаивала на несостоятельности одной из центральных методических позиций классиков, согласно которой экономические законы, факторы и категории объявляются универсальными и неотвратимыми во все времена и для всех народов. Немецкие экономисты, наперекор классикам, указали на неуниверсальный характер экономической теории. Кроме того, они отличались скептицизмом по поводу того, что свободная конкуренция, характерная для рыночной экономики, в состоянии обеспечить гармонию интересов разных хозяйствующих субъектов: немцы не без оснований отмечали, что в условиях конкуренции «сильнейшие» будут всегда оказываться в выигрыше за счет «слабейших».

Принцип историзма немецких экономистов выражается в поиске историко- мотивационных первопричин экономики. Выражаясь образно, они словно сказали себе: «Попытаемся поискать экономические причины в психологической сфере, так как нам кажется, что изменение экономического уклада – это всегда лишь следствие исторических изменений в мотивациях людей».

В результате экономика стала рассматриваться в целом как общение между людьми, основанное на согласовании психических сил общества; а залогом прогресса человеческой цивилизации явилась не революция, а лишь изменение психологической и моральной природы человека и общества. Такой подход к исследованию экономических явлений привел к обобщающему выводу: национальные особенности экономического поведения носят психо – культурный характер, который в свою очередь, определяется особенностями исторического развития общества. Этот вывод получил название принципа психо-культурно- исторической обусловленности экономической деятельности.

Если у классиков неэкономические факторы обусловлены влиянием экономических, из чего, например, вытекает, что чем выше уровень производительных сил общества, тем более развитой будет социальная среда (сфера), в том числе уровень культуры, искусства, науки и т.д., то немцы придали этим социальным факторам первостепенное значение в экономике.

На взгляд исторической немецкой школы, экономика не есть самостоятельная реальность, обладающая автономной и внутренней логикой (как считают представители «экономической ортодоксии»), но производная от социальных мотиваций. Отсюда следует, что не может быть одного экономического идеала (т.е. образца хозяйственного развития) для всех народов. Надо изучать сначала мотивации народа, а затем – его экономику. Экономику питают не только деньги, но также склонности, талант, самореализация, нравственность и интеллект людей. Немцы считали недостаточным представление о человеке как о эгоистичном Homoeconomicus, заинтересованном только в личной выгоде.

Представители немецкой исторической школы экономики: Бруно Гильдебранд (1812-1878), Вильгельм Рошер (1817-1894), Карл Книс (1821-1898), Луйо Брентано (1844-1931), Густав Шмоллер (1838-1917), Карл Бюхер (1847-1930), Макс Вебер (1864-1920).

Последний показал влияние религиозной мотивации протестантизма на развитие капиталистической экономики. Анализируя различные формы религиозной жизни, Вебер путем эмпирических наблюдений и сравнений сделал выводы о том, что существует связь между религиозными убеждениями и поведением (прежде всего экономическим) и о том, что та религия, в которой преобладает рационалистическое начало, способствует становлению капитализма (а другие, «эмоциональные» религии, соответственно, не способствуют ему).

По Веберу, наиболее рельефно рационалистическое начало проявилось в протестантизме. Широко известен тезис Вебера об «адекватности духа капитализма и духа протестантизма». Вебер отмечает, что рано или поздно перед каждым верующим должен был встать один и тот же вопрос, оттесняющий на задний план все остальное: избран ли я и как мне удостовериться в своем избранничестве? На него протестантская церковь отвечает в таком ключе: аккуратный, постоянный труд в мирской профессиональной деятельности и личный аскетизм дают уверенность в своем избранничестве. Вебер указывает на соответствие этой протестантской мотивации духу капитализма: неутомимо трудиться ради получения прибыли, но использовать прибыль для постоянной реинвестиции – для дальнейшего воспроизводства средств производства. Т.е. прибыль важна не для того, чтобы наслаждаться прелестями бытия, а для расширенного воспроизводства.

В подтверждение выводов Макса Вебера нетрудно заметить, что современные процветающие экономики базируются не столько на рынке, сколько на протестантской психологии и созданном на ее основе праве. Именно эта психология культивирует капиталистические отношения. Следует также принять во внимание то, что в протестантских странах капиталистический способ производства дальше продвинулся в своем развитии, чем в католических и православных странах, так что различие между теми и другими – это в значительной степени различие мотиваций. Там, где идеи реформации (протестантизма) были успешно имплицированы в социум – дело пошло на лад (прежде всего – Англия, а затем ее колония – США), там, где победила контрреформация (Италия, Испания) – ладу нет до сих пор. Некоторые из традиционно католических стран, такие как, например, Италия, Испания и Португалия сейчас испытывают постоянные проблемы с мотивацией к труду и структурной перестройкой экономики, необходимость которой давно назрела.

Если верна идея немецких экономистов, что основа любой экономики – мотивация, то применительно к России можно также утверждать, что никакая экономическая программа, не подкрепленная психологией российского народа, не будет работать в нашей стране. Формально заимствуя западную экономическую модель, фактически Россия продолжает жить по-своему. В конечном итоге, какова доминирующая в стране мотивация, так мы и живем. Наша внешняя реальность – это проекция доминанты нашей внутренней реальности. Внешнее устройство жизни целиком и полностью моделируются доминирующей психикой населения. Если большинство поддерживает что-то, оно существует. Если большинство против чего-то, оно перестает существовать. Поэтому нет никакого смысла ругать, например, коррупцию, воровство и насилие в российской экономике, одновременно представляя наш народ некой «священной коровой». Как сказал профессор М.М.Решетников: «Мы можем иметь любую конституцию, но будем продолжать жить и действовать в рамках российской ментальности»11

Таким образом, можно утверждать, что наше российское неприятие западной экономической модели во многом является следствием иной, чем на Западе мотивации. Следовательно, выход из этого положения заключается либо в изменении нашей мотивации под западный образец, либо в построении своей, российской модели экономики под уже существующую мотивацию.