Читать книгу Журнал наблюдений за двадцать лет - - Страница 18

Жил да был на свете санитар Щукарь. И было у него всё в жизни отлично! Сын обеспеченных родителей, нести тяготы жизни ему было необязательно. В юности-душа компаний, завсегдатай пикников и «шашлыков» в лихие девяностые был устроен тёщей в психушку. Пользуясь покровительством начальства, Щукарю было позволено всё. Но время шло и появились новые люди и им было глубоко наплевать на судьбу славного парня с уникальной личностью и великого контрабандиста. Попал наш Щукарь в смену Андрея Уланова. И хоть сам Уланов был не идеален, но бардака в смене терпеть не стал и договорившись с милиционером по фамилии Меркулов взял, да и сдал вусмерть пьяного санитара в вытрезвитель. К главврачу пришло уведомление и им были приняты соответствующие меры. И всё бы ничего, Филипповна не раз уже ходила к Главному «поплакаться», и всякий раз пьяницу прощали и восстанавливали в должности. Но на этот раз совершила хозяйка роковую ошибку-искренно высказала Меркулову, что о нём она думает. Сотрудник милиции был не лыком шит, и направил заявление в прокуратуру об «оскорблении при исполнении». И тогда Филипповне стало очень грустно. Пришлось договариваться: Меркулов забирает заявление, а Щукаря-больше духу не будет в больнице; вместо него возьмут санитаром его друга, который работал водителем «буханки» у нас же. Санитара-алкоголика под всеобщее ликование выгнали окончательно и бесповоротно, а Уланов нажил себе недоброжелателей в лице Филипповны и её покровительнице – старшей сестры Гольдман. Правда, надо отметить, что ничем особо это Уланову реально не повредило.

Руслан Меркулов, тёмный молодой мужичок, был для милиции кадром не особо ценным, поэтому его часто отправляли на службу в «спецотделение», где работал он долгими периодами. Среди сослуживцев слыл чудаком. Руслан много чем увлекался, но мало на чём долго останавливался и не достигал каких-либо значимых результатов. В разное время он занимался рукопашным боем, вышиванием крестиком, выращиванием декоративных деревьев, японской самурайской культурой, поэзией, лыжами и много чем ещё. Весной 2000 года Меркулов занялся разведением бойцовских собак. Его целью стало выведение новой породы. Для начала ему бесплатно отдали щенка от суки стаффордширского терьера и по (недосмотру хозяев во время её течки) какого-то помойного кобеля. Довольно симпатичный рыжий щенок по кличке «Алиса» был приведён им в наше отделение как будущий охранник. Собачка вышла довольно забавная, так что многие с удовольствием играли с ней.

В это время меня решили перевести в трудинструктора, вместо Лёлика, который уже поднадоел многим своим бездельем. Лёлик пошёл на повышение, то есть в медбратья. Толку там от него было ещё меньше, и новый медбрат подался на курсы крупье при открывающемся поблизости казино, без отрыва от производства. Внешне он выглядел вполне презентабельно, даже-гламурно и отбор кандидатов прошёл легко.

Я же теперь ходил в дневную смену с понедельника по пятницу. Платили там поменьше, чем медсёстрам, но заметно больше, чем санитарам. В мои обязанности входила разная хозяйственная работа. Вернее, я брал одного-двух больных, и они по моим присмотром занимались несложным трудом. Убирали дворик, носили бельё из прачечной, красили и ремонтировали то, что нужно было покрасить и отремонтировать, да и вообще-делали всё, что взбредёт в голову начальству. Ну и, естественно, мыли баню после помывки по четвергам. Для начала-я брал долговязого Ваню Птицына, (это тот, что с гнилыми зубами). Парень он был деревенский, работящий, но с хитрецой. Однажды выпросил он у меня какую-нибудь старую одежду, за что обещал заплатить сигаретами, которые я запланировал продать Оксане Шерстнёвой, по дешёвке для мужа. Я принёс старые, но вполне ещё годные свои куртки и джинсы. Пообещав заплатить «в пенсию», Ваня выписался на общее отделение ничего не дав, оставив меня в дураках. Потеря была невелика, и я быстро забыл об этом. Пришлось искать новых рабочих и, как-то довольно быстро нашлись двоих сохранных пациентов. Ими оказались – Анатолий Антипенков и Михаил Моисеев.

Анатолий на воле был обычный выпивоха средних лет. Рыжеватый, улыбчивый. Отслужив в Армии – женился и жил обычной жизнью. Работал водителем, постоянно калымил и выпивал. Дошло до запоев. Получил белую горячку. Затем-продолжил упражняться в пьянстве. Однажды после двухнедельного запоя поссорился с недовольной женой и сгоряча ударил её по голове молотком, подвернувшимся под руку. Насмерть. Признали невменяемым и положили к нам. Нрава Анатолий был дружелюбного, общительный, очень деловой и умелый. Мастерски выполнял любую работу. От подметания дворика до ремонта старых зонтов. Которые, к слову говоря, из его рук выходили лучше новых. Отличный был работяга!

Михаил Моисеев-того же возраста, спившийся художник. Простодушный усач был не такой умелец, как Анатолий, но тоже – вполне годный к работе, и как помощник-просто идеален. Вместе они представляли собой неповторимый дуэт, который замечательно подходил мне.

Начали мы с того, что натаскали каких-то ненужных старых плит с заднего двора и выложили ими дорожку, идущую от железной двери до входа в отделение. Получилось очень красиво! Затем – принесли оттуда же валявшихся в траве много лет бордюры и обложили ими клумбы вдоль деревянного забора. У нас нашлось немного белой водной эмульсии и, выкрашенные ей бордюры, смотрелись как новые. Михаил оказался увлекающимся садоводом и огородником. Он занялся клумбами и через некоторое время двор нашего отделения украшали букеты цветов и декоративная зелень.

Всё шло хорошо пока в одной из палат не сгнил пол. Нужно было заменить несколько досок, а завхоз наотрез отказался ни менять их, ни выделять материал. «Так и живите пока со сгнившим полом пару лет пока государство не выделит мне деньги», – заявил он. Это не смотря на то, что на заднем дворе была целая куча досок, которые просто лежали целый год и гнили под открытым небом. Мы втихаря взяли две или три доски и очень качественно произвели ремонт. Узнав об этом, завхоз поднял скандал, его поддержал Полушкин (он поддерживал руководство больницы всегда). Доски куда-то увезли, а меня взяли «на карандаш». С тех пор, у нас началась взаимная неприязнь друг к другу.

Когда-то очень давно Леонид Сидорович Семейкин был водителем и сбил по неосторожности пешехода насмерть. За что отсидел положенный срок. Освободившись, устроился в местную психбольницу, опять же-водителем и работал, как говорят, довольно добросовестно. Затем-его сделали завхозом и тут он быстро испортился. Разговаривал с подчинёнными только матом и на повышенных тонах. Чего-то нужного от него добиться было очень сложно. Машины для перевозки у него никогда не было, починить не было ни материала, ни мастера. Ремонты в палатах всегда делали сами больные, в рамках трудотерапии, краску и инструмент, зачастую закупав на свои деньги. При этом-больничный склад ломился от стройматериалов, которые регулярно куда-то увозились. На работу Семейкин ездил на списанном больничном «козелке», приватизированным им за остаточную стоимость, то есть за копейки. Те, кто близко знал Леонида Сидоровича, говорили прямо и откровенно: «Он просто наглый вор». За несколько лет до происходящих событий он крепко поругался с Гольдман и, не имея возможности причинить ей вред, вымещал свою злобу на всём нашем отделении. Поэтому «спецу» было непросто выживать с таким завхозом.

Меркулов был большим любителем физкультуры и когда он мне предложил установить во дворе отделения турник- я долго не раздумывал. Тем более, материал валялся, что называется, под ногами. Летом 2000 года дело было сделано к обеду. Накрапал мелкий дождь, и мы вернулись в помещение. Кто-то мне сообщил, что меня очень желает видеть старшая сестра. Гольдман накануне ушла в отпуск и улетела отдыхать в Израиль. Замещать её поставили Алексееву. (Почему-то именно её, а не Правдину. Хотя, так иногда, тоже-бывало). Зайдя в кабинет, я увидел дочь главного в хорошем расположении духа. Она мило улыбалась и смотрела на меня сверкая глазами.

– Виталий, Семейкин пообещал выделить тёс на этой неделе. Я хочу, пока Гольдман в отпуске, поменять пол в этом кабинете. Сейчас Леонид Сидорыч придёт, замерит длину и рассчитает, сколько нужно дать досок. А-а, вот и он!..

Семейкин вошёл в кабинет врачей, как в свой собственный карман. Не поздоровавшись, он достал рулетку и, слыша наш разговор перебил его:

– Да, тёс скоро будет. Давай снимай сегодня пол и относи старые доски на задний двор, я открою пожарный выход сейчас. Как снимешь-иди на склад, там тебе выдадут доски и гвозди. Выложите пол – скажете мне, я посмотрю вашу работу.

Отодвигая ногой стулья, завхоз измерил рулеткой размер кабинета и, достав блокнот, начал делать вычисления. Ничего более не сказав, он так же решительно вышел и направился по своим делам.

– Слышал, что сказано? Сегодня же после обеда снимешь пол. Шкафы и стол ставь прямо на землю. Работай до вечера, пока не сделаешь всё, я тебе потом за это отгул дам. Кабинет я не запираю сегодня.

Как и было оговорено, после обеда я взял рабочих больных, и мы добросовестно принялись за работу. Провозившись до семи вечера я поплёлся домой, размышляя на какой день мне лучше взять отгул.

На следующий день, придя на склад я увидел только большие от удивления глаза кладовщицы. Ни о каком тёсе она даже не слышала. Семейкина на месте не оказалось. В конторе мне сказали, что у него какие-то неотложные дела в диспансере на ***ной улице. Не заподозрив ничего плохого, я продолжил свою деятельность.

Кабинет старшей сестры выглядел довольно неприглядно. Тёса не было ни на этой неделе, ни на следующей. У меня нарастала тревога и про отгул я стеснялся напоминать. Алексеева часто была навеселе и не обращала на меня внимание. Так прошли два месяца, наступила осень, и все ожидали прихода из отпуска Гольдман. За день до означенной даты Алексеева собрала свои пожитки, и сама убежала в отпуск на два месяца.

Гольдман была вне себя от гнева. Открыв дверь своего кабинета, она долго стояла, не зная – куда положить свои вещи. В её апартаментах вместо пола была земля вперемешку со щепками, ржавыми гвоздями и всяким мусором. Посередине – валялась пустая стеклянная полуторалитровая бутыль из-под спирта.

– Ви-итя, что это такое?! Мне сейчас-таки станет очень плохо! Ты как посмел?!.. Заче-ем?!..

– Елена Александровна, – без какого-либо стеснения, с чистыми глазами, начал я, – Анастасия Васильевна мне велела снять пол, а Леонид Сидорыч сказал, что доски скоро будут, но их почему-то так и нет… – Мою речь оборвала Мария Алексеевна, которая приглашала нас на пятиминутку.

– Ты кого послушал?! Кто такая Настя Алексеева, какая она к чёрту старшая сестра?! Пустое место она, а не старшая сестра. Учти, во всём произошедшем я обвиняю только одного тебя…

На пятиминутке разговор продолжился. Старшая сестра обвинила меня во вреде больничного имущества и пригрозила серьёзными разбирательствами с проведением по итогу ремонта за мой счёт. Заведующий с Марией Алексеевной постарались сохранить нейтралитет, но как-то неубедительно. Их осуждающие меня взгляды не оставляли никакого шанса на поддержку. В заключении мероприятия подала голос, обычно сидящая тихо и притворяющаяся глуховатой сестра хозяйка:

– Все трудинструктора всегда перед тем, как что-то делать всегда советовались со мной, а Витя даже не подошёл. Я узнала о снятии пола только на следующий день, когда…

Сидя обескураженным, я смотрел на Филипповну и думал: «Ну ты то зачем лезешь? Твоё счастье, что не подошёл к тебе, а то помалкивала бы теперь в тряпочку».

Через час пришёл завхоз и громогласно произнёс:

– С чего это ты взял, что я тебе что-то обещал? Ничего я не обещал и быть такого даже не могло, не выдумывай! Нечего мне тут врать…

Это было фиаско! Без задней мысли я чувствовал себя виноватым, но не понимал-где я совершил ошибку. Официально, я не материально ответственное лицо, и вот так с ходу – ущерб они на меня повесить не могут. Я всерьёз волновался. Пребывание в отделении стало меня тяготить и мной было принято решение-если на меня будут давить с деньгами или как-то притеснять, то придётся рассчитаться. Благо, мать у меня была тоже-не последний человек и успокоила меня, если что-постарается пристроить меня оператором котельной. Работа не сложная, а зарплата – не меньше. Да и график-вполне удобный. Но, к счастью, всё в итоге обошлось. О происшедшем больше не упоминали. Алексеева из отпуска вернулась как ни в чем не бывало, продолжала пьянствовать и развлекаться. Примерно через полгода, следующей весной, завхоз раскошелился-таки древесиной и Толик Антипенков мастерски выложил пол под снисходительным взором Елены Александровны.