Читать книгу Журнал наблюдений за двадцать лет - - Страница 20

В жаркое лето 2001-го года двое моих подопечных занимались любимыми делами: Миша Моисеев всё утро ковырялся на грядках, А Толик Антоненков мастерил разные поделки и продавал их сотрудникам за чай. После обеда они вместе красили и покрывали лаком красивые разделочные доски. Мне было очень приятно наблюдать за их работой. В своё время Полушкин мне намекнул, что своих работников нужно поощрять и мне не стоит отказывать в их просьбах купить им чая. Я не отказывал. Где-то раз в неделю мои рабочие давали мне 50 рублей на покупку четырёх стограммовых пачек. Я их брал за 32 рубля и 18 рублей оставались мне «за работу». Они этот чай перепродавали другим больным и сами имели некоторый доход. Выходящие от Филипповны рабочие досмотру никогда не подвергались и могли за пазухой пронести блок «Тройки» или два. Мастерская могла удобно служить местом хранения спекулятивных продуктов. Все были довольны и каких-либо проблем с руководством или ментами не возникало. Периодически сотрудники во время обысков чай изымали и использовали его для своих нужд, а мне поступал новый заказ.

В то же время у охраны сменился начальник отделения. Им стал Павел Бабочкин. Он начал работать совсем недавно. Когда-то его выгнали из органов за некую провинность, а примерно полгода назад от описанных событий-восстановили и направили работать на «спец». Нрава был он весёлого и общительного. Таким образом, новое назначение всеми было одобрено.

После назначения командиром отделения, Павел принялся рьяно за работу и решил навести нужный ему порядок. И тут его как подменили. Улыбчивый и открытый мужичок сразу стал властным и злобным. Его подчинённые особо не реагировали на новоявленного сумасброда и большую часть времени по-прежнему проводили за карточными баталиями, поэтому Бабочкин решил простереть свою власть на более слабых. То есть на меня.

Новый начальник вдруг озаботился возможным побегом кого-то из больных. Побегов не было уже много лет и вдруг Павел решил, что именно в его руководство он может состояться и ему необходимо принять безотлагательные меры. Слабым звеном нашей пенитенциарной системы он определил окна. Вообще-то они были со встроенными решётками из арматуры. И перепилить такую арматуру пока не мог никто. Поддавалась она только газосварке и появившимися в широкой продаже «болгаркам». С двух сторон окно снабжалось застеклёнными рамами, которые всегда снимали на жаркое время года. Иначе – в отсутствии вентиляции нахождение в палатах являлось сущим адом для пациентов. Проблем с окнами не возникало. Больным легче было прокопать под землёй тоннель, нежели пытаться пилить высокоуглеродистую закалённую сталь. Но почему-то именно окна сильно забеспокоили Бабочкина.

Однажды утром он подошёл ко мне и распорядился: в обязательном порядке после семи вечера рамы ставить на место. Каждый день. Утром-можно снять, а вечером-ставить. Эту идею я счёл совершенно идиотской и прямо об этом заявил. Тогда Бабочкин пошёл к Полушкину и высказал ему своё требование. Полушкин при любой ситуации, всегда занимал сторону охраны и строго приказал мне слушаться распоряжений начальника охраны. Теперь-у меня возникли проблемы. Уходил с работы я в четвёртом часу дня, когда был зной. Ставить рамы в это время было небезопасно: больные открыто угрожали мне расправой, что у начальства вызывало только насмешки. По мнению самого Бабочкина, я должен был в такой ситуации ежедневно вечером приходить на работу и делать, что мне велят. У меня было ощущение, что мне запретили справлять нужду, расстегая штаны. И теперь ходить везде я должен был исключительно в обгаженных штанах и никак иначе. Не было никого из начальства, кто вошёл в моё положение. Я как мог игнорировал эту дурь, но жёсткие разносы на пятиминутках понуждали меня искать какой-то выход. И он нашёлся. Мне нужно поблагодарить дежурных медбратьев – Лужина и Геру Гурина, Константина Хоменко и других. Они вечером брали молодого уборщика по прозвищу «Огурец», и он выполнял за меня прихоть охранника-самодура. Получалось не всякий день, но в целом проблема как-то решилась.

Продолжалось всё это месяц или два. Закончился он довольно драматично. Как-то вечером, до 21 часа больные гуляли, как всегда, во дворике и ровно в девять их завели по палатам. Зашли в тот день не все. Совсем молодой цыганёнок по фамилии Маевский ловко спрятался за стоящими про запас ненужными койками в проходе между двориком и коридором. На ночь ему была назначена таблетка феназепама, но он её не принимал. Мария Алексеевна, назначивши препарат, забирала транквилизатор для каких-то своих целей, и Гера (а именно его была смена) заботливо отнёс учётную таблетку в кабинет врачей. Дежурила в ту ночь именно Алексеевна. Больных в то время не пересчитывали вопреки инструкции и отсутствие Маевского никто из персонала не заметил, раздача лекарств прошла штатно. Сам Маевский тихо сидел в своём укрытии и терпеливо дожидался того момента, когда вся смена уйдёт пить чай, а у больных с гомосексуальными наклонностями начнётся время для зажигательных игрищ. Уличив удобный момент, злоумышленник выбежал в прогулочный дворик, взобрался по решётке и, подняв верхнюю клеть (которая не была приварена), вылез наружу и забравшись на крышу быстро убежал по ней к заднему двору. Один ловкий прыжок вниз, и – почти свободен. Побег удался.

Пропажу обнаружили утром, во время завтрака. Мария Алексеевна спешно вернула таблетку феназепама в контейнер, сохранив это в тайне. Пришедший следователь был удивлён халатности персонала. Мало того, что больные не сверялись по списку, так ещё и контейнеры с таблетками не проверялись после раздачи. Смене Гурина досталось крепко. Премий тогда не лишали ввиду их отсутствия, но выговоры дали. После написания объяснительных всех вызывали в ОВД для дачи показаний. Короче, суеты и нервотрёпки было предостаточно. Охране, видимо, тоже досталось. Что у них было точно неизвестно, в милиции редко выносили сор из избы, но Бабочкина от руководства отстранили и перевели на другой объект. В больнице сделали оргвыводы и теперь, в обязательном порядке, проводили пересчёт больных два раза в день. О распоряжении ставить на ночь окна как-то сразу позабыли и у меня одной проблемой в жизни стало меньше.

Радовался облегчению я недолго. Однажды, занимаясь каким-то делом, я услышал разговор двух наших медсестёр. Он был о том, что теперь Вадик Короленко после каждой смены увозит куда-то переведённую в медсёстры Аню Белову на недавно купленных подержанных жигулях. Да и сам внешний вид Ани к тому времени изменился. Теперь она пользовалась ярким вызывающим макияжем, и всем своим видом давала знать окружающим, что ездят они с Вадиком отнюдь не в бадминтон играть. Ещё не отстираны были шторы от жирных рук Короленко, как тот стал «первым парнем на деревне». Меня эта новость немного шокировала, хотя было бы наивным ждать чего-то другого. Когда неприятное осознание пришло, на какое-то время в глазах потемнело и на противоположной стене мне привиделись две довольные хари. Одна – полупьяной Алексеевой, и вторая – ехидно ухмыляющегося Уланова. Своим видом они мысленно мне говорили: «А чего ты ждал? Мы тут идолы, эти людишки и шагу не вступят без нашего одобрения. Ты наивно думал, что Аня посмеет сделать что-то против нашей воли? Как бы не так! Ты преклонил перед нами колена, ты принёс нам богатую жертву? Да кто же теперь из наших подданных захочет общаться с объектом насмешек, возникших от их же следствия? Ты обречен на этот замкнутый круг, чему мы очень даже рады!» Я старался отгонять от себя дурные мысли и переключался на решение новых задач. Через несколько месяцев Вадик И Аня поженились, а пойманного Маевского отправили на «специнтенсив» в соседний регион.