Читать книгу Журнал наблюдений за двадцать лет - - Страница 23

Рыжая собака, которую завёл на отделение Меркулов, оказалась (как по мне) совершенно бесполезной, даже вредной. Выросла она не особо, но челюсти у неё были типично бойцовские, то есть очень мощные. Больных она всех любила, а на посетителей кидалась. Особенно она не взлюбила местного слесаря, его она постоянно кусала, причём до крови. Кидалась на детей, если таковые по каким-то причинам приходили к нам. Разумеется, гадила везде, где бегала. А убирать приходилось мне, вернее – убирали больные, а я организовывал это дело. Особенно неприятно выходило, когда сходил снег весной. Сами понимаете – всё было загажено. Выгребали по несколько носилок. Иногда её сажали на цепь, но большую часть времени собака бегала сама по себе. Сколько я ни просил Полушкина – посодействовать тому, чтобы собаку убрали – всё оказывалось бесполезно. Заведующий сразу занимал позицию Меркулова и мне ничего не оставалось, как работать своеобразным ассенизатором. Но однажды к самому Полушкину привели его маленькую внучку, по какой-то необходимости, и собака конечно, кинулась на неё со всей возможной агрессией. Полушкин девочку успел закрыть собой, иначе та разорвала бы её в клочья. Долго не думая, собака была убрана вон и весной 2003-го года уборка была не трудная. Сам же Меркулов переходил на другой объект и на прощание наговорил нашему заведующему много нелицеприятного.

– Да, Руслан, такого от тебя я никак не ожидал! – Только и смог сказать Полушкин в ответ на хамство охранника.

У меня одной проблемой стало меньше. Но ремонт палаты никто не отменял, а он как раз, задержался на полгода, как я и предсказывал. Поступающих больных ложить было некуда и не на что. Койки все ушли в неизвестном направлении и пришлось привозить недостающий инвентарь из диспансера. Они были старые, конечно, но ладно- хоть такие дали. Полушкин сильно нервничал, а я иногда напоминал ему своё предостережение. Теперь обвинять он мог только самого себя, что было невозможно впринципе.

Получила продолжение и история с полом в кабинете старшей сестры. Выстлал пол Антипенков великолепно, но вот сами доски оказались с грибницей. Помещение там проветривалось плохо и зловредный сорняк рос как на дрожжах. За два месяца кабинет по углам регулярно украшался серыми лопухами, которые нужно было срезать, что поручалось санитаркам. Злые языки говорили, что Семейкин этот тёс взял себе на дачу и теперь дощатое сооружение можно сносить под основание, оно всё поросло растением-паразитом.

Пришедши как-то утром на работу, я столкнулся с Татьяной Масловой, идущей из кабинета врачей с двумя корзинами «урожая». Она улыбалась и шутила, мол: «Вот, по грибы в лес ходила, могу угостить, кому надо». Смех-смехом, а делать что-то было надо. Дельный совет дал тот самый больной, который рассказал про «уголки из кроватей». Было предложено заменить деревянный пол на бетонный, с выложенной по нему кафельной плиткой. Организаций, занимающихся подобной деятельностью, тогда было предостаточно. Больного звали Олег Шейнин. Он представлял из себя бывшего частного предпринимателя, который как раз занимался профессиональным строительством небольших сооружений и внутренней отделкой. Человек этот как нельзя лучше подходил мне в рабочие и его путь на трудотерапию был вполне логичным.

Шейнин являлся потомственным душевнобольным. Но физическим здоровьем обладал отменным, кому же был весьма умён и изобретателен. Худощавый и жилистый, он мог неплохо постоять за себя и в «лихих девяностых» чувствовал себя вполне комфортно. Если бы не вялотекущая шизофрения (тогда так называлась форма этого заболевания), смог бы очень многого добиться. Впервые в поле зрения правоохранителей он попал ещё десять лет назад. На него подала заявление об изнасиловании одна дама. Что да как там было-сейчас сказать трудно. Сам Олег всё отрицал и говорил, что его оклеветали. Такое тоже бывает. Во всяком случае, следственный изолятор он прошёл весьма благополучно, а с такой статьёй это очень непросто. Было назначено принудительное лечение и отбыть его «без сучка и задоринки» Шейнину не составило труда. Сейчас опять всё повторилось. Почти один к одному.

Данный пациент был бы вообще не отличим от нормальных людей если бы не излишняя его сексуализация. О чём бы Олег не начал речь, разговор всегда был сведён к тому: с кем он и когда имел соответствующие контакты. Мог подолгу рассказывать подробности интимных встреч, смакуя каждую деталь. Со стороны его рассказы выглядели очень фантасмагорично и создавалось впечатление, что это просто фантазии больного воображения. Какие-то случаи, наверняка были, но наросшие снежным комом подробности явно составляли фабулу шизофренического бреда. Я быстро уставал от его «порнологии» и старался каждый раз переводить разговор на более конструктивную тему.

Среди других больных Олег Шейнин обладал большим авторитетом. Прекрасно зная психологию людей и особенности нашей системы, вкупе с опытом пережитого в тюрьме, чувствовал он себя как рыба в воде. С большим уважением к нему относился и Полушкин. Он вообще с благоговением относился ко всем, кто умел влиять на массы людей и управлять ими. А Олег был как раз из таких. Он легко собрал небольшую бригаду из больных и приступил к работе. В бригаду входило трое умственно отсталых: один посообразительнее – он помогал делать самое ответственное, второй умел очень качественно делать простую монотонную работу (этот мог целый день пилить длинную доску вдоль под углом так, что получался ровный плинтус), третий – подметал пол и убирался. Сами по себе эти помощники бы ничем никогда не выделились, но находясь в одной команде и под грамотным руководством-работали весьма эффективно.

Для начала, Олег точно рассчитал количество стройматериала, требовавшегося для ремонта палаты, но в его отсутствие нашёл работу помимо того. У нас всегда были в дефиците прикроватные тумбочки, особенно-целые и исправные. Из каких-то закромов мы нарыли старые мебельные плиты ДСП. Они оказались давно списаны и были никому не нужны. Такие повсюду можно найти в любом количестве. И производство началось. Больные стали мастерить тумбочки. Не скажу – что быстро, но при помощи самых простых инструментов – мебель у них получалась очень качественная. В дальнейшем эти тумбочки ещё долго служили верой и правдой. Кроме того, проводилась какие-то незначительная работа по отделению, которой всегда хватало.

Олег был, ко всему прочему, одарённый коммерсант и моя контрабанда чаем при нём увеличилась в разы. Я временами задумывался о нравственной стороне вопроса. Казалось, не афишируя свою тайную деятельность, претензий мне никто и не предъявлял. Полушкин этих вопросов не касался. По возможности спекулировали чаем на отделении много кто и я на общем фоне выделялся мало. И всё же какие-то сомнения каждый раз закрадывались в душу и не отпускали. Прибыль, которую я получал за свою контрабанду, была не особо велика, и я бы легко прожил и без неё. В магазинах, где я закупался, меня уже начинали примечать. Кое-где даже задавали неудобные вопросы. В общем, деятельность эта приносила больше хлопот и беспокойств чем реальной прибыли. Олег с этим чаем проводил какие-то хитроумные махинации и получаемую прибыль частично конвертировал в алкоголь. Вино всегда стоило очень дорого у больных. Мало кто соглашался его проносить, но Олег уже вполне мог себе позволить покупать его по очень высокой цене. Дежурящий персонал стал отмечать его злоупотребления. Не то, чтобы часто и много (да и вёл себя Шейнин вполне прилично), но сам факт вызывал немалое беспокойство. Стали вычислять виновника, того, кто носил алкоголь и меня подозревали, естественно, в первую очередь. Менты регулярно осматривали мою сумку при входе в отделение, но всякий раз оставались ни с чем. Зимой третьего года милиционеров сменил ЧОП, который состоял во многом из отставных ментов и с этой заменой для меня мало что изменилось. Я с пониманием относился ко всем мерам, но мне хотелось, чтобы эта суета как можно скорее закончилась.