Читать книгу Нарцисс всемогущий - - Страница 1

с 26 мая 2023 г. по 28 декабря 1925 г

Чайка трижды пыталась сброситься с парапета и каждый раз, подхваченная потоком воздуха, возвращалась обратно. С людьми сложнее, они обычно проигрывают эту игру окончательно в момент падения. Хотя кто знает, какой возвращается чайка после каждого своего прыжка в бездну?

Может, заново рождённой, как и человек в каждое свое новое воплощение.

Реки вен на руках текут не по моей воле. Я не знаю как долго и куда. Мои ноги идут, волосы и ногти растут сами по себе. Я контролирую в этом мире и в собственном теле ровно ничего. С чем себя и поздравляю.

– Духовное сердце находится между верхней частью груди и нижней частью горла. У тебя там болит? Хотя бы иногда? – спросил меня Z., сидя на грязном полу своей маленькой темной квартиры с отключенным за неоплату электричеством.

Я промолчал в ответ, наблюдая как дождь яростно дробит толщи льда за окном и как Z. поджигает пучки сушеного шалфея. Потом, рассматривая потрепанную одежду и небритую физиономию Z., я думал о том, что меня жестко обманули. Ведь Z. совсем не был похож на того шамана, о котором мне с восторгом рассказывал мой друг X. С плохо скрываемым нетерпением, я ждал завершение сеанса. Деньги я перевел заранее и сейчас искал повод, чтобы как можно скорее покинуть этот унылый эзотерический клоповник.

Белело, отливая серо-голубым, окно, как бельмо – смесь белой ночи и затяжного ливня.

Окна с ржавыми решетками квартиры Z. на последнем этаже старой пятиэтажки, которую сам Z. называл «Чердак», выходили в типичный Питерский двор-колодец. В целом, пейзаж за окном напоминал тюремный двор. Провода, жестяные крыши, облупленная штукатурка, мрачные глазницы окон напротив и тухлый запах старой, давно не ремонтированной квартиры. В углу валялся перепачканный красками этюдник, на стенах несколько рисунков женских фигур крупными темными мазками в разных позах и автопортрет самого художника. Бутылка недопитого вина на подоконнике, пепельница, несколько немытых кружек с кофе. Я посмотрел на грязные носки Z…и пожалел, что разулся в коридоре. Ковролин на полу был серого цвета, что, возможно, и могло бы замаскировать то, что его не чистили очень давно. Если бы не предательские пятна, раскиданные в рандомном порядке по всей его поверхности.

Почему «духовные люди» так плохо стыкуются с реальностью? Я поспешил покинуть логово Z., желая избавиться от приторного запаха грязи и эмоций проигрыша в битве с этим миром. Z. предупредил, что транс может возобновиться внезапно, и, чтобы я не садился за руль сегодня. Ха. Мне не сесть за руль ещё минимум год. Меня лишили прав за пьянство. И это лучшее, что могло случиться со мной.…В парадной пахло тоской, унынием и безысходностью. Пока я спускался по бесконечно длинной узкой лестнице вниз, мимо убогих дверей с маленькими пятачками лестничных площадок с разбитой плиткой, явно ощутил ауру самых страшных глав русской истории. Лестница все не кончалась, потихоньку я начал впадать в транс, монотонно перебирая ногами ступеньку за ступенькой.

Я смотрел на свои штиблеты так долго, что не сразу заметил смену временной и пространственной локации. В нос ударил солёный запах моря. Мои руки держались не за перила лестницы в подъезде, а за перила палубы.

«А что если волны говорят друг с другом», – как-то подумал я, сидя в партере четвертого ряда под разнокалиберный гул человеческих голосов, сливающихся в единый неразборчивый шум, напоминающий шум прибоя. Цифра четыре превратилась в бабочку и улетела. В трепете ее крыльев я успел разглядеть нежность твоего лица и блеск твоих серо – бирюзовых глаз. Я вспомнил тебя, N… Я вспомнил тебя Ту, прежнюю…

* * *

Твое белье, N., из атласного шелка с тончайшим кружевом в виде маленькой бабочки, на узкой ниточке, я порвал его, как мерзкое животное, как варвар! Мне жаль… Нет, не жаль, конечно. Ты обладала этим шедевром меньше, чем я тобой, в тот день. С момента как ты, развернув оберточную бумагу, примерила их на себя, до полного уничтожения прошло всего лишь несколько часов.

Выстрел нервного тока раскалил и поджег все вокруг. Волновая энергия воды в моем теле выработала электроэнергию и преобразовалась в световую и тепловую.

Та наша жизнь с тобой, когда я в первый раз увидел и полюбил тебя, была яркой и быстрой, как магниевая фотовспышка.

Сейчас я понимаю, что хотел всегда фотографировать тебя глазами ещё, ещё и ещё бесконечное число раз.

А ты знала, что первые фотографы сильно обжигались во время вспышки взрывной смеси из магния и, иногда, даже погибали? Жажда жизни сильнее страха смерти. Все, самое прекрасное, рождается из боли и разрушения.

Что может быть прекраснее, чем взрыв вселенной, разбитые той первой нашей весенней ночью фужеры и порванное моей нервной рукой новое кружево на твоей гладкой, снежной, ароматной коже.

Несколько мучительных часов на официальном приеме и потом здесь в театре я знал, что кружевная бабочка молчаливо исследует все это время твой лобок. Это было непозволительно. Бабочка была виновна. Я думал об этом перед спектаклем и вовремя, теребя свои белые перчатки, а после уже не думал вовсе. Так трудно отвести взгляд от выреза на твоей груди и не думать о твоих обнаженных бедрах, скрытых под пышной юбкой платья, и о прекрасной намечающейся складочке на нежном животе…Твой запах, облако счастья. Боже, как я хотел бы и дальше жить в нем. Может я тоже бабочка – однодневка? И все мои страдания, что как кислота разъедают меня изнутри – это всего лишь фантом, отблеск на стекле. И ничего не было, и нет.

Чем сильнее волны били наш отважный корабль, тем яснее и четче я видел твое прекрасное лицо N., твои круглые белые плечи и блеск твоих сумасшедших глаз.

N., Мон Шери, лишь рюмка хорошей русской водки помогла мне справиться с «морской болезнью», и, встать на ноги. Я провалялся в каюте большую часть пути, испытывая жуткую тошноту и головную боль.

Сейчас я стою на раскачивающейся палубе, наблюдая, как чайки преследуют наш корабль, и вижу приближающийся вдали Константинополь. Море дышит. Его большое серое тело движется ритмично и хаотично одновременно. Здесь, на нашем корабле, мы все как защемленный нерв – зажаты, скованы какой-то внутренний болью или тоской.

В Петрограде сейчас, наверное, идет дождь. Как всегда. И ты, Радость моя неизмеримая, абсолютно доступна мне через время и пространство. Я чувствую тебя как солнце, как траву, как радугу, как ветер.

Из ветров ты – Зефир, теплый и влажный весенний ветер, переменчивый и нежный. Из радуг – ты огненная. Из цветов – орхидея. Из трав – ты лаванда. Из солнц – ты единственная, ибо другого – нет и быть не может.

* * *

Мы познакомились с тобой в день, когда войска союзников заняли Константинополь. 12 ноября 1918 года. Когда последние войска союзников покинули город 4 октября 1923 года, ты вышла замуж за известного писателя-прозаика. Я всегда больше любил поэзию. И в той жизни, и в этой. Жаль, что ты нет.

Какая глупость сердца не верить в себя. Я так долго боялся, не был уверен, что могу создать что-то стоящее, не вторичное, оригинальное. Если бы я только знал, какое сожаление испытываешь в финале, когда осознаешь, что так и не сделал, не написал, не реализовал.

* * *

Любовь моя, тогда я не знал как по-другому, я чувствовал радость только в кураже. Я предвосхищал успех. Я жаждал его и он пришел. Мне рукоплескали на литературных вечерах и концертах, меня печатали, меня узнавали. Но все это вдруг потеряло всякий смысл, когда ты исчезла из моей жизни. Ты была моей Музой. Когда ты ушла, вслед за тобой ускакал и мой Пегас.

Любимая, я такая натура, кураж живет прямо в моем сердце. Карты, разгул, пьянки, похабство – все это нужно было мне, чтобы чувствовать жизнь по полной. Меня окружали в то время женщины не то чтобы легкого поведения, но уж точно не благородные девицы. И ты это знала. Вот вижу себя, также как сейчас вижу море и палубу. Сижу в красивой белой рубашке и расстегнутом сером пиджаке за карточным столом. Вокруг меня пышные груди в разрезах платья, перья. Вино льется в бокалы. Громкая музыка, шум, гам, смех, свист. Клубы дыма под абажуром. И чем больше я пью, тем меньше чувствую боль в груди. Эта боль состоит из потери, опустошения, чувства вины и одиночества. Я смотрю на клуб дыма над столом, щурюсь, пытаясь поместить туда всю свою боль и слезы. Но их слишком много и они возвращаются обратно, принося с собой безысходность и отчуждение. Финал той моей жизни тебе известен. Неправильное решение. Роковая ошибка. Шрам на шее. Я осознаю свою роль в том, что произошло и что мое поведение привело бы к этим ужасным последствиям неизбежно.

И поэтому в планах на эту жизнь были покаяние, очищение и расплата. Но что-то, как это всегда случается, пошло не так. Опять двадцать пять…Снова по кругу, по кольцевой дороге судьбы. Дорога беспощадна к неуверенным управленцам железных коней, и проверяет каждого на прочность, как демоны.

– Демоны не дремлют, демоны всегда начеку, – доносятся до меня слова шамана сквозь клубы дыма в моей голове, – одна нога демона всегда вытянута вперёд. Ведь в любой момент может найтись тот, кто об нее споткнется. Демоны не злые и не плохие. Они лишь проверяют на прочность и закаляют духовную сталь…

Я слышу нарастающий гул в ушах и, мне кажется, что я сам нахожусь под толщей льда, по которой яростно колотит дождь.

– Демон не виноват в том, что ты глупый, трусливый, заносчивый и самонадеянный. В том, что ты потакаешь своим и чужим слабостям и порокам, – слышу я обвинительный приговор шамана и медленно погружаюсь в темную пучину небытия.

Мой знакомый – фридайвер сказал мне однажды, что достигнув определенной глубины, перестаешь понимать – где верх, где низ.

Сколько же жизней нужно, чтобы стать человеком и чтобы сразу точно знать, где черное и где белое? Если бы я знал…

Есть такая игра, называется «Двадцать одно» или «Очко» е ещё называют. Там смысл какой. Игроки берут карту и надо, чтобы у каждого из них было больше, чем у другого, но максимально это двадцать одно, если ты возьмешь карту и будет двадцать два, значит это больше, чем нужно. В этом весь смысл игры, ну я не знаю, зря я тебе, может, рассказываю, возможно, ты умеешь в нее играть. Вот ты сидишь, у тебя на руках восемнадцать или семнадцать. А у соперника может быть девятнадцать или двадцать – тогда он выигрывает. И вот ты думаешь, может еще карту взять? Ты берешь и у тебя двадцать два, а это значит, что ты уже однозначно проиграл. В этой игре, все время думаешь: «Мало, мало, мало. Еще возьму, еще возьму. Рискну, ещё возьму, ещё, недостаточно, мало карты, мало!». Потом – бах! и у тебя срывается банк. Если ты получил карту, отказаться от игры не можешь, должен разыграть банк, а только затем выйти из игры.

Вот так и наша жизнь. Каждый должен доиграть до конца, даже вытянув плохую карту.

Заныло в груди. Я поднес руку к воротнику рубашки, расстегнул пару пуговиц и ответил шаману, сидящему где-то на полу моего сознания: «Да, болит… Опять…».