Читать книгу Навстречу судьбе - - Страница 19

Посвящается З. Панкратовой

Давно это было. Еще в молодости. Я отдыхал в Гаграх.

Черноморское побережье было солнечным и ласковым. Мы с товарищами каждое утро после завтрака шли на пляж на берег долгожданного моря, чтобы искупаться и вволю позагорать.

С первых же дней на пляже наше внимание привлекла одна молодая интересная женщина, которая после купания уединялась где-нибудь в стороне с книгой в руках или подолгу задумчиво смотрела на море. А затем вдруг исчезала.

Как-то раз после полудня, когда отпуск мой подходил к концу, захватив с собой фотоаппарат, я задумал сфотографировать ту местность.

Картина передо мной стояла впечатляющая: бездонное небо в редких облаках и подернутая пестрой рябью необозримая водная ширь. Неподалеку от берега, чуть покачиваясь, нежились пальмы, помахивая крупными веерообразными листьями. Дул свежий, пахнущий морем ветерок. Откуда-то доносилась в то время популярная песенка:

В стороне от меня, в тени кипарисовой аллеи, виднелись скамейки для отдыхающих. Сделав несколько снимков, я присел на одну из них. Через некоторое время подошла в легком голубеньком платьице та женщина, которая нас, молодых мужчин, заинтересовала на пляже. Она осторожно присела на другой конец скамейки и с восхищением в голосе проговорила: «Господи, красота-то какая». Я, утвердительно кивая головой, сказал: «Да, красота изумительная, потому и запечатлел сейчас эти места на память!» – «Вот и я прощаюсь с этими местами. Завтра уезжаю. Почти весь отдых мой прошел в одиночестве, на этой скамеечке», – с радостью в глазах и с какой-то пронзительной печалью в голосе произнесла женщина. «Любовались морем?! И мечтали?!» – «А вы знаете, – оживилась она и подсела поближе. – Некоторые говорят, что они не умеют мечтать. А я, например, могу мечтать где угодно и сколько угодно. Не только ночами при бессоннице, но и когда еду на работу, что-нибудь делаю или играю с ребенком. Это не мешает мне, а наоборот. Я чего-то жду, в мечтах на что-то надеюсь, и это придает мне силы. Я и здесь мечтала. Море на меня действовало успокаивающе. Сейчас себя намного умиротвореннее чувствую. Вы даже не знаете, какая я сюда приехала. Настоящая психопатка».

Она вздохнула и добродушно, как-то смущенно поглядела на меня своими голубыми глазами и начала рассказывать, как давнему другу, свою горькую семейную драму. На первый взгляд, банальную, но, мне кажется, заслуживающую внимания.

«Муж меня разлюбил. Может, от постоянных ссор, которые вроде и возникали-то из-за пустяков. Придет он выпивши, я, конечно, сердилась. Принесет кроху от своей получки – затевала скандалы. А он в этих случаях, чтобы избежать их, уходил из дома. И вот результат. Уже год с лишним, как ушел совсем. Полюбил другую. Долгое время он с ней валандался. Поначалу мне это все казалось какой-то несерьезной комедией, потом, когда я поняла, что он от меня ушел навсегда, жить стало невыносимо. Думала, с ума сойду. Каждую ночь глядела в окно, ждала его. А когда приходил, раздражалась. Во мне вскипала ненависть к нему. Всю трясло. Первое время я на работе старалась не показывать виду, как мне больно, но шила в мешке не утаишь. Земля слухами полнится. Помню, однажды пришел, я уже не скандалила. Просто плакала. А когда заснул, мелькнула мысль: вот, пока он дрыхнет, размозжить ему голову. А может, над собой что-нибудь сделать? Но ведь у меня дочь! Он уйдет к той. Оленьку возьмет с собой, а каково ей у них будет? Я свою дочь люблю больше жизни! Долго я тогда ломала себе голову. Умоляла Бога: “Хоть бы случилось с ним что-нибудь!”»

Вдруг ни с того, ни с сего моя рассказчица посмотрела на меня и, как бы спохватившись, проговорила: «Вы уж извините, что я, совершенно не зная вас, так откровенничаю, – и кивнула на море. – Когда я прихожу сюда, мне всякий раз не хочется уходить отсюда. Море своей таинственной музыкой бодрит меня и вселяет какую-то надежду».

Ласковый ветерок шаловливо трогал ее ухоженные волосы. Глядя на неторопливые волны, набегавшие на берег, она на мгновение замолкла. Задумалась. А потом, виновато улыбнувшись, опять увлеченно начала говорить о муже и о наболевшем.

«Я и любила его и ненавидела. При одном воспоминании о нем мысли мои разбегались, делалось невыносимо жутко. Но слез уже не было. Видимо, выплакала все. Когда он собрался совсем к ней, я не вытерпела и пошла с ним вместе. Я вам еще не сказала, кто оказалась моей соперницей? С нашего поселка моя бывшая подруга. Когда-то у нас на заводе в расчетном отделе работала и, разумеется, мы с ней делились секретами. Вот уж поистине справедлива поговорка “Не делись с подружкой, а делись с подушкой”. И она, мне даже ее по имени не хочется называть, сказала, что обо всем уже с ним договорились. Я стояла как вкопанная и не знала, что сказать. Единственный выход нашла – поругаться. У меня язык запинается, а она смеется, говорит: “Гордости в тебе нет!” У меня ее действительно нет, потому что он через два дня опять вернулся ко мне. И я с радостью приняла его. Неделю был мир. По старой памяти ходили в кино. А та его везде караулила. У нее двое детей в интернате, а у меня одна – и дома. И мне, конечно, его некогда ублажать. Я все думаю, что же он в ней нашел? На вид невзрачная, правда, одевается хорошо. Чем же она его как женщина завлекала? Чем она лучше меня? Ведь все, как говорится, при мне. И фигурой, и лицом Бог не обидел. И вроде хозяйка я неплохая. В квартире всегда чисто. Ребенок ухожен. Питанием тоже обеспечены были вдоволь. В чем же причина? Может, я лишнего грубила ему? Так не должна же я на него молиться, если он приходил пьяный или мало денег приносил! А может, наплодить ему кучу детей, жизнь-то бы и наладилась? Нет. Тут дело, по-моему, не в детях и не в ссорах. Ведь любил же он меня, любил – точно знаю! Потом стал говорить: “Без той жить не могу!” Непостоянный какой-то. И сам мучился и меня терзал. А когда в очередной раз собрался к той, я не выдержала, выкинула все его вещи. И вдобавок пошла и окошко у нее разбила. Стою, кричу ей, чтобы люди слышали: “Иди выходи, забирай его совсем, этого кобеля распутного. Вот все его пожитки. Пусть больше ко мне не возвращается!” А у самой на душе кошки скребут. Как же я буду жить без него? Как я его забуду? Успокаиваю себя, шепчу: “Я его должна забыть во что бы то ни стало!” Но он из моей памяти не уходил. И я продолжала твердить: “Прости меня, Виктор, прости. Может быть, того, чего я тебе не дала, она даст! Будь счастлив! Я тоже должна жить. У меня ребенок. Я мать. И я люблю свою дочь. И буду ее воспитывать. Не должна она слышать постоянные наши скандалы. Прости и ты меня, Оленька. Когда ты вырастешь, я постараюсь тебе объяснить, как все получилось, почему ты лишена такого счастья – расти с отцом”.

Я думала: одной, притом без постоянных ссор и скандалов, легче будет, а мне стало без него еще тяжелей. Людей стала избегать, которые приставали с расспросами. Да и чем они могли помочь? Лицемерными охами-вздохами? Счастье не какая-то подачка, которую кто-то мог бы одолжить. А между прочим, мы с ним на автобусной остановке каждый день виделись. Это было пыткой, выдержать которую не каждый бы мог. Сменила работу, коллектив. И это не помогло.

“Эх, Виктор, Виктор, – думала я, – и тебе сейчас не легче”. Хотелось все снова ему простить, забыть все обиды и позвать назад, но приходил он, поневоле вспоминалось все старое, и опять у меня возникала непреодолимая ненависть к нему. Мы ссорились, и я, как прежде, с треском выгоняла его. А сама до утра ревела. Даже во сне плакала. Иногда вставала по утрам, а подушка вся от слез мокрая.

Как-то он мне сказал, что это наше с ним испытание. Все равно, дескать, через год, другой мы будем жить вместе. “Нет, милый, – ответила я, – не бывать этому. Умерли мы друг для друга”. И он после этого долго ко мне не приходил. А я по-прежнему металась по дому как загнанная зверушка. И не находила себе места.

Однажды, чтобы не сойти с ума от одиночества, придумала себе друга. Говорю ему: “Дружок, давай с тобой переписываться”. И мы переписывались с ним. Всю душу я изливала, а он мне. Я за него писала и плакала. На другой день, когда ехала на работу, по пути опускала письмо в почтовый ящик. Через неделю оно ко мне приходило с печатью на конверте. А когда мне становилось лучше, забывала про него. Но стоило мне затосковать, заново вспоминала о своем дружке. И писала ему: “Прости меня, дружочек, я не писала тебе, потому что мне было хорошо. Теперь я опять с тобой. И, наверное, надолго”. В другой раз писала, чтобы он меня не осуждал, если я где-то не так вела себя. Но порой брала бумагу, а мысли путались, я разревусь и не напишу ни одной строчки.

Где-то я слышала, что жизнь – это сцена, а люди – артисты. Тогда в отчаянии подумала я: “Что ж, если я артистка, то должна сыграть свою роль по-настоящему!” И стала злой и обидчивой эгоисткой. Мне казалось, что все счастливые жены, которым я дико завидовала, в душе смеются надо мной. И я беспрестанно в мыслях угрожала: “Ну, подождите же, подождите, я сполна расплачусь с вами за все мои слезы. Заставлю ваших мужей изменять вам! Да простит меня Господь Бог, но я в этом буду находить свое утешение”.

Есть такая пословица – “На ловца и зверь бежит”. И тут мне попался первый! Чернявый, высокого роста, с животиком, элегантно одетый. Начальник, наверное, какой-нибудь, потому что всегда разъезжал на машине и имел личного шофера. Покупал коньяк и дорогие конфеты. И такой оказался хлюст, сразу же стал меня заманивать к себе на дачу, начал волю давать рукам. Но я его быстро поставила на место. “Черта с два, – думала, – только в кино или театр я могу с тобой сходить и то на дневной сеанс!” Знала, что он со мной просто так долго не проходит, поторопится бросить. Но я и здесь постаралась его перехитрить, теперь бросать всегда буду только я. И без жалости. Дней несколько походил он ко мне. Обцеловал всю. И после каждого поцелуя облизывался, как кот. Говорил, что я его мучаю. И что жену после меня видеть не хочет. Тогда я сжалилась все-таки над ним, ответила: “Находи комнату со всеми удобствами…” Но не лежала у меня душа к нему после Виктора. В следующий раз сказала: “Мы сошлись с мужем!” Он понял, что я его обманываю. И это было для него пощечиной. Видел бы кто, в какой он гнев пришел. С тех пор мы с ним больше не виделись. Я ликовала, потому что навредила и его жене, и ему самому нервы подергала.

Но, бросив его, я стала раскаиваться. Меня охватил испуг. Вдруг больше никого не найду. Колебалась. Видно, саму себя еще плохо знала. Вскоре соседка пригласила меня на день рождения. Среди прочих гостей там гуляла интеллигентная женщина с симпатичным мужем, который часто приглашал меня танцевать. Невысокого роста, с правильными чертами лица, темноволосый и с черными озорными глазами. Он напоминал мне артиста из какого-то фильма. Ежеминутно говорил мне комплименты. Это было кстати. Я же задумала мстить счастливым женам. Только неприятно было, что его звали, как и мужа, Виктором. Но это меня не остановило. Народу собралось много. Я притворилась, будто опьянела. Он крепко обнимал меня и при удобных случаях ненасытно целовал. В этот вечер жена его ничем не заподозрила, разговаривая с коллегой о своей научной работе. Но на другой день ей передали, что он мной активно увлекался. И она очень нервничала. Тут я тоже позлорадствовала. И убедилась, что есть еще одна, которая отведала горечь измены.

А однажды к нам в бухгалтерию пришел электрик Саша устраивать неисправность в розетке. Я лишь спросила его: “Который час?” и пристально посмотрела в его пустые зеленые глаза. Он обрадовался, что я с ним заговорила, и околачивался возле меня полдня. А потом, когда узнал, что я живу без мужа, набился ко мне в провожатые. Подумала: “Вот и этот клюнул”. Но не понравился он мне. Трус и хвастун. Прежде чем поцеловать, всегда оглядывался. Оказалось, что у него тоже дочка, моей Оленьке ровесница. Но почему-то он о ней умалчивал. Долго Александр ходил у меня на поводке. После двух встреч со мной ушел от жены. Нашел для своего проживания отдельную комнату. Заходила я к нему. Ох, как он выступал передо мной. Говорил: “Обещать златые горы не умею, зато любить могу – сама в том убедишься”. Звал уехать куда-нибудь. Дочку обещал удочерить. Он мне объясняется в любви, целует, а меня одолевает зевота. Эх, думаю, Сашка, Сашка, дубинушка ты моя неотесанная, достаточно того, что я пересиливаю себя и дозволяю тебе ласкать меня. Если бы ты мог читать мои мысли, бедный, с ума бы сошел, давно сбежал бы от меня. Тьфу… сейчас вспомнила, что и я его целовала. После очередной встречи один голос мне твердил: “Тешься над ним, сколько тебе влезет – пусть и его жена помается!” А другой голос упрашивал: “Оставь его. Оставь их всех! И без тебя разбитых семей немало!” “И вправду, – подумала я, – кому я мщу? Таким же, как я!“ И перестала встречаться с ним. Но одной тоскливо было жить.

И я решила позвонить ему. Но телефон перепутала, попала в квартиру к другому мужчине. Как-то шутя познакомились. Звать Володя. Работает на маршрутном такси. Женатый тоже. Думала, для счету. Но сразу же, с первой встречи, он меня покорил. Чем-то неуловимым. Теперь думаю: таких, как я, у него был миллион. Я ему поддалась, как удаву лягушка. Все думы были только о нем. После каждой встречи он меня все более и более притягивал. Чем? Сама не могла понять. Был вроде как все мужики. Правда, крепкий, чуть повыше среднего роста. Серые глаза с лукавинкой. Нос прямой. Небольшие усики. Что мне более нравилось в нем? Говорил в дело. И был неисправимым весельчаком. Мне было радостно с ним встречаться. В каждой маршрутке видела его. У него сынишка на год постарше моей дочки. Он его любит. И жену любит. Пригласила его к себе домой. Пили чай. Разговаривали. Вдруг стук в дверь. Муж Виктор входит. Гневно покосился на Володю. Сам живет с другой, а меня ревнует, шельмец. Спрашиваю: “Ты почто пришел?” – “Дочь навестить”, – отвечает. Оленька была у бабушки. Не знаю, с какой стати я стала тут его поучать. Говорю: “С такой-то рожей нашел бы помоложавей да потихоньку, чтобы никто не знал, если уж так захотелось чужой-то… а ты на женщину с двумя детьми набросился, да еще вон от тебя она забеременела. Не выкарабкаться тебе, мой милый, до гробовой доски из того хомута, в который ты влез. И я тебе ничем помочь не могу”. Слушал, слушал он меня, потом нервно повернулся и вышел, с силой захлопнув за собой дверь.

После посещения Виктора разговор у нас с Володей не клеился. Посидел он еще некоторое время и ушел. В квартире у меня стало опять пусто. И на душе неприятно. Володя в то время был мне нужен как воздух. Он много о своей семье рассказывал, и я ему верила, а вот Алексашке, например, нет. А почему? Да потому, что Володя мне по душе пришелся. Мне казалось, он был настоящим в жизни моим попутчиком. Я благодарна была ему за это. Словно в хорошем сне он мне приснился. Я даже отважилась тогда заявление подать на расторжение брака. Но, увы. Виктор в назначенное число не явился. Суд отложили. Не явился в тот день и Володя ко мне на свидание. На другой день ходила встречать его на линию. Подъехала маршрутка, гляжу на него, а он и ухом не ведет. Может, заподозрил, что я его на себе силком женю? Правду говорят: “Чужой муж не потешка, а одна насмешка!” Мне тогда хотелось ревмя реветь. Ведь я опять оказалась одна-одинешенька на всем белом свете. Жизнь без любви казалась каторгой. Это было настоящее испытание. Да. Кровью и нервами достается житейская мудрость. Тут надо быть сильной, а я слабенькая. Из любых житейских передряг мне так хочется выйти победительницей. И всегда при этом держать высоко голову. Но это мне удается лишь на людях, и то не всегда, а как только остаюсь одна, ощущаю себя как на скользком краю пропасти. Боюсь шагу ступить, голова кружится.

А жизнь шла своим чередом. Дня не проходило, чтобы какой-то ловелас не попытался завлечь меня. Словно на лбу моем было написано, что я соломенная вдова.

Тут еще цыган один все норовил присвататься ко мне. Говорил, что будет любить меня жгучей любовью. С работы поехала домой, и он за мной увязался. Все улыбался. Обоими глазами подмигивал. А я думала: “Ах ты, рыбина копченая! Ведь я не таких видывала. Ты у меня в досаде запоешь Лазаря, когда в свой табор улепетывать станешь”. Хотела ему напакостить и его жене, а он оказался холостым и жил не в таборе, а в квартире с матерью. Видимо, осевшие цыгане. Работал на заводе. Денег, говорит, у них куры не клюют. На другой день обещал золотое кольцо подарить. Говорю: “Не надо мне от тебя никакого кольца, и сам от меня испарись!” Еле отделалась. Еще мне цыган на хватало.

Как-то в выходной день ехали мы с дочкой в автобусе, смотрим, неподалеку от нас крутит, как сова, своей белобрысой головой Александр, тот самый Алексашка, мое горе луковое. “Сколько лет, сколько зим”, – говорит. Чудным он каким-то показался на этот раз. Рассказал, что с женой живут до сих пор каждый по себе. “А ты?” – спросил. “Я, как и прежде, одна!” Тут дочка прижалась ко мне и чуть слышно спросила: “Мамка, почему ты всем говоришь: одна да одна? Мы же с тобой вдвоем живем!” Интересная у меня Оленька.

От нечего делать пригласила Лексашку в гости. Посмотрели телевизор. Покушали. Подумала: к чему любовь. Может, без нее обойдусь. Не совсем уж он и плохой. И вправду куда-нибудь уехать с ним, чтобы глаза мои не видели и уши не слышали ничего из прошлого. Спросила: “Кто хоть тебя оцарапал?” Ответил: “Жена!” и осекся. Так и остался он в моей памяти хвастуном. Не могла я к нему привыкнуть. Не было в нем того, чего бы я хотела. Сказала ему об этом. Думала, как репей, не отцепится. Нет, больше не появлялся.

На другой день приехал Виктор, супруг, на мотоцикле. Я его называю супругом, потому что еще с ним не разведена. Смотрит, никого у нас посторонних нет. Подошел к Оленьке, дал ей гостинцев: новую куклу и шоколадку. Видно было, что он только побрился. Пахло его любимым одеколоном “Красная Москва”.

Свеженький был как огурчик. Замелькали мысли в моей голове: “Эх, Виктор, Виктор, может, и вправду я сама во всем была виновата? Говорят, в нынешнее время семья-то на женщине держится!” Посмотрела на него. Какой он хороший! Лучше всех! В этот раз поговорили без скандала. Целый вечер играл с дочерью. Долго катал ее на мотоцикле. На прощание пожал мне руку и, смеясь, сказал: “Зина, я на развод подал!” Этими словами он меня как ледяной водой облил. Ему я на это ничего не ответила, а про себя подумала: “Смейся, смейся, милый, ты в тот раз на суд не явился, а я на этот не приду. Теперь ты меня подождешь”. А когда пришла повестка – пошла. Только всю ночь не спала. Ворочалась с боку на бок. Себя в этот раз поймала на мысли: чем реже он приходил, тем легче я переносила нашу трагикомедию. Придет, всполошит меня, и снова я становлюсь злюкой. Мысленно представила всех своих “донжуанов”, на душе моей сделалось противно и мерзко.

Когда я доказываю своей соседке, что почти каждый мужчина – кобель, она не верит мне. И в душе, наверное, осуждает меня, думает, что я уж совсем… заблудшая. У нас с ней нередко дело доходит даже до ссоры. Своего мужа она так и подавно боготворит. Меня это бесит. Всегда хочется прекратить этот разговор, и в то же время я его опять сама начинаю. Я ей до сих пор завидую. Может, она и есть одна из тех женщин, которых до беспамятства любят и никогда не бросают. Должна признаться, между прочим, что ее тепло, ее вера в любимого и меня согревают и всегда тянет к ней. Вот как тут сделаться такой же, как она?

Недавно я где-то вычитала, что женщины любят тех мужчин, которые ими занимаются. Такая любовь не по мне. В моем характере ситуация обратная: я люблю только тех мужчин, которыми сама увлеченно занимаюсь. На самом деле, я так хочу любить. Неужели больше не встречу такого человека? Эх, и полюбила бы я его тогда. До могилы бы. Пылинки бы с него сдувала. Только смогу ли теперь кого полюбить? Иногда мысленно представляю. Нет. Не смогу. Потому что не верю никому. Все опостылели. Вот и обручальное кольцо на правой руке ношу, чтобы не приставали. А может, прошла она, любовь-то? Ведь, говорят, по-настоящему-то любят только один раз.

Меня однажды обозвали нехорошим словом. Иногда я и сама о себе думала так. Сколько раз я давала себе слово, чтобы не только не встречаться с мужчинами, но и не глядеть на них. Но не проходило и трех дней, как свой зарок нарушала, стреляя глазами и улыбаясь всем им подряд. И они липли ко мне как мухи на мед. Видел Бог, мне и самой было не сладко вешаться на шеи чужим мужчинам и себя позволять обнимать.

Но, как ни странно, я только тогда познала истинную цену семейного счастья, когда испытала этот вертеп. Ведь мне всего двадцать три года, а кажется, прожила сорок три. Порой мне хотелось крикнуть: “Люди, не осуждайте меня! Ведь вы не знаете, каково мне было, когда я металась в те бессонные ночи, ждала его, а он целовал другую! Я тогда волосы на себе рвала. Утром, не выспавшись, ехала на работу. А там все валилось из рук. Слезы застилали глаза. А когда вы догадывались, жалели меня, я в этой жалости находила насмешку и подвох. Старалась как можно скорее отплатить вам злом. Иначе я не могла жить. Для меня тогда вы все были врагами. Я в своем мщении, словно садистка, находила удовольствие. А с Виктором разговаривала вслух, хотя его не было рядом. Когда узнала, что его сожительница забеременела, мне не только ему, но и ей хотелось причинить зло, чтобы и они были, как и я, несчастными”.

Ночь прошла. Почему-то всех стало жалко. В том числе и Виктора. Еще раз представила: а если все-таки вернется он, как мы будем жить? Нет уж. Пусть живет с той.

В зал суда пришла спокойная. Встретились с ним опять по-хорошему. Он был такой растерянный. Я удивилась. Это значит, та его принуждает разводиться. И решила: не дам развод! Что там говорила – не помню, только опять суд отложили. Обратно шли вместе. Разговаривали о работе, о дочери.

Мне сейчас даже не верится, что я когда-то жила счастливо, как большинство женщин, что у меня был любящий муж, семья, куда я после работы стремилась, ради кого жила. Неужели все это кончилось?»

Тут она умолкла. Вечернее солнце уже опустилось за горизонт. Еще недавно его жаркие лучи разноцветными бликами где мягко, а где до рези в глазах отражались в игривых волнах. Сейчас они погасли. Закат покрыло огромное белесое облако. Над морем, особенно вдали, как пыль, висела седая мгла. Устремив свой пристальный взгляд в сторону моря, она оживленно прошептала: «Вы слышите?» Ее грустные глаза засветились вдруг радостью. Воздух, насыщенный свежестью моря, словно опьянил ее. Там, в сгущавшейся туманной мгле, слышались все вечерние звуки моря. Они сливались в одну бесконечно-таинственную волшебную мелодию. Я также шепотом ответил ей: «Конечно, слышу!» И оба облегченно вздохнули.

Странно было смотреть на эту женщину. Ее взгляд то смеялся, то, чуть не плача, грустил. Но и в том, и в другом случае глаза излучали такое тепло, от которого, казалось, растаяло бы ледяное сердце.

Вскоре, попрощавшись, она ушла. А я еще долго размышлял в одиночестве над ее откровением. И понял, что море для нее было великим творцом и исполнителем своей симфонии. Исхлестанная неудачами, беспомощная, она приходила слушать его и исповедоваться перед ним, набираться сил и энергии для новой, нормальной жизни.

1976 г., 2002 г.