Читать книгу Царица Теней: возвращение Персефоны - - Страница 12

Лана не могла вернуться домой, где родители непременно задержали бы исполнение её плана, и не могла снять номер в отеле, где существовала вероятность навредить смертным. Макс это прекрасно понимал, поэтому, предупредив просьбу Ланы, предложил свою квартиру в Риме. Филиалы его строительной компании находились по всему миру, и он так или иначе приобретал собственное жильё, чтобы останавливаться там, на время командировок – Макс не использовал божественные силы в работе, он думал, что лучше казаться расточительным богачом, чем открыть свою суть всему миру.

Итак, Лана попала в Рим.

Светлая квартира с маленьким балкончиком, выходящим на старое кафе, уютно размещалась на втором этаже жилого дома в центре Рима. Лучи закатного солнца окрасили в розовый стены и окна, светлые шторы у распахнутой двери балкона колыхнулись, приоткрывая часть комнаты. На белом полу алыми пятнами крови выделялись маки, живые тени, отражённые вздрагивающим пламенем свеч, падали на девушку в центре. Лана лежала на подушке, подоткнув под неё руку, и шептала слова, взлетавшие в полумрак и словно разбивающие его.

– Мак один отправлю в корзину плетёную, – произнесла она и закрыла глаза, – второй приколю к вороту платья светлого, третий пойдёт в венок весенний на голову нимфы, а четвёртый…

…любимому в дар, чтоб на сердце выменять, – закончила Лана.

Дуновение свежего ветра заставило её вздрогнуть, она приоткрыла глаза, и успела увидеть, как полупрозрачная ткань, усыпанная алмазами звёзд, падает на неё сверху. Лана резко села, протянула руки к ткани, и выдохнула.

– Морфей!

Ткань дёрнулась, скрутилась и, взмыв вверх, описала круг по комнате, сметая маки с пола.

– Морфей! – повторила Лана, и ткань опустилась позади неё, формируясь в тёмный силуэт. Мрачные подобия рук потянулись к плечам. – Морфей! – в третий раз сказала Лана. Только тогда силуэт сформировался в бога. В того самого, которого она звала.

Морфей тихо рассмеялся, беззвучно обходя Лану по кругу.

– Веками никто не нарушал мой покой таким способом… – он заинтересованно склонил голову.

– И не наяву, и не во сне, – ровным высокомерным тоном заговорила Лана, – и не живого, и не мёртвого встретишь ты вестника. И вестник здесь. Я призываю отдать то, что было вручено тебе у берегов Ахерона.

Лицо Морфея исказилось. Он боролся с собой какое-то время, но затем преклонил колено и сложил руки у сердца – ладонь к ладони – затем постепенно развёл их в стороны, воссоздавая из воздуха и маковых лепестков флакон с серебристой жидкостью, подбросил его и поймал. Серебристая жидкость замерцала в свете свечей.

– Я подчиняюсь, вестница. Скажи ему, его призыв услышан, Морфей на его стороне.

– Есть кое-что ещё, – заявила Лана, – мне нужен напиток Перемен.

Морфей встал и манерно поправил свои тёмные одеяния.

– Напиток Перемен? Но разве полубоги и наследники не могут менять облик по собственному желанию? – он прищурился. – О, я понял. Нужно изменить не только внешность, но и скопировать отражение божественной силы, – Морфей хлопнул в ладоши, – это я люблю… но… – он свёл тёмные брови к переносице в притворном огорчении, – это не бесплатно, вестница. И я не уверен, что тебе есть, чем платить.

Эффект их связи начал развеиваться. По правде говоря, чтобы удержать такую связь с самим Морфеем, нужно было гораздо больше божественных сил, чем имелось у Ланы, и она уже чувствовала, что держаться сможет недолго. Восемь из шестнадцати свечей погасли.

– Что тебе нужно?

– Хорошие воспоминания, – Морфей пожал плечами, – например… – он постучал указательным пальцем по собственному носу, – … хорошие воспоминания о твоей сестре?

Лана молчала, но Морфею отчего-то очень хотелось уговорить её, и он стал настаивать.

– Я знаю, что ты делаешь, поверь мне. Воспоминания о ней порождают тёплые чувства, взывают к совести… без них ты станешь свободной, сильной, уверенной и бесстрашной. Без них ты получишь всё, что пожелаешь.

– Сначала напиток, – Лана протянула руку. Её чувства сейчас не имели никакого значения, да и она сама не владела собственной судьбой. – Сначала напиток, а потом забирай воспоминания. Они мне не нужны…

… Лана глубоко вздохнула, закрыла глаза и открыла снова. Свечи погасли, Морфей ушёл, а желанный напиток остался в её руке.

***

(Золотая Эпоха Богов)

… И всё было по-прежнему. Солнце, луга, рощи и ручьи, цветы и южный ветер. Только всё это больше не радовало, не оставляло ярких впечатлений, жгучего восторга в груди, не заставляло вставать по утрам.

Персефона грустила.

Даже ссора Деметры и Зевса, когда двенадцать дней и двенадцать ночей небо прошивали молнии, казалась Персефоне ярче и интереснее её прежней жизни на земле, где теперь и рядом с матерью она не чувствовала себя спокойно. Несмотря на договорённости, Деметра оградила дочь от всего мира: запретила ей бывать на Олимпе и встречаться с богами, закрыла её в куполе божественной защиты, без возможности выйти за его пределы. Деметра, в своём стремлении вечно видеть в Персефоне чистое невинное дитя, забыла о том, что её дочь богиня и царица, что у её дочери собственная жизнь.

На четыре долгих луны Персефона замкнулась в себе: занималась цветами, наслаждалась природой… В её силах было вырваться из плена, сделать всё по-своему, но, привыкшая подчиняться матери, Персефона никак не могла решиться пойти против её воли. Всё изменилось перед очередной встречей великой троицы. Три брата – Зевс, Посейдон и Аид – собирались на Олимпе, чтобы почтить приветствием друг друга и обсудить важные дела их царств. Гера и Амфитрита часто сопровождали своих мужей – чуткие и мудрые, они развлекали их, сглаживали острые углы, наводили на правильные мысли. Персефона надеялась на этот день, ждала, что Зевс призовёт её на Олимп, но Зевс, то ли из-за страха перед Деметрой, то ли из-за нежелания снова вступать в споры, промолчал.

Последней каплей стало то, что на этот Совет Триединства он призвал и остальных богов. Всех, кроме неё. В отчаянии и горе Персефона отправилась на берег ручья и воззвала к Нереидам – сёстрам тех, что сопровождали её во дворце Аида. И Нереиды услышали её зов.

Ранним утром, когда колесница Гелиоса едва показалась на горизонте, а Деметра отправилась на встречу трёх братьев, к Персефоне наведались Нереиды. Двенадцать юных нимф семенили за тринадцатой – столь же прекрасной, как океан, и такой же лёгкой, как морской бриз. Смешливая, искренняя, открытая, тринадцатая нереида вышла к Персефоне и склонила голову в том поклоне, в каком обычно приветствуют равных.

– Приветствую богиню весны и царицу царства Теней, – вежливо сказала она, – я Амфитрита, супруга Посейдона.

Персефона встала, не в силах поверить в то, что слышит. Неужели сама Амфитрита? Раньше они не встречались, и Персефона всегда представляла жену Посейдона высокомерной, молчаливой и властной, но как она сама менялась вне тронного зала дворца Аида, так и Амфитрита оказалась яркой жизнерадостной девушкой вне своих царских обязанностей.

– А я Персефона…

– Я знаю твоё имя, все говорят о тебе… – отмахнулась Амфитрита, – и я восхищена. Ты такая красивая и смелая, ты достойна занять свободное место среди жён великой троицы, – она прошла мимо Персефоны и резко обернулась. Зелёные одежды взлетели и опустились от этого движения, волосы сверкнули бликами воды, а в воздухе разлился аромат морской соли и водорослей. – Я хочу быть твоим другом, но это позже… пока, мы должны сделать так, чтобы твоё первое появление на Олимпе в роли царицы Теней запомнилось надолго. Никто не посмеет усомниться в твоём положении.

Персефона нахмурилась, с недоверием глядя на неё.

– Почему ты мне помогаешь?

Амфитриту не оскорбило недоверие, и тёплая улыбка не исчезла с её лица. Она лишь взмахнула рукой, и её сёстры-нереиды вынесли тёмные царские одежды и корону, ту самую, которую Персефона носила в царстве Теней.

– Многие завидуют тебе, Персефона, – сказала Амфитрита, – кто-то недоволен появлением времён года, кто-то считает тебя недостойной старшего брата из трёх, но только не я. Море всегда приносит дары, и оно неподвластно устойчивым стереотипам, в стоячей воде не выжить золотым рыбкам. Твоя мать, – Амфитрита состроила смешную гримасу, – пытается разладить твой брак. Этого не будет. Афродита сказала, вы предназначены друг другу, а кто, если не она, может знать о предназначении всё?

– Но я… здесь божественный барьер и… – Персефона не договорила, понимая, как по-детски это звучит. Она же просто пытается найти оправдания своему бездействию, своей нерешительности.

– Ты богиня весны, ты царица Мёртвых, займи своё место! Ни мать, ни отец, никто не может говорить тебе, что делать. – Амфитрита стала помогать ей переодеваться, продолжая щебетать над ухом. – О, я знаю это чувство, когда, возвращаясь домой, ты теряешь над собой контроль, забываешь, что ты уже не ребёнок, забываешь о своём положении и обязанностях. Особенно если привыкла к заботе родителей, к безусловному их почитанию. Я пришла напомнить тебе, кто ты такая, чтобы ты потом напомнила об этом другим. Ты войдёшь со мной в зал Дворца Собраний на Олимпе не как дочь Деметры, а как равная мне богиня. Иди и сияй! – она закончила свой монолог и поставила в нём жирную точку, закрепив корону Персефоны в её волосах. – Пора.

Зал Собраний был переполнен богами, их голоса гулом звучали меж колонн – все стояли по кругу, а в центре возвышались три трона, выстроенные ещё до раздела царств. На одном из них восседали Зевс и Гера, напротив Аид – с его стороны круг богов редел, они теснились в сторону Зевса, и лишь самые бесстрашные, вроде Гелиоса и Афины, оставались на своих местах. Третий трон пока пустовал. Ожидание опускалось на всех присутствующих и постепенно растворяло их терпение, но жаловаться было нельзя. Все знали, что Посейдон, в силу своих обязанностей, не мог сиюминутно покинуть океан и явиться на встречу – любой его недосмотр мог привести к катастрофе, а после случая с Деметрой боги не желали никаких катастроф хотя бы в ближайшие десять веков.

Однако ожидаемое, как всегда и бывает, свершилось не так, как представляли себе все присутствующие. Прежде Посейдона явился Гермес, он возник у входа и громогласно объявил:

– Арес бог Войны присутствовать не сможет. Он шлёт свои сожаления Зевсу и искренние извинения.

В иные времена Зевс бы разгневался, приказал бы немедленно найти Ареса и привести сюда, но сегодня он был обеспокоен иными проблемами, и значения этому не придал. Гермес, тем временем готовый принять весь гнев отца на себя, немало удивился и поспешил представить остальных новоприбывших.

– Владыка Морей Посейдон. Царица Морей Амфитрита. Богиня Весны и царица Подземного царства, Персефона.

Они вошли втроём. Амфитрита и Посейдон рука об руку, Персефона на расстоянии шага в стороне, но на одном уровне с ними. В тёмных одеждах, в непревзойдённом величии своего образа, созданного Амфитритой, она притягивала взгляды.

В зале Собраний воцарилась тишина. Все до единого застыли в неоконченных движениях, словно в двери вошла не Персефона, а Медуза Гаргона, и только Аид медленно поднялся с места. Персефоне хотелось броситься к нему, бежать через залу, чтобы влететь в его родные объятья, по которым она так сильно тосковала. Но Персефона не могла. Вняв словам Амфитриты, она пришла сюда не как дочь Деметры, и не как богиня Весны, Персефона явилась сюда царицей, женой одного из трёх верховных богов, и должна была оставаться ей до конца. Она грациозно проследовала к трону и под всеобщие взгляды – восхищённые, завистливые, осуждающие – села рядом с Аидом.

– Аид, брат мой, – Зевс, как и следовало гостеприимному царю, заговорил первым, – в том, чтобы говорить со мной стоя, нет нужды.

Аид не услышал его. Он смотрел на Персефону, его Персефону, гордую и царственную, которая вот так запросто прошла и села подле него, будто это не унижало её в глазах других, будто это место было самым почётным из всех существующих. Персефона улыбнулась, ощущая на себе его взгляд, но не посмотрела в ответ – не пристало царям устраивать семейные сцены на общем Совете. Да и царицам тоже.

– Брат… – обратился к Аиду Посейдон, – если у тебя есть, что сказать, перед началом Совета, прошу, поторопись. Океан требует моего постоянного присутствия.

Аид выглядел так, словно это не он только что явился из царства Теней, а Персефона воскресла после многочисленных попыток вернуть её.

– Прошу прощения, мне нечего сказать. – Аид крепче сжал скипетр и опустился на трон. – Какие дела столь срочно заставили тебя собрать нас здесь, Зевс?

Зевс пустился в пространные рассказы об активности амазонок, разбушевавшемся урагане у черты Пустынных земель и очень скоро втянул в диалог своих братьев, а затем и остальных богов. В какой-то момент, когда все слишком увлеклись обсуждением, Персефона, интуитивно чувствуя супруга, коснулась его руки.

– Если ты продолжишь, – тихо произнёс он, отвлекаясь, – я заберу тебя отсюда прямо сейчас, наплевав на все условности.

– О, это было бы неслыханно, – так же тихо ответила Персефона и улыбнулась.

Аид аккуратно убрал руку и снова вернулся к диалогу с Зевсом.

Они проговорили полдня, а после, решив все возможные проблемы, разошлись. Аиду нужно было идти, у Персефоны оставалось ещё целая луна до возвращения – она не хотела прощаться. Молча, Персефона вышла вслед за Аидом на площадь дворца и снова взяла его за руку, переплетая пальцы.

– Не уходи.

Он сжал её руку в ответ и увлёк в сторону, в тень, чтобы даже Гелиос не видел их, и только там, затаив дыхание, он взял её за обе руки и прижался к ним губами.

– Ты знаешь, что мне здесь не место. У Аида не может быть дворца на Олимпе, – он горько усмехнулся. – До появления тебя в моей жизни я об этом не жалел.

– И не жалей, просто побудь со мной, я… тоскую и люблю… и холод твоего царства мне дороже родных полей.

Аид прикрыл глаза и прижал Персефону к себе, его дыхание коснулось её уха, потревожив пряди волос в причёске, губы – сначала робко – коснулись шеи, проложили дорожку из поцелуев до подбородка, к щеке и, наконец, накрыли её губы. Это был поцелуй долгожданной встречи и отчаянной тоски по единственной женщине, которую он любил, по лучику света, которым она осветила его царство.

Персефона не столько увидела, сколько почувствовала чьё-то присутствие и успела среагировать вовремя. Деметра нашла их и набросилась на Аида с божественными зёрнами – её уникальное оружие, острые и меткие, пронзающие плоть золотые зёрна пшеницы.

– Отойди от неё!

Божественные зёрна метнулись в сторону Аида и с тихим звуком врезались в защитный барьер, выставленный Персефоной. Она заслонила собой мужа.

– Мама! Как ты можешь?!

Аид напоследок коснулся руки Персефоны и шепнул:

– Я буду ждать тебя…

– Нет! – Персефона обернулась в попытке остановить его, но её руки поймали воздух, в котором ещё мерцали лазурные огоньки. Аид ушёл.

– Пусть идёт! А ты… – Деметра пошла к дочери, собираясь снова отчитать её и за появление на Совете, и за то, что ослушалась, и за эту встречу с Аидом, но наткнулась на её взгляд. Деметра ещё никогда в жизни не видела у неё такого взгляда.

– Ты так настаивала на том, чтобы бездействовать и не заниматься своими прямыми обязанностями, пока меня нет, мама. Так хотела оставить мир без плодов, цветов и зелени. Что ж, ты добилась своего, – Персефона вскинула подбородок, гордо прошла мимо матери, и исчезла в воздухе золотистым сиянием, оставляя после себя багровые листья клёна. Вместе с её исчезновением, исчезло и тепло. На Олимп ворвался холодный ветер, а деревья и травы поблёкли и стали желтеть.

Персефона вернулась домой и больше не покидала его. Она тосковала, и природа грустила вместе с ней – увядала зелень, плакали дожди, осенние ветра дули со всех сторон, приближая зиму.

С первым снегом Персефона спустилась в царство Теней. Она спешила туда так, что не нашла время отправить послание о возвращении, ей хотелось увидеть его лично как можно скорее, обнять его, быть с ним. Асклаф приветственно вышел ей навстречу, но она лишь бросила короткое: «потом!», – и поспешила дальше. Аид был в спальне Персефоны, где с момента её ухода ничего не цвело, зато хранило их общие воспоминания, и он проводил время там – в единственном месте, которое казалось ему ближе всего к ней.

Персефона ворвалась к нему и застыла на пороге, тяжело дыша, словно весь путь сюда прошла пешком… Он медленно повернулся к ней. Один удар сердца, второй, и вот они в порыве чувств в два шага сокращают расстояние, разделяющее их, и падают в объятья друг друга как в источник с живой водой.

– Без тебя здесь было темно и пусто, – прошептал он.

– Без тебя темно и пусто было в моём сердце… – ответила она.

(наши дни)

Лина проснулась в слезах. Теперь воспоминания приходили к ней каждый раз, как она засыпала, и каждый раз приносили ей нечто новое – такое, отчего её сердце не могло не чувствовать, не могло не болеть. Тот Аид, которого она знала сейчас, казался ей бледной тенью прошлого и больше похожим на того, каким его любили изображать смертные. Холодный, равнодушный, отстранённый… иногда злой. Что могло случиться с ним тогда? Что произошло с ним за годы в темнице? Всё чаще Лина думала, что обязана понять, обязана выяснить всё, чтобы не допустить ошибки. Убийство одного из великой троицы грозило пошатнуть мироздание, и она не верила, что «Протект» и Зевс этого не понимают.