Читать книгу Царица Теней: возвращение Персефоны - - Страница 6

(наши дни)

Рассвет над морем. Успокаивающий, тихий, вселяющий в сердца искренние и чистые надежды. Лина вышла из ворот санатория и, сняв туфельки, прошлась по пляжу до самой воды, утопая в сером ещё прохладном песке. Море было спокойно, в нескольких километрах от берега резвились дельфины, лёгкий плеск волн звучал утренней музыкой. Лина улыбалась. В глубине её зелёных глаз прятались первые лучи, подсвечивая их до изумрудного оттенка, лёгкий морской бриз обнимал обнажённые плечи, играл с распущенными каштановыми волосами…

Лина любила отдыхать в «Колхиде» – так назывался санаторий на магнитных песках Черноморского побережья – каждое лето она сбегала сюда на неделю, оставляя дома всё, что с ней происходило, а происходило многое. Будучи первой дочерью, не получившей способностей, в семье наследников древних богов, она справедливо считала себя неудачницей. После школы, несмотря на начитанность и острый ум, ей не удалось ни поступить, ни закончить какие-нибудь курсы, приходилось подрабатывать то тут, то там, надеясь, найти своё призвание. Даже отношения с мужчинами складывались из ряда вон плохо – единственной удачей и настоящим спасением оказалось знакомство с Максимом Невским. Они встретились ещё в раннем детстве и с тех пор не разлучались. У него были женщины, у неё мужчины, их же личные взаимные чувства оставались исключительно дружескими, хотя, несмотря на это, Максим вёл себя как по-настоящему любящий человек. Его поддержка в самых трудных ситуациях казалась неоценимой и давала положительные результаты – Макс всегда был рядом, сколько Лина себя помнила. В этот санаторий он тоже приезжал с ней и прямо сейчас вышел на пляж, уже полностью одетый.

– Боевая готовность, Лин.

– Я так и думала, что в этом году на долгий отдых рассчитывать не стоило, – сказала она, бросив на Макса косой взгляд, и вздохнула, – а так хотелось.

Максим Невский тоже принадлежал к сонму божественных наследников, но его происхождение стояло куда выше происхождения Лины. Макс на самом деле был Максимиллианом, сыном Гефеста, истинным полубогом. Лина не знала, чем заслужила честь дружить с ним. Ей нравился Макс, правда нравился, как человек и друг – он не кичился своей силой, как делали многие полубоги его возраста, не вёл ежеминутные разговоры о богах и наследных семьях – в общем, старался быть похожим на смертных, какой хотела быть и сама Лина. Без способностей Лине оставалось лишь адаптироваться в обществе и, в конце концов, прийти к тому, чтобы навсегда забыть о существовании другого мира – мира богов и полубогов, живущих под носом у смертных.

– Портал уже готов, – сообщил Максим, – мы переместимся сразу в Небесный Храм Деметры. Твоя сестра прибыла вчера.

Лина вздохнула. В свои двадцать пять она уже отказалась от надежд на проявление сил, но её младшая сестра только вступала на этот путь. Элане было предначертано пробудить в себе дух Персефоны, погибшей в древней войне, и исполнить пророчество оракула. Элана, милая Лана, с худенькой светлой косой и голубыми глазами, обожаемая родителями и всем сонмом полубогов, не заслуживала такой участи, не заслуживала того, чтобы стать убийцей… Лина с удовольствием взяла бы на себя её ношу, но зерно души Персефоны никогда не проявлялось в ней, и она могла только наблюдать за тем, как её младшая сестра медленно идёт к божественному перерождению.

– Значит, это последний наш день вместе? Спасибо, что был со мной, – грустно улыбнулась Лина.

– О чём ты? – не понял Макс.

– Ты станешь хранителем и пройдёшь с Ланой весь путь до назначенного события, я буду помехой… Макс, я хочу забыть это всё, я хочу жить обычной жизнью, без ссылки на божественных предков.

Максим снисходительно покачал головой и взял Лину за руку.

– Двадцать первый век, о чём ты говоришь? Боги живут среди людей тысячелетиями, развиваются и меняются вместе с ними… зачем нам забывать друг друга? То, что у тебя нет способностей, не определяет тебя как смертную. Это просто значит, что у тебя иной путь. Ты не изменишь того, что в твоём теле течёт кровь Зевса, ты не изменишь пророчество и предназначение своей семьи, – он вдруг усмехнулся. – Ты, правда, хочешь забыть свою связь с Олимпийцами? Или ты хочешь забыть меня?

Лина ахнула от такой формулировки.

– Конечно, нет. Ты мой лучший друг, но обязанности хранителя подразумевают всегда находиться рядом с объектом охраны, отвлечение на других людей в это не входит, верно?

– Так, послушай меня, Элина, – если Макс называл её полное имя, то он либо злился, либо собирался сказать какую-то очень серьёзную вещь, – помимо тебя у меня есть ещё моя строительная компания, которой я не стану пренебрегать. Почему я должен напоминать, что мы живём среди людей, защищаем их, адаптируемся к ним? Ты и сама всё знаешь, у тебя с детства перед носом отличный пример, этот ваш дядя Август. И потом… ты же знаешь, я в любом случае тебя не брошу.

– Правда? – наивно спросила Лина, чувствуя, как жгучие слёзы подступают к глазам. В памяти всплыло красивое лицо маминого хранителя Августа и его насмешливый с хрипотцой голос: «будь сильной, Аленький Цветочек, впереди целая удивительная жизнь, на фоне которой эти глупости не стоят твоих слёз».

– Иначе меня бы тут не было, – с улыбкой ответил Максим и по-дружески приобнял её за плечи.

Они оба снова посмотрели на море – дельфины уплыли, а солнце поднялось над горизонтом, напоминая им, что время летит быстрее, чем они хотят, и намного быстрее, чем они думают.

***

С последней войны богов семья Лины несла в своей крови не только божественное наследие, но и зерно души Персефоны. Оно проявлялось по женской линии в одной из обязательно рождавшихся дочерей и должно было, рано или поздно, превратить одну из них в настоящую живую Персефону, только до сих пор за сотни веков ни одна из девочек не переродилась. Да, зерно души Персефоны проявлялось, но не давало плодов – девочки, в конце концов, становились женщинами, затем матерями и бабушками… Лина надеялась, что пророчество Оракула не проявит себя и в этот раз.

Поскольку сама Лина была бесполезна в плане перемещений, Максиму пришлось помочь ей пройти через портал на другую сторону. Лина видела Храм Деметры в мире смертных, но в небесных чертогах никогда не была. Входить сюда могли немногие, да и ей самой сложно давалось присутствие любой божественной силы, поэтому, оказавшись здесь, она несколько минут стояла на месте и рассматривала всё вокруг, привыкая к атмосфере и ощущениям. Она нашла храм очень простым: под сводами каменного грота с круглым отверстием вверху, через которое лилась плотная струя кристально-чистой воды, благоухала чудесная поляна цветов. Среди буйства красок и зелени на поляне возвышалась фигура женщины из белого мрамора – она стояла на коленях, согнувшись пополам, и прятала лицо в ладонях, её нагое тело прикрывали только длинные растрёпанные волосы. Деметра.

Лина привычно поклонилась ей и стала искать взглядом куда-то подевавшегося Максима, но нашла…

– Клессандра! – перед ней возникла высокая молодая женщина с забранными наверх ярко-рыжими волосами. Клессандра, как и все здесь, была одета в длинную белую мантию поверх вечернего белого платья, похожего скорее на свадебное. Странные были причуды у богов в двадцать первом веке, Лина их не понимала, но с правилами соглашалась и следовала им. Женщинам полагалось надевать платья на подобные встречи, мужчинам костюмы – мантии являлись обязательным атрибутом для всех. – Неужели я вижу саму дочь Посейдона?

– Не забывай, Элина, что я теперь глава хранителей, будь уважительнее! – рассмеялась Клессандра. Она училась с Линой в школе до пятого класса, но после отправилась на обучение вместе с сотней других полубогов, а затем заняла место главы в «Протекте» – организации, защищающей семью Лины, а точнее, зерно души Персефоны.

– Не требуй от меня слишком много, ты пока на испытательном сроке… – Лина вымученно улыбнулась ей, стараясь казаться бодрой, но сила, исходящая от окружающих, давила на неё и заставляла ощущать себя слабой, почти больной.

Клесс надула губки в притворной обиде, но, заметив состояние Лины, поспешила помочь ей найти Максима и занять им место в общей группе, собравшейся вокруг статуи Деметры.

Церемония посвящения должна была проходить в присутствии одного из богов и, поскольку, ждали только его, Лина успела немного прийти в себя и успокоиться. Говорили, что на посвящении, которое проходила её мать Ариана, присутствовал сам Зевс, теперь же его не ждали, и Лина молилась всем богам, чтобы это действительно был не он. К счастью, Зевс не явился, отправив вместо себя Гермеса – лёгкий как солнечный лучик вечно молодой Гермес возник рядом с Деметрой и заставил всех немедленно замолчать. Его сияние, его сила отразились на Лине, и она едва не потеряла сознание – ей пришлось схватиться за руку Максима и не отпускать её до конца.

Церемония проходила тихо.

Лана испуганно смотрела сияющими большими глазами на Гермеса и с трудом отвечала на вопросы. Лина буквально чувствовала, как у её сестры сжимается всё внутри, как Лана старается скрыть дрожь в руках, совладать с голосом. Когда Гермес преподнёс Лане гранат, Лина замерла, ожидая, что случится дальше и невольно сделала шаг вперёд. Она помнила из рассказов матери, что гранат должен сам раскрыться и бросить зёрна к ногам избранной девушки – это бы значило, что пророчество начало действовать, Персефона пробудилась и пора готовить другой обряд – обряд убийства Аида. Много веков плоды граната не раскрывались, а три последних века просто трескались, не выбрасывая зёрен, что дало право богам ожидать возвращения Персефоны уже в этом поколении. Лина предпочитала думать, что до перерождения Персефоны ещё далеко, если оно вообще случится, но где-то в глубине души её одолевали сомнения, вызывающие искренний страх.

Словно в замедленной съёмке Лана потянулась руками к гранату, тот замер в воздухе над её ладонями, выделяясь ярко-алым пятном на фоне белых мантий, вздрогнул и раскрылся. Не многие поняли, что произошло, когда зёрна граната, выброшенные в воздух, упали к ногам Лины.

Не Ланы.

Небесный Храм Деметры на миг погрузился в полную тишину, а затем разразился гомоном всевозможных голосов. Кто-то ахал, причитал, кто-то кричал, там и тут слышались восклицания: невнятные, тихие и громкие, осуждающие и восторженные. Лина отшатнулась. Гранат испачкал полы её белой мантии, голоса вторглись в сознание, угнетая и раздражая до такой степени, что Лина зажала уши руками – когда же это не помогло, она, неизвестно откуда нашедшая в себе ярость, крикнула, что было мочи:

– Заткнитесь!

Сердце её в этот момент болезненно дрогнуло и забилось так сильно, будто до этого никогда не билось вовсе. Лина схватила ртом воздух, сжала ткань платья на груди в кулак, оступилась и вдруг на глазах у всех исчезла, растворившись в золотистом сиянии.

***

Темнота. Непроницаемая, бесконечная темнота и холод. Каждый вздох, как испытание, каждое движение, как подвиг. Лина выпала из золотистой вспышки на холодный шершавый камень – страх пожирал её изнутри, страх и боль, грани которой размывались, и было не ясно, что и где именно болит. Ослабленная присутствием Гермеса, она едва находила силы оставаться в сознании. Лина не понимала, как гранат мог выбрать её. Считалось, что только восемнадцатилетние девушки могли раскрыть в себе сущность Персефоны, но Лине уже было двадцать пять и, более того, она не умела ничего и ни к чему не была способна. Если зерно души не убьёт её, то она всё равно погибнет ещё до того, как завершит предначертанное.

– Дитя… – женский голос, отразившейся тройным эхом, появился так внезапно, что Лина дёрнулась и больно ударилась о какой-то выступ в темноте, однако голос оказался не самой пугающей вещью.

Сверху прямо на неё смотрели три огромных женских лица, их можно было назвать красивыми, если бы не устрашающая величина. Лина открыла рот в беззвучном крике, желая на самом деле потерять сознание, но мироздание отказало ей даже в этом. Она с ужасом поняла, что попала прямо в логово великих Мойр.

– Дитя… – повторили Мойры одновременно. Свет, льющийся будто из самой Лины, осветил их громоздкие тела и руки, которые бережно держали длинную плетёную нить, – твой путь давно определён. Следуй за своей Судьбой.

Лина тяжело дышала, она не могла сказать ни слова и только желала поскорее убраться отсюда. Ей было всё равно, какую судьбу избрали ей боги, она не будет никого убивать, она не станет богиней, потому что она просто Лина, просто неудачница, похожая на смертных.

– Это какая-то ошибка, я уже слишком взрослая для завершения церемонии… случилась какая-то ошибка… – пробормотала она, наконец, не вполне понимая, что говорит. Её мысли были заняты воспоминанием последовательности действий. Разве в плане убийства Аида существовала встреча с Мойрами?

– Ошибка? – засмеялась Клото, прядущая нить судьбы, и смех её потряс само основание этого места. Мойры не шли в сравнение с лёгким и почти человекоподобным Гермесом, а может, сам Гермес лишь хотел казаться таким для других, чтобы не пугать полубогов своей истиной силой.

– Ошибка!

– Ошибка!

Рассмеялись вслед за сестрой Лахесис и Атропос. Последняя склонилась к Лине и внимательно всмотрелась в её лицо.

– Ты слишком стара для этой церемонии – факт неоспоримый. Зерно души Персефоны слабее твоей воли, и ты, верно, никогда не сможешь забыть своё смертное воплощение, но память Персефоны вернётся и смешается с твоей.... Ты Персефона. Сделай, что должна.

– Нет. Я не могу, я не хочу… – Лина стала отползать от Мойр, в попытке оказаться от них как можно дальше. Но не тут-то было. Лахесис взмахнула рукой, и Лине преградила путь стена плотного воздуха, она вжалась в неё спиной и с ужасом подумала, что Мойры могут запросто убить её или отправить в междумирье, откуда она никогда не вернётся и будет вечность бродить там не живая и не мёртвая.

– Знаешь ли ты, – не слушая возражений, продолжила Лахесис, – о войне между царством Теней и Олимпом? Знаешь ли, из-за чего сошлись в страшной схватке два родных брата?

Лина не ответила. Она знала, но боялась сказать нечто такое, что разозлит великих божеств.

– Говорят, из-за жажды власти Аида, – ответила Клото. Мойры посмотрели друг на друга и стали разговаривать между собой так, чтобы Лина слышала и понимала их.

– Говорят, Аид возжелал власти над небом и морями, – поддержала сестру Атропос, – для этого ему нужна была сила Кроноса, и он решил принести в жертву свою жену, дабы возродить великого отца, подчинить его себе и завладеть всеми сокровищами мира.

– Тогда Зевс собрал армию богов и полубогов, чтобы сразить Аида, – подхватила Лахесис. – Началась война. Страшная кровопролитная война, в которой погибшие боги не могли переродиться или попасть в царство Теней, они обращались пеплом и переставали существовать.

– Так, – сказала Клото, – Персефона, узнав о том, что собирался сделать с ней супруг, посчитала это предательством и встала на сторону Зевса. В одной из последних схваток Аид пронзил её своим скипетром и сдался Зевсу по собственной воле. Война была закончена для всех богов…

– Для всех, кроме Деметры, – возразила Атропос. – В горе и гневе она потребовала от Зевса убить Аида, но оказалось, что лишь рукой Персефоны возможно избавиться от Владыки Мёртвых. Боги собрались на совет, где приняли решение вернуть Персефону к жизни.

– Только её, – Лахесис подняла указательный палец, и нить судьбы обвилась вокруг него как живая змейка, – ибо для создания зерна души нужны были мастерство Гефеста и божественная сущность одной из старших богинь. И кто бы рискнул жертвовать собой, кроме любящей матери? Конечно, Деметра предложила себя. Зерно создали и передали на хранение и взращивание одной из дочерей Зевса. С тех пор вечно спит Деметра в Небесном гроте, под его каменными сводами, в окружении цветов, и ждёт, когда нестабильное семя души окрепнет и вернёт к жизни её возлюбленное дитя.

– Аид заточён навеки, – мечтательно высказалась Клото, – убить его будет лёгким делом.

– Но нужно ли его убивать? – задумалась Атропос. – Как ты считаешь, дитя? – она обернулась и уставилась на Лину немигающим взглядом.

– Я…

– В темницу его ведёт дорога твоя… – пропела Клото.

– И в том надежда распутать прошлого нить… – добавила Лахесис.

– Но помни, дитя, что бы ни было суждено, поступок свершённый будет нельзя отменить, – закончила Атропос.

Лина ощутила странный трепет в сердце, а в следующий миг снова растворилась в воздухе золотистым сиянием.

– Нет-нет-нет… – зашептала она, больно стукнувшись коленями о камень.

Лина оказалась в круге света под чёрным гранитным постаментом, где в цепях солнечной энергии был закован Аид. Лина увидела лишь низ постамента, но ни разу не усомнилась в том, где находится. Её трясло, руки не слушались, а ноги казались ватными и потерявшими чувствительность.

– Нет-нет-нет, – как безумная шептала она, жмурясь и изо всех сил стараясь не поднимать голову, но сила, схожая с неуёмным любопытством, тянула её вверх, взглянуть в лицо тому, кого с самого основания мира боялось всё живое на земле.

Лина сжала голову руками… зов усилился вместе с этим её действием, и она не справилась… Её взгляд медленно поднялся к босым, едва касающимся постамента ногам, скользнул по длинным чёрным одеждам, разодранному вороту, открывающему белую кожу груди и шеи, по прядям длинных серебристо-белых волос, ниспадающих до самых колен, а затем остановился на лице. То, что увидела Лина, её поразило… нет! Нет, даже шокировало. Все представления об Аиде, его статуи, портреты, описания смертных, – всё это не шло ни в какое сравнение с его истиной внешностью. Он был из тех мужчин, что одним своим видом вызывали уважение и трепет; в нём непостижимым образом сочетались молодость и мудрость, красота обычного человека и стать древнегреческого война, божественная сила и простота. Может быть, Аид не был привлекательным мужчиной, но от одного его присутствия у Лины захватывало дух. Она смотрела на него, не двигаясь, словно завороженная, когда неизвестно откуда взявшийся ветер разметал волосы Аида, привлекая внимание Лины к его поднятым вверх рукам, опутанным цепями. Солнечные звенья цепи прожигали кожу до самых костей, но Аид был бессмертным, и кожа снова срасталась, а затем плавилась вновь – бесконечный круговорот боли, к которому он за века, похоже, привык… или смирился.

Лина встала, не отводя от Аида взгляда. Убить его? По словам Мойр можно было подумать, что он жалок и слаб, но его муки не выглядели слабостью, а сам он лучился стойкостью и властью. Распутать прошлого нить? Как?

Едва этот вопрос сформировался в её голове, как в темноте у края светового круга проявился короткий обоюдоострый меч, он сверкнул отблесками солнечных цепей и, подплыв на расстояние вытянутой руки к Лине, задрожал в воздухе, призывая схватиться за рукоять. Лина потянулась к мечу, но вдруг одёрнула себя, так его и не коснувшись – что бы там ни было, она не собиралась и не собирается никого убивать. Это не её судьба. Она этого не хочет. Лина снова перевела взгляд на лицо Аида и шумно сглотнула, когда его ресницы дрогнули. Возможно, её сомнение и нерешительность, а может, нежелание убивать стали причиной следующих событий, но Лину вдруг дёрнуло вперёд и вверх, словно кто-то подцепил её за солнечное сплетение волшебным крючком, и она повисла в воздухе напротив Аида, не в силах как-то помешать происходящему или отказаться от него.

– Что происходит? – эти слова сорвались с её губ, похожие на бред, когда голову пронзила невыносимая боль.

Воспоминания Персефоны, её детство и юность обрушились на Лину, заполняя собой всё – сердце, переполненное эмоциями, заболело и стало яростно колотиться в грудную клетку, сбивая дыхание… Лина действительно погрузилась в полубредовое состояние, она едва понимала, где находится, и что с ней, поэтому новый рывок не принёс ей ни удивления, ни страха, она лишь выставила руку вперёд, чтобы смягчить столкновение, и через мгновение упёрлась ладонью в грудь Аида. Воздух от этого заискрил, тысячи молний прошили пространство вокруг постамента, а солнечные цепи осыпались золотым сиянием на каменный пол. Ресницы Аида снова дрогнули. Впервые за всё время он открыл глаза и посмотрел на Лину – она видела, как с отсутствующего его взгляд меняется на заинтересованный, удивлённый, а затем на приятно-тёплый – губы Аида приоткрылись в попытке что-то ей сказать. Один удар сердца, второй, третий… на четвёртый Лина, внезапно разучившись дышать, услышала его тихий глубокий голос, проникающий в сознание, касающийся, казалось, самых далёких уголков души.

– Сокровище…

Второе его слово потонуло в новой вспышке молний, и они оба грохнулись на пол. Лина зажмурилась от боли, а когда открыла глаза, обнаружила, что вернулась в Небесный храм Деметры. Она стояла на коленях перед Деметрой с изодранными руками, испачканными к тому же раздавленными зёрнами граната, а сама Деметра истекала водой – сквозь каменные пальцы с лица богини капали настоящие солёные слёзы.

Гомон голосов вернулся. Вся группа присутствующих полубогов окружила её, кто-то взял её за руку, попытался поставить на ноги, но она не смогла встать, только подняла голову, увидела Максима и, прежде чем потерять сознание, прошептала:

– Аид.

***

Веками он прозябал здесь, во дворце из чёрного золота, дворце Владыки Мёртвых. Дни, наполненные серостью царства Теней, не приносили ни радостей, ни печалей, только одиночество, хотя, признаться, здесь он был вовсе не один – сотни сторонников Аида слонялись по бескрайним землям, выполняя обязанности, которыми занимались всю жизнь. Не одни, но вечно одиноки. Даже его брат-близнец Танатос не мог унять этого чувства, не мог разрушить бесконечную тоску.

Новое утро не должно было принести никаких известий, однако сегодня было особенное утро, самое невозможное из всех. Он бы увидел этот огонёк, будучи в самом Тартаре или в недрах земли, даже вечный сон не заставил бы его отвернуться от белого едва заметного сияния. Он метнулся к дверям и переместился фиолетовым облаком к реке. Его пурпурные одежды стелились по тёмным камням, когда он, пренебрегая затхлыми испарениями и зеленовато-белёсым туманом, шёл по берегу к причалу, где во тьме на безжизненно-гладкой поверхности Стикса проступили очертания знакомого силуэта.

Огонёк мерцал на верхнем наконечнике длинного весла Харона, которым он правил ладью к берегу.

– Приветствую тебя, Гипнос, – нос ладьи мягко стукнулся о берег, и Харон поднял весло, преобразуя его в посох, а затем спустился на камни, оставляя за собой всплеск мёртвой воды.

Гипнос не отводил взгляда от огонька, теперь прятавшегося в изогнутых когтях посоха.

– Нас посетил Гермес?

Боги не любили спускаться в царство Теней, лишь Гермес приносил сюда вести Аиду, но после войны даже он предпочитал не переступать черту Тёмных Врат, всё передавал через Харона или Гекату. Только мир смертных оставался нейтральной территорией, и там, в образах простых людей, боги продолжали общаться показательно вежливо, будто между ними никогда не было ни войн, ни разногласий.

– Нет. – Харон отрицательно качнул головой, отчего края его широкого капюшона дрогнули. – Сегодня весть сама явилась к нам, друг мой. Передай ЕЙ… Владыка Мёртвых вернулся.