Читать книгу Колесо фортуны - - Страница 4

…На улице мороз под минус тридцать, из труб тянутся вверх столбы белого дыма, а рассветное небо такое прозрачное и почти бесцветное, будто хрустальное. Все идут в школу и на работу как ни в чем не бывало, снег оглушительно скрипит под валенками, на вдохе ноздри склеиваются даже под пуховым платком, а на выдохе оттаивают. Все ветки превратились в белое кружево, и на ресницах тоже нарос иней. Девочке кажется, что она в сказке про Морозко, и вот-вот выскочит откуда ни возьмись старичок-волшебник: «Тепло ли тебе, девица?» – «Тепло, батюшка!»…

В один из таких морозных дней Людмила, вернувшись домой, обнаружила в прихожей подсунутый под дверь конверт.

– Бабушка, бабушка!

Не слышит. Совсем плохо слышать стала, да и глаза уже не те, ниткой в иголку не попадает, читает еле-еле, только если очень крупно. Людмила подходит поближе.

– Да бабушка же! Я пришла! – кричит она ей в ухо.

– О, Людмилушка, вернулась уже? Как в школе? Я тут прикорнула немножко после обеда…

– В школе нормально, бабушка, а что это за конверт под дверью?

– Какой конверт?.. Я не слышала ничего, видать, приходил кто. Что написано-то?

– Вале.

– Ну, мама вернется, прочтет. Не открывай без нее.

Она и не собиралась – мама наругает, хоть и любопытно ужасно, что там внутри. От кого письмо? Почему не почтой?.. Чтобы скоротать время, садится рисовать. Домик, дым идет. Забор, деревце, цветочки, солнце и она с мамой. Хочется нарисовать папу, как на рисунке подружки. И она придумывает его и ставит в середину, он держит за руки ее и маму. Ну конечно, думает она, папа у нее есть. Просто здесь ему спать негде. Мама говорила, он живет далеко, в городе Киеве. Почему не с ними? Да ты посмотри, Людмилка, какая у нас комнатка маленькая, где бы он спал? – Я бы подвинулась, сама говоришь – в тесноте, да не в обиде. Мама молча гладит ее по голове и не отвечает, а глаза у нее грустные-грустные.

Наконец мама возвращается с работы, за окном уже темень. Мамино пальто холодное, и руки тоже, даже под варежками.

– Мама, смотри, тут письмо тебе!

Заледеневшими с мороза, негнущимися пальцами Валентина торопливо распечатывает, разрывает конверт, уже зная, от кого письмо – как не узнать этот почерк? Маленькие аккуратные буковки, «В» с петелькой в нижней половинке…

Прочитав записку – всего несколько строчек на половине тетрадного листка – мама тащит ее одеваться, спешно закутывает в пуховый платок.

– Поехали скорей, может, успеем!

Людмила ничего не понимает, но послушно следует за матерью.

На улице в свете редких фонарей сугробы посверкивают, как будто кто-то рассыпал в них блестки. Тропка к автобусной остановке раскатана подошвами до льда. Автобус уже полупустой и холодный, стекла обледенели, покрылись сказочными узорами – перья, листочки, завитки… Сквозь них почти ничего не видно, только желтые пятна там, где стоят фонари или светятся окна. Девочка протирает стекло варежкой, соскребая иней, но это помогает ненадолго, проталина быстро запотевает и снова начинает замерзать. Садиться холодно.

Они едут долго-долго, так долго, что ноги у Людмилы коченеют, несмотря на шерстяные носки поверх обычных и валенки.

Наконец выходят из автобуса. Впереди – огромное здание, в шесть этажей, первые два – с серой колоннадой. Как дворец! На самом верху светятся большие буквы: «Гостиница ‘‘Южный Урал’’». Мама идет быстро, почти бежит, и Людмиле приходится бежать за ней. Врывается в гостиницу, спешит к администратору.

– Здравствуйте! Яковенко Николай еще здесь?

Девушка разводит руками:

– Уехал… Двадцать минут назад.

Мама разворачивается и идет к двери, она больше никуда не спешит. Людмила смотрит ей в лицо – по щекам катятся слезы… Девочка ничего не понимает. Кто такой этот Николай? Чего из-за него плакать? Зачем вообще было тащиться на другой конец города, да еще в такую холодину и метель? Что-то тут не так…

Проходит время, может, полтора года, а может, два, и история повторяется. Бабушка не слышит стука в дверь, и Николай, оставив записку, уходит. Девочка подросла: читать письма, адресованные матери, она уже не боится, да и случайно услышанные обрывки взрослых разговоров, которые не предназначались для ее ушей, сложились в смутную картину происходящего. Она разворачивает листок – конверта на сей раз нет, а значит, и вскрывать нечего.

Валюша, я тебя люблю и никогда не забуду!

Николай

– Мама, этот Николай… Он что, мой отец?

Валентине не хочется рассказывать, слезы опять подступают к глазам. Но девочка имеет право знать… И она рассказывает ей всю историю. О том, как в начале войны самовольно записалась на курсы медсестер и их, восемь девчонок, призвали в армию и направили на 2-й Украинский фронт. Но им-то хотелось быть на переднем крае, в самой гуще, защищать Родину! И они подали рапорта. О том, как она с артполком прошла боевой путь от Северного Донца до самого Будапешта. О том, как ей дали медаль за отвагу за взятие Запорожья… О фронтовой любви медсестры и молодого командира, украинца Николая Яковенко, красавца и храбреца. Заговорив про свою любовь, Валентина оживляется. Ей приятно вспомнить, как она была счастлива, невзирая на войну, разрывы снарядов, грязь, холод, убитых и раненых, которых она перевязывала каждый день. Когда они оставались вдвоем, то не могли оторваться друг от друга. Его чувство юмора, смелость и решительность во всем, нежность к ней и слова любви, на которые он не скупился, свели ее с ума. Плод любви не заставил себя долго ждать… Валентина и Николай не знали, радоваться им или плакать. Беременной женщине не место на передовой, а значит, нужно демобилизоваться. Он должен остаться на фронте без нее… Решили, что она уедет в самом начале апреля, но вот уже середина месяца, а она придумывает разные предлоги, чтобы потянуть время, задержаться еще хоть немного.

В конце апреля Николай твердо сказал: «Валюша, дорогая, мы должны думать о нашем сыне». Почему-то он думал, что родится сын, и позже писал ей: «Пусть наш сын растет на славу Родине, на страх врагам». Ни в одной стране, наверное, не было такого патриотизма во время Второй мировой, как в Советском Союзе.

Николай настаивал, чтобы его Валюшка поехала в Киев, к его родителям. Но она случайно прочитала письмо от мамы: та писала, что кацапки – так украинцы называли русских – им не надо. Не сказав любимому ни слова, решила, что поедет к своим.

Быстро собравшись, она двинулась в путь. Дорога была очень тяжелая, добиралась с пересадками, в вагонах – грязь, антисанитария, много раненых… Но она умудрялась помогать и им. В пути слегла с воспалением легких и попала в военный госпиталь в каком-то небольшом городке в Грузии. Там тоже было много раненых и, как только Валентине стало получше, она начала и здесь применять свои медицинские навыки. В больнице так ее полюбили, что, когда она родила, не хотели ее отпускать и обеспечили ей хорошие условия, достойное питание, нашли для малышки одеялко, сделали пеленки из старых простыней… Да, родилась дочь полка, а вовсе не сын, как думал ее отец. Через месяц дали ей грузина в сопровождение, и Валюша отправилась к маме и сестрам с живым кулечком на руках.

Позже, много позже, Людмила узнает, что не только семья Николая была виновата в том, что она росла без отца. Сестры ее мамы были в бешенстве – голод, разруха, а тут еще и Валька «фронтовичку нагуляла». «И каким местом ты думала? Точно не головой! А теперь что? Чем кормить ребенка собираешься?» Валентина предпочитала отмалчиваться и терпеть нападки, глотая слезы. Потиранив вдоволь бессловесную сестру, свой гнев, свой страх перед будущим, неизбывную свою тревогу женщины обрушили на виновника – дескать, совратил молодую чистую девушку. Угрожали написать в партийные органы… В то время это была самая страшная угроза для человека, занимающего приличную должность. Николай пытался увидеть свою фронтовую любовь, называл ее женой, выбил для нее льготы, и она была на его иждивении с 1945 по 1948 год, но… В 1948 году их связь оборвалась. Об этом Людмила узнает, только когда прочитает автобиографию мамы, написанную в 1987 году, совершенно случайно обнаружив ее в старых бумагах. Мама никогда не рассказывала таких подробностей об их отношениях. Она его любила до конца жизни…

Судьба, однажды их разлучив, упорствовала и раз за разом разводила их пути-дороги. Однажды Валентина даже поехала в Киев – Людмиле тогда уже было двадцать, – но Николай, как назло, уехал с семьей отдыхать, и встреча опять не состоялась.

И сама Людмила отца так никогда и не увидит. В первый раз командировка в Киев сорвется из-за болезни сына, во второй – из-за болезни мужа… Но, уже взрослой, она часто будет говорить маме: «Мам, знаешь, что ты сделала самое главное в жизни?» – «Что?» – каждый раз будет спрашивать та. – «Нашла мне правильного папу». И правда, характером она удалась не в мать, та была слишком мягкой, не умела постоять за себя, из-за чего постоянно страдала. Людмиле же от отца достался боевой нрав, авантюризм – и умение во все всем находить что-то хорошее, а о плохом – не то чтобы забывать совсем, просто извлекать урок и больше не думать. На ее долю выпало много страшных испытаний, и, будь она другой, ей их было бы не выдержать.