Читать книгу Колесо фортуны - - Страница 6

Людмила решает перейти в школу рабочей молодежи и параллельно работать. Для поступления в институт важно иметь два года стажа, а она уже знает, что будет поступать – и не куда-нибудь, а в театральный.

В газете – очень кстати – попадается объявление: требуется линотипист. Так Людмила оказывается в типографии. Здесь ее учат работать на линотипе, большой наборной машине. Буквенные матрицы под контролем наборщика складываются в строку, нажимаешь рычаг – и строка попадает в отливной аппарат… Отвлекаться нельзя, работа очень ответственная, и за каждую ошибку-опечатку Островский отчитывает ее как маленькую. Людмила старается работать так, чтобы он подходил к ней как можно реже: от него жутко, просто невыносимо разит гвоздичным одеколоном. Гвоздика смешивается с запахом машин и сплава, вызывая тошноту и головокружение. Гарт – типографский сплав – содержит свинец, много свинца, но Людмила еще не знает, что, работая со свинцом, может испортить себе здоровье. Кажется, гвоздику она уже возненавидела на всю жизнь! Вдобавок от котла машины идет невыносимый жар – температура в нем градусов четыреста. Людмила обливается по́том даже сейчас, в конце зимы, а что будет летом, и вовсе страшно представить.

Краткие обеденные перерывы – как глоток свежего воздуха. А еще это возможность поболтать с другими работницами, понять, кто что делает, разобраться, как вращаются шестеренки отлаженного типографского механизма. В корректорской тихо, ничего не стучит и не стрекочет, слышно только приглушенное бормотание: текст вычитывают вслух. Так проще сосредоточиться на том, что читаешь, и меньше риска, что пропустишь какую-нибудь глупую опечатку. Об опечатках рассказывают друг другу шепотом во время перерывов, красноречиво округляя глаза. Самая легендарная, конечно, пропущенная «л» в слове «главнокомандующий», и не где-нибудь, а в переводе письма Сталину. И ведь это был сорок четвертый год! Тираж изъяли, сотрудников расстреляли… Сейчас, конечно, расстреливать за подобное не станут, но выгонят с позором, да еще и потом никуда не возьмут.

А знаете, девочки, говорят… Говорят, в какой-то газете перепутали местами буквы при наборе – в последнем слове выражения «боль в ухе». Да так и напечатали… Ну нет, не может быть, уж это-то точно выдумка! Разве можно такое пропустить?! Людмиле приходится закусить рукав, чтобы не расхохотаться в голос.

– Девочки, возьмите меня в корректорскую на подчитку! – набравшись смелости, просит она. И шепотом признается одной из корректоров, пухленькой веселушке Кате: – Терпеть не могу гвоздику!

Та понимающе хихикает. Со следующей недели Людмилу переведут в корректорскую.

***

Газеты Людмила всегда читает внимательно. Во-первых, сказывается корректорская привычка – в любом печатном тексте волей-неволей начинаешь выискивать ошибки. И находить их… А во вторых, среди объявлений могут попасться очень и очень полезные, как тогда, про типографию. Вот и на этот раз. «Объявляется конкурс в городской молодежный театр». В театр! Конечно, нужно пробоваться!

Конкурс большой – семь человек на место, но ничего особо сложного делать не нужно, ни петь (к счастью), ни танцевать. Только читать стихи. Тут Людмила как рыба в воде: после Маяковского она увлеклась поэзией, и к тому же Генриэтта Серафимовна показала им, что значит выразительное чтение. Людмила читает Багрицкого – не самый простой стих, зато полный патриотизма:

…И над нами

В туманах вспыхнула тогда,

Сияя красными огнями,

Пятиконечная звезда!..

Она читает без запинки, не спотыкаясь на непривычных ударениях вроде «гро́бы», голос звучит уверенно и звонко. Комиссия впечатлена. Приняли!

Начинается новая жизнь, полная интересных людей, репетиций, серьезных «взрослых» разговоров… А ведь работу и школу никто не отменял! Если работать еще как-то получается, то на школу сил и времени не хватает совсем. Людмила откровенно плавает, когда ее спрашивают, ей обидно и стыдно, но ничего изменить она не в состоянии. Театр для нее важнее.

Даже сейчас, по прошествии стольких лет, она удивляется, каким чудом сдала выпускные экзамены. Эти экзамены ей снятся с назойливой регулярностью: она подходит к столу, вытаскивает билет, читает – и понимает, что ничего, ничего не знает! Странные шутки шутит подсознание: какие-то, казалось бы, куда более травмирующие, события, проходят бесследно и забываются, а о каких-то вспоминаешь всю жизнь…

***

В театре у Людмилы появляется новая подруга, Таня. Она никогда еще ни с кем так близко не дружила – с одноклассницами и соседками по дому особо и не о чем было поговорить. С Таней они без конца обсуждают роли, делятся сплетнями, разыгрывают друг перед другом импровизированные сценки… А потом еще и влюбляются обе в одного парня.

У Юры выразительные голубые глаза, длинные темные ресницы и чувственные полные губы, он похож на Ихтиандра из «Человека-амфибии», то есть на актера Владимира Коренева. Над его шутками хохочет весь театр. Но… он на целых пять лет старше! Это колоссальная, просто непреодолимая разница, когда тебе еще нет и семнадцати, а ему уже двадцать два. Ты еще учишься в школе, а он – в институте, в медицинском. Ты для него ребенок, он тебя просто не замечает. Остается только тайно вздыхать, делиться своими переживаниями с подругой и мечтать. Ведь когда-нибудь ты вырастешь и, может быть, станешь для него достаточно «взрослой»!

Иногда, впрочем, он приглашает их в кино – то одну, то другую, но видно, что он делает это для порядка, и ему с ними откровенно скучно. Но пусть хоть так – все равно это возможность побыть с ним рядом.

Странное дело: Таня и Людмила совсем не ревнуют друг к другу, наоборот, общая влюбленность сближает их еще больше.

***

Первое мая, День труда. Людмила с подругами из театра идет на всеобщий субботник. Они убирают дворы, стаскивают в кучи и жгут нападавшие за зиму ветки, собирают разный мусор. Чего только тут не попадается! Чей-то одинокий ботинок, битое стекло, разорванные шины, поломанные игрушки… Эта, казалось бы, малоприятная работа приносит удивительную радость – вместе они делают мир чище, освобождают дорогу весне!

Погода – просто сказка, из земли уже пробилась трава, распустилась мать-и-мачеха и небесно-голубые пролески – они даже ярче Юриных глаз, – а в палисадниках красуются примулы и подснежники. Птицы щебечут, празднуя приход весны, и Людмиле тоже хочется петь.

Потом они идут на демонстрацию. Люди поздравляют друг друга, смеются, все нарядные, у всех цветы. С праздником приходит удивительное чувство единения – Людмила готова обнять весь мир, она гордится своей страной и народом. Сейчас, посреди веселой толпы, в окружении друзей, она по-настоящему счастлива.

Вечером – в Дом культуры, отметить Первомай. Людмилу пригласила подруга: с ней, конечно, ее муж и еще пара каких-то друзей, Людмила впервые их видит. Они садятся за столик, парни достают армянский коньяк, драгоценную колбасу, сыр, шпроты, конфеты и другие нехитрые закуски.

– Ну что, выпьем за День солидарности трудящихся, товарищи! – это муж подруги. Он щедро разливает коньяк по рюмкам, Людмиле налил до краев. Ей еще не исполнилось восемнадцати, но она чувствует себя взрослой.

Она не спешит его останавливать. Ей ни разу не доводилось пробовать даже вина, что уж говорить о коньяке, и очень любопытно, что же это такое. Она делает большой глоток. В горло и ниже, прямо в желудок, проваливается огненный ком, на глаза наворачиваются слезы. Людмила тут же заедает конфеткой и огонь гаснет, превращается в приятное тепло, которое окутывает ее облачком с головы до ног. Тосты сыплются один за другим, Людмила тоже что-то говорит, странно спотыкаясь на самых простых словах, и от этого ей вдруг становится ужасно смешно. Приятель Зининого мужа – Володя? Или Вася? – подливает ей еще. И еще.

Мир вокруг какой-то неправильный, зыбкий и странный. Перед глазами все плывет, как после долгого катания на карусели, голоса отдаляются. Людмила чувствует, что падает со стула…

Дальше – провал, полная чернота, память будто начисто вытертая грифельная доска. Она приходит в себя от резкой боли в затекшей руке, во рту сухо, ресницы склеились намертво. Она лежит на чем-то очень твердом. На полу?..

С немалым трудом вытащив из-под себя руку, она шевелит ватными пальцами и чувствует, как их начинают колоть крошечные иголочки. Онемение постепенно проходит, она протирает глаза и разлепляет веки. Уже светло. Она в незнакомом помещении (позже она узнает, что это была редакция одной из местных газет). Первый вопрос: «Где я? Как я сюда попала?» Последнее, что осталось в памяти – вчерашний вечер в Доме культуры с друзьями и каким-то незнакомцем. Но почему она не помнит, что было после, кто привез ее сюда и почему она полураздетая лежит на столе в кабинете какой-то конторы?

Рядом за другим столом сидит тот мужчина, который был с ними вчера. Его мерзкое лицо вызывает такое отвращение, что хочется запустить в него стоящим рядом телефоном. В сознании проясняется. Ответ на вопрос «Почему она здесь?» очевиден. Поспешно одевшись, она выскакивает из кабинета с чувством, будто ее окунули в дерьмо.

Потом она узнает имя этого человека: он работает фотокорреспондентом в этой редакции. Никогда больше она его не увидит. Этого мерзавца, возможно, использовавшего ее по полной программе, она вычеркнет из своей памяти. Неизвестно, что происходило с ней в эти восемь-десять часов. Что можно делать с безжизненным телом?.. Она постарается внушить себе, что самого страшного не произошло. Теперь она знает, как надо пить и что может случиться, когда человек теряет над собой контроль.

В памяти всплывают слова плаката на стене в коридоре поликлиники, где она лечила зубы в детстве и подолгу сидела в ожидании приема: «Алкогольное опьянение – это добровольное сумасшествие». Странно, что ей это запомнилось, ведь ей тогда было лет десять-двенадцать. Да, урок был суровый, но последствия могли быть и похуже. Этот эпизод она так хорошо вытеснит из памяти, что с трудом вспомнит, когда шестьдесят лет спустя возьмется за мемуары. И за эти шестьдесят лет никому не расскажет о случившемся.

Маме она сообщит, что переночевала у друзей; та ничего не заподозрит. Во всей этой гадкой истории для нее останется загадкой одно: как, каким образом из Дома культуры, где они отмечали Первое мая, она попала в редакцию, расположенную на другом конце города?..

***

В типографии Людмила больше не работает, уволилась оттуда осенью. Она устраивается в мединститут. Сначала ее определяют «на вешалку» – в гардеробную, но долго она там не остается: в ее смену кто-то украл ондатровую шапку. Совсем ее не выгоняют – не она ведь украла – просто переводят. Так она оказывается на должности с гордым названием «препаратор». На самом деле никакие «препараты» ей не доверяют, она всего-навсего моет полы в лаборатории.

Работа несложная, но однообразная и унылая до отвращения, еще хуже, чем накрывать пальто в ателье, а увидеться с Юрой удается куда реже, чем ей мечталось. Поэтому, когда одна из подруг, Лида, зовет ее на свое место в горком комсомола – ее переводят на бухгалтера – Людмила соглашается не раздумывая. Но сначала нужно пройти собеседование! Все-таки горком комсомола – серьезная организация…

Что же надеть? Выбирать особо не из чего – нарядов у Людмилы мало, и она после долгих колебаний натягивает красный сарафанчик. Сарафанчик хорош, сама шила – после той практики со швейной машинкой она на «ты». Вот только одно «но»… Слишком уж он откровенный! И молнию сбоку вставить не получилось, приходится придерживать рукой.

Все собеседование Людмила старается держаться прямее, чтобы коварный вырез не оттопырился еще сильнее, и прикрывает грудь, но, конечно же, ее маневры не остаются незамеченными.

– Девочка хорошая, может выходить на работу, – сообщают Лиде в горкоме. – Только сарафанчик пусть все-таки поменяет!