Читать книгу Пицца - - Страница 5

Сразу же слышу в трубке недовольно-вялое и усталое «Алло!», которое предвещает мне немалые проблемы.

– Привет! Ты звонил? Как дела? – проговариваю вроде и уверенно, однако понимая, что у Толика есть все основания обвинить менять чуть ли не в любых смертных грехах, и потому я стараюсь тщательно голосом замаскировать нервное волнение.

– Вот ты и сыскалась пропажа! Это как понимать? Я тебе третий день звоню, ты трубки не берешь, потом вообще выдала номер – сбросила меня. Как это вообще называется?

Это называется крутой наезд, но не с моей стороны. Со стороны Толика. Я его уже знаю, как облупленного. Если наезжает, то выхода два: упасть на колени (в прямом смысле слова) и залиться горючими слезами или сделать ответную «наездочку». Поскольку упасть на колени по телефону по понятным причинам я не могла, то оставался только второй вариант.

– Толик, почему ты на меня голос повышаешь? Я что, виновата в чем-то перед тобой? Ты даже не слушаешь моих объяснений, а уже орешь, как взбесившийся медведь!

– Я? – теперь он точно зарычал, как медведь.

– Да, ты!

– Нет ты меня послушай, детка, это ты что-то там попутала, раз думаешь, что можно вот так человека швырять, как мяч. Я тебе не…

Дальше шла ненормативная лексика, которую Толик, любитель йоги и книг по саморазвитию, участник групп Вконтакте, посвященных Кийосаки, Шарме, Хиллу и другим гуру позитивного мышления и оптимистического пути развития личности, всячески искоренял из своего лексикона, но тем не менее так и не искоренил и потому употреблял регулярно. И естественно основной помехой искоренения являлся не кто иной, как его непутевая девушка, то есть я. Уж очень необходимы были грубые, неприличные слова в его нелегком и совершенно непозитивном деле моего перевоспитания.

Я выслушала его двухэтажный, переходящий на третий этаж, мат и впервые ощутила странное безразличие. Если раньше я сразу же бросалась доказывать ему обратное, волновалась, переживала, что же теперь будет, то сейчас, в данный момент, его эмоциональный выплеск вызвал во мне только равнодушное презрение.

Молчу, стоя у окна. На улице как-то в один момент стало скверно: бескрасочно и безрадостно. Солнце ушло куда-то далеко-далеко за сивую плотную дымку туч, стал накрапывать мокрый невидимый снег. Совсем не то, что было еще пару часов назад, и уж совсем не то, что было пару дней назад.

– Алло, ты меня слушаешь? Алло! – горлопанит Толик.

– Да. Я здесь, – отвечаю тихо и очень хочется добавить «Ну чего тебе надо?».

– Ты мне что-то собираешься ответить или как?

На язык напрашивается «Или как», как в фильме моем любимом, но понимаю, что это приведет по меньшей мере к недельной ссоре и самым моим нестерпимым (хотя конечно напускным) мучениям. И даже после того, как я перед ним извинюсь, это «Или как» будет вспоминаться мне чуть не ежедневно, ставиться в укор мне и в заслугу себе, Анатолию, что он мол простил такую бесчувственную грубиянку и все из-за большой, незаслуженной мною любви.

Я на автомате тараторю:

– Толечка, ты все не так понял. Я правда не могла тебе ответить, чтобы не расстраивать. Давай ты заедешь завтра, и я тебе все объясню. Ты же мой самый умный, самый добрый и понимающий.

И прочую лживую ахинею…

Еще минута ушла на всякие сюсюканья, комплименты и уверения его в его же собственной исключительности, значимости и незаменимости для меня, да и для всего мира до кучи. Наконец утихаю со своими дифирамбами.

Уже заметно более раздобревший, хотя и все еще хмурной голос бухтит в трубку:

– А почему завтра? Чего сегодня заехать не могу что ли?

Ну что ему ответить? Что была б моя воля, то век бы тебя не видала? Потому что в нынешнем моем состоянии так мне и чувствуется, и желается. Но я-то девушка благоразумная, дисциплинированная и с головой «дружащая» и потому ничего лучшего, как промямлить:

– Сегодня я себя плохо чувствую. Давай лучше завтра, милый!

– Нет уж, милая! – передразнивает он меня, – Сегодня! И никаких отговорок.

Что-то хочу возразить и что-то даже возражаю, но может оттого, что Толик – телец, а может просто оттого, что характер у него такой, он упирается и стоит на своем. Такое «стояние на своем» на него находит частенько, тогда я уже знаю, мне проще согласиться, чем его уговорить. Я соглашаюсь и на этот раз.

Мы прощаемся в трубку, и я уныло представляю себе предстоящий вечер. Сначала будут извинения, я намелю какую-нибудь чушь, что приболела по-женски и не хотела его тревожить понапрасну. Толик все эти женские темы терпеть не может, и я точно знаю, что на том расследование и завершится, но не завершится, к сожалению, его обиженность и дурное настроение. И потому мне придется вкусно его накормить, в сто двадцать пятый раз расхвалить и потом конечно заняться с ним сексом. Хотя у нас это правильнее назвать зарядкой с пыхтениями и сопениями Толика. Он кажется думает, что чем больше пыхтит и сопит, тем больше показывает, как старается и тем больше я от его старания, потому что больше не от чего, получаю удовольствия. Потом я конечно как всегда скажу, что он вот сегодня вот просто, как никогда, вот прямо превзошел себя и доставил мне такое удовольствие! Мы возможно ещё посмотрим телевизор часик-другой, если Толик не сильно устал на работе, а если устал, то сразу же завалимся спать. Всю ночь я буду подмерзать и просыпаться, потому что Толик утаскивает на себя все одеяло, ближе к рассвету мне это надоест, и я достану из шкафа плед. Но уснуть мне все равно не удастся, потому что как раз в это время Толик как раз переворачивается на спину и начинает громко, с хрюканьями и булькотаниями храпеть. Утром он запретит мне есть мои любимые слойки с ветчиной и сыром, потому что я и так, как он накануне успел заметить, порядком уплотнилась. Вместо них он приготовит пресный и невкусный омлет с луком, спаржей и помидорами. Я буду давиться этим омлетом, приговаривать, как вкусно, как свежо, как прекрасно сочетаются продукты, а сама втайне буду ждать его скорейшего ухода, чтобы насладиться желанными слойками. До своего ухода он за столом поинтересуется делами в магазине и потом уйдет, смачно так, звонко чмокнув меня в губы. У меня после его ухода промелькнет в голове непрошенная грустная мысль: «Неужели этого я хочу до конца своей жизни?». Я отгоню ее, как своевольную муху, перепутавшую адрес и случайно залетевшую в мой дом. Ведь есть же что-то в Толике и хорошее, его заботливость, его надежность, его порядочность, в конце концов. В моей памяти запечатлелось множество красивых счастливых моментов наших с ним отношений. Только вот незадача – вспоминать эти моменты мне с каждый днем становится все труднее и труднее. А вспоминать мне их нужно как можно чаще, иначе муха так и не покинет моего дома.