Читать книгу Канадий. Приключенческая история с французским акцентом - - Страница 15

Апрель, апрель

Приятным моментом стало знакомство с соседкой, живущей в квартире рядом. В первый раз она пришла ко мне в первый же день, но тот день был таким эмоциональным, так что я не запомнил её, потому что тогда соседи посещали меня табунами. Кажется, она сказала, что её зовут мадам Сорель и что-то ещё.

Мадам Сорель пришла дня через два и принесла мне бутерброды. Увидев, что я не один, она, извинившись, удалилась, а через пять минут пришла снова с бутербродом для Эммы. Тут уж я её рассмотрел. Ей много лет, но она силится выглядеть моложе: нормальная такая конституция, отличная стрижка, хоть волосы седые, ярко накрашенные ногти. Она пенсионерка, бывшая артистка или музыканша, я не понял точно. Она была в брючном трикотажном костюме приятного для глаз цвета. Наши бабушки в таких костюмах выходят на улицу, а дома пребывают в халатах. Интересно, есть у неё халат?

В следующий раз она зазвала меня к себе на чаепитие.

– У вас тут пока готовить еду невозможно, а вы целый день сидите. Пойдёмте попьём вместе чаю.

Квартира мадам Сорель была по метражу такой же, как моя. Интерьер тоже старенький, но более скромный. На всей обстановке лежит печать времени. Вернее возраста хозяйки. Она сама прекрасно вписывается в комнату с тяжёлыми жаккардовыми портьерами линялого коричневого цвета, с диваном, обитым протёртым во многих местах гобеленом, со столом, покрытым скатертью с бахромой, и высоким фикусом в огромной кадушке. Самое ценное и величественное в квартире у моей соседки – это рояль. В фортепианных фирмах я не понимаю, но, по-моему, инструмент старинный и очень дорогой. Ну мне так кажется.

– Вы останетесь здесь, Канадий, во Франции? – спросила она меня за чаем.

– Нет, мадам, я вернусь на родину.

– А Эмма хотела бы, что бы вы остались, – заметила соседка.

Что ей в голову взбрело? Она видела мою Огненную подругу всего один раз.

– У нас нет никаких отношений, – оправдывался я. – Мы слишком разные.

– Я тоже хотела бы, чтобы вы остались в Париже и были моим соседом. Но природа моего желания совсем не та, что у Эммы.

Модам Сорель опустила глаза и подвинула ко мне тарелку с печеньем.

– Эмме пора замуж, – сделал вывод я. – Наверное, в Шаво-Куркур нет претендентов.

– Уверена, что есть. Но вы для неё очень выгодный вариант.

– О чём вы, мадам Сорель? Вы имеете в виду мою парижскую собственность? Мне кажется, Эмма равнодушна к деньгам, вернее, не слишком рвётся к богатству.

– Ошибаетесь, молодой человек, – мадам поставила чашку на блюдце. – Финансы интересуют всех, и Эмма не исключение. Она хищница. Так что будьте осторожны.

– Благодарю вас. Но женитьба в мои планы не входит.

Мадам сидела в кресле спиной к окну, и на её лицо свет почти не попадал. Я же хотел рассмотреть её глаза, чтобы попытаться понять природу её интереса ко мне.

– Не пытайтесь понять женщину, – неожиданно заявила она и засмеялась, – а то, не дай бог, ещё поймёте!

Мадам Сорель посоветовала мне оценщика с опытом и дала его телефон.

Через день пришёл оценщик. Когда он увидел выставленную в гостиной мебель, стол, уставленный роскошной посудой, серебряными блюдами и подсвечниками, картины в богатых рамах, он цокнул языком:

– О-ля-ля!

– Ля-ля, трюфеля! – срифмовал я по-русски.

Оценщик проторчал в квартире три дня, работая чётко в рабочие часы. Эмму я отправлял с мелочёвкой в антикварные магазины и на блошиный рынок. Сам я оставался в квартире, читая записи Марты де Флориан, жившей, как я понял, в конце девятнадцатого, в начале двадцатого века. Это занятие было мне по душе, но Эмма откровенно ругалась.

– Ты отлыниваешь от работы! – возмущалась она. – Что тут скажешь? Ты ленивый бабушкин внучок.

– Я иностранец, – оправдывался я. – А ты на своей земле. К тому же твоя закваска, – я имел в виду её крепкую деревенскую натуру, но не стал расшифровывать свою мысль, – это твоё преимущество. С продажами у тебя получится лучше, чем у меня…

Она и правда, выручила неплохую сумму за проданные на блошином рынке вещицы, так что смог пригласить Эмму в ресторан на ужин. В антикварных же магазинах наши штучки зависли. Стоило подумать об аукционе.

Оценщик, завершив работу, передал мне опись вещей и напоследок сказал:

– Вы можете стать очень богатым человеком, месье. Самый дорогой предмет в вашей коллекции – это портрет дамы в розовом платье. Его написал Джованни Больдини, знаменитый итальянский художник. Нужна официальная экспертиза. Начальная цена, по моей оценке, не менее двух миллионов евро, а квартира потянет на восемь-девять миллионов.

Он сделал паузу. Я замер в позе крайнего удивления. Выждав пару минут – а я всё ещё пребывал в состоянии бронзового памятника – он добавил:

– По правилам перед экспертизой вам нужно взять другого независимого оценщика или даже нескольких. Но без ложной скромности скажу, что я лучший в Париже…

Когда я остался один, я долго пытался представить себе десять миллионов евро. Какую площадь на полу займут пачки купюр по десять тысяч? С воображением у меня всё в порядке, а с цифрами – не очень.

Я взглянул на письма, добрую часть которых я уже прочёл. Судя по всему я откопал любовную переписку Марты де Флориан. В одном из писем есть упоминание портрета, написанного с неё неким художником, с которым у Марты были романтические отношения. Получается, что Марта здесь жила. Она вела светский образ жизни, принимала у себя богатых и знаменитых. Господи! Гостиная, в которой я сижу, как дурак, – это салон Марты де Флориан. Наверное, Соланж Божирон её родственница, возможно, внучка. Выходит, что Марта де Флориан – моя прапрабабушка!