Читать книгу Ничейный лес - - Страница 10

Жил-поживал на Москве царь Алексей, по прозванию Тишайший. На медведя ходил в охотку один с рогатиной да поучения молодым писал. Сам в церквах на службах по шести часов стоял и другим велел, за что и прозван был так, как сказано. Да превратился он как-то раз в кота, о чём и речь поведу.

Случился в 7156 году от сотворения мира в стольном граде русском Бунт соляной. Алексей Михайлович, так его по изотчине величали, в день тот как раз ворочался с Лавры, куда хаживал на богомолье. Времена-то были простые. Цари от народа за бердышами да пищалями не хоронились как после, а являлись пред очи работного люда свободно. Подступили мужики к нему и твердят: «Разберись, Михалыч, что бояре твои с государством творят, что кум твой, Морозов Борис – боярин, с царством твоим кудесит! А не разберешься, то уж не обессудь, но с тебя спрос будет».

А царь им на то и говорит:

– А я в чём повинен? Это вы меня сами на Соборе земском избрали!

– Не выбирали мы тебя, язва тебе на язык! – отвечали посадские.

– Ну не меня, так родича моего – Михаила. Мы с ним одна плоть. Сами вы виноваты! – выпалил Алексей да и дал тигаля.

А люд посадский ему вдогонку кричал:

– Нет, не мы виноваты, а начальники, которых ты наплодил на Руси! Посмотри, кругом мало того, что окольничьи твои поедом народ едят, так ещё и мытари, сборщики подати соляной, умножились, а прочим дьякам и подьячим – несть числа. На каждого труженика по господину… А могли бы вместе дело делать, тогда бы вчетверо больше справить можно было…

Рассвирипел народ, усадьбы боярские громить начал, да только себе никакого добра не брал, так как не грабежа ради, но ради правды взбунтовался. Уже и к Кремлю пожар подступает, народ против царя речи возмутительные возглашает.

Стал на молитву Тишайший, да слова ему на ум нейдут – смерть уже подбрюшье ему языком своим щекочет. Что делать, не знает. Но ум человеческий всегда может к спасению дорожку отыскать, благо умирают раньше срока только те, кто недостаточно жить хотел. И пришла царю на ум мудрость древняя, что портрет – это душа украденная, но живая. Отсюда и вера в чудодейственность икон происходит да запреты на изображение человека прижизненное. Вспомнил он про парсуну, что заезжий художник голландский с него написать хотел, да только он запретил ему. Тогда ваятель этот отрисовал кота его, да морду животины той чертами лица государя наделил, дабы тем самым супротив традиций московских не пойти, но зараз сохранить для потомков образ царский.

Вспомнил Алексей и учение древнее, что наставник ему сказывал, о двойнике, обитающем в статуе или изображении человека и питающемся подношениями. Помолился он, как смог, Богу, чтобы тот сил ему даровал, да нырнул в парсуну, точно в прорубь, да вынырнул котом, который уже год как издох.

Ворвался люд посадский в хоромы царские, да не нашёл никого опричь кота. Государя же Тишайшего будто и след простыл. Быстро Борис Морозов смекнул, что царь Алексей из кремля, а может и из самой Москвы чёсу задал и племяшку своего заместо него поставил, благо похож был на урожденного самодержца как две капли воды. А настоящий Алексей Михайлович тем временем по двору ходит, в золочёные палаты заглядывает, видит, как по приказу Бориса Морозова казну государеву расхищают. Осерчал он на баловня своего, да подол кафтана ему разодрал, за что и полетел кубарем со ступеней прямо на базарную площадь.

Воровать-то был Алексей мастер, вон народ-то как обобрал, да любопытно ему было испытать людей разной веры, как они к своим братьям малым относятся – с участием али прохладцей.