Читать книгу Преследуя Аделин - - Страница 12

Тень

В своей жизни я совершал убийства. Хладнокровные убийства. Множества людей, за чьими личинами прятался дьявол. И я совершал их по разным причинам. Из-за того, что они изнасиловали ребенка, лишили жизни невинного или разрушили жизнь того, кто этого не заслуживал.

Но мне еще никогда не приходилось убивать кого-то из ревности.

Думаю, все когда-нибудь случается в первый раз.

Арчибальд Талаверра касался губами моей девочки и запустил руки в ее трусики. Он трогал ее. Трахал своими пальцами. Говорил ей грязные словечки, от которых на ее щеках вспыхивал прелестный румянец.

И в то самое мгновение я решил, что сегодняшнюю ночь он не переживет.

Когда я увидел их вместе, мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы не ворваться в этот клуб и не вытащить оттуда ее задницу.

Ведь на мою девушку претендовал не просто другой мужчина, а Арчибальд Талаверра – гребаный психопат.

Самый настоящий.

Он избивал свою бывшую жену до полусмерти и превратил ее жизнь в сущий ад, пока она наконец не решила развестись.

Женщина до сих пор находится в психиатрической больнице, где проходит лечение от тяжелого посттравматического синдрома. Он буквально сломал ее. И пока она коротает дни, пытаясь оправиться от насилия, он проводит ночи в клубах, выбирая себе новую женщину, которую отвезет домой, чтобы трахнуть.

Насколько я слышал, трахается он тоже так себе. Его грубые игрища никоим образом не приносят удовольствия, после них женщины уходят с окровавленными носами и разбитыми губами.

Этот мудак заслуживает смерти. И я счастлив удостоиться этой гребаной чести.

В грандиозной структуре всего происходящего преступления этого человека и его семьи – лишь жалкие крохи. Его семья занимается мелким промыслом и мнит себя мафией Сиэтла. Но они – лишь муравьи по сравнению с динозаврами, разгуливающими по этому городу.

Я не трогал их, потому что есть рыба покрупнее, чем ничтожные правонарушители, возомнившие себя повелителями преступного мира. Их угроза обществу мизерна по сравнению с теми, кого я выслеживаю и убиваю, и пока они всего лишь торговали порошком, они не попадали в поле моего зрения.

До сего момента, то есть.

Не дать Адди открыть рот и рассказать копам, что у нее есть преследователь, не получится, конечно. Неважно, что я уничтожил все записи о ее обращениях в полицейских отчетах.

Но если Талаверра прознают об этом, они убьют Адди. Неважно, что у их клана есть и другие враги. Они проработают все вероятности, когда узнают, что наследник империи Талаверра был убит.

Так что сегодня вечером я избавлю Сиэтл от всех этих мелких вредителей, чтобы потом снова сосредоточиться на более важных вещах – сделать Аделин своей и устранять педофильские организации.

Я разминаю шею, бросаюсь к входной двери и изо всех сил бью кулаком по дереву. Выплескиваю на дверь весь свой гнев, не обращая внимания на то, что дерево под моим кулаком трескается. Прямо как в ту ночь, когда здесь был тот мудак с крошечным членом. Выбежал из дома голый, в одном носке, громко проклиная Адди.

К моему облегчению, Адди сама его выгнала. Это была единственная причина, по которой я не стал его убивать. Однако это вовсе не значит, что я не отрезал ему язык за все те слова, которыми он ее обзывал.

Она еще не знает об этом, поскольку я прогнал его из города и запретил даже связываться с ней.

Я снова ныряю в тень за крыльцом.

Я знаю тип Арчи. Он выскочит на улицу, словно эдакий спаситель попавшей в беду девушки. Готовый сразиться с большим злым волком, будто он сам не дряхлая старушка, которую вот-вот съедят.

На самом деле, он просто бешеный лис, выдающий себя за волка. Его укус больно ранит, но с укусом настоящего хищника не сравнится.

Арчи распахивает дверь, держа в руках пистолет.

– Выходи, ублюдок. Я знаю, что ты там.

Давай поймай меня, Арчи.

Он колеблется на пороге, ощущая опасность, скрывающуюся в тени.

Но проходит несколько мгновений, и он, пытаясь заслужить вагину, выбегает за дверь и спускается по ступенькам крыльца. Он поворачивает голову, и его глаза широко распахиваются, когда он замечает мое лицо с зажатой в зубах красной розой.

Обнажаю зубы в диком оскале, от которого даже у дьявола пробежал бы холодок. Прежде чем он успевает среагировать, я бросаюсь вперед, хватаю его за руку и выкручиваю ее. Притягиваю его к себе, и моя рука зажимает ему рот.

Взмахнув ножом, я дважды вонзаю его ему в живот. Туда, где его жизненно важные органы не будут задеты. Он хрипит под моей рукой, шок лишает его возможности сопротивляться.

Прежде чем до него дойдет суть происходящего и он поднимет шум, я отталкиваю его от себя и наношу сильный удар по затылку.

Все произошло в течение десяти секунд, он не успел и пикнуть.

До того, как он успевает упасть лицом в холодную грязную землю, моя рука ловко подхватывает его за ворот пиджака. Холодного и истекающего кровью.

Мне нужно зашить его раны, пока он не потерял ее слишком много.

Но перед этим я вынимаю изо рта розу и макаю ее лепестки в пунцовую кровь, сочащуюся из него.

Нельзя допустить, чтобы моя маленькая мышка подумала, что можно избежать последствий того, что она позволила другому мужчине касаться принадлежащего мне. Скоро она удостоверится, что я не угрожаю просто так.

Я на секунду прислоняю его тело к крыльцу, а сам поднимаюсь и оставляю у порога розу. Я слишком зол, чтобы делать что-нибудь еще.

А потом подхватываю его тело и отправляюсь в недолгий путь через лес, где ждет мой «мустанг». Когда сюда доберутся копы, будет слишком поздно.

Кровавый след выведет их на следы шин, и они, возможно, смогут даже определить марку и модель машины по отпечаткам протектора, но после этого улики иссякнут. Они зайдут в тупик достаточно скоро.

Полицейские будут без понятия, в каком направлении копать. А семья Арчи решит, что это были их враги.

И они не ошибутся. Просто они не смогут догадаться, кто именно из их врагов, пока я не поднесу нож к их глоткам.

– Отпусти меня на хрен, ты, гребаный урод. Думаешь, со мной можно шутить? Ты хоть знаешь, кто я такой и кто моя семья?

Его рот будет запечатан скобами через две секунды, если он продолжит в том же духе, это точно. Я сообщаю ему об этом, и в ответ он разражается гиеноподобным смехом.

Я оборачиваюсь и бью этого ублюдка по губам, не переставая следить за дорогой.

За этим следуют цветистые выражения, но они не ярче крови, льющейся вместе с ними.

Красавчик теперь не такой уж и красивый.

И когда мы доберемся, ему будет гораздо хуже. Он касался своими ртом и руками моей девочки, а за такие глупые оплошности всегда приходится расплачиваться.

Он очнулся примерно через пять минут после того, как мы тронулись. С туго перевязанными ранами с помощью двух полос ткани, оторванных от его рубашки. И связанный по руками и ногам – без малейшего шанса выскользнуть.

Я слишком много практиковался в этом.

Он разевает свой рот с момента пробуждения, и это выводит меня из себя. Он разбрасывается пустыми угрозами, словно пулями, но вместо этого они превращаются в пыль на ветру. Ни одна из них не производит впечатления. Более того, они даже не долетают до меня.

В убийственную ярость меня приводит упоминание об Адди.

– Ну же, мужик. Ты так переживаешь из-за какой-то задницы? Может, ее голосок и создан для порно, а киска тугая, но, черт, можно же найти и других сучек. Я перетрахал таких уйму.

То, что должно было стать и так довольно медленной смертью, теперь станет самой медленной смертью с момента зарождения человечества.

То, что он говорил о моей девушке в такой отвратительной манере, само по себе плохо, но он намекнул на то, что Адди не особенная.

Она первая и единственная в своем роде, и другой такой никогда не будет.

Я сворачиваю на подъездную дорожку, ведущую к моему складу. Это небольшое строение, где когда-то раньше изготавливали камеры для какой-то дерьмовой компании, вышедшей в тираж менее, чем за пять лет.

Здание заложили, и я приобрел его по дешевке. А затем потратил сотни тысяч долларов на то, чтобы превратить его в неприступную крепость.

Я переоборудовал основной этаж в жилое помещение с самой совершенной системой безопасности. Ни один муравей не сможет пробраться в это здание без моего ведома.

Второй этаж – мое рабочее пространство. Здесь десятки компьютеров и самые нелегальные технологии, позволяющие мне заниматься всем тем, чем я занимаюсь. А в подвале я занимаюсь остальным – то есть привожу туда педофилов, чтобы пытать и убивать их, когда у них есть нужная мне информация.

Я построил подземный гараж, который ведет прямиком в подвал. Дотащить пару двухметровых амбалов к столу отсюда легче.

Я здоровяк, но мой хребет гнется так же, как и у других людей. Я же все еще человек, черт побери.

Закрыв за собой дверь гаража, заглушаю мотор и разворачиваюсь.

Вздыхаю от зрелища перед собой. Обычно, когда я похищаю людей, я готовлюсь лучше. Они отправляются в багажник, и беспокоиться о том, что я испачкаю салон, мне не нужно. Но сегодня я торопился и просто бросил его на заднее сидение.

Кровь теперь повсюду, и мне придется дополнительно заплатить моей команде уборщиков, чтобы вывести эти пятна. Любой бы стал задавать вопросы, увидев это.

Однако мои уборщики получают достаточно, чтобы не спрашивать то, за что их могут пришить.

– Мы можем сделать это по-простому или пойти тяжелым путем. Я могу снова вырубить твою задницу, или ты можешь побыть хорошенькой маленькой сучкой и не дергаться.

Его окровавленный рот складывается в неприличное слово, и не нужно быть гением, чтобы понять какое. Я наношу удар ему в нос, прежде чем он успевает произнести первый слог.

Хруст кости под моим кулаком ощущается почти как оргазм. Когда я отдергиваю руку, из его разбитого носа хлещет кровь. Он сплевывает, и из его рта на мой пол вылетает зуб.

Я только за это засуну ногу ему в задницу.

Я выхожу, огибаю машину и распахиваю дверь.

Он начинает сопротивляться, но, когда я хватаю его за воротник и выволакиваю наружу, слова становятся невнятными. Со связанными конечностями он чувствует каждый удар и каждый толчок, пока я тащу его тело от машины к столу.

Он извивается, словно червяк на крючке, и по паническому выражению на его лице я вижу, что он все понимает. Он понимает, что его жизнь балансирует на грани, а я вот-вот сброшу его на хрен со скалы Спарты.

Несмотря на все его усилия, я затаскиваю его на хирургический стол и последовательно развязываю некоторые из пут, чтобы зафиксировать на столе, все время удерживая его в неподвижном состоянии.

Он озирается по сторонам и замечает мертвого Фернандо, лежащего на соседнем столе.

После того как я проводил Сицилию, Майкл отвез Фернандо ко мне, а я поехал в поместье Парсонс, чтобы все разведать. Адди и ее подруга как раз уходили, и я отправился за ними в клуб.

Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не всадить пулю в голову каждому мужику, который терся своим членом о ее задницу. Я решил вернуться домой и закончить дела, пока не наделал глупостей и не выкрал ее.

Пока допрашивал Фернандо, я настроил монитор, чтобы следить за Адди через камеры клуба. Признаюсь, мои пыточные процедуры стали намного кровавее, когда я увидел, как Арчи ведет ее на второй этаж.

Я получил от Фернандо нужную мне информацию. Их способы похищения девочек, имена некоторых мулов и имя того, кому подчиняется Фернандо. Оказалось, что парень сейчас в Огайо, поэтому заняться им я перепоручил одному из других наемников. Он добудет информацию на его босса и будет подниматься вверх по цепочке дальше.

Мулы уже найдены и вычислены, так что после того, как я разделаюсь с этими двумя ублюдками, и они получат по снайперскому выстрелу в головы, я займусь семьей Арчи.

– Какого черта, мужик? – Арчи сплевывает, в его голосе слышны и ужас, и отвращение. Лицо Фернандо уже начало раздуваться.

Я пожимаю плечами, меня это не беспокоит.

– Сегодня вечером мне придется избавляться от кучи трупов. Будет проще убрать их все разом.

– Слушай, что бы тебе ни сделала моя семья, мы можем договориться, – уговаривает Арчи, его слова звучат несколько невнятно и коряво из-за выбитых зубов. Его нос распух и расплылся синяком, как и разбитые, одутловатые губы. Он выглядит так, будто провел пять раундов в боксерском ринге со связанными за спиной руками.

– У меня нет никаких дел с твоей семьей, – спокойно отвечаю я. – По крайней мере, пока не было.

Он на мгновение замолкает, недоверчиво уставившись на меня, пока его мозг переваривает, что я не враг клана Талаверра.

– Тогда какого хрена ты это делаешь? Из-за этой гребаной девчонки? – истерически вопит он.

Я наклоняюсь ближе, позволяя ему хорошенько рассмотреть мое покрытое шрамами лицо. Если не шрамы отпугивают людей от меня, то смертоносный блеск в моих глазах обычно довершает дело.

– Она, мать ее, сама хотела меня. Я не виноват, что твоя девушка тебя не хочет.

Я вздыхаю и выпрямляюсь. Я не собираюсь утруждать себя объяснениями перед этим придурком. Он не поймет моей одержимости, а мне наплевать, что он об этом думает.

Он не знает, что как только я должным образом представлюсь Аделин Рейли, то она и думать не сможет ни о ком другом.

Я буду пожирать ее изнутри до тех пор, пока каждый вздох не станет лишь разжигать тот ад, который я создам внутри нее. Я буду поглощать каждый сантиметр ее сладкого маленького тела, как кислород, питающий огонь, и она будет думать лишь о том, как затащить меня в себя поглубже.

Она будет бояться меня поначалу, но этот страх только разожжет ее. И я буду чертовски рад доставить ей боль, когда она подлетит слишком близко к пламени.

Рядом со мной стоит поднос с аккуратно расставленными приборами. Я не глядя беру первый попавшийся под руку.

Зубчатая отвертка. Сделанная специально для пыток. Такие штуки используют военные, а люди и не подозревают об этом. Не то чтобы правительство когда-либо охотно рассказывало стране, что они частенько пытают военных преступников и применяют для этого довольно грязные методы.

Общественность ни в коем случае не невежественна, но она не представляет себе всей степени развращенности нашего правительства.

Его глаза комично расширяются при виде отвертки в моих руках.

Улыбаюсь.

– Этой я еще не пользовался, – замечаю я, поворачивая отвертку и давая нам обоим хорошенько рассмотреть каждую острую грань. Когда эта штука окажется внутри, ее извлечение будет для него гораздо болезненнее.

Не могу, черт побери, дождаться.

– Братан, давай поговорим. Эта девчонка не стоит того, чтобы ты убивал меня из-за нее. Ты знаешь, что моя семья сделает с тобой? Или с ней?

– Ты правда думаешь, что я собираюсь просто убить тебя? – выпаливаю я, вскидывая бровь, чтобы показать, насколько меня не впечатлило его предупреждение.

Его лицо становится свекольно-красным, как яблоки, которые когда-то в детстве собирала для меня мама во фруктовом саду. Мне они всегда нравились.

Из его рта сыплются угрозы безвременной расправой со стороны его семьи.

– Ты делаешь это потому, что я чуть не трахнул девчонку?! Я даже не знал, мать твою, что она твоя, – кричит он, на его лбу проступают вены.

Не самое приятное зрелище.

В ответ я вонзаю отвертку ему прямо в живот. Он потрясенно охает, его рот раскрывается. Проходит мгновение, и он закашливается кровью. В его глазах отражается множество эмоций. Я почти уверен, что вижу в них все пять стадий горя.

– Ты и каждый жалкий ублюдок, который даже посмотрит в ее сторону, усвоите, что никто не спасется, когда дело касается ее. Мне плевать, даже если ты только вздохнул неправильно в ее сторону, ты на хрен умрешь.

– Да ты гребаный психопат, – выдавливает он, с недоверием глядя на отвертку, торчащую у него из живота. На этот раз она однозначно задела жизненно важные органы.

Медленно я вытаскиваю отвертку, и чавкающий звук заглушает его крик.

Безудержный гнев, пульсирующий во мне, неумолим и неукротим. И зрелище его руки в ее трусиках, того, как он целовал ее и шептал всякое в ушко, как заставил ее кончить, – все это разжигает в моей голове неистовый шторм. Когда перед моими глазами встает ее лицо, я снова погружаю в него отвертку. Она хотела его. Она кончила от такого говнюка, как он. Я должен стереть его прикосновения с нее.

И побыстрее.

Я выдергиваю отвертку и делаю глубокий вдох. Я напоминаю себе, что она еще не узнала меня. Она не поняла, что такое настоящая потребность. Пока нет, но обязательно поймет. Потому что она возненавидит то, насколько я ей буду нужен. Она будет бороться с этим, восставать против своей жажды и пытаться искать что-нибудь еще, что заставит ее испытывать хотя бы малую часть того, что дам ей я.

Но она этого не найдет.

Я ей не дам даже попробовать.

Разминая шею, делаю еще один глубокий успокаивающий вдох. Моя вспыльчивость взяла надо мной верх. Обычно я реагирую не так остро, но я уже смирился с тем, что моя маленькая мышка вызывает во мне новые чувства.

– Скольким женщинам ты делал больно, Арчи? – спрашиваю я, облизывая губы и обходя его тело по кругу.

Это – тактика запугивания слабонервных. Когда я на короткое мгновение исчезаю из их обзора, они нервничают. Разум покидает их, когда они гадают, что я собираюсь делать дальше. А потом, когда снова видят меня, они испытывают некоторое облегчение.

Только для того, чтобы все повторилось.

Это уже само по себе пытка. Не знать, нанесу ли я удар. Или когда я это сделаю.

– Не смей называть меня Арчи, – огрызается он, закипая, когда я останавливаюсь у него за спиной. Он напрягается.

Я снова появляюсь перед ним, и его плечи опускаются – всего на сантиметр.

– Ты уклоняешься от ответа на вопрос, Арчи, – замечаю я, намеренно используя это имя. Он шипит на мой вызов, но ничего не отвечает.

Его мать всегда называла его Арчи. До тех пор, пока не умерла от рака груди, когда ему было десять. Тогда его отец сорвался и начал торговать наркотиками, чтобы раздобыть денег на покрытие всех медицинских счетов и похорон.

Он воспитал своих детей холодными и безжалостными, и Арчи больше никогда никому не позволял называть его так, как звала его в детстве мама, всаживая всем смельчакам нож под ребра.

Он многих так порезал, включая и его лучшего друга Макса. Его приятель пару раз жаловался на это в баре, который часто посещает Джей.

– Не заставляй меня спрашивать еще раз, – предупреждаю я, понижая голос, чтобы продемонстрировать, насколько я серьезен.

– Я не знаю, – раздраженно кричит он. – Может, паре-другой. Какая на хрен разница?

– Я читал о твоей бывшей жене, – говорю я, игнорируя его дурацкий вопрос. – Ты избил ее так сильно, что ее едва можно было опознать, когда ее доставили в больницу. Согласно данным, ты разбил о ее лицо бутылку текилы, а затем ударил ее ножом. Не говоря уже о многочисленных переломах и синяках. Ты чуть не прикончил ее.

Арчи фыркает, в его холодных глазах нет ни капли раскаяния. Самовлюбленные засранцы никогда не раскаиваются. Они почему-то всегда вбивают себе в голову, что жертва заслужила это, и все нанесенные ей травмы – это ее вина.

– Она мне изменяла, – желчно отвечает он. Дуется, словно ребенок, которому не досталось праздничного торта.

– Ты изменил ей первым?

– Какая разница, – огрызается он. – Она – женщина, а я делаю бабки. И если мне хочется купить себе стриптизершу на ночь, то это мое, черт возьми, право. Она только и делала, что просиживала дома свою ленивую задницу и тратила мои деньги.

Я киваю, принимая его ответ.

– И ты бы обидел Адди? – спрашиваю я после многозначительной паузы.

Он усмехается.

– Я бы трахнул ее так, как нравится мне. Ну заработает она пару синяков, ну и что? Сучкам нравится подобное дерьмо. Они любят пожестче.

В моей груди снова вспыхивает гнев. И мне требуется весь мой самоконтроль, чтобы не воткнуть отвертку ему в глаз прямо на месте.

Арчи не разобрался бы в жестком сексе, даже если бы ему выдали гребаное руководство по нему. Он причиняет боль женщинам, потому что получает от этого удовольствие. Он понятия не имеет, как подвести женщину к границе боли и наслаждения, балансируя между ними и заставляя ее отчаянно желать большего.

Он просто делает им больно и все. К тому времени, как он кончит, девушка будет уже вся в синяках и увечьях – и, возможно, даже истекать кровью. И он уйдет с довольной ухмылкой на лице, как если бы он был самым первым мужчиной на Земле, доказавшим, что женский оргазм – это не миф.

– Но ты не сделал Адди больно, – замечаю я, ожидая тот ответ, который, я знаю, он даст. Он еще недостаточно отчаялся и недостаточно напуган. Все еще пытается изображать браваду и умереть с достоинством. Но скоро все изменится.

Он ухмыляется.

– Сначала женщину нужно расслабить. Планы, что я имел на нее… – он прерывается, пошло облизывая губы. – Ее крики стали бы чудесной песней.

Я снова киваю головой, что услышал. Я принимаю его ответы, потому что они в точности соответствуют тому сценарию, что я планирую для него.

И я очень хочу применить его подход к сексу на нем. То есть я буду наслаждаться, доставляя ему боль и заставляя его истекать кровью, а что будет испытывать в это время он? Он пожалеет, что вообще встретил Аделин Рейли.