Читать книгу Преследуя Аделин - - Страница 7

Манипулятор

– Твоя бабушка была чокнутой, – объявляет Дайя, а затем берет в руки старое, пыльное женское белье.

Я отшатываюсь, возмущенная зрелищем. Моя глупая подруга держит за края кружевные трусы и вызывающе болтает языком. Или предполагает, что это должно быть вызывающе.

Сейчас мне не до этого.

– Кончай, пожалуйста.

Она резко закатывает глаза, имитируя оргазм, но в итоге это больше напоминает экзорцизм.

– Сейчас ты ведешь себя совершенно неуместно. А если моя бабушка видит тебя?

Это ее приструнивает. Исподнее опускается, а выражение ее лица становится не столь наглым.

– Ты думаешь, она стала призраком? – спрашивает Дайя, и ее широко раскрытые глаза обшаривают дом так, словно привидение бабушки играет с ней в прятки.

Я закатываю глаза. Бабушка, наверное, сделала бы так же, если бы могла.

– Бабушка любила этот дом. Я бы не удивилась, останься она здесь, – невозмутимо пожимаю плечами. – Я уже видела привидений, и здесь происходит много всякого необъяснимого дерьма.

– А ты знаешь, как отрезвить, – жалуется она, швыряя белье в мусорное ведро немного агрессивно.

Я улыбаюсь, удовлетворенная ее оценкой. Все равно, лишь бы она перестала размахивать перед моим лицом старыми трусами моей бабушки.

– Пойду налью нам еще выпить, – успокаиваю я, взваливая массивный мусорный пакет на плечо. Но вовсе не горжусь тем, что дыхание с шумом вырывается из моих легких и что меня сразу же прошибает пот.

Мне действительно стоит перестать пить и уделить время занятиям спортом.

Начну со следующего года. Это практически само собой разумеющееся, что я попытаюсь осуществить это и брошу в течение одной недели, пообещав себе попробовать еще раз в следующем году. Так происходит каждый раз.

– Сделай покрепче. Мне это необходимо, я так и чувствую, как за мной наблюдают потусторонние силы.

Снова закатываю глаза.

– Исполни небольшой стриптиз. Это их отпугнет, – бесстрастно советую я.

Резкий порыв воздуха рядом с моим ухом заставляет мои волосы взметнуться, а через секунду о стену передо мной ударяется рулон скотча. Я с хохотом покидаю комнату, а вслед мне несется ругань Дайи.

Она прекрасно понимает, что красива, так что я частенько подтруниваю над ней. Время от времени кто-то должен усмирять эту сексуальную сучку. Она слишком зазнается, если я перестану.

Сбрасываю мусорный пакет у входной двери и иду на кухню. Беру ананасовый сок из холодильника и разворачиваюсь к стойке, чтобы приготовить новые коктейли.

И похоже, я вытянула короткую соломинку, придя сюда. Мои легкие сжимаются, а кровь в жилах застывает, обращаясь в ледяную крошку.

На столешнице стоит пустой стакан из-под виски, а рядом – еще одна красная роза. От виски моего деда осталась лишь капля.

И этого стакана здесь раньше не было. Последний час мы с Дайей безвылазно торчали на втором этаже, по пояс копаясь в старье.

Я обхожу столешницу кругом, как будто предметы на ней – это дремлющий питон, готовый в любой момент сорваться с места и задушить меня.

Мое сердце стучит в ушах, когда я неуверенно протягиваю руку и поднимаю стакан, осматривая его так, словно это волшебный шар предсказаний, который покажет мне человека, который из него пил.

Очевидно, что на кухне я одна. С того места, где я стою, видно входную дверь. И тем не менее, мои глаза продолжают прочесывать окружающее пространство кухни и гостиной в поисках человека, который пробрался в мой дом, достал стакан с бутылкой и угостился виски. А в это время я и моя лучшая подруга были наверху, не подозревая об опасности, таящейся под нами.

Я не слышала, чтобы кто-то входил в дом. Ни единого звука.

В гневе подбегаю ко входной двери и дергаю ручку. Заперто. Как, черт возьми, и всегда. Кажется, в этом больше нет необходимости, поскольку замка, чтобы удержать этого гада, недостаточно.

– Где моя выпивка, сучка? Я слышу шепот и прочее дерьмо, – громко зовет Дайя со второго этажа.

– Иду! – кричу я в ответ, и мой голос срывается.

Я возвращаюсь на кухню, продолжая озираться, словно здесь появился какой-то тоннель в другую вселенную, и этот чудик может выскочить из него в любой момент.

Справа от кухни проход, который соединяется с коридором на другой стороне лестничной клетки. В недрах этого проема таится тьма. Там легко может находиться человек, скрывающийся от посторонних глаз. Или он даже может прятаться в одной из спален, поджидая, пока я пройду мимо.

В моей крови поднимается еще один всплеск адреналина. Я могу оказаться одной из тех тупых сучек, которых показывают в слэшерах и которые всегда отправляются на разведку, на них еще хочется наорать за их тупость.

Неужели я действительно хочу встретить свою возможную смерть таким образом? Неужели я глупая девчонка, которая не может просто выбежать из дома или позвать на помощь? Или меня будет запугивать какой-то придурок, который решил, что он может являться в мой дом, когда ему заблагорассудится? Пить виски моего деда. И оставлять улики, будто его не волнует, что его поймают.

Это заставляет меня задуматься: а стоит ли ему вообще прятаться? Совершенно очевидно, что способ проникнуть в дом незаметно у него есть. Какой смысл ему прятаться в спальне или в темном коридоре? Он легко может подкрасться ко мне в любой момент. Приходить и уходить, когда ему вздумается.

Осознание этого факта вызывает во мне настоящую ярость наравне с беспомощностью. Что толку менять замки, если они ему не помеха?

Глубоко вздохнув, я решаю сыграть роль тупой сучки. Схватив нож, обшариваю весь дом, стараясь не шуметь. Я не хочу пугать Дайю понапрасну.

Ничего не обнаружив, возвращаюсь на кухню, беру розу, отрываю лепестки от стебля и бросаю их в пустой стакан.

Часть меня почти надеется, что он вернется, чтобы посмотреть на мой маленький шедевр.

– Не буду врать, я за тебя волнуюсь, – признается Дайя, задерживаясь перед дверью.

Она провела весь день со мной, прибираясь в доме. Я арендовала мусорный контейнер, и мы загружали его до тех пор, пока ни одна из нас не смогла больше поднять руки.

Спустя десять часов и несколько поездок в «Гудвилл» мы наконец закончили уборку поместья. Мои бабушка и дедушка никогда не были барахольщиками, но всякие безделушки и прочие предметы, которые, как вы думаете, вам однажды понадобятся, но так никогда и не пригождаются, копятся очень легко.

После смерти бабушки моя мать перерыла весь дом и большую часть вещей либо продала, либо пожертвовала на благотворительность. Если бы она этого не сделала, то на уборку ушли бы недели, а то и месяцы.

– Не надо, со мной все будет в порядке, – говорю я.

Мне потребовалась значительная часть дня и несколько коктейлей, прежде чем я набралась смелости и рассказала Дайе о стакане с виски. Было бы неправильно скрывать, что кто-то входил в мой дом, пока она была здесь; было нечестно не дать ей возможности уйти.

Естественно, она испугалась и остаток дня пыталась убедить меня переночевать у нее. Я стояла на своем. Мне надоело, что люди постоянно пытаются спровадить меня из этого дома. Сначала мои родители, а точнее мать, а теперь какой-то больной ублюдок, которому нравится играть в прятки.

Мне страшно, но еще я и глупая.

Так что я не уйду.

Честно говоря, я даже удивилась, что Дайя осталась в поместье. Ее глаза были все время растерянными, и она, наверное, несколько тысяч раз произнесла фразу: «Что это был за шум?» – но больше никаких инцидентов не было.

А теперь она медлит у моей двери, отказываясь оставлять меня здесь одну.

– Давай я останусь? – повторяет она в миллионный раз.

– Нет. Я не стану подвергать тебя опасности.

Она щелкает пальцами, в ее зеленых глазах вспыхивает гнев.

– Вот видишь! В этом и гребаная проблема! Если ты думаешь, что я буду в опасности здесь, то не значит ли это, что ты тоже рискуешь? – я открываю рот, чтобы ответить, но она меня перебивает. – А ты рискуешь! Ты тоже в опасности, Адди. Зачем тебе оставаться здесь?

Я вздыхаю и провожу рукой по лицу, все больше расстраиваясь. Это не вина Дайи. Если бы мы поменялись местами, я бы тоже сходила с ума и сомневалась в ее здравомыслии.

Но я отказываюсь убегать. Я не могу это объяснить, но мне кажется, что так я позволю ему победить. Я вернулась в поместье Парсонс всего неделю назад, а меня уже пытаются прогнать из него.

Я не могу объяснить, почему чувствую такую потребность остаться здесь. Испытать этого загадочного типа, бросить ему вызов и показать, что я его не боюсь.

Хотя это большая, черт побери, ложь. Я пребываю в полнейшем ужасе. Однако я очень упряма. И, как уже выяснилось, в такой же степени глупа. Но прямо сейчас я не могу найти в себе силы переживать об этом.

Спросите меня чуть позже, когда он будет стоять над моей кроватью и смотреть, как я сплю, уверена, я буду ощущать себя иначе.

– Со мной все будет в порядке, Дайя. Обещаю. Я сплю с разделочным ножом под подушкой. И если понадобится, забаррикадируюсь в спальне. Кто знает, вдруг он вообще не вернется?

Аргументы слабоваты, но, думаю, в данный момент я даже не пытаюсь. Черт возьми, я не уйду отсюда.

И почему это, находясь в общественных местах или на публике, мне хочется поджечь себя, но когда кто-то вламывается в мой дом, я чувствую себя достаточно храброй, чтобы оставаться в нем?

На мой взгляд, это тоже нелогично.

– Я не чувствую себя нормально, бросая тебя здесь. Если ты умрешь, вся моя жизнь будет разрушена. Я буду страдать, изводя себя вопросами «а что, если…», – со всей драматичностью, которую она позаимствовала в театральных постановках, Дайя смотрит в потолок и задумчиво кладет палец на подбородок. – Осталась бы она жива, если бы я просто выволокла эту суку из дома за волосы? – спрашивает она капризным голосом, высмеивая свое возможное будущее «я» и меня.

Я хмурюсь. Я бы предпочла, чтобы меня не таскали за волосы. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы отрастить их.

– Если он вернется, я сразу же позвоню в полицию.

Она в отчаянии опускает руку и закатывает глаза. Это слишком нахально. Она злится на меня.

И это понятно.

– Если ты помрешь, я буду очень зла на тебя, Адди.

Слабо улыбаюсь ей.

– Я не собираюсь помирать.

Надеюсь.

Моя подруга рычит, сильно хватает меня за руку и крепко обнимает. Наконец она отпускает меня, и все, что я чувствую, – это огромное облегчение с нотками сожаления.

– Позвони мне, если он вернется.

– Позвоню, – вру я.

И она уходит без лишних слов, захлопнув за собой дверь.

Я выдыхаю, достаю нож из ящика и устало плетусь в ванную. Мне нужен долгий, горячий душ, и если этот гад решит помешать мне, то я с радостью прирежу его за это.

16-е мая, 1944

Позже Джон спросил меня. Он всегда спрашивает, чем я занималась, когда я остаюсь дома одна.

Я сказала, что присматривала за домом и играла в крокет.

Сере четырнадцать, и она может делать уроки сама. Поэтому мне всего лишь нужно позаботиться об ужине к его приходу.

Это мои обычные женские обязанности.

Он меня подозревает.

Он начал замечать изменения в моем поведении.

Не могу отрицать, в последнее время я веду себя иначе. С тех пор, как в мою жизнь вошел тот странный мужчина. Через окно.

Он все еще не заговаривает со мной. Неважно, сколько бы я ни умоляла его. Сколько бы ни спрашивала его имя. Откуда он. Откуда он меня знает. Чего он от меня хочет.

Все безуспешно.

Я так отчаянно хочу услышать его голос, что начала предлагать ему всякие вещи. Плохие вещи.

Поцеловать его. Прикоснуться к нему.

Он улыбается мне, но не уступает.

Шепот его пальцев на моей щеке, и он уходит, оставляя меня ждать его следующего появления.