Читать книгу Человек с высшим образованием - - Страница 2

Джейкоб Форс проснулся, как всегда, поздно. Будильник опять не сработал.

– Черт бы тебя побрал! – выругался Джейкоб и одним махом ладони снес ненавистный девайс с прикроватной тумбочки.

– Следовало бы выбросить тебя и купить себе новый, все равно не работаешь как надо!

Несмотря на твердое обещание данное самому себе – лечь в этот раз

как можно раньше, он по привычке лег спать как всегда, после

полуночи и проснулся в полдень, и в дурном настроении.

Рука потянулась к пульту от телевизора.

– Может ты меня чем-то обрадуешь дружок? – произнес он, нажимая на кнопку "power"

Темная зашторенная наглухо комната залилась синим светом.

"Сегодня прямо в центре Нью-Йорка при задержании полицейскими был задушен по неосторожности тридцатисемилетний чернокожий мужчина, который подозревался в нелегальной торговле марихуаной- объявила ведущая новостей серьезным тоном.

–Твою мать. – выругался Джейкоб. В этой стране жизнь чернокожего похоже не стоит и пени. Всю жизнь они нас держали в рабстве и убивали, сейчас же они нас просто убивают, серьезный прогресс мать твою.

В гостиной зазвонил телефон.

– Да помню я про вас, помню, чего трезвонить – раздраженным голосом произнёс он и побрел в гостиную.

– Алло! – в трубке послышался приятный женский голос.

– Мистер Форс? Здравствуйте! Это Энни Петерсон – ассистент главного редактора ток шоу «Градус». Звоню вам напомнить, что вы приглашенный гость в нашем шоу в эту пятницу, и мы с нетерпением ждем вас в нашей студии.

– Да помню я про вас, буду завтра, ко времени.

– Мистер Форс… Пятница сегодня.

Джейкоб почувствовал, как холодная дрожь пробежала по всему его телу, в голове зашевелились тревожные мысли:

"Как сегодня? я же не готов, как я мог вообще потерять целый день из своей жизни? " Но он тут же взял себя в руки.

– Я знаю! – холодно произнес он – Я просто оговорился… Я буду сегодня… ко времени" – выдохнул он сухо и положил трубку.

Мистер Форс являлся довольно-таки неглупым человеком. Чернокожий журналист любящий свою работу больше жизни и невероятно презирающий саму жизнь, искренне верующий в то что она полна дерьма и несправедливости с которой он как журналист призван бороться, изобличая и выставляя на показ все те нечистоты, которые она пытается скрыть за толстыми стенами казенных учреждений и не менее толстыми кошельками неблагочестивых людей. Он вел весьма закрытый и замкнутый образ жизни, не то чтобы сторонился людей, а скорее тщательно присматривался к каждому прежде, чем впустить его в свою жизнь, оставляя многих топтаться на пороге или вовсе давая прямой и грубый "от ворот поворот". К жизни он относился весьма серьезно. К каждому ее аспекту. Что создавало дополнительные проблемы в общении с людьми, хотя все та же серьезность, на работе создавала ему репутацию весьма пунктуального и ответственного человека, за что его собственно и ценило руководство.

"Будь проще!" – частенько доводилось ему слышать от своих знакомых и коллег по работе. Но это пресловутое "будь проще" он понимал по-своему. В его понимании это звучало как: "расслабь булки Джейк и не мешай жерновам жизни перемолоть тебя в муку и скормить тем, кто их никогда не расслабляет". Эту философию жизнь втирала в него с самого детства через жестокие законы улиц его родного и откровенно криминального Бруклина, через жесткий опыт школьного буллинга, жертвой которого он частенько становился в силу своего мягкого и покладистого характера и через военную службу в рядах “ВМС США”, где он уже усвоив предыдущие уроки категорически отказывался быть мягким и пушистым, частенько вступая через это в стычки с офицерами. Казалось сама жизнь говорила ему: "Не расслабляйся и не доверяй! Нет для тебя надежнее товарища чем ты сам!" И он целиком и полностью отдался этой немудреной философии, не допуская даже тени сомнения в ее праведности. И может быть эта простая до неприличия жизненная философия и придавала ему той бычьей, несокрушимой упертости которой он буквально пробивал себе дорогу в жизнь, и которая после множественных попыток и следовавших за ними отказов помогла ему наконец поступить в колумбийский университет на факультет журналистики, безмерно осчастливив тем самым свою горячо любимую мать.

“Я сильно за тебя переживаю сынок – говорила она ему в его первый день учебы в университете – Ты сильно изменился за последнее время. Из скромного и послушного мальчика ты превратился в настоящего бунтаря. Я понимаю, это всё гормоны и переходный возраст, но всё же я тебя прошу – будь помягче к людям. Я очень боюсь, что мне однажды позвонит окружной шериф и скажет, что на одном из студенческих митингов ты полез на рожон и схватил случайную пулю. У копов ведь это запросто!

Будучи студентом второго курса, он настолько увлекся изучением идей и личности чернокожего правозащитника Малколма Хекса, что они поглотили его без остатка. В те студенческие годы он твердо решил для себя что он должен продолжить ее дело и во что бы то ни стало. Так и случилось.

Расовый вопрос стал самой важной и животрепещущей частью его жизни, и он не мог бы спокойно спать ночами зная, что где-то попирают права чернокожих. Еще две недели назад ему позвонил его давний знакомый Тони, главный редактор ток шоу "Градус" и пригласил на свое шоу в качестве оппонента приглашенному гостю комиссару Эндрю Стивенсону – Главе департамента полиции Нью-Йорка. Форс терпеть не мог полицейских, любого чина и звания, ибо искренне считал, что в любом чернокожем каждый из них видит преступника. Ему и на себе приходилось испытывать мощь их электрошокеров, когда, однажды будучи еще молодым студентом возвращаясь домой его остановила пара полицейских для проверки документов. Он тогда был молод и горяч и конечно начал дерзить офицерам, а когда все же полез в карман за документами получил удар током такой силы, что он моментально свалился на землю содрогаясь в конвульсиях. А когда немного оклемался и попытался встать, второй полицейский приложил его еще раз и все повторилось сначала. Полицейские потом написали в отчете что он слишком резко потянулся к карману что они оценили, как угрозу и их действия впоследствии признали правомерными. Этот момент Джейкоб запомнил на всю жизнь.

– Они обошлись с тобой так просто потому что ты черный. – объясняли ему потом его чернокожие товарищи. – Они черных за людей не считают. Думают если черный идет руки в карманы и не смотрит на них значит он что-то украл, или у него пушка в кармане, и он непременно задумал что-то плохое. А уж если у копов будет информация что черный убил кого-то в твоем районе, то тебя схватят, как живодеры хватают котят в подворотне, просто потому что ты идешь по улице. Все просто. Мы для них не люди, Джейк.

– Чертовы копы, чёрный для вас не человек- выругался он и взмахнул рукой будто пытаясь разогнать облако давних, неприятных воспоминаний.

Кто-то очень сильно и весьма бесцеремонно забарабанил кулаком в дверь и Джейкоб явно недовольный этим, ворча на ходу медленно поплелся к двери. Посмотрев в глазок, он еще больше раздосадовался, потому что увидел на пороге соседа напротив – щуплого на вид, но весьма наглого, безработного чернокожего, который бессовестным прилипалой и нахлебником проживал в квартире своего вечно пропадающего на работе родственника и имел привычку нагло долбить в дверь Форса всегда с единственной целью.

Форс терпеть не мог пересекаться с ним, но тем не менее всегда открывал ему дверь и давал то за чем он пришел, теша себя мыслью о том, что, помогая черным он делает благое.

– Здорово нигер! —услышал Форс едва приоткрыв дверь.

Форсу сильно не нравилось, когда его называли нигером, но будучи выходцем из бруклинского гетто он прекрасно понимал, что в этой среде такое обращение – это что-то вроде нормы поэтому всегда закрывал на это глаза подавляя свое раздражение, всегда, но не в этот раз. В этот раз все случилось совсем по-другому потому что он встал не стой ноги.

– Чего тебе? – раздраженно пробубнил Джейкоб.

– Ты же знаешь какие нынче времена. – сосед умиленно посмотрел на Форса и добавил. – Займи двадцаточку до следующей недели, ей-богу, в этот раз точно отдам.

Форс засунул руку в карман своего махрового халата и нащупав двадцати долларовую купюру, которую на такой случай он всегда имел с собой, просунул ее в щель между косяком и дверью. Заметив, как просияло лицо соседа, при виде банкноты, он как бы случайно разжал средний и указательный пальцы, которыми он ее держал, и купюра, лавируя по воздуху упала на пол.

Как только сосед нагнулся за тем чтобы ее поднять, Форс молниеносным движением руки схватил его двумя пальцами за нос и сильно его сжал.

– Еще раз назовёшь меня нигером, мой черномазый нахлебник, и я в придачу к двадцаточке, дам тебе такого пинка, что ты будешь бежать вприпрыжку до своего родного Бадленда из которого ты сюда переехал по какому-то огромному недоразумению. Ты меня понял?

– Понял. – прогундосил сосед, сжимая в руке купюру тем сильнее чем сильнее Форс сжимал его нос.

– Вот и молодец – констатировал Джейкоб отпуская его налившийся кровью, похожий на спелый баклажан, нос и захлопнул дверь.

День только начался.

Глава 2.

Полуденное солнце в Нью-Йорке жарило так что асфальт становился горячим и мягким словно пластилин, там куда попадали его лучи, и марево, исходящее от него волнообразной призмой, расплывалось повсюду.

– Да, денёк предстоит жаркий во всех отношениях – произнес Джейкоб своим низким, чуть хрипловатым голосом стоя у тротуара собственного дома.

– Такси! – он выбросил вперед руку и попытался остановить проезжающий мимо желтый седан с шашечками на крыше.

Водитель такси смерил Джейкоба равнодушным взглядом и проехал мимо будто, не понимая, чего от него хотят.

– Такси! – снова сделал он выпад в сторону дороги заметив в потоке приближающийся похожий автомобиль за рулем которого сидел чернокожий водитель.

Когда машина приблизилась к нему, Джейкоб встал на самый край тротуара и что есть мочи стал размахивать рукой пытаясь таким образом привлечь к себе внимание водителя.

Водитель такси одарил его не менее равнодушным взглядом и спокойно показал ему что-то жестами.

–Ты же черный! Будь человеком! – с досадой в голосе произнес он и оступившись едва не упал с бордюра на асфальт под колеса проезжающего мимо автомобиля.

– Будь ты проклят! – выпалил он вслед уезжающему автомобилю – мы все черные – братья, должны помогать друг другу… – продолжил он, паясничая в бессильной злобе – черта с два…

В потоке машин показался еще один седан желтого цвета. Джейкоб взволнованно взглянул на часы и решил, что этот автомобиль он не упустит во что бы то ни стало. Он встал на самый край дороги и когда такси было в нескольких метрах от него резко выскочил на дорогу широко расставив руки.

Визг тормозов сильно ударил по ушам и автомобиль клюнув носом остановился в полуметре от него.

Из окна машины показалось сморщенное, недовольное лицо таксиста.

– Тебе что жить надоело?! Ты чего на дорогу выскочил?! Ополоумел совсем?!

– Манхэттен, Тайм сквер, Двойной счетчик! – выпалил Форс все еще стоя на дороге с раскинутыми в стороны руками и ошалело глядя на водителя.

Фраза про двойной счетчик подействовала как транквилизатор на терьера, водитель в миг успокоился и расплылся в довольной улыбке.

– Садитесь сэр, домчу быстрее пули.

Форс открыл заднюю дверь и бросив на сиденье увесистый кожаный портфель, довольный, удобно расположился рядом с ним.

– Домчу быстрее пули – повторил с улыбкой водитель, налегая правой рукой на рычаг переключения передач, и старенький форд продавливая шинами мягкий асфальт тронулся с места оставляя за собой облако сизого дыма. Старик не обманул, он и вправду домчал до тайма сквер за каких-нибудь полчаса учитывая пробки и расстояние поездка заняла бы не меньше часа, но ловкий старикан, не нарушая правил, какими-то дворами и закоулками объезжая пробки и светофоры лихо подвез его прямо к огромному сияющему зданию из стекла и бетона.

– С вас сорок долларов сэр!

Джейкоб достал бумажник и задумавшись на секунду достал из него двадцатидолларовую купюру, затем вышел из машины и подал ее водителю через окно

– Здесь только двадцать, сэр! – все так же улыбаясь произнес водитель.

– Эта поездка ровно столько и стоит. – ответил Форс холодным тоном – плюс, я думаю ты неплохо сэкономил на бензине.

– Но мы договаривались на двойной счетчик сэр.

Джейкоб лукаво ухмыльнулся

– Мы не о чем не договаривались – и довольный пошел прочь.

Уже поднимаясь по массивному лестничному маршу он почувствовал какое-то еле уловимое беспокойство и непривычную легкость в правой руке, будто чего-то в ней не хватало. И в то же мгновение он остановился и оцепенел. Портфель! Он оставил в машине портфель!

Форс опрометью бросился вниз по лестнице, выскочил в дверной проем и даже немного обрадовался, увидев старенький форд желтого цвета на том же месте. Подойдя к машине, он постучал костяшками пальцев в водительское окно.

– Простите сэр… – выдавил из себя Форс, не глядя в окно с явно фальшивым раскаянием в голосе – я думаю я поступил с вами нечестно.

Он вытянул из кармана пухлый бумажник, достал из него очередную двадцатку и прижал к стеклу.

Тонированное стекло жужжа приводом стеклоподъемника медленно поползло вниз, и чья-то рука словно зажим крепко ухватила купюру между средним и указательным пальцем.

– Всем раздаешь? – из салона раздался звонкий, с нотками наглости, голос явно непожилого человека.

Форс наклонился и заглянул в салон. За рулем сидел молоденький чернокожий паренек лет двадцати, с дредами под вязаной, цвета радуги шапкой, этакий Боб Марли.

– Чего вылупился? – Паренек протянул купюру на себя, и она, шурша о край стекла выскользнула из-под ладони Форса и пропала в кармане широких шорт Растамана.

– Чего вылупился? – повторил паренек, озираясь по сторонам – Здесь копов больше чем тараканов в квартире твоей мамаши. Говори, чего тебе надо, бери и проваливай.

П.… п.… портфель – промямлил Форс явно обескураженный происходящим. – Здесь был старик…

–Ты что курил мужик? Отсыпь, я тоже хочу, чтоб меня так вставило.

К этому моменту Форс уже немного пришел в себя, он наклонился к заднему стеклу и приложив ладонь ребром ко лбу попытался вглядеться в заднюю часть салона.

– Эй! Эй! – паренек явно занервничал – ты чего там ищешь?

На горизонте показалась пара полицейских.

– Твою мать, да ты… переодетый легавый! – парень ловко повернул ключ в замке зажигания, нажал на акселератор и старая легковушка, визжа шинами резко сорвалась с места, едва не сбив Форса с ног.

– Черт! – Форс уже окончательно пришел в себя – Да что ж за день то такой?!

Истерично посмеиваясь он побрел в обратно к главному входу.

"Вот и не верь после этого в карму"

. Он прибавил шаг. "не хватало еще опоздать на шоу"

Миновав улыбчивого консьержа и поднявшись на второй этаж Джейкоб остановился перед массивной деревянной дверью с табличкой, на которой золотыми буквами на черном фоне была выдавлена надпись "Mr. Garry”. Форс пригладил волосы, поправил галстук и подойдя к двери уверенно в нее постучал.

– Войдите – послышался из кабинета хрипловатый бас.

Джейкоб распахнул дверь и оказался в просторном кабинете, искусно отделанном благородными породами дерева. На стенах висели трофеи в виде голов различных животных, по-видимому добытые хозяином этого кабинета на охоте. Здесь были косули, зебры лось и даже голова носорога. На полу перед массивным столом из красного дерева распластавшись во все стороны лежала шкура медведя с головой, чьё выражение моды застыло в свирепом оскале со стеклянными, не менее свирепыми глазами, которые сейчас смотрели прямо на Джейкоба.

– Ну наконец то! Мы тебя уже давно ждем! Шоу вот-вот начнется!

Из-за стола встал щуплый интеллигентного вида мужчина с аккуратно подстриженной бородкой на довольно морщинистом лице.

– Энни звонила тебе утром. Говорит ты запутался в днях недели. Ты готов? Шоу вот-вот начнется. Тебе срочно нужно в гримерку и на площадку. Пойдем я провожу тебя.

Вместе они вышли из кабинета и пройдя немного по коридору остановились возле лифта.

– Дерьмово ты выглядишь парень – усмехнулся Форс ткнув пальцем в свое отражение в металлических дверях лифта, которые были отполированы и блестели так что в них можно было смотреться словно в зеркало.

Его спутник явно принял это на свой счёт.

–Да знаешь – промямлил он – работа. Я ведь не отдыхаю совсем. Отпуск брал, наверное, лет пять назад последний раз. Я так мечтал об этом кресле, когда был рядовым сотрудником. Много пахал чтобы занять его, утешая себя мыслями что, когда я стану главным редактором я буду только отдавать распоряжения офисным клеркам, сидя в дорогом кресле курить кубинскую сигару и планировать свой отпуск где-нибудь на Гавайях. – Ха-ха. – Он протяжно рассмеялся и добавил:

–С большими полномочиями приходит большая ответственность.

– Да, нет. – выдохнул грустно Джейкоб, – я про этого парня говорю – и уже более демонстративно снова ткнул пальцем в свое отражение в дверях.

Кнопка лифта, горевшая все это время красным к этому моменту, потухла, и они вошли в распахнувшиеся двери лифта.

На семнадцатом этаже того же здания уже творилось что-то невообразимое. По коридору взад и вперед сновали люди появляясь из одних дверей и исчезая в других. Высокий, щуплый мужчина в зеленом рабочем комбинезоне волоком тащил елку вдоль коридора делая вид что он внимательно слушает идущую рядом, с увесистой папкой в руках, женщину которая с учительским выражением лица явно его за что-то отчитывала. На встречу им словно гусыня со своим выводком двигалась женщина лет сорока, с целым отрядом юных девочек в чешках и балетных пачках.

Откуда-то из дверей студии показалась голова клоуна в огромном рыжем парике повертелась в разные стороны и видимо не найдя взглядом искомого снова исчезла за дверью. Все это происходило под смешавшиеся в какую-то дикую какофонию звуки различной музыки, оров, и монотонных диалогов доносившиеся со всех сторон. На противоположной стороне коридора распахнулись двери лифта и из него словно дирижёр всего этого хаоса вышел Главред в сопровождении своего гостя.

– Прямо по коридору, комната номер 308 – это гримерка, там тебя загримируют, и гример проводит тебя в студию. А я на этом вынужден откланяться. Зайди ко мне как все закончится. Я думаю у меня найдется немного времени чтобы поболтать с тобой о делах.

Мистер Гэрри зашел обратно в кабину лифта и исчез за его массивными металлическими дверями оставив Джейкоба наедине с этой сумбурной вакханалией.

– Триста восемь значит.

Он двинулся прямо по коридору оглядываясь на право и налево в поисках заветной таблички пока наконец не нашел ее на весьма обшарпанной деревянной двери с массивной латунной ручкой по которой было заметно что ее терли весьма часто.

Джейк аккуратно постучал в дверь

– Да, да, мистер Форс, я вас давно уже жду, нам пора начинать. – послышался из-за двери нежный женский голосок, затем дверь распахнулась, и худенькая чернокожая девушка с миловидным лицом схватив за руку, буквально силой втащила его в гримерку и усадила в кресло.

– Вы опаздываете мистер Форс! Съемка должна была начаться десять минут назад, но ее отложили из-за вас поэтому не будем сильно заморачиваться с гримом, наложим немного тона, немного хайлайтера, вот так…

Пять минут нехитрых манипуляций, и они вместе уже шагали по направлению к съемочной студии.

–Вам сюда – девушка указала ему на дверь и развернувшись на сто восемьдесят градусов пошла восвояси.

Джейкоб открыл дверь и вошел. Серость обшарпанных коридоров сменилась на залитую теплым, желтым светом, огромную, но в то же время очень уютную студию, в которой по кругу в четыре яруса размещались уже заполненные до отказа места для зрителей, а в центре этого круга находились три трибуны, две из которых были расположены друг напротив друга. Третья же находилась в стороне – аккурат напротив передвижной каретки с оператором. Две трибуны из трех уже были заняты, третья по всей видимости предназначалась ему.

Ведущий что-то бурно обсуждал с одним из участников шоу, в котором Джейкоб сразу узнал Эндрю Стивенсона – начальника департамента полиции Нью-Йорка. Дебаты уже шли полным ходом. Никто никого не ждал. Съемку начали без него.

– Вы – Джейкоб Форс? Вас вот, вот объявят. Пойдёмте со мной! —похлопала его по плечу какая-то незнакомая девушка и они вместе прошли в глубь декораций – к главному входу на съемочную площадку.

Через тонкие, фанерные стены уже можно было расслышать дебаты ведущего и его гостя.

– Что-ж мистер Стивенсон, – подытожил ведущий – мы выслушали вашу точку зрения, и поняли ее, но все же это только одна сторона медали, поэтому мы пригласили человека с диаметрально противоположными взглядами на эту проблему чтобы взглянуть на нее под другим углом. Встречайте, сегодня в нашей студии журналист, правозащитник и борец за права чернокожих – Джейкоб Форс.

По команде координатора раздались бурные аплодисменты и под их оглушающий шум Джейкоб вошел в студию и занял полагающуюся ему трибуну.

– И так, мистер Форс, позвольте мне представить вам вашего оппонента, прошу любить и жаловать, – начальник департамента полиции Нью-Йорка, Эндрю Стивенсон.

– Так значит вы мистер Стивенсон – продолжил ведущий —утверждаете, что по статистике семьдесят процентов всех преступлений в Нью-Йорке совершается чернокожими; при том что численность чернокожих в Нью Йорке составляет всего тринадцать процентов от общей численности населения.

– Да именно так – подтвердил Стивенсон. —Более того, при попытке задержания, более восьмидесяти процентов чернокожих преступников оказывают вооруженное сопротивление. Только за этот год мы потеряли более десяти офицеров убитыми и около двадцати получили ранения разной степени тяжести; трое из них потеряли трудоспособность и остались на всю жизнь инвалидами; и это, на минуточку, в мирное время. Я напоминаю, они просто несли службу на улицах Нью-Йорка, охраняя город от преступников.

Джейкоб бросил на офицера недружелюбный взгляд. Слова Стивенсона сильно задели его за живое и он моментально вспыхнул как порох.

– Вы считаете убитых офицеров мистер Стивенсон? – обратился с гневной речью Форс к своему оппоненту – исчисляете их десятками в год? А кто считал тех людей которых убили ваши офицеры во время задержаний? И это преимущественно черные. Я уже не говорю про тех людей, которых ваши доблестные офицеры застрелили из собственной трусости; только по тому что им показалось что человек был вооружен. Вспомните хотя бы Лесли Гринсберга который был застрелен на глазах у собственного сына, единственно потому что офицер якобы принял связку ключей в его руке за нож. Полицию вызвали соседи потому что они слышали…

Джейкоб сделал короткую паузу и затем продолжил нарочито растягивая первую фразу, дабы сделать на ней акцент – или им показалось что они слышали, как Лесли избивает своего сына. Якобы мальчик кричал и звал на помощь. Однако сам мальчик впоследствии отрицал…

– И это неудивительно мистер Форс. – перебил его Стивенсон – В среде чернокожих принято покрывать друг друга и это серьезная проблема, которая мешает нам вести расследования. Буквально на прошлой неделе в одну из больниц Бруклина поступил молодой, чернокожий парень с многочисленными, огнестрельными ранениями. Он был на грани жизни и смерти, и кое-как выкарабкался с того света благодаря круглосуточной работе врачей реаниматологов, которые не покладая рук спасали его жизнь. И что бы вы думали? Когда он пришел в себя и его жизни ничто уже не угрожало он наотрез отказался сотрудничать с полицией и выдать того, кто в него стрелял. Хотя, как мне сказали детективы, после долгих отпираний им всё же удалось загнать его в угол, и он сознался в том, что он знает человека, который в него стрелял, но он наотрез отказался называть его имя. Если даже в таких ситуациях мы не можем добиться правды и содействия от пострадавшего, что говорить, когда речь заходит о родном отце.

Однако сам мальчик – продолжил раздраженно Джейкоб, нарочито игнорируя хамское поведение своего оппонента – впоследствии отрицал что его отец вообще когда-либо поднимал на него....

– Он и будет отрицать! – снова перебил его Стивенсон – Я же говорю среди чернокожих принято…

– Перебивать человека, когда он не закончил свою мысль это видимо главная черта вашего характера мистер Стивенсон. Кроме того, чтобы говорить подобные вещи, я думаю, необходимо знать ситуацию изнутри, а она такова что люди, я подчеркиваю, не только черные, но черные в особенности, предпочитают не вызывать полицию в случае внутрисемейных конфликтов, потому что боятся, что полицейские решат этот конфликт уж очень просто. – с этими словами Джейкоб ткнул указательным пальцем верхнюю часть своей трибуны так резко и сильно словно хотел проткнуть ее – Просто застрелив человека! Вам напомнить, мистер Стивенсон, о записи с нагрудной камеры офицера которая облетела весь интернет, где полицейский говорит своему напарнику: "Просто пристрели его и поехали пить кофе?" Как вам такое ханжество? Я вам напомню, что эти офицеры приехали на вызов по бытовому насилию; там тоже отец якобы избивал своего несовершеннолетнего сына. И заметьте – он многозначительно поднял палец вверх – полицию вызвала не жена подозреваемого и никто-то из родных, это сделали соседи, которые, я думаю, навряд ли сделали бы тоже самое случись нечто подобное в их собственной семье. Этот вызов слава богу не закончился трагедией, но вдумайтесь, сколько цинизма в этих словах. Наш закон запрещает жестоко обращаться с животными, но пристрелить человека это видимо сущий пустяк.

Он выдержал небольшую паузу и как бы нехотя с возмущением добавил: – Особенно если этот человек чёрный.

– Мне кажется, мистер Форс, – вмешался ведущий – вы делаете уж слишком большой акцент на разнице между черными и белыми. Я вам напомню, что все граждане США имеют одинаковые права независимо от пола, расы и исповедуемых религий. Времена, когда чернокожие не имели права занимать первые места в общественном транспорте и имели прочие социальные ограничения канули в лету. И немалые усилия к этому приложили граждане нашей страны неравнодушные к этой проблеме независимо от расы.

– Оно может быть и так, точнее оно должно быть так, по закону. Однако я своими глазами наблюдаю иную картину. Я ясно вижу, что, хотя закон соединенных штатов и декларирует равные права для всех, однако на деле, жизнь черного в этой стране не стоит и пени. Буквально сегодня утром из новостей я узнал, что полицейские при задержании задушили парня, подозреваемого в торговле марихуаной. И не трудно догадаться к какой расе он принадлежал. Несомненно, торговля марихуаной это преступление, но обесценивать жизнь человека, только потому что он пошел на такое, скажем прямо, незначительное преступление, это тоже противозаконно. И я уверен, что никто, из полицейских причастных к убийству этого несчастного, не понесет никакого наказания.

К этому моменту Джейкоб уже был настолько эмоционально взвинчен что готов был высказать все что он думает и мысль что он находится в телестудии и его может услышать вся Америка подогревала в нем какой-то необычайный азарт. "Пусть. Пусть все слышат то, о чем никто не хочет говорить. Они конечно потом все это нарежут и перемонтируют на свой лад, ну да и ладно.

С этой мыслью он выкинул руку вперед показав тем самым что он хотел бы продолжить свою речь.

– Давайте будем честными, и расставим все точки над «и». – продолжил он – Чернокожие изначально были завезены в Америку как рабы. К нам относились как к рабам, ограничивали в правах, белые имели право покупать и продавать нас как покупают и продают товар на рынке, тяжелый труд это все на что мы имели право. С тех пор многое изменилось, и чего уж там говорить: многим в этом мы обязаны таким великим людям Как Абрахам Линкольн, Мартин Лютер Кинг, и прочие, хотя с последним я конечно же во многом бы поспорил будь у меня такая возможность, но… – он сделал многозначительную паузу. – Многие, я подчеркиваю, не все, но многие, до сих пор почему-то видят в нас бесправных рабов, чья жизнь и свобода не стоит и цента. Для них мы все еще рабы, те самые которых рабовладельцы когда-то завезли в Америку.

– Мистер Форс! – прервал его Стивенсон – Мистер Форс, я с вами категорически не согласен. Посмотрите на себя в зеркало; разве вы видите там раба? Вы человек с превосходным, высшим образованием, и давайте будем честными друг с другом, вы ни малейшего понятия не имеете что значит быть рабом; равно как и ни один белый не имеет понятия о том, что значит быть рабовладельцем. К тому же я вам напомню, что среди работорговцев того времени были и чернокожие, которые презрели цвет кожи и расовую принадлежность в угоду своему кошельку. Кроме того, как глава департамента полиции Нью-Йорка я хочу вам сказать одну важную вещь – никто в этой стране не убивает столько черных сколько сами черные, потому что некоторые из них считают, что имеют на это полное право. Исходя из собственного опыта, я могу абсолютно точно сказать, что обитатели гетто хоть и не говорят этого на прямую, но определенно убеждены в том, что что один черный может застрелить другого черного если тот приступил какой-то из внутренних, неписанных законов черного гетто, и это не будет считаться преступлением. Равно как и один черный без зазрения совести может назвать другого черного нигером и это не будет считаться оскорблением. Черное гетто – это отдельное государство, живущее по своим законам.

– Это полная чушь! – ушел Форс в глухую оборону, четко при этом понимая, что его оппонент прав на все сто процентов, ему трудно было признать эту не лицеприятную правду, которая, всякий раз всплывая наружу, доставляла ему неимоверную душевную боль, от которой он старался защититься любыми средствами.

–Идите вы к черту мистер Стивенсон! Вы снова лжете! Чернокожее население Америки, равно как и все остальные, живёт по законам соединенных штатов Америки, не важно гетто или нет, а вот кто действительно живет по своим внутренним законам, так это ваши доблестные офицеры. Любой черный убивший другого черного, какого бы мнения он ни был на этот счёт, рано или поздно понесет за это наказание – здесь нет механизмов, освобождающих от ответственности. Даже тот факт, что убитый напал первым не избавляет убийцу от ответственности. У вас же все иначе – ваши офицеры могут убивать безнаказанно десятками и при этом не нести за это никакого наказания. Вы и есть мафия – внутреннее государство, не подчиняющееся законам государства внешнего! Вы сами себе закон! Черное гетто – невинные младенцы по сравнению с вами!

Стивенсон ухмыльнулся так будто хотел тем самым упрекнуть Форса в глупости и наивности его взглядов.

– Я смотрю, мистер Форс, вы питаете некие иллюзии в отношении исключительности вашей расы по отношению к другим. Вот что я вам скажу: Нет каких-то исключительных рас людей, есть только люди. В каждой нации найдутся свои герои и свои злодеи в каждой нации есть свои внутренние проблемы и то чем люди одной расы отличаются от другой, не принимая во внимание вышеописанных мною проблем это только цвет кожи. Жизнь научила меня понимать это, думаю научит и вас. Вы расист мистер Форс —добавил он, энергично ткнув несколько раз пальцем в сторону Форса —Самый настоящий расист!

– Это я -то расист? Ну знаете… Это переходит все границы! Я никому не позволю тыкать в меня пальцем и называть расистом!

– А вы позвольте, мистер Форс. Позвольте людям тыкать в вас пальцем. Только так им удастся проткнуть тот раздутый пузырь шовинистских идей в котором вы живете!

– С вами бесполезно, разговаривать, мистер Стивенсон. Вы не понимаете сути проблемы. На этом мы, пожалуй, и закончим.

–Жизнь вас научит! – бросил он в спину уходящему Форсу свои слова словно заклинание, отхлебывая глоток воды из стакана – Научит....

Джейкоб краем уха зацепил его слова, но едва ли придал им значение. Уж слишком его ум был занят досадой от того что эти самодовольные кретины никак не хотят его понять.

Цедя сквозь зубы отборные ругательства он, уже выйдя из студии, спешно шагал к лифту в конец коридора.

В след за ним быстро перебирая своими худенькими ножками бежала та самая девочка гример в надежде его остановить. Едва догнав, она схватила его сзади за руку.

– Куда же вы мистер Форс? Шоу еще не закончилось; вам следовало хотя бы довести вашу партию до конца!

Форс остановился.

– Я все сказал! – он посмотрел на нее укоризненно сверху вниз, так будто она в чем-то была виновата. – Или вы со мной не согласны? Он нахмурил брови и бедная, и без того крохотная девушка, казалось, сжалась от страха и стала еще меньше.

– Вас устраивает происходящее в этой стране? – продолжил он все тем же холодным и укоризненным тоном.

Страх и робость в ее глазах вдруг сменились на чувство какого-то разочарования вперемешку с презрением.

– Если меня что-то и не устраивает – выпалила она, густо покраснев – так это ваше высокомерное поведение! Вы напыщенный индюк, мистер Форс!

С этими словами она развернулась и гордо пошла прочь.

"Ну вот —подумал Форс —такая милая девочка, но и ты туда же. Никто, никто не хочет понимать происходящего"