Читать книгу Жажда жить: девять жизней Петера Фройхена - - Страница 5

В больницу привезли мертвеца: треснутый череп, весь в крови, порванные связки, конечности едва не болтаются отдельно от тела. «Его сюда по кусочкам тащили», – прокомментировал свидетель.

Никто толком не знал, что случилось с этим человеком: знали только, что случилось это в доках. Из доков многих привозили в больницу Его Величества короля Фредерика: это было благотворительное учреждение, здесь лечили бедняков. Так было заведено в Копенгагене.

Раз пациента привезли уже мёртвым, торопиться было некуда. Каталку, на которой он лежал, оставили в углу, а врачи и медсёстры принялись обсуждать, кому везти его в морг.

За разговором кто-то бросил на тело случайный взгляд – и заметил, как едва-едва вздымается грудная клетка. Мертвец слабо дышал.

Тут же поднялся переполох. Врачи отдавали распоряжения, перекрикивая суету, медсёстры срочно повезли пациента в операционную. Скрип колёсиков гулко отдавался в коридоре.

Эту сцену наблюдал и Петер Фройхен, студент-медик двадцати двух лет. До сей поры учёба была ему в тягость. В медицину он пошёл не по призванию, а из расчёта получить стабильную работу, которая, впрочем, не обещала быть увлекательной. Случай портового рабочего заставил Фройхена воспрять духом. Доктор Торкильд Ровсинг, его наставник в Копенгагенском университете, наперекор скептикам настаивал, что рабочего можно спасти. «Кости можно срастить, оторванную плоть пришить на место!» – утверждал он. И принялся за дело, намеренный доказать свою правоту с помощью прорывных врачебных методик. В Копенгаген съехались доктора со всей Европы, желая своим глазами увидеть пациента. Они рассматривали его вдоль и поперёк, скрупулёзно изучали показатели, обсуждали состояние. Медленно, но верно пациент поправлялся. Случай признали медицинским чудом 1905 года. И чудо это творилось у Фройхена на глазах.

Прошёл год – портовый рабочий уже стоял на ногах так крепко, что почти обходился без трости, когда его всей больницей провожали домой. В числе провожавших был и Фройхен. Благодарный пациент произнёс прощальную речь, тронувшую его спасителей до слёз. Врачи и медсёстры махали на прощание знаменитому подопечному. Тот вышел из дверей, обрамлённых каменными арками, замешкался на секунду на обочине, а потом аккуратно перешёл улицу. Провожающие вернулись в больницу, гордые великим достижением.

Увы, очень скоро портовый рабочий вернулся – на сей раз действительно мёртвый. Бродя по копенгагенским улицам, он, несомненно, наслаждался своим вторым шансом – и не заметил автомобиля, который выскочил из-за угла на большой скорости.

Фройхен в смерти портового рабочего увидел знак от Вселенной. Он сделал открытие, которое изменило его будущее. Фройхен решил, что «не годится в доктора».

Открытие это напрашивалось давно. В детстве Фройхен только и делал, что бродил по лесам, измерял глубину ручьёв, искал птичьи гнёзда и выкапывал растения, чтобы посмотреть, какие у них корни. На природе ему нравилось больше, чем в классной комнате, хотя учился он хорошо. Он рос сообразительным, читал со страстью, если тема интересовала его. Однако всю жизнь Фройхену казалось, что в учёности он не дотягивает. Позже он решит, что этот комплекс неполноценности у него развился из-за детской дружбы с братьями Бор – уже тогда гениями. Харальду было суждено стать знаменитым математиком, а Нильсу – получить Нобелевскую премию по физике и создать квантовую теорию. Братья никогда не дразнили Фройхена и не хвастались своим выдающимся умом. Но всё же учиться с ними в одном классе было всё равно что тягаться в скорости с океанским лайнером. Поэтому к концу учёбы в школе Фройхен чувствовал себя не в своей тарелке. Выглядел он тоже не слишком уместно: на университетской фотографии он возвышается над однокашниками во все свои два метра, буйные белокурые волосы торчат. Конечно, врача делает не внешность – и всё же Фройхен выглядел скроенным для иной судьбы.

Смерть портового рабочего заставила Фройхена посмотреть на свою жизнь критически. Какое будущее его ждало, реши он строить медицинскую карьеру? Утром встал, пошёл на работу, обошёл больных, вернулся домой. Следующим утром снова: встал, пошёл на работу… И так до бесконечности? Не жизнь, а замкнутый круг.

Но куда податься? к чему лежит душа?

Одно из самых счастливых детских воспоминаний у Фройхена – как родители, Лоренц и Фредерикке Фройхен, подарили ему, восьмилетнему, лодку. Он поставил на ней паруса и отправился в плавание недалеко от родного Нюкёбинга – портового города в ста километрах от Копенгагена. Воздух в Нюкёбинге был солёный, звенели колокола на бакенах, смеялись моряки, рассказывая друг другу байки. Да, вот что он любил: романтику открытого моря. Бросив учёбу, Фройхен решил, что жизнь на море лучше ему подходит. Осталось только найти благоприятную возможность.

Пытаясь понять, чего хочет от жизни, Фройхен рассматривал разные дисциплины, которые предлагал Университет Копенгагена, и сблизился с театральными студентами: Фройхену нравилось выступать на сцене, и он нашёл себе друзей по интересам. Вскоре он познакомился с комедийной труппой, которая хотела поставить сатирическую пьесу о датском полярном исследователе Людвиге Мюлиус-Эриксене. Мюлиус-Эриксен возглавлял арктическую экспедицию, из которой недавно вернулся, и теперь выступал с лекциями в Копенгагене.

Фройхен вырос на мемуарах путешественников, как следующие поколения вырастут на комиксах. Он уже успел побывать на лекции Мюлиус-Эриксена, которая произвела на него неизгладимое впечатление. Мюлиус-Эриксен привлёк Фройхена – студента, ищущего себе непроторённую дорогу, – ещё и своим образом нонконформиста: Мюлиус-Эриксен часто писал в популярную газету Politiken, где критиковал отношение образованного общества к церкви и правящим элитам. Богемность исследователя проявила себя и в его последней экспедиции: два года он путешествовал на собаках по неизведанному северо-западному побережью Гренландии в поисках поэтического вдохновения, а экспедицию назвал «Литературной». Путешественники десять месяцев прожили с группой инуитов, следуя их обычаям и традициям: как исследователи, а не как завоеватели. Группа инуитов была особенно интересна тем, что жили они в Эта – поселении, расположенном севернее любого другого известного места, где обитал человек. От основного острова Эта отделял залив Мелвилл, водная преграда шириной в триста километров, почти круглый год заполненная айсбергами. Природный барьер помог сохранить древний жизненный уклад инуитов: они охотились так же, как их далёкие предки, соблюдали те же традиции и верили в своих богов, не испытывая на себе влияния христианства. Эта редко посещали чужаки. Когда Мюлиус-Эриксен со своей командой вошли в поселение, испуганные дети попрятались за хижинами и санями и только опасливо поглядывали на чужестранцев. После их вышли встречать взрослые и подали им с десяток замороженных сердец моржа в знак гостеприимства. Стараясь не сломать зубы, путешественники откусили по кусочку бордового мяса и согрели его у себя во рту, прежде чем прожевать и проглотить. Захватывающий рассказ Мюлиус-Эриксена об этой встрече поразил воображение Фройхена.

Фройхену не понравилось, как его друзья-театралы изобразили Мюлиус-Эриксена на сцене. Получилось местами забавно, но уж слишком много там было клише. Путешественников легко высмеивать: достаточно нацепить на актёра моржовые усы, и пусть он со сцены прославляет дерзание и клеймит лень, да ещё втыкает в землю флаг и объявляет чужую землю своей во имя Исторической Неизбежности. Но Фройхен чувствовал, что Мюлиус-Эриксен не такой, а подобная сатира на него – всего лишь поверхностная карикатура. Постановка ему так не понравилась, что он решил выяснить, каков Мюлиус-Эриксен на самом деле. Через некоторое время Фройхену удалось разыскать его адрес.

«Я дрожал с головы до ног, стоя у него под дверью», – позже вспоминал Фройхен. Ответив на стук, Мюлиус-Эриксен обнаружил у себя на пороге молодого человека, сложённого как цирковой силач, с руками как у портового грузчика (хотя Фройхен в порту никогда не работал). Путешественника не раздражил незваный гость: ему стало любопытно. Он пригласил Фройхена войти и предложил присесть. Вскоре студент и полярный исследователь разговорились и беседовали уже по-приятельски, словно и прежде были знакомы. Мюлиус-Эриксен, должно быть, удивлялся, что у такого крепкого детины такой мягкий голос: словно у священника. Фройхен объяснил своему герою, что ему нравится учиться, только не в университетской аудитории: и Мюлиус-Эриксен разглядел в нём родственную душу. Приметил он, должно быть, и крепкие предплечья своего гостя, и его широкую грудь, осанку спортсмена и решительность во взгляде – качества человека, с которым не страшно разделять приключения.

Исследователь рассказал Фройхену, что планирует новую экспедицию в Гренландию и надеется достичь нескольких целей: картографировать неизвестный отрезок земли на северо-востоке острова; поискать там остатки древних поселений (в этом регионе исторически отсутствовали жители) и провести научные изыскания, в том числе важную метеорологическую работу. Эту экспедицию он планировал назвать «Датской». Изложив свои намерения, Мюлиус-Эриксен спросил у Фройхена, хотел бы тот к нему присоединиться. Молодой человек выпалил «да!», не раздумывая ни секунды.

Когда Фройхен был маленький, погиб его друг: утонул, катаясь на лодке. Тело мальчика вынесло на берег через несколько дней. Несчастный случай заставил взрослых в городке призадуматься, стоит ли отпускать детей кататься на лодке без присмотра. Фройхен до смерти боялся, что ему запретят ходить под парусом, но родители успокоили его. «Не ты виноват, что твой друг не умел плавать», – сказали они ему.

Эта история – одна из многих, и все они иллюстрируют разрешительный подход Лоренца и Фредерикке к воспитанию сына. В те времена родители ещё не запрещали детям всё, не так боялись за них и не стремились защитить от всего на свете. И когда в 1906 году Фройхен объявил родителям, что бросает учёбу и едет в арктическую экспедицию вместе с Мюлиус-Эриксеном, они отнеслись к этому философски.

Конечно, родители переживали за Фройхена. Но они были уверены, что необходимо развивать в сыне независимость, учить его полагаться на себя и любить природу. У Лоренца и Фредерикке было семеро детей: родители бы, наверное, с ума сошли, не отпускай они детей гулять, чтобы те потратили лишнюю энергию. Фредерикке, узнав о замысле сына, предположила, что он унаследовал неспокойный дух от её отца-моряка. Петер плохо знал дедушку, но всегда любил слушать рассказы о его приключениях. В этих рассказах было мало конкретного: они рисовали смутную фигуру отважного морехода – а может, кого-то и более опасного, наёмника или пирата. Подобные семейные легенды воспламеняют детское воображение: дети начинают мечтать, как сами бороздят океаны, берут штурмом города, идут по доске на корм акулам, но в конце выбираются живыми и невредимыми и сами рассказывают о своих приключениях. Если верить слухам, дед Фройхена участвовал в нескольких революциях, которые гремели в Парагвае в XIX веке. Неясно, на чьей стороне он сражался: известно лишь, что он ходил по мутным рекам через джунгли, в одну сторону возя войска и амуницию для правительства, а обратно – для бунтовщиков. Возможно, однажды дед Фройхена и правда оказался на виселице, но выпутался из петли и, раскачавшись на верёвке, спрыгнул с эшафота, а пули свистели ему вслед. Поговаривали ещё, что дом в Дании он купил, продав трофей с парагвайской эскапады – двухметровую статую орла из чистого серебра.

Поскольку отца никогда не бывало дома, большую часть детства Фредерикке провела в Крагескове – на ферме дяди Кристена, брата матери. У дяди Кристена в прошлом тоже были приключения: видимо, в семье и правда жил беспокойный дух. До того как остепениться и стать фермером, Кристен был старателем – добывал золото в Австралии. Он мог часами рассказывать истории о разнообразных бандитах и разбойниках с большой дороги. Он даже утверждал, что нашёл самый большой самородок в Австралии – величиной с грейпфрут и такой же красный. Но тут одного из его напарников застрелили на пыльной дороге под Мельбурном, и Кристен решил, что настала пора возвращаться в Данию и перейти к более мирным занятиям. В детстве Фройхен часто ездил в Крагесков к двоюродному дедушке на лето, где с восторгом слушал байки Кристена и его работников – экстравагантных кочевников, которые пили виски прямо из бутылки и у которых в карманах редко водились деньги. Все они, без сомнения, были горазды преувеличить, приукрасить и присочинить, чтобы их истории получились цветистыми и захватывающими. Уверен, что Фройхен перенял у этих людей науку, как быть хорошим рассказчиком. В дальнейшем он сам научится первоклассно удерживать внимание слушателей, рассказывая истории в такой же разухабистой манере.

Узнав о намерении Петера присоединиться к Датской экспедиции, Фредерикке написала сыну, что он «поступает правильно» и что «неуёмная тяга к приключениям» у него в крови. И она, и отец Петера, видимо, догадались, что жизнь их сына наконец-то начинается по-настоящему, а всё прежнее было только предисловием к ней. Петер был счастлив, что родители поддерживают его. «Я был на седьмом небе от счастья и считал, что будущее моё обеспечено», – позже напишет он.