Читать книгу Экзистенция и культура - - Страница 16

Экзистенциальный опыт нередко противопоставляют повседневному опыту человека, имея в виду под первым область уникальных, предельных ситуаций и переживаний, которые возникают неожиданно, непредвиденно и меняют как внутренний мир личности, так и ее жизненное пространство.

На страницах книги «Экзистенциальная психотерапия» И. Ялом задает вопрос: когда человек открывает для себя экзистенциальные данности? И отвечает на него: «Когда мы “заключаем в скобки” повседневный мир, т. е. отстраняемся от него; когда глубоко размышляем о своей ситуации в мире, о своем бытии, границах и возможностях; когда касаемся почвы, предлежащей всем остальным почвам, – мы неизбежно встречаемся с данностями существования…»97. Это происходит путем глубокой личностной рефлексии, катализатором которой часто служит экстремальный опыт, связанный с пограничными ситуациями (например, угрозой личной смерти, принятием важного необратимого решения, изменением базовой смыслообразующей системы). Экзистенциальное переживание выступает как трансцендирование по отношению к повседневной реальности. Личность, проникая за грань внешнего, поверхностного слоя обыденного сознания, вступает в пространство экзистенциального опыта.

Различение типов опыта субъекта является принципиально важным для понимания их специфики. Экзистенциальный опыт по отношению к обыденному является метасистемным (В.В. Знаков), «опытом второго порядка». В этом смысле, экзистенциальными для субъекта становятся не все повседневные события и ситуации, которые он помнит, а только те, которые оказали на человека долговременное и системное влияние. Согласно В.В. Знакову, экзистенциальный и жизненный опыт нужно рассматривать как единую систему со встроенным метасистемным уровнем. Экзистенциальный опыт при этом включен в систему, и вместе с тем выходит за ее пределы, является метауровнем98.

Системный и метасистемный уровни опыта глубоко взаимосвязаны. Критерием определения события как экзистенциального для человека является становление стойкого эмоционального и познавательного отношения. Кроме того, отнесение события к экзистенциальному опыту возможно на основании уже осуществленного понимания, рефлексии, сопоставления с другими событиями и ситуациями. Таким образом, в экзистенциальном опыте усиливается эмоциональная составляющая, а также активизируются процессы осмысления. Особенно важно при этом субъективное понимание значимости, ценности происходящего для субъекта. Экзистенциальный опыт субъекта включает совокупность «смыслов неких уникальных жизненных событий и обстоятельств, случившихся с человеком и раскрывших свои значения только ему»99.

Экзистенциальные ситуации и переживания, связанные с важными жизненными выборами, могут ставить под сомнение элементы социального и повседневного опыта, становиться поводом для трансформации убеждений личности, изменения самоотношения, понимания своего места в мире и взаимодействий с другими людьми.

Обращаясь к идеям М. Хайдеггера, можно сравнить повседневный и экзистенциальный опыт с двумя модусами существования человека в мире: состоянием забвения бытия и состоянием сознавания бытия. Забвение бытия означает жизнь в мире вещей, каждодневных событий, привычной среды. Это в некоторой степени беспроблемное существование, когда человек включен в установленный процесс повседневной жизни, не ведающей мучительных альтернатив, и опирается на общие верования, определяющие видение мира и себя самого. Эта прочная традиционная основа жизни человека может утрачиваться в случае экзистенциального кризиса, когда повседневный круговорот жизни вызывает переживание бессмысленности существования, так ярко описанное А. Камю в ракурсах тем абсурда («Миф о Сизифе», «Посторонний», «Калигула») и бунта («Бунтующий человек», «Чума», «Праведники»).

Повседневная жизнь в сообществе раскрывается М. Хайдеггером через неподлинность состояния «das Man». В повседневном бытии личностная свобода и ответственная решимость приглушены, особенности нивелируются, растворяются в среднем. На первый план выходит анонимное, однообразное, типическое. Человек в некотором смысле является не самим собой, а воспроизводит устоявшиеся эмоциональные, социальные, моральные образцы мышления и поведения. Повседневности свойственны озабоченность настоящим, наличным, погруженность в обыденные хлопоты. Пожалуй, именно так видел мещанскую жизнь герой Г. Гессе Гарри Галлер, и именно такой модус жизни разочаровал Ивана Ильича на пороге смерти.

Через сознавание бытия, к которому человек приходит в результате определенных ситуаций, выборов и кризисов, он определяет себя в мире, осознает собственную ответственность, существует онтологически по отношению к нему, к отдельным вещам и событиям. Согласно М. Хайдеггеру, лишь в онтологическом модусе существования человек соприкасается с собой, постигая и осознавая неповторимость и значимость собственного присутствия в мире. В романе «Волхв» Дж. Фаулз описывает переживание героя, как мне кажется, соответствующее такому соприкосновению личности с миром и собой: «Мне явилась истинная реальность, рассказывающая о себе универсальным языком; не стало ни религии, ни общества, ни человеческой солидарности: все эти идеалы под гипнозом обратились в ничто. Ни пантеизма, ни гуманизма. Но нечто гораздо более объемное, безразличное и непостижимое. Эта реальность пребывала в вечном взаимодействии. Не добро и не зло, не красота и не безобразие. Ни влечения, ни неприязни. Только взаимодействие. И безмерное одиночество индивида, его предельная отчужденность от того, что им не является, совпали с предельным взаимопроникновением всего и вся. Крайности сливались, ибо обусловливали друг друга. Равнодушие вещей было неотъемлемо от их родственности. Мне внезапно, с неведомой до сих пор ясностью, открылось, что иное существует наравне с «Я»… Мне не хотелось описывать или определять это взаимодействие, я жаждал принять в нем участие – и не просто жаждал, но и принимал. Воля покинула меня. Смысла не было. Одно лишь существование100.

Что-то подобное имел в виду Э. Гуссерль, когда описывал рефлексивные процедуры эпохэ и редукции. Иное дело, что герой Фаулза приходит к такому психическому состоянию не столько в результате теоретической рефлексии, сколько под влиянием эмоций. Требуется немалое интеллектуальное усилие для того, чтобы вырваться за пределы «естественной установки», не сосредоточивать свое внимание на отдельных вещах и отдаться потоку сознания. В строгом смысле такое «сознавание бытия» трудно свести к теоретической рефлексии: это скорее отказ от теоретизма в пользу чего-то иного, естественного и спонтанного. Именно по этой причине Гуссерль и пытается в итоге объединить редукцию и естественную установку.

В размышлениях К. Ясперса повседневное бытие обретает черты «естественной беззаботности», когда человек не задает вопроса о себе самом, осуществляет ближайшие жизненные цели и задачи. «Я» в этом случае его не тревожит, и это является основой его полноценной деятельности и общения. Противоположное состояние постоянного беспокойства личности, не связанного с конкретными обстоятельствами, скорее есть пример ее невротичности и депрессивности. Однако духовный рост связан с ситуациями, когда человек проблематизирует собственное «Я», пробуждается из своей беззаботности, задает себе вопросы о подлинности своего существовании.

В психологических исследованиях Н.В. Гришиной собраны описания переживаний людей разного возраста, рода деятельности и разной культурной принадлежности, которые могут быть отнесены к экзистенциальному опыту. На основании анализа этих переживаний автор определяет его универсальные характеристики101. Во-первых, экзистенциальный опыт связан с разрушением привычных способов ощущения себя в пространстве и времени. Человек может ощущать слияние с миром и прямой диалог с ним (о чем говорится в приведенном примере из романа Дж. Фаулза). При этом практически всегда отсутствуют указания на время и продолжительность переживания.

Во-вторых, экзистенциальный опыт обладает особой интенсивностью, которая проявляется в том, что он помнится личностью долгое время – годы, десятилетия, всю жизнь. Вспоминая и передавая этот опыт даже спустя длительное время, человек заново переживает сильные чувства.

В-третьих, переживаемый опыт описывается как уникальный, необычный, который трудно с чем-нибудь сравнить и выразить словами. Чаще других значений при этом упоминается ощущение прекрасного и чувство глубокого смысла происходящего.

Экзистенциальный опыт становится для человека открытием и пониманием смыслов и ценностей «высшего порядка», основанием, определяющим активность человека на разных уровнях жизнедеятельности. Это – становление «Я», экзистенциальной идентичности, которое протекает в рамках конкретной повседневности и конкретного социального бытия. Поэтому важным является не только различение и даже противопоставление повседневного и экзистенциального в опыте, но и обнаружение их глубоких связей, раскрывающих целостное бытие человека.

Для определения особенностей экзистенциального опыта необходимо различать институциональные и неинституциональные виды опыта. Некоторые частные типы опыта протекают в рамках формальных социальных институтов – образовательных, профессиональных, конфессиональных и т.д. Каждый из них характеризуется специфическими особенностями. Вместе с тем значительные фрагменты человеческого опыта располагаются в сфере неформальной деятельности и коммуникации. Так, эстетический опыт не исчерпывается уроками пения и рисования; опыт творчества выходит за пределы работы в конкретных сообществах и организациях. Институциональные типы опыта предполагают копирование формально-нормативных образцов. Напротив, неформальный опыт основан на творческой самодеятельности личности или сообщества. Примерно таковы базовые (пусть и не абсолютные) различия между стандартным осмотром достопримечательностей во главе с гидом и неорганизованным культпоходом; садоводством как профессией и как элементом дачной жизни; изучением литературы в школе и самостоятельным чтением.

Другая оппозиция – локальный и интегральный опыт. Локальный опыт привязан к месту и времени, к узкому кругу самоочевидностей и тому, что можно назвать пассивной социализацией (адаптацией). Интегральный опыт, напротив, представляет собой урок трансгрессии (М. Фуко, М. Бланшо). Взятые в целом экзистенциальный, повседневный, культурный, социальный типы опыта универсальны, пронизывают время и пространство, все формы деятельности и общения. Институциональный и локальный опыт может быть описан и классифицирован; он составляет стандартный предмет исследования социальных и гуманитарных наук. Напротив, неформальный и универсальный опыт с трудом поддается определению; типы такого опыта нечетко отделены друг от друга; они пересекаются, акцентируя разные грани и пласты совокупного жизненного мира. Результатом их философского анализа выступают предельные категории общества, культуры, бытия, жизни, призванные определить беспредельное. Отсюда и трудности определения опыта экзистенции; они также типичны для концептуализации повседневного и социального опыта.

Понятие «экзистенциальный опыт» отнюдь не находится в ряду иных типов опыта, которые, возможно, в большей степени поддаются дефиниции. Экзистенциальное содержание пронизывает структуру всякого опыта, а «данности существования» могут быть проявлены в любой момент жизни. Искусство предлагает выдающиеся образцы их анализа особыми художественными средствами. Важное место между искусством и трансцендентальной философией в исследовании экзистенциального опыта занимает подход, нередко называемый натуралистическим или философско-междисциплинарным. Он подразумевает обращение к социальному контексту явлений, к пространству конкретных культурно-исторических реалий. Такой подход, разрабатываемый в рамках социальной эпистемологии, способствует пониманию исследуемого объекта в различных типических проявлениях и интерпретациях, в его ценностной нагруженности и культурной уникальности102. Эти особенности исследования, направленного в большей степени на взаимосвязь повседневного и экзистенциального, важно использовать применительно к экзистенциальному опыту, который в философско-психологической литературе трактуется прежде всего как феномен индивидуального и уникального становления личности.