Читать книгу Закон бабочки - - Страница 9

О Новогодних «огоньках», устраиваемых преподавателями музыкально-педагогического училища, ходили легенды.

Все на них рвались. Но не всех пускали.

К огонькам готовились за год, как бразильцы к карнавалу.

Столы ломились от вин и закусок, паркет трещал от танцев и взрывы хохота перекатывались по этажам.

Сознаюсь в старом грехе: любили мы поизголяться над сильной половиной человечества. Но красиво. Мягкими лапками. Например, устраивали состязания по метанию в даль… куриного пера!

Со строгими правилами, судьями и желанным призом на горизонте – бутылью коньяка.

Коварство же заключалось в том, что каждому спортсмену выдавалось по три пера. В пылу спортивного азарта, – вспомним суровые «сухие» времена! – соревнующиеся непрерывно ссорились, выдавая бесподобные монологи: где мои три пера? У него ещё свои три пера не кончились, а он уже мои подхватил! И т. д.

Или, разбившись на команды, выбирали самого красивого, и, водрузив на стул, наряжали новогодней ёлкой – со звездой во лбу, мишурой по рукам и блеском на попе, с искрящимися шарами на ушах, в носу, в петлицах и ширинках.

История, о которой пойдёт речь, произошла на одном из таких «огоньков».

Всё шло как по маслу.

Уже отгремели тосты, прошли намеченные состязания (см выше), а всё ещё чего-то хотелось. Упарившись от танцев, все высыпали в прохладный коридор и задымили у распахнутых окон. Шутки, смех, анекдоты…

Тут меня и занесло. Ляпнула что-то ядовитое насчёт врачей.

– Ух ты, языкастая! – обиделся один из гостей. Оказался врач. – А учителя что? Лучше? Приходит недавно сын из школы…

И понеслось.

Он мне раз, я ему – два. Он мне – ах ты, языкастая, я ему – ах ты, носастый. Нос у него и правда был выдающийся. Он про школьный буфет, я – про больничный туалет, он про учительшу – злодейку, я – про врачиху-неумейку. Нас уже хотели разнимать.

И тут я ляпнула такое!

В скобках замечу, что я тут ни при чём. Это бурлило и рвалось наружу французское шампанское местного разлива в компании с чудненьким виски производства районного пищекомбината. И виски, и вискас там стряпали в одном цехе. Может, перепутали чего…

И вот произношу я свою коронную фразу.

И наступает тишина.

Носатый посерьёзнел сразу. Молча проглотил обиду и окинул меня пристальным врачебным взглядом.

– Ну подожди, языкастая. Мы с тобой ещё поговорим.

– Ой! Это где ж, стесняюсь я спросить?

– В моём кабинете. Вот придёшь на приём – там и поговорим.

– Хи-хи-хи! И по какой же специальности, если не секрет, будете?

– Зачем секрет? Кожвенеролог, – с гордостью ответил врач.

– Ой, не могу! Уж извините, но без вас я как-нибудь обойдусь!

Дело было тридцатого декабря.

Наутро просыпаюсь, иду по привычке в ванную.

И застываю на пороге.

Из громадного зеркала глядит, в моём, впрочем, халате, совершенно незнакомая мадам. И не мадам даже. А неизвестный науке гибрид.

То есть одна половина физиономии, если приглядеться, вполне может сойти за мою. А вот вторая, отделённая вертикалью носа, представляет собой хорошенькое, розовенькое свиное рыльце. Для поросёнка даже симпатичное.

Восточный глазик узенький блестит под складкой кожи. Нос пятачком. Аж хрюкнуть захотелось.

С эзотерической точки зрения всё правильно. Вела себя поросёнком – поросёнка получила. Но как обидно! Как же я пойду на новогодний бал? В Дом офицеров?!!

Я быстренько подхватилась, завесила физиономию полотенцем, понеслась в поликлинику и – бывает же такое! – врач-офтальмолог оказался на месте.

Не веря собственному счастью, разматываю полотенце, чтобы показать ему эту страшную красоту. Я спасена!

– А вы не по адресу пришли, – охлаждает мой пыл доктор. – У вас аллергический конъюктивит. Вам нужно к…

Уж лучше бы он послал меня на…!

Потому как мне что голову на плаху положить, что в пасть к тигру засунуть, что войти в кабинет к…

А только делать нечего.

…Когда я возникла в кабинете у носатого, он расхохотался так, что зазвенели игрушки на ёлке в приёмном покое.

Совершенно неприличное, бессовестное ржание – как можно смеяться над больными? – понеслось по гулким коридорам пустой в этот час поликлиники.

Вспомнив о врачебном долге, он умолкал и, надувая щёки, тужился, пытаясь загнать внутрь этот неуместный смех, но, глянув на меня, начинал ржать как молодой жеребец, впервые увидевший кобылу. Я за него даже порадовалась. Не каждый день можно так повеселиться.

Со скорбной физиономией, я ждала развития событий и изо всех сил прикусила язык, чтобы не ляпнуть: Ну что я говорила? Кто был прав? У него пациент на приёме, а он ржёт, как ненормальный…

Приступ веселья, наконец, иссяк.

Он взял мою историю болезни, полистал с сожалением.

– Рад бы вам помочь, но, к сожалению…

Я похолодела. Из носа хлюпнуло. Из глаза капнуло.

– Медицина-то у нас, как вы правильно вчера, – вернее, сегодня – заметили, слабая… вообще плохая.

– Хорошая!

– Врачи вот неумелые…

– Почему? Очень даже умелые! Советские врачи – самые лучшие врачи в мире!

– Да ну? А мне грешным делом что-то другое послышалось…

Он понаслаждался ещё немного моей вконец раскисшей физиономией и наконец улыбнулся.

– Ладно, языкастая. Не переживай! Дело поправимо. Дам тебе сейчас мази, капель, таблеток – вечером будешь как огурчик!

Носатый не обманул: вечером я и правда была как огурчик.

В летящем платье светло-зелёного шёлка, золотой полумаске и серебряных туфельках…

Мой кавалер, зелёный тоже, звенел медалями, как барбос на выставке, и шевелил усами, нашёптывая в ухо приятности и комплименты.

Проводив старый год и по-гусарски шумно встретив новый, все отвалились от столов и высыпали в прохладный вестибюль. Шутки и анекдоты полетели по залу… «Приходит ученик в школу, а учительница…» – донеслось от окна… Я по привычке навострила уши и раскрыла рот, готовая вступиться за честь мундира. И тут же закрыла. Я решила проявить на этот раз благоразумие и провести разведку, приглядевшись к знакам отличия говорящего. И не зря. Офицер, озвучивший анекдот, оказался танкистом!

Я мудро решила, что обойдусь на сей раз без боевых действий и с миром отвалила от компании.

Ну его, зелёного. Пусть живёт.

А то ещё встретимся где-нибудь на полигоне…