Читать книгу Пищевая цепь - - Страница 6

У нас закончился собачий корм. Потенциальный жених отправился в город и должен был вернуться всего через пару часов, но внезапно наступает вечер, а я все еще одна.

Если не считать Гектора – сурового беспородного пса, настолько огромного, что кажется, я могла бы прокатиться на нем верхом. Он шастает по двору и голодно шевелит ушами под звуки кудахтанья соседских кур или мои робкие попытки выглянуть на крыльцо.

Варю овсяную кашу с найденными в холодильнике мясными ошметками. Осторожно, держа миску на вытянутой руке, ставлю у самой двери и тут же прячусь. Сначала Гектор встречает подношение с удивлением, долго и недоверчиво смотрит коричневыми, размером с блюдца глазами, но в итоге расправляется с ужином вдвое быстрее, чем обычно. А после еды поглядывает на меня уже теплее и будто бы даже без гастрономического интереса.

Пользуясь его благорасположением, выхожу за ворота участка и изо всех сил всматриваюсь в уходящий вдаль проселок. Вот-вот и вынырнет из-за поворота потертый внедорожник, вот-вот и разразится тишина ревом старого двигателя.

Почти стемнело. Проселок утонул в темноте. Не важно, я все равно узнаю его по свету фар.

Кромешная темнота. Только в ярком свете соседских окон по-прежнему можно рассмотреть какие-то детали.

Что-то случилось. Что-то не так.

– Опять забухал, скотина недорезанная. Чай, через неделю вернется. – кривится пожилая женщина неприятного вида из дома напротив, отворачивается и сплевывает на землю.

Но я ведь знаю, что он не пьет – во всем доме ни единой капли алкоголя!

Старуха снова поднимает глаза и смотрит на меня каким-то странным взглядом.

– Ты заходи, дочка. Поужинаешь, у меня переночуешь.

– Спасибо, нет!

Захлопываю калитку и возвращаюсь на свой участок.

Ночью не смыкаю глаз. Вслушиваюсь в каждый доносящийся снаружи скрип.

Утро. Оказывается, все-таки спала.

Весь день слоняюсь по участку, а пес не отстает ни на шаг, угрюмо поглядывает по сторонам и тихо рычит, заслышав за забором незнакомые шаги или шум двигателя.

Я так больше не могу.

Иду в город пешком. На улицах почти нет людей, зато полно военных. Стараясь не обращать на себя их цепкие взгляды, я обхожу стороной открытые места – проверяю несколько магазинов, спрашиваю на кассах и обхожу редких общих знакомых. Но пропавшего никто не видел, а бесконечные, словно на пришельца, взгляды и настойчивые уговоры остаться переночевать в конце концов достают окончательно. На все взятые с собой деньги покупаю тяжеленную пачку собачьего корма и возвращаюсь.

Мы попросту разминулись. С ним все в порядке, все хорошо. Он давно вернулся и сам меня уже ждет. Наверное, тоже волнуется. С минутку перевожу дыхание и, уже трудом передвигая ногами, преодолеваю последние несколько сотен метров.

А дом по-прежнему пуст.

Съедаю полбанки варенья и долго пытаюсь затащить Гектора внутрь. Воспитанный твердой рукой, он стоит столбом едва просунув морду за порог и наотрез отказывается ступать на запретную территорию. Так и не совладав с его упрямством, лежу в постели с закрытыми глазами, но без капли сна.

Пожалуй, я согласна выйти замуж. Ты только вернись.

В очередной раз воображаю недоумение на мамином лице, но в этот раз не получается даже хихикнуть.

Глубокая ночь. Тяжелые удары сотрясают ворота участка. Снаружи доносится крик и я различаю до тошноты омерзительный, чужеродный говор. Гектор не лает – он рвет и мечет. Грохот, грязная, вульгарная ругань. Если не отвечать и не включать свет, они уйдут. Ведь ничего другого им просто не останется.

Ну когда же, когда же они уйдут?

Надо загнать Гектора в дом – вдруг перепрыгнет через забор и кого-то покалечит? Едва успев добраться до входной двери, слышу, как ломаются ворота. Лай сменяется рычанием.

Гром! Это… Выстрел?

Под взрыв грубого хохота Гектор захлебывается визгом.

Распахивается дверь, одно за другим в дом вваливаются три тела в военной форме. В ноздри бьют запахи грязных туш, пороха и перегара. Короткая тишина взрывается похотливым гоготом.

Я на полу. Вспотевшие, засаленные лапы просачиваются под футболку и скользят по моей коже.

– Уважь освободителей, милая! – скалится один из них, впиваясь в мои губы.

Чувствую на зубах его язык. Я не хочу ему навредить. Я просто хочу, чтобы он ушел.

Но человек кричит от боли и отшатывается.

– Шлюха. – звучит из темноты новый голос.

Вспышка, лицо немеет от боли.

Джинсы начинают сползать.

Не могу пошевельнуться. Скользкая пятерня до боли сжимает грудь, холодные пальцы впиваются в мои ноги и тянут в разные стороны. Тот, кого я ударила, пристраивается посередине. Снимает штаны, затем грязное, покрытое пятнами белье.

Нет, прошу вас, не надо! Я умоляю, пожалуйста!

Соленая, вспотевшая ладонь на моих губах. Уродливый кривоватый отросток приближается к моей…

Грохот. Его голова разлетается на куски, а тело мешком падает на пол. Пульсирующие струи горячей крови вырываются фонтанами из того, что осталось от его шеи и бурными потоками заливают мои бедра и живот.

Забрызганные мозгами, покрытые кровью и осколками костей, втроем мы сидим или лежим в тех же самых позах. Слушаем угасающий в ушах звон.

Стоящая в дверном проеме фигура.

Один из бандитов отпускает мою ногу, тянется к перевязи с автоматом. Пистолет незнакомца небрежно отклоняется на пару сантиметров в сторону. Почему-то в этот раз голова не взрывается, ее просто отбрасывает к стене.

Последний пытается отползти. Совсем не похожий на насильника, теперь он лишь подросток – напуганный до смерти и зовущий свою маму.

Незнакомец приближается. Его нога обрушивается мальчику на голень – тот кричит и начинает извиваться. Пистолет медленно опускается, смотрит ему в пах.

– Мужик, я не хотел, я говорил им! Пожалуйста, я же…

Каким-то чудом успеваю зажмуриться. Еще один выстрел. И ужасающий визг. Прижав руки к промежности, он катается по полу, всхлипывает, сотрясается в рыданиях и уползает, оставляя на полу широкую алую полосу. Сколько же ему лет? Точно младше меня.

А незнакомец провожает его скучающим, ленивым взглядом. За миг до того, как голова раненого скрылась за углом, звучит еще один выстрел и мир погружается в звенящую тишину.

Незнакомец стоит надо мной, склонив голову набок и осматривает равнодушным взглядом. Зевает. Опускается на колени, поправляет то немногое, что осталось от моей одежды. Прикрывает подобранными с пола джинсами.

– Можешь говорить?

Открываю рот. Не могу. Ни слова, ни звука.

Утвердительно киваю.

– Тебе лучше поехать со мной.

Снова киваю.

– Отмойся от крови и переоденься. Я не смогу провезти тебя через блокпост в таком виде. Вещей не бери. Я буду ждать в машине.

Его шаги стихают на улице.

Далеко не сразу, но кое-как я выполняю указания и перепрыгивая трупы и кровавые лужи, тоже выбираюсь наружу.

Гектор лежит на боку, с коротким хрипом вздымается его широкая грудь. Увидев меня, он несколько раз бьет по земле хвостом и закрывает глаза. Я опускаюсь на колени, комкаю пальцами густую шерсть и зарываюсь в нее лицом, хочу ощутить биение огромного теплого сердца, но пес уже не дышит. Все равно глажу его по голове. Этот здоровяк заслуживал намного больше ласковых слов и прикосновений, но по какому-то нелепому, совершенно чудовищному стечению обстоятельств я прикасаюсь к нему впервые и даже не могу как следует оплакать – слез больше не осталось. От осознания этой несправедливости последние одинокие капли стекают по щекам и впитываются в его остывающий подшерсток.

Накрываю тело брезентом и, оставляя за собой только трупы и выломанные двери, я навсегда покидаю место, что в чуть менее жестоком мире могло бы стать мне домом.

Машина оказывается черным военным внедорожником, за рулем сидит странный бритоголовый тип. Прячась от его взгляда, забиваюсь на заднее сиденье. Незнакомец здесь же, сидит, откинув голову назад. Он выглядит сонным и уставшим, но то ли не позволяет себе заснуть, то ли не может сделать этого в машине.

Едем молча, на выезде из города стоит военная техника. Повинуясь указаниям вооруженных людей в балаклавах, незнакомец достает какие-то документы и выходит наружу.

В зеркале заднего вида я вижу хищные глаза водителя и непонятные татуировки, что выглядывают из под его воротника. Не глядя на меня, он словно по привычке достает сигарету, засунув в рот, тут же вытаскивает и смотрит на нее с выражением обиды и недоуменного отвращения. Несколько секунд крутит в пальцах, затем его лицо дергается и сигарета летит в окно.

Отвернувшись, прижимаюсь щекой к боковому стеклу.

Незнакомец общается с военными. Фигуры с автоматами просвечивают машину фонарями. Сердце отбивает тревожный барабанный ритм.

Он возвращается. Нас пропускают, машина снова набирает ход.

– Эй. – я протягиваю руку и дотрагиваюсь до его ладони. – Как тебя зовут?

Незнакомец смотрит мне в глаза впервые с момента встречи.

– Ян.

Я не могу сходу назвать его возраст, но вряд ли он старше тридцати; симпатичен и хорошо сложен, но до пугающего холоден – глядя на него совсем не кажется невозможным, что меньше получаса назад он хладнокровно казнил трех человек. Зачем он убил безоружного? Будет ли об этом вспоминать, приснятся ли ему их мерзкие рожи?

Мне вот точно приснятся.

Я придвигаюсь ближе и кладу голову на его плечо. Закрываю глаза.

– Спасибо, Ян.

Он не отвечает.

***

Просыпаюсь. Снаружи день, машина стоит. Ян кивком манит за собой.

– Где мы? Что это за место? – спрашиваю, пытаясь проморгаться от яркого света, пока мы двигаемся к невзрачной трехэтажной постройке.

– Гуманитарная миссия.

Вокруг мельтешат неприятные лица: гладко выбритые, костлявые, покрытые странными татуировками. Они похожи на водителя, но намного более отталкивающие. Не сразу понимаю в чем дело, потом вижу – в их глазах, они совсем пустые.

– Кто эти люди?

– Волонтеры.

Внутри здание выглядит совсем иначе. Мы проходим через гигантские металлические ворота: массивные и настолько широкие, что, наверное, за ними можно пересидеть даже атомную войну. Спускаемся на лифте и то ли он такой неспешный, то ли шахта уж очень глубокая, но время в нем течет медленно, словно сгущенное молоко.

Внизу вижу женщину – настоящую красотку, одетую стильно и строго, но с уставшим, стареющим лицом. Поймав мой взгляд, она отворачивается, ускоряет шаг и быстро исчезает из вида. Так поступают почти все, кто встречается на пути, другие же и вовсе делают вид, что меня не существует. Только татуированные, благоговейно расступаясь перед Яном, бросают нечитаемые взгляды.

Я будто сделала что-то не так. Заставила всех этих людей обратить на себя внимание какой-то неуместной, бестактной выходкой. И подземные коридоры с каждым шагом становятся все более темными, все более тесными.

Я ежусь, покрепче хватаю Яна за руку. Говорю, мне страшно, мне не нравятся все эти люди.

– Они просто очень устали. – отвечает он.

– Куда мы идем?

– Пришли. – он отворяет массивную дверь и достает ключи. – Располагайся.

От легкого толчка в спину я ныряю в дорогие гостиничные апартаменты. Не верится, что это действительно для меня. Наверное, только очень богатая женщина может позволить себе такую обстановку. Почему-то кажется, здесь живет именно женщина.

В помещении царит беспорядок, а у самого входа возвышается гора нераспакованных коробок. С каждой секундой глаза все больше разбегаются, но тусклое освещение не дает осмотреться как следует. В самом центре холла несколько тускло-красных ламп озаряют своим светом большой металлический ящик – странная и жутковатая картина.

Вдруг лязгает за спиной дверь и ключ поворачивается в замочной скважине ключ.

Вздрогнув, задеваю одну из коробок и что-то со звоном вываливается на пол.

Меч. Настоящий, наверное, рыцарский меч, почти как в фильмах, но без золота и драгоценных камней. Почему-то странного, коричневатого оттенка, будто не из железа. Я никогда не видела ничего подобного, но с первого взгляда чувствую, что это вовсе не киношный реквизит. Совсем нет. Это – одна из тех вещей, в которых чувствуется история. Одна из тех вещей, что даже оказавшись в совершенно пустой, грязной комнате с голыми стенами, сделают ее музеем.

Несколько раз взмахиваю перед собой тяжелым клинком и со свистом рассекаю воздух. Чувствую себя увереннее, бережно заворачиваю оружие в ткань и возвращаю на место.

Посторонний звук.

Из металлического ящика появляется бледная нога в сетчатых стриптизерских колготках. Хочется хихикнуть. Но колготки-ли это? Затем такая же рука с длинными, нарощенными ногтями. А ногтями ли? Потом происходит что-то совсем странное: я вижу ярко-желтые змеиные глаза с двумя парами зрачков и все прочее перестает иметь значение.

Глаза медленно увеличиваются в размерах, заполняют собой сначала помещение, а затем и мой разум.

Ни страха, ни войны. Ни Гектора, ни Яна. Все это есть, по-прежнему существует, но в уголках сознания столь же далеких, сколь и незначительных.

Гипноз? Ну и пусть. Главное, что мне хорошо и совсем не страшно.