Читать книгу Соно Вероника. Пьячере! - - Страница 1

Как мне не хватает солнца.

Снаружи и внутри.

Весна в этом году совсем на себя не похожа. Куда не посмотришь – везде серость: серый залежавшийся снег, серые дома. И неважно, многоэтажка или барак как у нас – всё одно!

И души.

Скитаются, барахтаются в своей серой жизни между домом, остановкой и работой. Сижу на подоконнике в наушниках и смотрю на остановку, что возле дороги напротив дома.

Пасмурное небо нагоняет тоску. Оборачиваюсь.

И наши обои тоже – отслаиваются в углу от сырости.

Вздыхаю и слушаю женский голос в наушниках, опускаю взгляд на сестру. Она лежит на диване, обнимает подушку и пялится в экран, потом снова кладет телефон рядом и рычит от злости.

Боже, что может быть печальнее на свете, чем злая Карина из-за сплетен?

Хихикаю.

– Соно Верóника. Соно Верóна. Э лей? (Я Вероника. Я Верона. А вы?) – вслух повторяю за голосом в наушниках.

Учу итальянский.

Однажды я сбегу из этого города. В Италию.

Туда, где всегда солнце. Где море, счастливые лица, а не эти.

Снова смотрю в окно на людей, ожидающих автобус, и спрыгиваю с подоконника.

Сажусь в кресло напротив сестры.

И не это, что лежит и пилит грустным взглядом потолок. С самого утра моя систер рыдает в подушку и материт профиль одной из местных девчонок.

Карина старше меня всего на год, а по ощущениям, что я старше её года на три. Глупая! Стала бы я переживать из-за такой ерунды? Из-за парня. Слишком много чести!

Она по уши влюбилась в сына родительских друзей, а тот недавно вернулся из армии и, конечно, ему льстит чрезмерное внимание девчонок с его района. А на неё не обращает внимания. Вернее обращает, но не так, как ей бы хотелось. Как старый друг.

Ладно, скажу по секрету: он сохнет по мне. Сам признался неделю назад, на восьмое марта. Но он вообще не в моем вкусе. Я так ему и сказала, прямо в лицо.

Нет, Никитос – симпатичный, не спорю. Улыбка, ямочки и всё такое, и рост как я люблю. Но характер. Ненавижу нытиков! Бр-р!

И мне кажется, сестра услышала наш разговор.

Ненормалистка!

Пожаловалась маме, мол, отбиваю у неë парня, который ей не парень вовсе… по крайней мере, пока. Мама устроила разбор моего «неподобающего» поведения.

Боже!

Я всю жизнь выстраиваю образ правильной и недоступной девушки, а моя мама считает меня шлюхой. Было больно и обидно слышать от неё такие слова!

«Ми кья́мо Верóника! Соно путáна. Пьячéре ди конешéрти!». (Меня зовут Вероника! Я – шлюха. Приятно познакомиться!)

Если я в кого-то и влюблюсь, то только в итальянца.

Под мелодичный женский голос диктора открываю приложение международных знакомств, листаю ленту с парнями.

Какие они все красивые и солнечные! Не то, что наши, поселковые.

Иногда мне кажется, что я родилась здесь по ошибке: когда выдавали билеты на рождение, кто-то взял и подменил. И вместо итальянской огромной и дружной семьи, меня отправили в эту.

Я даже внешне на них не похожа, разве что только на папу, совсем чуть-чуть. А сестра – нет. Она копия мама: темненькая, смуглая, с карими глаза, а я – серо-зеленые, светлокожая и светловолосая.

Я – ворона, я – ворона!

Белая ворона. Должна признать, что люблю быть не как все.

Боже! Опять эти всхлипы.

Не могу больше смотреть на неё. Страдает!

Я снимаю наушники и сажусь рядом:

– А ты знала, что твоё имя Карина на итальянском значит – красивая?

Не помогло!

Дурында отворачивается к стене и снова открывает его страницу в ВК, разглядывает фото.

– Я про то, что ты – красотка! И если будешь тупить, а не возьмешь своего Никитоса за рога, или что там у него ещë выпирает, это сделает кто-нибудь другой! – хочу еë взбодрить и выхватываю телефон.

– Отдай, живо! – зыркает на меня.

Этот взгляд так и брызжет ядом.

– Никитка, любовь моя! – кривляюсь в экран и говорю её наигранным писклявым голосом.

О! Это отдельный вид актёрского мастерства. Мне стоит взять у неë уроки, перед тем, как поступать после школы в театральный.

Дома моя систер – фурия! Слово не скажи, четвертует парой матов, и низким, почти мужским тембром голоса. Но стоит ей оказаться рядом со своим Никитой, еë голос превращается в соловьиную свирель.

Сю-сю-сю!

Тошнотворная мимимишность. Бе!

– Ладно, забирай своего мачо! – хихикаю и отдаю телефон ей в руки. – Надоели твои розовые сопли!

Я подхожу к старому музыкальному центру на полу у окна и, выбрав заезженный диск Линды, включаю на всю катушку:

«Я – Верóна, Я – Верóна, на-на-на-на!» – перекрикиваю певицу.

На лице сестры появляется улыбка:

– Верóна-ворона! – смеётся от моих паралитических кривляний под музыку.

– Давай, вставай! Встряхнись! – кричу, перебивая музыкальный центр. – Идём сегодня с нами на дискотеку! По-любому он там появится. Нарядись, накрасься и покажи этому дураку, что такой красотки, как ты, он больше не найдет!

Соседка снизу стучит по батарее.

– Чëрт! – нажимаю на паузу. – Я забыла про тётю Любэ́.

Смотрю на сестру, вспоминая, что обещала сегодня заскочить, а вечером съездить в аптеку на конечную остановку. Тётя Любэ́ частенько страдает мигренью, а тут я со своей музыкой.

Блин, стыдно!

– А разве твоя детская любовь не приехал? Пусть сам по аптекам и бегает. – цокает Карина.

Моя детская любовь – это она про соседа снизу. Он после школы уехал в Москву к своей сестре, учиться. Не видела его несколько лет и ещё не видеть бы столько же.

– Не знаю, Любэ́ мне ничего про него не говорила. Думаешь вернулся?

Припадаю ухом к полу.

Голоса не разобрать, булькают эхом. Сестра смеëтся с меня. Ну хоть еë развеселила.

– И часто ты так подслушиваешь? – она встаëт с дивана и падает рядом со мной, прижимаясь к полу. – Ничего не слышно.

– Тише! – недовольно смотрю на неë и, прищуриваясь, шиплю. – Ушли в другую комнату.

– Кто? – выпучивает глаза, не понимая о ком я.

– Голоса.

Я ехидно улыбаюсь. В голове возникает коварный план: узнает ли он меня через столько лет?

Знаю, что нравлюсь многим парням: и в школе и в посёлке, и одногодкам и парням постарше, как сосед.

Люблю проверять эту теорию и ловить вздохи.

Ладно!

Начинаем эксперимент.

Я встаю с пола и открываю шкаф. Беру с полки кроп-топ с пуш-ап эффектом и снимаю с вешалки белую, почти прозрачную рубашку.

Обтягивающие джинсы уже на мне, поэтому просто снимаю домашнюю футболку и вешаю на спинку кресла. Натягиваю топ и сверху рубашку.

Моя грудь итак высока и упруга, но пуш-ап… Дай Бог здоровья тому, кто его придумал!

Сестра сидит на полу, оперевшись спиной о диван, и смотрит на меня снизу вверх, улыбается.

– Ты – ведьма! Ешь булки, а на животе ни жиринки! – фыркает и снова хватает свой телефон, разговаривает со мной между делом. – А если всë-таки приехал? Что скажешь?

– Сделаю вид, что я к Любэ́! Пришла помочь, как обычно.

Смотрюсь в зеркало в пол, что является дверью шкафа-купе.

Не хватает глянца!

Достаю из сумочки бледно-розовый блеск и касаюсь губ, а после, поправив пальцем, наношу мазки на скулы.

Согнувшись, я опрокидываю голову и, взъерошив волосы, выпрямляюсь. Радуюсь объëму в волосах.

Готово!

– Ты в таком виде пойдёшь в магазин? – усмехается сестра. – На улице минус семь. Ау, ворона!

Она крутит пальцем у виска и снова пялится в экран телефона.

– Нет, конечно! Если что, вернусь и оденусь во что-то тёплое.

Ещё раз оцениваю свой образ и улыбаюсь.

– Бон джорно! Соно Верóника! Мóльто пьячéре! (Добрый день! Я Вероника. Очень приятно!)

Сестра закатывает глаза, поражаясь моей уверенности в себе.

– Я пошла! – выхожу в коридор. – Каблуки или кроссы? – кричу оттуда.

– Валенки! – слышу усмешку в ответ.

***

Я спускаюсь на каблуках по отëсанным бетонным ступенькам на первый этаж. Лишь бы не навернуться! Сколько раз я падала с этой лестницы. Мои шрамы на ногах – свидетели тех кульбитов.

Сосед, кстати, тоже.

Первый раз в третий класс.

Не дошла!

Сползла со ступенек, распорола гвоздём бедро, осыпав соседа лепестками гладиолусов и своим диким воплем.

Он ждал меня внизу, чтобы вместе идти в школу. А пришлось дуть на рану, пока тётя Любэ́ заливала её зелёнкой.

Это был последний год, когда мы дружили. После он стал засматриваться на девочек своего возраста.

Растущая грудь решает многое!

А я страдала, что у меня вместо них прыщи и меняла платья в день по несколько раз. Но он всё равно катал на качелях девчонку с соседнего двора, и смотрел на неё влюблёнными глазами.

На неë, не на меня – ту, которой ещё недавно дарил ромашки, милые открытки с котятами и носил в школу тяжёлый рюкзак.

А я стояла в сторонке и тихо его ненавидела. Что предал меня и мои незрелые чувства.

Ненавижу!

Я поправляю свой топ – красивая грудь решает всë!

Нажимаю на звонок. Тишина.

Натягиваю на лицо лучезарную улыбку и снова жму на кнопку звонка.

Слышно вошканье за дверью, она плавно открывается.

– Бон джорно! – как обычно, громко восклицаю, ожидая увидеть перед собой тётю Любу.

Мама миа!

Сердце внезапно взбесилось, колотится, как сумасшедшее. Передо мной не она, а Роман.

Романов Роман Николаевич, собственной персоной.

«Раз ромашка, два ромашка, семь!» – вспоминаю нашу детскую шутку, растворяюсь в старательно забытом прошлом. А он стоит, держась за ручку, изучает меня или пытается вспомнить.

На его лбу испарина и редкие капли на голом торсе, взъерошенные волосы. Дыша часто, он вскидывает в вопросе бровь.

– А Любэ́… То есть тётя Люба… дома? – слова путаются в мыслях о его глазах – они такие же синие, как и раньше.

Тёмная чëлка спадает на лоб, нос с невысокой горбинкой, а под ним короткая щетина, и на щеках тоже.

Он вымахал раза в два. Возмужал.

– Мамы не будет пару недель. – произносит, постоянно выдыхая и оглядываясь, будто я оторвала его от чего-то важного.

Изучает меня снизу вверх, ожидает ещё вопросов.

Интересно, он меня узнал?

– Ясно. – кротко жму плечами. – Думала…

– Да, сейчас! – он внезапно захлопывает дверь.

Стою в недоумении. Слышу за ней чей-то женский голос, который поторапливает.

Ромка открывает и протягивает деньги.

Смотрю на них, не понимаю зачем.

– Мама сказала отдать. – суëт мне в руку свёрнутые купюры и снова оглядывается. – У тебя всë?

Он нетерпеливо поддёргивает ногой и ждёт, когда уйду.

Опускаю взгляд на трико и еле сдерживаю улыбку – понятно, от чего отвлекла!

Поправляю волосы и прошу томным сексуальным голосом:

– Можешь тогда больше не стучать по батарее? – натягиваю искусственную улыбку. – Бесит!

– А ты можешь не врубать так громко музыку и не орать, как драная кошка? Телевизор не слышно!

– Порнушку помешала смотреть? – наглею и, с ухмылкой смотрю прямо в глаза.

Фыркает и захлопывает перед моим носом дверь. В лёгком шоке смотрю на дерматиновую обивку с мелкими гвоздиками.

Вот придурок!

Денег я никогда не просила, но Любэ́ знает, что я коплю. Спасибо ей, конечно. Только чувствую себя от этого неловко. Или от того, что наглец выбил меня из колеи.

Разворачиваюсь к лестнице и вялым шагом поднимаюсь домой.