Читать книгу Основы истории философии. Том второй – Средневековая философия - - Страница 4

Λ. Massuel, Dissertat, praeviae in Irenaei libros.. Paris 1710. J. de Beausobre, Histoire critique de Manichee et du Manicheisme, 2 Vol., Amst. 1734—39. J. L. r. Mosheim, Institutiones historiae ecclesiae christianae, Heimst. 1748. Aug. Neander, Genetische Entwicklung der vornehmsten gnostischen Systeme, Berlin 1818. J. Matter, Histoire critique du gnosticisme, Paris 1828, 2. Auf!. 1843. Fd. Chr, Baur, Die christliche Gnosis, Tilbing. 1835. A. Lipsius, Der Gnosticismus, sein Wesen, Ursprung und Entwicklungsgang. Leips. 1860. Ad. Harnack, Zur Quellenkritik der Gesch. des Gnosi, in der Zeitschr. f. hist. Th., II, 1874.

§122.

Желание оправдать перед разумом то, чему учит вера, должно, поскольку разум не отсутствует даже у нехристиан, заставить нас задуматься об отношениях между различными религиями. Поэтому то, что было заявлено различными учеными как наиболее существенный аспект гностицизма, – отношения между πίσης и ρχΰσζς, а также отношения между христианством, язычеством и иудаизмом – обязательно совпадают. Таким образом, гностики являются родоначальниками не только рациональной теологии, но и сравнительного учения о религии; а поскольку и то, и другое одновременно является задачей философии религии, их можно назвать философами религии. Можно назвать нефилософским и как таковой порицать тот факт, что содержание веры повсюду образует норму, и соответственно, поскольку это содержание – история, истории (генеалогии эонов и т. п.) занимают место концептуальных дедукций, а теология превращается в историю развития Божества. Но то, что гнозис, кажется, делает слишком мало для философа, уже слишком много для верующего. Сам факт философствования, пусть даже в форме истории, оскорбителен для церкви, и в то время, когда философствование о вере как сомнение в ней является ересью, она справедливо видит еретика в каждом религиозном философе. Первые следы гностических ересей можно заметить уже в апостольские времена, особенно в Месопотамии и Сирии, но не в их позднейшей схоластической форме, а скорее как тайные учения, поскольку их антиномическая тенденция заставляла их сторониться света. Сюда же относятся ереси симониан, последовавших за Симоном Магом, и офитов, а также ереси в Коринфе, Фессалониках, Ефесе, Колоссах, которые Павел принимает во внимание, и, наконец, Церинф и некоторые явления, которые молодая церковь обобщила под названием эбионитизм. Все они отделены от иудейских учений ессеев и Филона учением о воплощении, будь то Божества, Логоса или Святого Духа, которое несовместимо с иудаизмом и принадлежит только христианству.

§123

G. Uhlhorn, Das Basilidianische System, Göttingen 1855. – P. Hofstede de Groot, Basilides, dtsch. Leipzig 1868. – 2. G. Heinrici, Die Valentinianische Gnosis, Berlin 1871. – · 3. Ad. Hilgenfeld, Bardesanes, der letzte Gnostiker, Leipzig 1864.

1. Гностицизм появился как открытая секта, занимающая определенное положение в церкви, только во втором веке после Рождества Христова, причем совершенно одновременно в Египте и Сирии. Египетский гностицизм, развивавшийся в Александрии не без связи с эллинизирующим ориентализмом (см. §112), наиболее интересен с философской точки зрения. В то же время он отводит иудаизму относительно высокое место и, вместе с Неандером, может быть назван иудаизирующим. Василид, который первым упоминается здесь, напоминает нам Филона своим безымянным Богом, которого он ставит во главе, а также различными ипостасями сил, семь из которых образуют одно из сыновств, исходящих от высшего Бога. Святой Дух, который здесь образует мост от божественной πλήρωμα к ее противоположности, присутствовал уже у Филона (§. 114, 4). Но учение о том, что материя, задуманная как неорганизованная смесь, создана Богом, является оригинальным и выходит за рамки филоновской точки зрения. То, что подчиненному άρχων суждено придать форму этой неупорядоченной субстанции, не должно рассматриваться как нововведение. Уже Керинф учил, что он бессознательно осуществляет намерения верховного бога, и иудеи (не считая избранных) считали его самим богом. Ниже архонта, также разделенного на гебдомады, находятся подчиненные ему существа, образующие вместе с ним число 365 (άβραξας), через которое осуществляется мировое правительство (πρόνοια). Это, вероятно, связано с египетской теологуменой, которую он перенял либо непосредственно от египетских жрецов, либо при посредничестве учения Ферекидеса, у которого он многое заимствовал. Иисус также является произведением Архонта, за исключением того, что при его крещении, к удивлению его Создателя, к нему присоединяется первая эманация высшего Бога, νοῦς или διάκονος, который совершает работу по искуплению, а затем покидает Иисуса и оставляет его на произвол судьбы. Дело искупления присваивается человеком через веру, которую сам Василид представляет себе чисто теоретически, в то время как его сын и ученик Исидор попытался дать практическое дополнение к ней

2. Современник Василида Валентин вызвал гораздо больший ажиотаж, возможно, еще и потому, что преподавал не только в Александрии, но и в Риме, где был изгнан из общины как еретик, βύθος), которые он называет αιώνες из-за их вечности, подвержены половому противостоянию и исходят парами из первоисточника; это мнение, вероятно, было вызвано пифагорейским влиянием. Первопричине иногда приписывается отсутствие, иногда молчание в качестве супруги, νοῦς, с другой стороны, истина, λόγος жизнь, а θελητός и σοφία ставятся на самое низкое место. Благодаря нерегулируемому стремлению последней к единению с высшим возникает низшая мудрость (Achamoth), которая удерживается в материи (понимаемой совершенно по-платоновски) и царствует в ней, что бессознательно приводит Демиургов, Бога Ветхого Завета, который стоит ниже ее, чтобы опосредовать ее и всех вещей падение в полноту бытия. Этой цели служит, в частности, человек, которого Ахамот сначала приводит к превращению в ύλικός через вкушение запретного плода, но тем самым позволяет ему освятить само материальное бытие. В зависимости от своего различного поведения по отношению к материи человек бывает гилическим, психическим, пневматическим. Из последних демиург (даже психический) инстинктивно выбирает царей и пророков, наконец, обещанного пророками Христа, который становится спасителем через связь с одним из высших эонов, через которого Ахамот и все пневматики переходят в Плерому, а демиург переходит в место мудрости и остается там до тех пор, пока материя не погрузится в небытие. Среди многочисленных последователей Валентинуса выделяются имена Гераклеона, Птолемана и Марка. Сириец Бардесанес, родившийся в Эдессе, вероятно, в 154 году, чье усердие в распространении христианства принесло ему имя исповедника, также во многих пунктах приближается к Валентину, чье учение он, как говорят одни, проповедовал только в первый период своего существования, другие – только в последний, и, наконец, третьи – снова всегда, но измененное особым образом, так что оно было для него лишь отправной точкой. (Ср. Hilgenfeld Bardesanes der letzte Gnostiker. Leipzig 1864.)

3. признание иудаизма доходит до крайности в гомилиях и признаниях, ложно приписываемых Клименту Римскому, в которых апостол Петр представлен как учитель иудео-христианского гнозиса.

§. 124.

Диаметрально противоположными иудаизирующим гностикам являются те, кого можно назвать язычниками, поскольку их ненависть к иудаизму привела к тому, что они подменили христианскую доктрину совершенно языческими идеями. Это в первую очередь относится к Карпократу и его последователям, которые приписывали своим Пифагору и Платону те же достоинства, что и Иисусу, но презирали иудейскую точку зрения, а также к несколько более поздней школе Мани, чьи учения, заимствованные частично из парсизма, а частично из буддизма, стали причиной его казни как еретика. Целью его попыток реформирования было приведение христианской доктрины к высшему знанию, обещанному святым Павлом, путем устранения иудейских и включения дуалистических элементов. Его секта, манихеи, просуществовала довольно долго. Офиты, связанные с Валентином, и каиниты, возможно, связанные с Василидом, не заходят так далеко в своем язычестве, как только что упомянутые, которые придавали значение обладателей истинной мудрости именно тому, что, согласно в. т., предпочтительно считается злом, змею, Каину и т. д. Эти языческие тенденции, однако, не были столь далеко идущими. Кстати, эти еретические тенденции имеют не столько спекулятивный, сколько практический интерес. Негативная позиция по отношению к в. т. привела некоторых из них к полному антиномианству. Другие, особенно манихеи, только объявили войну церемониальному закону, но требовали строгой морали, за исключением того, что здесь, как и в парсизме, этическое очень сильно слито с физическим, а процесс искупления почти похож на естественный процесс.

v. Baur Ueber das manichäische Religionssystem. Tübingen 1831.

§. 125.

Наконец, в качестве третьего класса следует упомянуть христианизирующих гностиков, которые, отводя иудаизму весьма подчиненное положение, вовсе не желают возвысить иудаизм, а лишь конкретное достоинство христианства. Сюда принадлежит Сатурнин, но особенно J/arrioÄ, чей абстрактный взгляд на паулинизм ставит его в такое же положение к Павлу, в каком Антистен был к Сократу (см. §71). Как природа учит язычника не более чем Всемогущему, так и закон должен учить иудея не более чем праведнику; откровение благожелательного и милосердного в христианстве следует понимать как совершенно новое и потому неожиданное. Здесь христианство находится в совершенно отрицательном отношении как к язычеству, так и к иудаизму. Из первого вытекает докетизм Мардона, который доходит до отрицания рождения Христа, из второго – его презрение к ветхозаветной концепции Бога и Мессии. Смерть Христа и смерть Христа рассматриваются как дело рук демиурга, то есть иудейского бога. Как бы ни был важен Мардон для истории церкви, его преимущественно практическая тенденция – одна из причин, по которой его можно рассматривать более кратко в изложении истории философии.