Читать книгу Основы истории философии. Том второй – Средневековая философия - - Страница 9

Chr. Fr. Röttier, Bibliothek der Kirchenväter, Leipz. 1776—86, 10 Bde. J. A. Möhler, Patrologie, herausg. v. Reilhmayr, Regensb., 1. Bd. 1840. Joh. Huber, Philosophie der Kirchenväter, München 1859. Ad. Ebert, Allgemeine Geschichte der Litterator des Mittelalters im Abendlande bis zum Beginn des XI. Jahrhunderts, Bd. I (Geschichte der christlichdateinischen Litteratur von ihren Anfängen bis zam Zeitalter Karls des Grossen), Leipzig 1874, 2. Aufl. 1889. Man vgl. auch Jot. Nirtchl, Lehrb. d. Patrologie u. Patristik, 3 Bde., Mainz 1881 —1885.

Укрепив свои позиции за счет ухода от мира, церковь может перейти к решению второй задачи, не переставая вести себя негативно по отношению к миру, что и было целью Средневековья, о чем говорилось выше (§119). Эта вторая задача состоит в том, чтобы бороться с миром и подчинить его себе. Для этого, однако, необходимо, чтобы оно поставило себя на один уровень с противником и существовало как институт, признанный миром, в той мере, в какой оно само является мирским. Поэтому прежде всего она должна стать церковью. То, чего у молодой общины нет и не должно быть, неотделимо от понятия церкви: вероучительная концепция, которая рассматривается как устав, в силу которого признаются понятия ортодоксии, гетеродоксии и ереси. Гетеродоксии и ереси придается особый смысл. Если для апостольской деятельности, которая занималась только провозглашением явленного спасения, научное обоснование и помощь светской власти были бы излишни, более того, являлись бы препятствием, то для превращения κήρυγμα в δόγμα необходима наука, а для введения последней в качестве благодетельного устава – помощь государства, если устав должен царить повсюду (кафолический), вселенского государства. Посредством того и другого община становится церковью или последняя возникает как таковая. Поэтому тех, кто осуществляет это преобразование, справедливо называют со-производителями или отцами Церкви. Государство выступило в роли матери Церкви, когда она появилась на свет.

§132

Формирование догм, превращение истории в вечную истину как таковую происходит через философию, и те, кто осуществляет это превращение, являются философами. Но из этого не следует, что догмы являются философиями. Они отличаются от них, помимо санкции, данной им высшей церковной властью, тем, что выражают лишь результат, а не следствие, и потому являются лишь утверждениями, но никак не обоснованиями. Поскольку Отцы Церкви всегда берут за отправную точку историческое откровение, но затем переходят к вечной истине, которая должна быть выведена из него, их отношение к истории одновременно и положительное, и отрицательное; эти точки соприкосновения с гностиками и (неоплатоническими) философами, которые также являются точками различия между ними, заслужили им название истинных гностиков, истинных философов, так же как они объясняют, почему они опираются на тех и других и борются против тех и других. Трудно утверждать, что без гностического отождествления теогонического, космогонического и воплощенного процесса церковь так решительно утверждала бы, что Бог не безжизнен и не безразличен к судьбам мира. Точно так же только мировоззренческий энтузиазм ее языческих образцов уберег ее от того, что подсказывало ей бегство от мира, – от постижения конечного как единого со злом.

§133

C. Th. v. Olto, Corpus apologetarum christianorum saeculi secundi, Jen. 1842, 3. Aufl. 1875 ff., IX Voll. (Im 9. Bande sind Prudentii Marani Prolegomena abgedruckt).

Поскольку речь идет об определении содержания, которое должно считаться истинным, отцам церкви, естественно, придется опираться на философию, которая ближе всего по содержанию к христианским идеям. В практическом плане это эклектический, умеренный стоицизм, а в теоретическом – эклектика и неоплатонизм, вышедшие из Александрии. Поэтому нет никакой непоследовательности в том, что в это время в обществе с недоверием относятся к антиплатоникам, а перипатетик считается еретическим именем, в то время как тысячелетие спустя ситуация меняется на противоположную: это правильный такт, который ставит разные задачи в разное время. Это тонкое чувство того, что преждевременно или несвоевременно, а что своевременно, должно учитываться в первую очередь в том, как современная и более поздняя церковь судит о мыслителе; часто гораздо больше, чем содержание учения, о котором судит церковь. Медленно и нерешительно церковь отказалась от своего подозрительного отношения к науке. Сначала она терпела ее только по необходимости, когда это казалось единственным средством защиты церкви от всевозможных нападок. Поэтому апологеты христианства против иудаизма, язычества и ереси – первые, в которых философия признается, а не объявляется ересью.

§134

K. Semisch, Justin der Märtyrer, 3 Bde., Breslau 1840, 42. C. Clemen, Die rehgionsphilosophische Bedeutung der Stoisch«christlichen Eudämonismus in Justins Apologie, Leipzig 1890.

Первым здесь будет упомянут самый важный: Юстин Философ и Мученик (ок. 103—165). Среди приписываемых ему сочинений – (впервые опубликованные в 1551 году Роб. Stephanus, затем очень часто издавались, в том числе Pendent. Maranus, Paris 1742, и Otto, Jena 1842, 3-е изд. в 3 томах. В J. P. Migne, Pa- trologiae cursus completus, ser. graec., I-CIV, Paris 1857—60, они заполняют 6-й том) – Апология и ее приложение, а также диалог с евреем Трифоном, несомненно, принадлежат ему. Первые адресованы римским императорам Ант. Пий и Марк Аврелий, в которых автор, получивший образование в стоической и платонической философии и лишь позднее ставший христианином, отвергает клевету на учение и жизнь христиан и, с другой стороны, разоблачает теоретическую и практическую слабость язычества. Христианство, как и для Аристида, Мильтиада, Талиана и Мелитона, является для него истинной философией. Невозможность несотворенного, нерожденного, не являющегося единым, он противопоставляет политеизму. Однако он далек от того, чтобы отказывать в истине всем язычникам, особенно философам: в Сократе он видит откровение Логоса; Платона и даже Гераклита он называет христианами, как и благочестивых иудеев Авраама, Илию, а также объединяет их вместе, поскольку греческие философы знали священные книги иудеев. В третьем писании особенно защищается отступление от иудейского ритуального закона и учение о крестной смерти Христа, которое было так оскорбительно для иудеев. Обсуждается учение о божественном Логосе, который действует в каждом разумном существе и стал плотью во Христе, учение о грехопадении в результате свободной воли и последующего первородного греха и, наконец, учение о возрождении человека, первое – в соответствии с принципами платонизма, второе – часто в большом согласии со стоиками. Отношения субординации в Троице, в которых рождение Сына помещается до сотворения, но не рассматривается решительно как вечное, а Святой Дух даже помещается ниже ангелов, по крайней мере, так же близки к учению Фуо, как и к более поздней католической доктрине. Точно так же он не выходит за рамки платоновского дуализма в своем учении о υλη. Однако тот факт, что его «Апологии» были своевременными, а за вторую из них он принял мученическую смерть, заставил позднюю церковь снисходительно относиться к подобным отклонениям.

2. Родственным духом Юстину является Афинагор, чья Апология, адресованная Марку Аврелию, а также трактат о воскресении (первый впервые опубликован в 1541 году Петром Наннием в Париже и Лувене, второй – в 1551 году Р. Стефаном в Париже) можно найти в издании трудов Юстина в сборнике Отто (т. VII, Йена 1857, недавно отредактирован Шварцем, Lips. 1891). Первый стремится доказать на основе концепции прозрачности, что монотеизм – единственная разумная религия; в то же время, однако, показывается, что учение об Отце, Сыне и Духе не противоречит ему, а политеизм основан на смешении Бога и материи, подпитываемом обманом демонов. Как и Юстин, Афинагор также видит действенность божественного Логоса в учениях философов, только они думали, что сами нашли истину, в то время как пророки и апостолы знали, что они лишь как духовые инструменты для дыхания Бога. В Писании о воскресении ведущей мыслью является то, что человек – это не только душа, что множество долгов и добродетелей предполагают телесный момент, и что награда и наказание должны касаться всего человека.

§135

J. Werner, Der Paulinismus des Irenaeus, in Texte n. Unters, z. G. d. altchr. Litt., VI, 2, Leipzig 1884. 3. J, v. Döllinger, Hippol. u. Callistus, Regensburg 1853. H. Diele, Doxographi graeci, p. 144 ff. H. Slaehelin, Die Gnostischen Quellen Hipp.’s, in den Texten u. Unters, zur altchr. Litt., VI, 3, Leipzig 1890. Grh. Ficker, Studien zur Hippolyt.-Frage, Leipzig 1893. 4. Fr. Marbach, Die Psychologie des F. L., Halle 1889.

Во-вторых, в дополнение к уже упомянутым защитам, основной целью которых является защита от внешнего насилия, есть и те, которые были вызваны к защите христианства научными нападками на него. Здесь достойное место занимают три письма к Автоликосу, научно образованному язычнику, написанные Феофилом, человеком, который родился язычником и умер епископом Антиохии около 186 года. (Впервые в 1546 году К. Геснером в Цюрихе, затем чаще, например, в 1742 году Пруд. Маранусом и опубликовано в Ottosche Sammlung, т. VIII, Jena 1861). Учение о триединстве в Боге, которое здесь впервые называется триадой, учение о λόγος ἐνδιάθετος и προφορικὸς очень проницательно защищаются. Только учение о Святом Духе страдает большой неопределенностью, поскольку его то приравнивают к мудрости, то отличают от нее. С другой стороны, значительный прогресс против дуализма Юстиниана можно признать в том, что то, из чего были созданы вещи, теперь называется не μη ον, а ούκ οντα.

2 Иреней (родился в 115 г., ученик Поликарпа, умер епископом Лиона около 200 г.) не защищает христианскую доктрину ни от языческой философии, ни от возникших на ее основе гностических ересей. Его главное сочинение: Gegen die fälschlich sogenannte Gnosis, in fünf Büchern, ist nur in einer alten buchstäblich faithful lateinischen Version (adversus haereses, zuerst 1526 von Erasmus in Basel, dann Öfter, u. a. 1710 von Massuet, Leipz. 1853 von Stieren, 2 Bde., mangelhaft von TF. Harvey, Cantabr. 1877 в 2 томах; в Migne op. cit. vol. 7). Хотя его аргументация основана прежде всего на Писании и Предании, он не пренебрегает рассуждениями, чтобы показать несостоятельность гностического учения об эонах, которое он сравнивает с языческими теогониями, и правильность апостольской доктрины.

3. ученика Иренея, Ипполита, который, вероятно, умер римским контр-епископом после 235 года, долгое время было известно только то, что он написал труд против всех ересей, в котором использовал труды Иренея. Бунзен, Дёллингер и другие доказали, что «Философская книга», ранее приписываемая Оригену, была первой работой, опубликованной Эм. Miller, Oxford 1851, являются последние семь книг этого Έλεγχος. Отсутствуют только вторая, третья и половина четвертой книги, в которой, как и в первой, были представлены греческие системы, из которых, как говорят, черпали еретики. В последней книге сопоставляются взгляды самого Ипполита. Учение о едином Боге, которому четыре стихии не противопоставлены, но обязаны своим происхождением, учение о Логосе, который однажды является в Боге, затем снова произносит мысли, содержащиеся в нем, как откровенный голос, но, наконец, появляется в видимой форме, – вот основные положения. (Издание Ипполита votl 1 Juncker and Sdmeidewin, 8. §16, прим. 7; в Migne, vol. XVI).

4 Возможно, примерно в то же время, что и эти апологетико-полемические произведения, написанные на греческом языке, римский юрист Минуций Феликс написал на латыни об обращении язычника Цецилия христианином Октавием. Стоически образованный автор, который лишь позднее стал христианином, защищает христианские взгляды, в частности, из-за их морального характера. Это и его эвемеристская интерпретация политеизма были заимствованы у него более поздними латинскими апологетами, о которых мы упомянем далее. Его «Октавий», который долгое время приписывали Арнобию, был опубликован под именем Арнобия в Риме в 1543 году, затем впервые в Гейдельберге в 1560 году с правильным именем автора, а затем часто (например, в Цюрихе 1836, Вене 1867, Лейпциге 1886). Сначала он опирался на Квинта Септимия Флоренса Тертуллиана (родился около 160 г. в Карфагене, умер после 220 г.), чей темперамент и положение новообращенного часто заставляли апологета уступать место полемисту, и теперь он осуждал все языческое, включая философию, оружием которой сам часто сражался; сначала против гностических ересей, затем в интересах монтанистов против того, что стало католической доктриной. Особого упоминания заслуживает трехтомное издание его сочинений Ф. Олера (Лейпциг, 1851 и далее). Его соотечественник Тассий Цецилий Киприан, также урожденный язычник, погибший мученической смертью в качестве епископа Карфагена в 258 году, присоединяется к нему, преисполненный почтения к его «Учителю». В своих апологетико-полемических спорах он мало чем отличался от Феликса и Тертуллиана, но стал особенно влиятельным для конституции церкви. Его часто печатаемые произведения были в последний раз опубликованы в трех томах В. Хартеем (Вена, 1868—71). —

Также к африканцам относится Арнобий, живший через полвека после Киприана, чей труд «Против народов» Libb. VII Ф. Олера, Лейпциг 1846 и далее; издано А. Рейффершайдом, Вена 1875. Последняя часто создает впечатление, что автора больше отдаляла от язычества его несостоятельность, чем великолепие христианства, которое его покорило. Иероним делает Фрмиана Лактанцием (ок. 260—340 гг.), который не только учился в Африке, но и, похоже, родился там, причем именно как язычник (ср. 5. трактатов Брандта в Sitz.-Ber. der Wien. Akad. 118—120, 125, в N. Jahrb. f. Phil. Phil. 1891, и Wiener Studien 13, 1891), что позволило ему заслужить имя «христианского Цицерона», так как в действительности ни один современник не сравнился с ним в изяществе языка. Его работы, среди которых особого упоминания заслуживает Divinarum institutionum Libri VII (ок. 308?), нашли множество издателей. Первое издание «Институтов» было выпущено Сублаци в 1465 году. Среди более поздних изданий – Firmiani Lactantii Opera, ed. 0. F. Fritzsche, Lips. Издание 5 Брандта и Г. Лаубманна, на кор. яз., эккл. лат. находится в процессе публикации (Вена, т. I 1890, II, 1, 1893). – Сюда же относится К. Марий Викторин (G, Geiger, C. Μ. Viet. I, в J.-B. der Studienanst. Metten, 1887/88), ревностный противник манихейства со времени своего обращения, высоко ценимый Августином и лишь недавно получивший признание своих заслуг.

§136

Учителя александрийской школы катехизаторов имели основания представлять христианскую доктрину как рациональную не только в случае отдельных гонений и концепций, но и в силу своей профессии. Как и Пантенус, которого обычно называют первым в их рядах, его великий ученик Клеменс (прозванный Александрином, чтобы отличить его от римлянина) родился язычником, но в раннем возрасте принял христианство. Преемник Пантена с 189 года, он, вероятно, умер до 216 года. Из его трудов (впервые опубликованных в 1550 году Петром Викториусом во Флоренции, затем улучшенных Фл. Сильбург 1592 г. в Гейдельберге, Дан. Heinsius 1616 в Лейдене и гораздо лучше Joh. Potter 1715 в Оксфорде на греческом и латинском языках, затем W. Dindorf, Oxon. 1869; в Migne op. cit., vols. 8 and 9), λόγος πρωρεπὶικὸς πρὸς Ἓλληνας или cohortatio ad gentes стремится доказать неразумность язычества. Последующий παιδαγωγὸς показывает (в тесной связи со стоиком Мусонием) в Христе истинного проводника нравственности, который в ветхом завете руководил через страх, в новом – через любовь. Наконец, третье и самое важное произведение, восемь книг Στρωματεις, стремится показать, что христианство – это высшая философия, к которой греческий, как и иудейский закон, имеет отношение лишь как фрагмент. Вера в откровение (πίστις) берется как корень, знание (γνωβις) – как венец, средством достижения последнего является понимание (ἐπιστήμη) того, во что верят. Истинный гнозис отличается от ложного тем, что приносит плоды нравственности и истинной братской любви, а потому не смотрит презрительно на веру. Это соответствует тому предпочтению, которое он отдает ему перед верой, которую он часто приравнивает к убеждению и чуду, а значит, и правильному мнению Платона (ср. §76, 2). Что касается содержания этого истинного гнозиса, то, не отождествляя процесс становления мира с процессом божественного становления, жизнь и движение, тем не менее, помещаются в Бога. Как и в случае с гнозисом, здесь есть ряд точек соприкосновения с Нумением (см. §127), а значит, и с тем, чему учил позднее Плотин.

§137

F. R. Redepenning, Origen es, eine Darstellung seines Lebens und seiner Lehre, Bonn 1841—46. M. J. Denis, La philos. d’Orig., Paris 1885.

1. Тот факт, что Ориген (186—254), ученик Климента, но, вероятно, и слушатель Аммония Сакки, не так нетронут в своей ортодоксии, как его учитель, не может быть объяснен ни содержанием его учения, ибо в этом он гораздо ближе к позднейшему католическому учению, чем Иустин Мученик; ни тем, что Арий многое у него заимствовал, ибо это значительно перевешивается тем фактом, что он обратил очень важных еретиков, таких как Берилл из Бостры, что Дионисий Великий и Григорий Чудотворец были его личными учениками, которые очень почитали его, и что Афанасий многим обязан его сочинениям. Но истинная причина кроется в том, что он первым попытался изложить Евангелие как систему доктрин, исходя из своего внутреннего побуждения. С католической точки зрения, его ранние труды по основным доктринам христианской религии (περὶ ἀρκῶν, в четырех книгах, которыми мы располагаем в целом, правда, только в очень вольном переводе Руфина) намного превосходят более поздний апологетико-полемический трактат против Цельса (в восьми книгах). После того как некоторые из его работ уже были опубликованы, первое полное издание Ж. Мерлина появилось в Париже в 1512 г. Издание, начатое в 1668 г. П. Д. Юэ, не является полным, но содержит весьма достойное введение редактора. Греко-латинское издание бенедиктинца де ла Рю, 1733—39, завершено в четырех томах формата фолио. Оно переиздано К. Х. Э. Эоммацшем, Берлин 1831—47, 25 томов. (Migne giebt die Werke a. a. 0., vol. 11 -17; περί αρχών ed. E. K. Redepenning, Lips. 1836; contra Celsum I—IV ed. 1F. Selwyn, Lond. 1876). Кстати, большая часть сочинений Оригена (говорят, шесть тысяч) была утеряна.

2. Тот факт, что Ориген допускает не только моральный (психический) смысл Писания, который он, как и Филон, считает соматическим, но и спекулятивный (пневматический), ставит его в положение, позволяющее установить γνώσις наряду с πίστις и при этом бороться с реинтерпретациями еретиков-гностиков. Только что упомянутая последовательность показывает, что теоретическая сторона религии была ближе всего к его сердцу, так же как и его обращения в основном состояли из опровержения сомнений. В учении о Боге, как и в других областях, он, подобно великим философам древности, отдает предпочтение определенности перед неопределенностью, а потому устанавливает пределы божественного всемогущества. В учении о Троице он превосходит Юстина тем, что признает порождение Сына вечным, Святого Духа – верховным над всеми тварями. Однако и он не полностью преодолевает отношения подчиненности. Что касается откровения Бога ad extra, то Ориген учит не о вечности нынешнего мира, а о том, что ему предшествовало множество других миров, так что творческая деятельность Бога никогда не начиналась. Твердо утверждается, что Бог не нашел никакой субстанции, но создал все из ничего. Духи, созданные до всех других существ, пали и, в зависимости от степени их долга, были перенесены в различные сферы бытия, некоторые – как души в человеческих телах. (Индивидуальное падение каждой души было позже заменено падением всего рода, что, конечно, трудно согласовать с предсуществованием отдельных духов). Таким образом, материальное существование является не причиной, а спутником греха. Христос, с чьей предсуществующей душой соединен Логос, становится плотью, чтобы отдать себя сатане в своей смерти во искупление человечества. Его заслуги присваиваются верой, которая одна оправдывает, но плодом которой являются святые дела. Вера никогда не понимается как просто личные отношения с Христом, но всегда как пребывание в сообществе верующих. Поскольку все предназначены для этого общения, Ориген считает неудачей божественного замысла, если восстановление всего не приведет все в гармонию. Даже последний враг не будет уничтожен по существу, но только таким образом, что перестанет быть врагом Бога.

3. через полвека после Оригена, около 311 г., Мефодий Олимпский умирает мученической смертью (сочинения: 1644 г. Комбефий, 1656 г. АУатий, 1672 г. снова Комбефий, изданы Alb. Jahn, Halle 1865; в Migne op. cit. vol. 18, cf. A. Bonwetsch, Meth. von Olympia, vol. I, Erlangen and Leipzig 1891), ярый противник Оригена, но близкий ему по духу, чьи глубокие рассуждения об Адаме и Христе, Еве и Церкви, а также о том, что каждый человек в какой-то степени является Христом, относятся к числу наиболее интересных в III веке.

§138

Там, где чувство принадлежности к маленькой, презираемой группе потеряно для Церкви и гонения не вызывают его вновь, жизнь все большего числа людей прекращается лишь в воспоминаниях и надеждах, и в них возникает желание быть уверенными в том, что вечно истинно в сообщениях и обещаниях апостолов, а значит, уже истинно и в настоящем. Если на вопрос об этом даются разные ответы, в общине возникает потребность выразить в определенных формулах то, что не только действительно произошло, но и то, что истинно и что все считают истинным. С другой стороны, эта потребность удовлетворяется желанием государства, которое должно знать, каковы основные убеждения столь значительной части его граждан, прежде чем оно сможет поставить их в равное положение со всеми остальными, и которое, поскольку религиозные споры противоречат его собственным интересам, будет использовать все имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы обеспечить достижение согласия. Если в такое время появятся люди, которые, подобно Оригену, будут иметь внутреннее стремление превратить историческое возвещение в сформулированную доктрину, содержащую истину, они должны будут не только получить одобрение государства, но и быть приняты общиной. После гонений необходимость в защите отпадает, и на смену терпимым церковью апологетам приходят почитаемые ею догматики. Это происходит не внезапным скачком, но очень постепенно доктринальная решимость созревает, и автор ее становится тем, на чьи колени падает плод, корень и ствол которого взращивали его предшественники.

§139

Чем больше совпадают указанные обстоятельства (§138), тем более нормальным будет формирование догмы. Поэтому наиболее приятное зрелище представляет собой возникновение того догмата, с установления которого разумно начинать, поскольку он является предпосылкой всех остальных, – догмата о Троице. Диаметрально противоположная однобокость иудаизирующего монархианства, представленного Сабеллием и другими, и «Арна», обратившегося к язычеству, сделала решение необходимым. В то же время правил император, по призыву которого собралось более трехсот епископов, и который, представляя интересы государства, хотел прежде всего получить некую формулу, объявленную обязательной для всех, а также обещал привести ее в исполнение во всем образованном мире, даже принудить к этому в случае необходимости. Наконец, величайший отец церкви, созданный Востоком, выступает в качестве органа церкви. С апостольским пылом Афанасий воспринял весть о спасении; готовый к мученической смерти, он защищал все, что говорили и обещали пророки и апостолы, и таким образом был защищен от перетолкований еретиков-гностиков. Однако, глубоко посвященный в истинный гнозис Климента и Оригена, он оказывается духовным соратником последнего, особенно если его не устраивает тот факт, что при изложении догматов используются исключительно библейские выражения. И правильно, ведь речь идет именно о том, чтобы установить то, что не установлено Библией. Строгость, часто граничащая с деспотизмом, с которой он настаивает на порядке и единодушии в учении и богослужении, делает его родственным духом Киприану и другим западным учителям церкви. Однако в конце концов ему хватило истинной житейской мудрости, чтобы не презирать помощь мировой власти в утверждении установленных догм, но сопротивляться любому вмешательству в сами высказывания, в то время как его оппоненты стали более или менее придворными богословами.

§140