Читать книгу «No identification». Роман в 2-х частях. «Дом Без Привидений» и «Жизнь с Привидениями» - - Страница 10

«Тем временем. Квартира №12»

Пётр приехал вместе с Таней на вечерней электричке.

Они шли по неасфальтированной улочке частного сектора. Птицы, много птиц на ветвях, красивых, похожих на попугаев в прериях. Но кругом кричали только вороны. Много пахучей зелени, листва создавала арки с тенистыми проходами, и тогда жара уходила. Местами вдоль заборов изнывали в пыли сонные собаки без поводков. Они не лаяли, лишь изредка поднимали аморфный взгляд на проходящую пару, так, по привычке, инстинкт. Дышалось, кстати, легко – деревенская первозданность разительно отличалась для новичков отсутствием смога, обнажающим ретроспективу запахов природы. Всё обрело краски, непонятный, но притягивающий смысл простоты, в душе заклокотало предчувствие двери в детство. Скоро будет речка (какая же деревня без реки?), и тогда детство вернётся: солнце, радуга, брызги вкусной воды, шустрая речная рыба, серьёзное копошение раков в иле, опасные и мерзкие пиявки в затонах, смешные лягушки. Зелёно-коричневые жабки с пупырышками очень опасны – от них появляются бородавки, ага. Но если удастся найти жёлтую лягушку, всунуть ей в попу соломинку и надуть, то когда она лопнет – начнётся грибной дождь.

Однако, уже пришли. Танины родные их ждали, и к знакомству всё давно было подготовлено. Стол ломился от русской еды: дымящейся паром картошки, селёдки и лука с редиской, всевозможной зелени и прочей простой снеди. Родители так же не вызывали странных чувств – обычные крестьяне, слегка крупные и словно закруглённые со всех сторон от подобной пищи. За столом сидела и Танина младшая сестра Надя, о которой Пётр что-то слышал, да уж и не помнил, что именно.

Расселись, пошли тосты – сперва, немного неловкие за знакомство, затем более раскрепощённые – заздравные, заупокойные, под песню, под закуску, благодарственные и с надеждой. Пётр осоловело смотрел по сторонам и теперь искренне недоумевал – почему он должен жениться на старшей сестре, когда младшая ничем не хуже, но: А) Моложе; Б) Красивее; и В) … что-то там ещё… Гм-м. Ага. Вроде бы и умнее. Мысли передавались по столу как стопки, поэтому, вскорости, уже звучали открыто и с упрёками. Старшая орала на младшую, а та плакала в голос, отец готовился дать физический отпор будущему зятю неизвестно какой из его дочерей, да так, чтоб запомнил на всю свою оставшуюся поганую городскую жизнь, знаем мы таких. Мать раскучерявилась жидкой причёской и недоумённо оглядывала разорённую скатерть.

Сморило Петра, и он прилёг на матрац возле печки, укрывшись то ли ковриком, то ли пледом. Отвернулся от всех на бок лицом к стене, хватит с него. В скорости и во всём доме, как и в его голове, наступила тишина. Но в ней не было покоя, только сплошная сумятица дрянного послевкусия во рту от напитков и слов.

Тут к изголовью Петра присеменила небольшая шустрая собачка, она закинула передние лапки ему на плечо, приставила мордочку к уху и быстро, но отчётливо зашептала:

– Маладой человек, мала-адой человек! Вы были сегодня неправы! Пойдёмте, я покажу вам свою будку, она гораздо удобнее этого матраца, там тепло, там мы будем с вами…

Пётр попытался заорать и отмахнуться от собачки.

Руки налились свинцом, голова словно вдавилась в подушку, а горло захлебнулось от воздуха, не в состоянии издать звук. Собачка продолжала настаивать, говорила очень логично и чётко. Пётр понял, что если сейчас не закричит, то навсегда ввергнется в этот говорящий собачий ужас. Он сделал над собой неимоверное усилие, руки подчинились и вскинулись, голова запрокинулась, сбросив с себя это говорящее убожество, рот издал протяжно «Аа-а-а!!!»

– А-А-А!!! – подхватил клуб. Гитарист издал протяжный запил на соло, сверху звук накрыли барабаны и снова – мощный гитарный рёв. Публика снова подхватила звук в едином порыве нечленораздельного ора.

Пётр оглянулся на Юлю, она скучала.

Он знал – всеобщее веселье без допинга, её никогда особо не прельщало. Не накрывало. Не штырило. У него было с собой. Вынул сотовый-раскладушку, больше напоминающий маленькую машинку-трансформер, повертел в руках и открыл. Глаза Юли засветились радостью и благодарностью, мол, «надо же!» Взяли по щепотке кокса, распихали по ноздрям, жутко испачкались. У Петра был заложен нос, поэтому кокс больше рассыпался по свитеру, чем попал по назначению. Однако, через некоторое время нос начало откладывать и захотелось в туалет.

– Я сейчас, – сказал он Юле, и передал ей телефончик. Юля была в восторге.

Долго бродил по тёмным коридорам гремящего прокуренного клуба, вышел на улицу и побрёл на запах. За руку его держал болтливый карлик, уверявший, что знает дорогу. Когда пришли, оказалось, что на месте туалета уже давно обгаженные развалины, настолько пропитавшиеся дерьмом и вонью, что просто невероятно было даже подумать идти вовнутрь. Народ разного пола, покачиваясь и веселясь, справлял нужду повсюду, облокачиваясь на уцелевшие грязные столбы в попытке никуда в ночи не провалиться. Из темноты вынырнул тип в чёрном и сказал, глядя на Петра:

– А это что тут за чудо? Ты парень, знаешь, кто здесь ссыт? Не боишься заразиться?!

Пётр внимательнее огляделся по сторонам. Действительно, место больше напоминало лепрозорий, а пьяные типы вокруг – прокажённых. Охнув от очумения, Пётр, однако, решил быть мужчиной и довести дело до конца. Стараясь не прикоснуться ни к одному столбу и выбирать для шага только твёрдые поверхности, он добрёл до каменных развалин и стал расстегивать штаны. Организм возликовал облегчённо.

– А ничего агрегатик! – восхитился карлик, высунувшись откуда-то сбоку и разглядывая хозяйство Петра без тени смущения, даже наоборот, с нескрываемой радостью найденной и пойманной удачи. – А вот дай-ка…

Пётр прыгнул в каменный развал и, ещё летя, успел заметить, что в темноте мочился на ногу одного из обитателей лепрозория, которая и ногой-то не была – отросток лягушечьей лапы в слизи, капавшей с чешуи.

Темнота стала тишиной.

Пётр понял, что это граница его ума.

Только что пережитое настолько переполнялось реальными ощущениями, что граница стала зыбкой и словно стиралась, всё было – сон, и сон был – явь.

Из темноты стали концентрироваться глаза с вертикальными зрачками, смотрящие прямо в середину его мозга. Зазвучал отчётливый густой голос, пробивая голову насквозь, и каждое слово ударялось в глубину черепа:

– Слушай, вот тебе оно надо? В следующий раз я приду не на границе твоего сна и яви, а наяву. И звать меня будут горячкой. Белой. Вот тебе оно надо?!

Дальше произошло что-то уж совсем непонятное.

Пространство темноты стало рассеиваться и обрело чёрно-белые очертания комнаты его квартиры. Глаза, ещё продолжающие глядеть в его мозг, оказались висящими где-то в районе ночника в изголовье, отчего Пётр сделал вывод, что лежит на собственной кровати у себя дома и почему-то видит окружающее пространство через закрытые веки. Он как-то вдруг ясно понял, что весь этот бред был показан ему этими глазами, спроецировавшими словно проектор весь «фильм» на экран его головы. Но что-то сейчас у них пошло не так, это было видно потому, что глаза, испепелявшие до этого его мозг, теперь, словно осеклись и потеряли фокусировку.

И тут он заметил у дверей зала троих субъектов: странного господина с усами, в шляпе с перьями, второго потолще в солидном костюме и маленького утёнка, жавшегося к косяку. Не обращая внимания на Петра, существа вступили в перебранку. Первым заговорил солидный пиджак:

– Ты лишаешь человека воли выбора. Он сам должен знать, сколько и где ему пить.

На это голос, принадлежащий глазам, парировал со злобой:

– Вы не правы. Выбор у него есть: знай он свою дозу (только так, чтобы навсегда её теперь знать), я больше не появлюсь. Наоборот, спать будет – как младенец… А переберёт, явлюсь уже не во сне, а наяву. И останусь. Или вообще заберу туда, откуда только что он был отпущен.

В голове у Петра вспыхнула уже собственная догадка, что после третьей рюмки вчера на дне рождения, все остальные уже были просто ни к чему! Голос был прав. Пётр не помнил суть беседы за столом, не помнил куда ездил и как оказался в собственной постели. Три рюмки принесли бы ему действительное ощущение праздника, милой дружеской беседы и добавили очарования перед женщинами. Всё остальное было просто опасным и дурным приключением, только каким-то чудом закончившимся в собственном доме…

В этот миг глаза снова повернулись к нему, сфокусировали вертикальные зрачки и голос сказал:

– Милый, сделай так, чтобы я больше никогда к тебе не вернулась!

Пётр согласно кивнул и заставил свои губы произнести «Да», он понимал, что вышел из границы сна и это – явь. Он открыл глаза, картинка комнаты просто приобрела цвет в лучах утреннего солнца. Комната была пуста. Что бы окончательно убедиться – снова закрыл веки. Всё то же, только в чёрно-белой дымке. У дверей уже небыло странной троицы, но кошачий взгляд всё ещё смотрел на него в районе лампочки.

– Хорошо. – Сказал Пётр, комната подёрнулась дымкой и стала растворяться в темноте.

Последними исчезли глаза.

Пётр открыл веки.

Мир наполнился красками.