Читать книгу Прикосновение. Книга первая. Я хочу тебе сказать… - - Страница 4

Глубоко в сердце звучат вопросы: «Кто я, зачем родилась и для чего дана мне эта жизнь?» Наверно, каждый, как и я, чувствует в душе, что родился для чего-то очень важного. Только вот как понять это назначение и выбрать нужное направление?

Ах мысли смешались, запутав все мои представления… Где ты, мой путь? Твои очертания такие неясные. Вот и спешу все узнать и понять.

Это, наверно, Пушкин обо мне сказал. Такая вот я торопыга и любознайка!

И все-таки почему мне так хочется писать? Писать о жизни маленькой девочки в незнакомом и порой таком страшном мире взрослых.

Говорят, человек осознает себя, когда пишет.

Правда, не помню, кто это сказал, но будто слово из человека высвобождает самого человека.

Интересно, как это?!

Но так сложно написать это слово, особенно здесь, на бумаге! Да, говорить, однако, гораздо легче…

Хотя произносимые слова в момент произношение несут уже иное значение.

Вообще, я заметила, что не только произнесенные, но и написанные слова излучают какую-то силу, и это оказывает прямое воздействие на мою жизнь.

Сомневаюсь, что смогу уникально писать, как это получается у других. Но так страстно хочу это делать, что, преодолевая свою робость, неуверенность и страх, сразу кинулась на абордаж этих белоснежных листов. Рука застрочила сама по себе.

Меня сковывает ужасная стеснительность и боязнь – открыться, высказаться. Терзают мучительные сомнения в себе, в правильности своих слов и поступков. Страх осуждения, презрения, смеха над собой. А так хочется свободы в желаниях, поступках, свершениях – да хотя бы просто в этих самых словах.

Где найти возможность самоутвердиться? Как? Не знаю!

Выручают книги. В них без всякого стеснения стараюсь найти ответы на эти самые вопросы. Хотя и тут нет полной свободы. В библиотеке навязывают другую литературу, определенную для каждого школьника соответствующего возраста.

В школе тоже все запрограммировано, даже для сочинения на свободную тему нужно все равно придерживаться заданного направления.

Где же она, эта свобода?! И есть ли она вообще???

Вот, решила обрести свободу здесь.

Посмотрим, высвободит ли слово из меня человека, настоящего человека, и каков он, этот настоящий человек?!

Опять терзают неуверенность и страх ошибки.

Значит, так: пишу для себя, и подите прочь все эти вопросы, страхи, сомнения, даже те, что возникли сейчас перед этим листом.

Ну и вступленьице получилось!

На фига полезла в эти заумные дебри, этак заумненько, прям наимудрейшая из наимудрейших. Ха-ха-ха! Но шутки в сторону, настраиваюсь на состояние творчества. Ха, ну и придумала же – творчества!

Что это такое? Слыхала, какой-то процесс.

Ладно, кончаю болтовню и начну, пожалуй, с самого детства.

Страна детства! Ты такая светлая и прекрасная…

Казалось, не осталось ничего от тех моих детских лет, но в памяти все еще таится их добрый свет. Вспоминаются теплые мамины руки, заботливо укрывающие перед сном, длинные солнечные летние дни и многое другое – светлое и безоблачное, как само ставшее таким далеким-предалеким – детство… Хотя, по сути своей, оно ничем не отличается от всех моих сверстников, родившихся по окончании Великой Отечественной войны, где присутствовала неповторимость каждой жизни, отданной за победу. А мне не довелось стать героем, совершив какой-нибудь подвиг. Впрочем, интересно, способна ли я на подвиг? Итак, страсти улеглись, наступило мирное время, и появилась в тридевятом царстве, таком непонятном тридесятом государстве я, Алька Бордина! Весь мир тогда для меня был полон открытиями, переливаясь всеми цветами радуги, там царили радость и восторг по всяким пустякам, которые теперь кажутся так глупы и наивны. Но порой хочется вернуться туда и снова ощутить этот непонятный восторг и трепет перед каждым проявлением жизни, где все ликует, кружась вместе со мной.

Это я, блаженно счастливая, откусив кусочек от еще горяченького пирожка, держа его в руке, выделываю всевозможные па ногами, целиком отдаваясь движению звучавшей только во мне музыки – представляя себя этакой великой балериной. А выкрашенные в желтый цвет старенькие половицы, поскрипывая, танцуют со мной, но, как всегда, неожиданно наступает ночь, и приходится неохотно идти спать. Зато утром, вновь беззаботно улыбаясь, подставляю свою круглую мордашку ласковому солнышку и вновь пребываю в полном блаженстве. Ах, ну как приятно жить этим удивительно прекрасным мгновением, быть верной только ему, ощущая теплый лучик на щеке! Но лучше все же по порядку. Итак в этом царстве— государстве родилась я, Алька Бордина – этакая малюсенькая девочка, честно говоря, совсем нежданная и нежеланная им. Тридевятое царство называлось Алтаем, и центр его для меня располагался в маленьком рабочем городке, совсем далеко, далеко от бурной и деятельной жизни всяких знаменитых и важных людей. Местные жители проживали в своих домах и маленьких домишках (это тем, кому повезло), ну и в бараках. Появится на этот свет угораздило в самый разгар зимы, в декабре. По подсчетам горячо любимой бабушки Нюры, это произошло в канун старинного праздника святой Варвары. Поэтому бабушка настаивала на этом имени. Но мама со свойственной ей категоричностью заявила:

– Варьки у нас не будет! Хватит, меня Дунькой назвали, никаких Варек!

В итоге получила имя Алина, уж больно оно нравилось маме. Ну я, конечно же, не в претензии, оно меня вполне устраивает. Год рождения, по моему разумению, тоже ничем примечательным не был отмечен. Уже увлекшись астрологией, узнала, что это был год лошади. Так вот откуда эта непонятная тяга к таким красивым животным! Но, честно сказать, поездить на лошади довелось всего один раз и при весьма обыденных обстоятельствах. Лошадка месила глину, а мне, непоседливой пятилетней девчонке, не могли отказать в удовольствии, посадив на ее спину без всякого седла. Тепло и трепет бедной кобылки ощущаю и поныне. Ну вот, опять отвлеклась от последовательности, прыгаю по разным неважным эпизодам. Хотя, как сказать… Семья, в которой довелось появиться на свет, состояла аж из семи человек. Мама, ее старшая сестра Лиза и брат Виктор работали, бабушкин муж, седой и угрюмый старик, болел. Врачи нашли у него какой-то рак. У бабашки родилась от него дочь Валя, которая опередила меня всего-то на несколько месяцев, а воображает, словно на годы. Так что нас кормили две мамы – бабушка Нюра и моя мама, подменяя друг друга на время отсутствия. Вот так мы с ней оказались еще и молочными сестрами. Еще был мамин младший брат Иван, которого мы с Валей дразнили Ванька-рыжий, но не за внешность, а за его скверный характер. Он нам платил той же монетой, хуже того, распускал руки. Но мы успевали скрыться в надежном месте и затаиться, пользуясь нашим преимуществом: двое лучше, чем один. Наше положение с мамой ухудшилось еще и тем, что она рассталась с моим отцом буквально через месяц (двадцать один день, как любит констатировать мама) после их свадьбы (если это вообще можно назвать «свадьбой»). Так что мое появление на свет никого не осчастливило. Вот поэтому мне не только не обрадовались, а предпринимались усиленные попытки избавиться от лишнего рта и обузы.

Но, наперекор всему, я родилась здоровым ребенком с весом пять кило. Моя молочная сестренка Валя оказалась такой же серьезной, как и ее больной отец. Мне удавалось ее развеселить, так как оказалась полной противоположностью – болтушка, хохотушка, вдобавок еще и толстушка. С Валей дружим до сих пор, и между нами нет никаких секретов, а вернее и надежней подруг, наверно, нет. Первое, что мы с ней освоили, – игру в карты, в дурачка, правда, карты были нарисованные от руки, самоделочные. А научил нас все тот же Ванька-рыжий. Мы частенько предавались этой игре, сидя на печке, ну а взрослые и рады, что не болтаемся у них под ногами. Помимо карт, которые скоро научились рисовать сами, мы еще классно вырезали из бумаги ножницами различные фигурки людей, а затем их разукрашивали.

Это так было здорово!

Додумались мы до этого сами, без всякой подсказки взрослых, да они и не умели вот так запросто, без всякой подготовки свернуть совершенно чистый лист бумаги пополам, вырезать половину фигуры человека, в одежде или без, а потом развернешь – и полностью готов бумажный человечек, только раскрашивай, благо цветных карандашей у нас было в достатке. Правда, иногда мы ссорились из-за общих любимых цветов – бирюзового и так называемого «алого».

Эти цвета использовались чаще всего и быстро превращались в маленькие огрызочки. Вскоре появился еще новый цвет – «салатный», который сразу же полюбился нами за необычность названия, при этом удивлял – почему он так называется?

Тридевятое царство, а вернее, городок, где посчастливилось родиться, тогда еще был рабочим горняцким поселком, вся деятельность которого вращалась вокруг шахты.

Но когда население поселка увеличилось до городских норм, то ему присвоили статус города. Хотя мир моего детства оказался намного обширнее городка с рабочим названием Горняк, в честь основного проживающего контингента.

Отец и мать расстались, но официально не развелись, и он должен был платить на меня алименты. К тому времени он уже успел обзавестись другой семьей, а несколько месяцев позже меня у него родился сын.

Шустрый папаша оказался, долго не переживал по поводу расставанья. А мое рождение его интересовало меньше всего, тем более увидеть какую-то там дочь, которая для него была пустым звуком и потерей денег, алименты.

Впрочем, я тоже в те годы совсем не интересовалась его персоной, тем более желанием увидеть. И до недавнего времени вообще не задумывалась о его существовании.

От него мне досталась фамилия – Бордина, отчество – Борисовна. Все. Не было даже фотографии.

Моей маме, тогда еще совсем юной особе, очень хотелось побыстрее устроить свою судьбу. И не став засиживаться в Горняке, где места ей, видите ли, было маловато, совсем негде развернуться с ее эмоциями и желаниями, завернув меня кое-как в одеяльце («бедное дитятко, ножки совсем голы булы», со слов бабушки), она умчалась в далекую и жаркую Киргизию, город Токмак.

Что-то я расходилась, расписалась не на шутку. Не пора ли и отдохнуть.