Читать книгу Воплощение Реального. Междисциплинарное исследование субъективности, травмы и духовной культивации - - Страница 13
Глава 1 – Субъект Пустоты
Три мира
ОглавлениеМатериальность означающего может быть сформулирована как повторение требования к жизни, передаваемого посредством языка из поколения в поколение. Отталкиваясь от последствий семинара Лакана «Психоз», Эйерс пишет:
Здесь мы приходим к пониманию того, что отнюдь не Символическое радикально закрыто или отменено феноменом психоза, отказ от отцовского означающего делает оперативными и первичными те реальные аспекты означения – то есть означающие, оторванные от негативного конституирования значимой коммуникации и привязанные к агрессивным движениям первичной идентификации, – которые, как мы увидим, должны быть предположены, если их держать в узде, чтобы любое означение могло быть оперативно для субъекта. (Эйерс 2012, 34)
Не является ли цитата Эйерса ничем иным, как подтверждением феноменов, обнаруженных Кляйн в детских imago, а именно того, что для нормального символического функционирования (т. е. функционирования в мире) необходимо «агрессивное движение первичной идентификации»? И не согласуется ли это со следующим представлением колеса становления (Пали: bhāvacakka)36 – в центре которого обитают три животных: свинья, петух и змея, причем два последних выходят изо рта первой и прикрепляются к ее хвосту – которые представляют соответственно заблуждение, жадность и ненависть, возникающие взаимозависимо? Переводя на язык Лакана: из пустоты несимволизированного Реального возникает зарождающийся субъект, жадно хватающийся за идентичность в зрительном образе, подкрепляющий эту идентичность присвоением и отчуждением в языке, порождая таким образом многообразные миры субъективного опыта.37
Этот процесс обусловленности, согласно Дхамме Будды, является основой Самсары, нюансированной в символизме Трайлокьи – трех миров циклического существования. Для этих трех царств характерны причина и следствие, двойственность и множественность, а также непреходящий импульс фундаментального неведения (Падмасабхава 2006, 446): царства желания, формы и бесформенности.
Развивая далее тему царства желания в связи с теорией субъективности, я прихожу к выводу, что его уместно связать с тремя регистрами, функционирующими на уровне эго (идеальное эго, эго-идеал, суперэго), и Взаимозависимым Происхождением в той мере, в какой имеет место возникновение шести оснований чувств.
В царства формы и бесформенности попадают по мере того, как импульс обусловленного становления обращается вспять благодаря практике ограничения чувств, поэтому дальнейшие связи с именем и формой не прослеживаются. Тем не менее, Три мира в их наиболее утонченном состоянии (Пали: джана) все еще остаются внутри Самсары. Эти царства населены существами, вращающимися в цикле Зависимого возникновения или в обратном цикле, в котором неведение искореняется с помощью практики прозрения.
Царство желаний изображено на индийских и тибетских тхангка Бхавачакры, которые иллюстрируют три корневых яда, закон каммы, шесть царств и прилегающие к ним двенадцать звеньев Взаимозависимого Происхождения, удерживаемые в когтях и клыках Мары, представляющего бессознательное предвкушение и страх перед неизбежностью смерти (Гарфилд 2015, 302). Символизм Трех миров запечатлен в архитектуре храма Боробудур на Центральной Яве.
Рисунок 1: Bhāvacakra, 2019, цифровой ресурс.
Первые три уровня храма Боробудур представляют царство желаний (Skt. kāmadhātu). Здесь каждый барельеф изображает закон каммы: связь между причиной и следствием в шести царствах (Skt. loka) обусловленного существования. Это царства адских существ, голодных призраков, животных, людей, асур (полубогов или гневных богов) и небесных существ или богов. В зависимости от благотворности и неблаготворности действий тела, речи и ума, существа перемещаются между мирами.
В своем блестящем представлении шести царств Трунгпа помещает их истоки в недоумение бедной, замкнутой в доме без выхода обезьяны38: в своей клаустрофобии субъект галлюцинирует миры.39 Первоначальная точка отсчета субъекта, простор, приобретает качество, проистекающее из обособленности: «Если он пытается схватить пространство, чтобы обладать им как своим собственным опытом, своим собственным открытием, своим собственным пониманием, это и есть желание». (Трунгпа 2005, 90/189) С этим согласится Жижек, который определяет objet a40 как «странный объект, который есть не что иное, как запись самого субъекта в поле объектов, в виде пятна, которое принимает форму только тогда, когда часть этого поля анаморфно искажено желанием субъекта» (Жижек 2007, 1078/2252). Таким образом, сама движущая сила человеческого становления, либидо, понимается как «не что иное, как путаница», которая обретает форму только тогда, когда на нее смотрят с позиции, искаженной недоумением и страхом.
Несмотря на свое призрачное происхождение, желание является движущей силой трансмиграции между мирами.41 Например, мысленная фиксация на некой глубинной причине желания, скажем, на возвышенном состоянии видения, достигнутом в результате огромных художественных усилий по совершенствованию, приводит к самосозиданию в царстве богов. Борьба за успех, вовлеченная в такую самоподдерживающуюся фиксацию, стирает границу между надеждой и страхом, удовольствием и болью и приводит к тому, что Трунгпа называет «прорывом»: медитативному состоянию пребывания в эго (Трунгпа 2005, 114/189). Я хотел бы добавить, что в психоаналитических терминах это может относиться к эго-идеалу, поскольку именно его субъект пытается реифицировать (т. е. создать копию для себя и из себя). В этой борьбе желание субъекта – это не его собственное желание, а желание причины, присвоенное из невежества, надежды и страха в ошибочной попытке избавиться от двух последних.
Рисунок 2. Храм Боробудур, Магелан, Центральная Ява, Индонезия, 2016, цифровое фото, Евгений Тимофеев.
Jouissance, как будет показано далее, проистекает из этой борьбы: какова бы ни была неудовлетворенность, будь то травма или что-то другое, вскоре возникает симптом, борьба за саморазвитие, которую субъект переносит и которой наслаждается до предела, как выражается Трунгпа,
…все, что неприятно или агрессивно, кажется прекрасным, потому что мы достигли единства с эго»42. Другими словами, эго потеряло след своего ума. Это абсолютное, высшее достижение неведения – чрезвычайно мощное. Это своего рода духовная атомная бомба, саморазрушительная в плане сострадания, в плане общения, в плане выхода из рабства эго (Трунгпа 2005, 115/189).
Однако, и это относится к Реальному, в самсарической ситуации постоянно происходят экстраординарные события, вытряхивающие субъекта из созданного им самим благочестия, что делает поддержание возвышенного состояния видения весьма требовательным занятием. Однако отказ от него приводит к глубокому болезненному разочарованию, поэтому в большинстве случаев субъект стремится создать новые слои себя, сконструировать новые «я» и вовлечься в новый опыт. Космологической эпитафией этого развития является, конечно же, Мара,43 повелитель царства желания, который, будучи небожителем (Пали: дэйва) чувственных небес44 и являясь высшим достижением в «карьере желания», организует человеческую жажду таким образом, что она законно представляется единственной возможностью поддержать себя на земле.
Царство желания можно рассматривать как иллюстрацию роли желания45 и драйвов в циклах становления. Через материальность языка (то есть протосимволическую матрицу, в которую рождается ребенок и которая состоит из наименования, образа другого и неясного желания, которое это наименование может обозначать (Эйерс 2012, 21)) субъект обосновывается в «мире». Здесь под «миром» я подразумеваю ту фильтрацию шести оснований чувств, которые вызывают распознавание феноменов через желание другого. Через аналитическую процедуру «траверса фантазии», в которой субъект берет на себя ответственность за чужое желание, действующее через него, приводя себя в бытие там, где оно (чужое желание) было, jouissance драйва приходит к преследованию реального наслаждения (Финк 1999, 158). Это появление субъекта как драйва является субъективной позицией в Реальном. Я утверждаю, что именно здесь, посредством собственно практики Дхаммы, происходит отказ от преобладающих связей воображаемой и символической функции, или «уход из дома в бездомность». Именно здесь, на этом уровне протосимволического, драйва и jouissance (который, по определению, ставит практикующего ближе к структуре психоза, чем к структуре невроза), Путь действительно полностью применим в своей глубокой сверхнормальной составляющей.
Рисунок 3. Статуя Будды в храме Боробудур, Магелан, Центральная Ява, Индонезия, 2016, цифровое фото, Евгений Тимофеев.
Во время медитации випассана я рассказал своему учителю, досточтимому Джотинанде, о болях и невыносимой телесной интенсивности, которые я испытывал в теле-уме. В ответ он рассказал мне притчу об укрощении слона. Сначала слона привязывают к столбу дыхания цепью осознанности, чтобы он не убежал обратно в лес чувственных переживаний, жажды, привязанности и колебаний между удовольствием и страданием. И только когда он перестает бушевать, болеть и сетовать, его отпускают, чтобы укротитель слонов (Будда Дхамма) мог приступить к своей работе.
Тогда я понял, как жажда быть живым и неспособность наблюдать болезненные ощущения просто как они есть – как болезненные ощущения – с терпеливой выдержкой вызывают страдания. Я понял, как цепляние за ощущение хорошего, комфортного и живого связано с самоощущением – созданным на основе того, что оно причиняет «мне боль», – вызвало возникновение ярости и невыносимой интенсивности «негативного» Реального. Поняв это, я испытал благодарность, сострадание и проблеск отпускания – «утоление» дуккхи.
«Слон» – это метафора нетренированного человеческого ума – ума, отождествленного с желанием следовать чувственным влечениям и ментальным формациям и управляемого этим желанием. В этом желании субъект создает условия для избегания боли и цепляния за удовольствие и сталкивается с их последствиями в камадхату в соответствии с принципом «эквивалентности космологии и психологии». Неизбежными последствиями являются становление, рождение, распад и смерть, печаль, плач и «негативное» Реальное аннигиляционизма.
Параллельно с теорией трех регистров желание и его причинная феноменология во вращающемся цикле Взаимозависимого Происхождения могут быть восприняты как симптом. Таким образом, позитивное и реальное измерение этого симптома (Монкайо 2012b, 61) – это возможность прозрения. Переводя определение jouissance Монкайо с «ограничения дальнейшей интерпретации» на «выкорчевывание причины становления», я могу продолжить следующим образом, таким образом объединяя конечные пункты как Лаканова психоанализа, так и Дхаммы Будды в той мере, в какой речь идет об общем человеческом опыте страдания.46
Побудить желание течь независимо от причин и условий, без необходимости быть или становиться зависимым от чужого желания и без опоры на непрерывное наслаждение через (повторение) драйва, – это искусство развязывания, искусство отпускания или бездействия,47 что сравнимо с диалектизацией желания через траверс фантазии. Однако, как я утверждаю, чтобы вывести субъекта за пределы желания и драйва, к субъекту Реального, требуется набор практик, известных как Путь. Взгляд на субъект, возникающий при практике Пути, рассматривается в следующей подглаве. Он исследуется и иллюстрируется на протяжении всей книги и поддерживающих ее творческих работ.
36
О том, как следует изображать колесо становления, говорится в Дивьявадане, буддийском санскритском труде школы Сарвастивады.
37
Трунгпа называет этот процесс развитием эго, когда из простора, из «естественного бытия, которое просто есть», возникает движение в виде «искр дуальности, интенсивности и резкости, вспышек мудрости и знания» (Трунгпа 2005, 95/189). В другом месте он сравнивает это движение с танцем, вдохновленным простором, который выражает себя больше, чем нужно, и таким образом становится самосознательным, осознавая, что «я» танцую в пространстве (Trungpa 2005, 85/189). Это первая «искра дуальности», которая сохраняется до тех пор, пока пространство не затвердеет и его бескорыстная открытость не будет проигнорирована, за чем последует ощущение, что так было всегда, что приведет к привязанности к отдельной форме и агрессивности в попытке закрепить свои позиции по отношению к пространству. Я нахожу эту интерпретацию довольно позитивной, выражающей Реальное как «вакуумный пленум», лишенный сокрушительных и травмирующих качеств, отсутствий и излишеств. Описывая формирование кхандх, Трунгпа показывает, сравнивая развитие эго с обезьяной, запертой в пустом доме с пятью окнами, как замкнутость в субъективности приводит к «галлюцинациям» шести миров царства желаний. Подробнее о формировании эго см. в третьей главе: «Полнота ума с сознанием как объектом».
38
Сравнивая человеческую ситуацию с ситуацией обезьяны, запертой в доме с шестью окнами и отсутствием выхода, Трунгпа показывает, как базовый простор становится скрытым шестью основами чувств и прилегающими к ним сознаниями. (Трунгпа 2005, 89/189)
39
Подробно останавливаясь на легкой форме тревоги, называемой смущением, как на случае, когда субъекту преграждает путь его во-первых собственный зеркальный образ (воображаемое), и во-вторых кастрация в языке (символическое), Лакан говорит: «Когда вы уже не знаете, что с собой делать, вы ищете что-то, за чем можно было бы укрыться». (Лакан 2014, 11).
40
Objet a – это объект желания, или причина желания, – то, что приводит желание в движение. Например, это может быть определенный взгляд человека, тембр его голоса, белизна, ощущение или запах кожи, цвет глаз и т. д. Какой бы ни была характерная причина, она очень специфична, и ничто не может быть легко поставлено на ее место». (Финк 1999, 47)
41
Принцип эквивалентности космологии и психологии – ключ к пониманию буддийской космологической схемы (Гетин 1998, 170). В соответствии с ним определенные космологические царства возникают в результате различных психологических состояний существ (Осто 2004, 80). Трунгпа дает другое объяснение: «Царства – это преимущественно эмоциональное отношение к себе и окружающему миру, эмоциональное отношение, окрашенное и усиленное концептуальными объяснениями и рационализациями. Как человеческие существа мы можем в течение дня испытывать эмоции всех царств, от гордости царства бога до ненависти и паранойи царства ада» (Trungpa 2005, 113). Такое понимание позволяет объяснить многообразные и преходящие психофизические состояния субъекта как проистекающие из одного общего заблуждения – субстанциональности личности переживающего. Как показывает Трунгпа, это радикально подчеркивается в сфере бога, где субъект вовлечен в практику «саморазвития», направленную на реификацию определенного самосознания.
42
Будда говорил о таком искажении ума как о «перверсии» (пали: vipallasa): «Монахи, есть эти четыре перверсии восприятия, перверсии ума, перверсии видения. Какие четыре? „Постоянное“ по отношению к непостоянному – это перверсия восприятия, перверсия ума, перверсия взгляда. „Приятное“ по отношению к напряженному… „Я“ по отношению к не-я… „Привлекательное“ по отношению к непривлекательному – это перверсия восприятия, перверсия ума, перверсия взгляда». – Випаллаза Сутта: Перверсии, перевод с пали Тханиссаро Бхиккху, https://www.accesstoinsight.org/tipitaka/an/an04/an04.049.than.html. Лаканов психоанализ классифицирует перверсию как субъективную позицию, характеризующуюся ниспровержением отцовского закона (Символического). Однако, согласно Лакану, ниспровержение перверта – это, по сути, попытка «поддержать» или восстановить закон и заставить его существовать, заняв субъективную позицию причины желания (материнского) другого (Финк 1999, 126). В отличие от субъективной позиции невроза, которая характеризуется подавлением, и психотика, характеризующейся отказом (foreclosure) от закона (Финк 1999, 62—63), перверсивная позиция находится в ловушке внутри желания (материнского) другого, не в состоянии полностью от него отделиться из-за слабости/неполноты символического закона (полный отказ от закона – это психоз). Переформулируя Випаллаза сутту в «невротических терминах», непостоянство, стресс, отсутствие самости и непривлекательность явлений подавляются, бессознательно избегаются, что делает их доступными через ассоциации, парапраксис и сновидения. В «психотических терминах» вышеперечисленные характеристики реальности принимают форму ужасающих «образов фрагментированного тела», отвергнутой символизации. Символическое у психотиков «закрыто», то есть часть символизации не происходит из-за того, что в момент травматической встречи с Реальным функция символизации еще не развита. Гипотетически, подверженность сексуальному насилию в раннем возрасте может быть событием, символизация которого отвергается. То, что было отвергнуто, вновь появляется в реальном в виде галлюцинаций, крайне условных психофизических состояний и безумного поведения (Lacan 1993, 81—88). С точки зрения перверсивной субъективной структуры, характеристики реальности в буддизме так же (как и в психозе) невозможно символизировать, сама их перспектива как таковая непостижима, поскольку не существует отделения от желания (материнского) другого – то есть не установлен отцовский запрет на jouissance. Поэтому перверт постоянно устремляется к тому, что непостоянно, непривлекательно, не имеет самости и напряженно, к тому, постижение чего привело бы к освобождению, но останавливается на полпути, поддерживая регуляцию jouissance, как только желание (материнского) другого удовлетворено. Это делает перверсию довольно мучительной структурой: в один момент кажется, что пробуждение не за горами, в другой – что это ужасающее карающее заблуждение. Для «поддержания» Символического требуются постоянные бесплодные энергичные усилия, которые обрушиваются обратно на воображаемую позицию перверта в качестве причины желания (материнского) другого, и как таковое спекулятивное единство эго проявляется в почти имбецильном ниспровержении характеристик реальности. Это представление о затруднительном положении перверта в отношении Дхаммы основано на личном опыте. Разрешением этой субъективной позиции является знакомство с Дхаммой Будды, ее запоминание и постоянная строгая практика в соответствии с ней в сочетании с сознательными усилиями по «отделению» от желания (материнского) другого и от Воображаемого регистра: постоянное самонаправленное напоминание: «Ты – не то, что (она) хочет». Поскольку, как показывает анализ (Финк 1999, 140), для перверта практически невозможно диалектизировать свое желание, я считаю, что лучше вообще отказаться от попыток сделать это и перейти к раскрытию и культивированию влечения в рамках Пути – то есть jouissance в его конкретной телесно-энергетической форме, которую в даосских искусствах называют «цзин» или «эссенция». Подробнее об этом – во второй главе, «Культивирование Тайцзицюань».
43
Буддийская космология (8): Мара, обсуждение Аджана Соны и Аджана Пуннадхаммо: https://www.youtube.com/watch?v=4h7eWXRNC8A.
44
Аджан Пуннадхаммо в серии эссе «Письмо от Мары» (https://www.urbandharma.org/udharma/maracontent.html) многообразно и остроумно описывает, как действует эгоистическое желание. В эссе Мара диктует письма командирам своих эскадрилий, в которых речь идет о чувственных желаниях, скуке, голоде и жажде, тяге, лени и тунеядстве, трусости, неуверенности, злобе с упрямством, выгоде, почестях и славе и, наконец, дурной славе. Здесь не обойтись без сравнения с большим Другим, диктующим невротические требования, ведь действительно, jouissance Другого – это то, что привязывает желание субъекта к определенной причине (objet a), в случае причастия к которой «желание пациента вполне может попасть в трясину либидинального лимбо, в мир без желаний, в котором пациент бесцельно дрейфует» (Финк 1999, 48). Разница между этим безвольным лимбом и отрешенностью в смысле Пути описана во второй главе, «Обратная цепь Взаимозависимого Происхождения». Далее, в этой главе, подробнее о «мудром желании».
45
Как отмечает Ластхаус, kāma в kāmadhātu можно перевести как Эрос, имея в виду «всю область чувственного удовольствия, особенно если учесть, что эта область включает в себя принцип удовольствия как мотив всех действий и интерпретаций». (Ластхаус 2002, 83)
46
Финк пишет: «Траверс фантазии выводит субъекта за пределы кастрации, за пределы невроза, на во многом неисследованную территорию». (Финк 1999, 147) Если исходить из понимания невроза как постоянного требования символического достижения для (материнского) другого, то «выход за пределы» может означать отказ от исполнения требования жизни, предъявляемого материальными элементами языка. Таким образом, «выход вперед» в поисках освобождения от страдания означает отказ от жадного и агрессивного императива протосимволической матрицы стремиться к жизни, а также правильное понимание воображаемой субъективности как базового неведения. Или, как говорит Финк, «эго само по себе по сути своей параноидально, определяя, что есть я и что не есть я, и возникая в фундаментальном соперничестве или конкуренции с другим». (Финк 1999, 180)
47
См. главу вторую «Культивирование тайцзицюань» и главу третью «Шотокан каратэ».
