Читать книгу Прохождение тундры. История и гендер на Дальнем Востоке России - - Страница 14

Несмотря на длительные споры по поводу этимологии и семантики, в целом этнографы, похоже, сходятся во мнении, что этноним «коряки» – не самоназвание, а некий лингвистический гибрид, в котором объединились культурно разнящиеся наречия. Слово «коряк» появляется в антропологической литературе примерно в конце XVII века [Вдовин 1973: 51] и восходит к этимону «кор» (qora), означающему «домашний олень» [Иохельсон 1997: 19]. Большинство этнографов предполагает, что либо северные соседи коряков, чукчи, либо южные, ительмены, использовали этот или похожий по звучанию этноним для обозначения оленеводов, китобоев и охотников, живших на скалистых и малонаселенных землях северной Камчатки. Позже то ли казаки [Стеллер 1999: 62], то ли местные русские [Иохельсон 1997: 19] ввели это слово в широкий обиход.

Когда я только начинала знакомиться с материалами о севере Камчатки, мне было трудно оценить название «коряки»: оно казалось мне непроизносимым и неестественным. Оно никак не передавало ощущения многообразия и важности различий между общинами, особенно учитывая заявления самих коряков о том, что они представляют собой группу людей с разными индивидуальными особенностями. Однако, хотя в описании своих полевых исследований я стараюсь избегать ложной однородности, на протяжении всей книги я использую слово «коряки». В настоящее время коряки и сами начали использовать этот этнический ярлык как предмет гордости перед лицом растущего социального и, как утверждают некоторые, культурного упадка. Бросая вызов региональной несправедливости и эгоцентричным интересам национального государства, этнограф принесет больше пользы, демонстрируя правоту политического класса, а не отвергая самый достоверный с научной точки зрения термин, обозначающий народ. Используя название «коряки», я занимаю позицию, имеющую как слабые, так и сильные стороны.

Оставляя в стороне эти соображения, отмечу, что, хотя большинство этнографов – исследователей Севера считало целесообразным найти и использовать самое аутентичное название, обозначающее тех, кого они встречали в северной тундре, советское государство видело куда большую целесообразность в обозначении и категоризации всех субъектов, живших на северных окраинах его официальной территории. Отчеты, статистические данные и этнографические описания начиная с XVII века и заканчивая началом 1930-х годов способствовали тому, что существование коряков представлялось безнадежно погрязшим в традициях и внеисторических формах жизни. С точки зрения советского государства, такие народы остро нуждались в помощи. По сути, сам политический термин, придуманный для их обозначения, отражает свойственные правительству идеи патернализма и доминирования. В рамках государственной номенклатуры «малых народов Севера» коряки назывались «народностью»: в политическом плане они считались слишком незначительными, чтобы получить конституционное влияние и вес, а в демографическом плане слишком малочисленными, чтобы называться нацией12.

«Малочисленный» народ по определению считался незначительным, жалким, низкосортным. А следовательно, ему требовались административные структуры и институты, которые способствовали бы экономическому прогрессу и образованию, упорядочили бы места его проживания – вскорости все это должно было распространиться плотным слоем по всему северному полуострову. С точки зрения советского государства, жизнью коряков правили предрассудки и невежество; их общественный строй был близок к доисторической, нецивилизованной формации «каменного века» [Билибин 1933б: 95]. Коряки были объявлены примитивным и, соответственно, малым народом, так как они жили в отрыве от истории. Разумеется, такой подход оказался целесообразным для легитимации особой формы государственной власти и вмешательства, которые должны были стать определяющими в жизни коряков. С патерналистской точки зрения советского государства, малые народы были неполноценны и неспособны к самоуправлению; от помощи государства они должны были только выиграть.

Однако в современной борьбе коряков за идентичность и культурный суверенитет на Дальнем Востоке России такие формулировки и аргументы справедливо осуждаются как уничижительные и обесценивающие (например, [Коробова 1991]). Лидеры коренных народов утверждают, что такая терминология мешает корякам отстаивать автономию и право на свои земли. Они требуют, чтобы права коряков были уравнены с правами других народов. В следующем разделе будет показано также пренебрежительное отношение, продиктованное как массовым, так и административным воображением. Это пренебрежение родилось как промежуточный продукт двух основных понятий: вневременной традиции и политического доминирования.