Читать книгу Записки главного героя - - Страница 3

Жил и был на нашем свете один человек. А может быть и не на нашем. Зависит от того, когда вы читаете эту книгу. Но когда вы бы эту книгу не читали, пишущий эти строки может вас с точностью заблаговерить, что он на самом деле жил и был.

Хоть этот человек на самом деле жил и был, но изобразить его – это задача столь непростая, как изобразить человека, которого никогда не было. Писатель должен показать весь запас опыта и ума, чтобы в самом начале рассказа не отпугнуть читателя описанием человека, которого никогда и быть не могло. С другой стороны, задача писателя состоит в том, чтобы, насколько это возможно, достоверно показать всем то, что он видел на самом деле. Потому, пожалуй, стоить начать с описания того, чего никогда не могло быть, но сделать это ради того, чтобы показать всем то, что на самом деле было.

Окажись наш главный герой в те славные времена да в мастерской, где орудует куда более великий человек, чем все короли и герцоги вместе взятые – художник, кто в очередном своем рабочем быту, разложив руку и прищурившись на уголь, на кончике его увидел бы нашего главного героя, проживающего последние часы своего безличия, и композиция для художника, в таком случае, превратилась бы в нечто, чем является кирпич для каменщика или сапог для сапожника.

Для создания великого портрета ему пришлось бы обнаружить блик из прошлого натурщика, переместить источник света для проявления необходимого сияния или взять его у людей, похожих на нашего главного героя, чтобы оно было и ясно отсвечивало из черт лица именно этого, сидящего перед ним человека.

Блика, который говорил бы о трагедии или комедии в прошлом, как ни старайся, на тот момент еще нельзя было увидеть на лице нашего главного героя. Поэтому все было обыкновенно. Грубый намек лица получил округлые черты, но оставил след первых линий. Глаза в середине по вертикали, уши сбоку, нижняя часть в треть. Нижняя черта, разделяющая треть – губы, верхняя черта – нос. Длинные черточки свисают с головы. Все контуры ятся от нежного до грубого давления на уголь.

Если одного натурщика недостаточно для того, чтобы картина состоялась, то всегда есть возможность втиснуть в пространство рядом что-то еще.

Не всегда человек на картине занимает центральное положение. Он может присутствовать как в пейзаже и натюрморте, так и в любом другом жанре живописи. Однако, случайностям не место на картине и изображение человека – это серьезное и ответственное дополнение к произведению. Будь то действие, совершаемое изображенным, его статичная форма, способ или средство его изображения, место в композиции, его взаимодействие с другими объектами на картине, его наряд, украшения и так далее: все может нести в себе дополнение к материалу в рисунке.

Наш главный герой не мог стать подобным дополнением даже под взглядом великого художника. Действия, как таковые, он совершал, но они не могли привлечь к себе и малейшего внимания. Статичная форма его была донельзя проста: он сидел перед художником с сутулой спиной, положив руки на колени, и смотрел в заднюю часть деревянного мольберта. Способ и средство его изображения были такими же, какими были всегда. Изменив место нашего главного героя в композиции, художник бы не изменил ничего, а взаимодействия с окружающим, на удивление, будто бы не было совсем. Из наряда на нашем главном герое была черная повязка на уши от ветра, которая выглядывала из длинных, белесых волос, а тело его внешним слоем было обернуто плотным, полностью черным пальто, веществом своим похожее на старый кафтан из самодельного сукна. Из под пальто выглядывал краешек воротника от рубашонки с начесом в бежево-бордовых тонах, ниже висели широкие черные брюки с невидимыми, вышитыми другой кройкой, продольными линиями вдоль всей длины. Украшений на нем не было.

Никак не удавалось зацепиться хоть за малейшую деталь в его облике, что слегка удивляло, злило и в то же время раззадоривало художника.

Хорошо. Раз так, то не стоит забывать про движение от частного к общему и обратно. На кого он был похож?

По виду его, как не удивительно, нельзя было усмотреть ни род происхождения, ни принадлежность к социальному классу, ни общественное положение. Не получал случайно вскинутый на незнакомца взгляд и наличия у него каких-либо убеждений. В свое время таких людей называли голенькими. В его стороне, внутри его окаймовки невозможно было установить ни вид деятельности, ни образ жизни, ни его отношение к себе, ни отношение к миру, ни к себе в мире.

Длина, ширина и высота нашего главного героя были среднего значения. Отметь навскидку и не промахнешься. Нужно было очертить заранее.

Так, и что по итогу? Сколько времени уже прошло. А он все сидит и смотрит в одну точку.

Так, что еще? Выдумывать? Выдумывать нельзя. Никак нельзя. Блика нет, как источник света не перемещай. Похож на всех и не похож ни на кого. Как же можно так жить? Словно мир его ни разу не касался и он к этому миру не притрагивался. В это место он ведь откуда-то пришел. Пока он шел, ему, наверняка, встречались люди и предметы. Может быть видел животных. В то место, откуда он пришел, он тоже откуда-то пришел. И так было много раз. И везде и всегда на пути он встречал людей и предметы. И может быть видел животных.

Где же они все? Где их след? Его нет. Как же изобразить то, чего нет?

Честно сказать, не нравится он мне, сам не знаю почему. Уже и желания его рисовать нет. А то нарисую его, люди посмотрят и скажут: как же так, ты человека нарисовать не сумел? Столько раз удавалось и еще как! А тут вдруг.

Людям же потом не объяснишь, что человек передо мной такой сидел. Который не предназначен для изображения. Такой человек, что незачем человеку всякому знать о нем.

Почему именно он сейчас сидит передо мной? Я не хочу, чтоб он сидел, а он сидит. Сидит. И молчит.

Если уж так, то зачем, собственно, его изображать? Почему нельзя отказать ему? Сослаться на головную боль и выпроводить его за дверь? Вряд ли он будет возмущен, скорее всего поверит на слово и молча уйдет, словно его тут никогда и не было.