Читать книгу Воспоминания (1916-1936) - - Страница 12

Мой день рожденья всегда был для меня страшным днём, почти ежегодно в этот день случались какие-нибудь несчастья: то я болела крупозным воспалением лёгких и 16 ноября наступил кризис с клинической смертью, то случился пожар, то кровь горлом хлынула…

После того, как я переболела воспалением лёгких и чуть не умерла, родители решили, что меня необходимо вывезти на природу. У маминого приятеля, священника о. Сергия Орлова был свой дом в деревне. Он поехал туда на лето с дочерью Шурой лет 15-и и взял меня. Деревня мне очень понравилась.

Раньше бабушка иногда брала меня на пару летних недель в Черкизово к своим родственникам по матери. Там был деревянный дом, садик и огородик, можно было бегать босиком, пока мать не видит. Но у о. Сергия всё было ещё лучше: и деревянный дом в саду, и огород. А по утрам солнце ярко светило сквозь цветные стёкла ведущей в сени двери, и эти стёкла красивыми зайчиками отражались в белом, до блеска выскобленном полу. Доски нагревались, и дом наполнялся ароматом соснового леса.

Вставали рано, с петухами и шли на речку купаться. Потом завтракали в саду и шли в лес за ягодами и грибами. После обеда вечерня, ужин и сон. Правда, сон не всегда был крепким. Незадолго до нашего приезда в кухне на печке скончалась мать батюшки. О. Сергий не смог приехать на отпевание, и теперь по ночам в кухне гремела посуда, а утром нашему взору представал полный разгром.

Рядом с кухней располагалась большая «зала», а из неё дверь вела в маленькую спальню. Батюшка спал на сеновале, а Шура и я – в спаленке. Часто по ночам мы просыпались от шума в «зале», а утром находили всю мебель сдвинутой с мест. Несколько раз о. Сергий служил молебны в доме, но это не помогало. По деревне поползли слухи о привидении.

Когда мама узнала об этих ужасах, она примчалась в деревню, чтобы забрать меня. О. Сергий с Шурой тоже решили уехать. Накануне отъезда мы с Шурой пошли в соседнюю деревню проститься с Шуриной тёткой. Возвращались на закате, в сумерках. Шура несла большой бидон с мёдом. Прошли лес, вышли на луг. Сзади подул холодный ветерок, Шура оглянулась, охнула, побледнела и упала ничком в траву. Бидон покатился, издавая изрядный грохот. Я тоже оглянулась, но увидела только белое облачко, мелькнувшее на фоне леса. Наша деревня была уже рядом, женщины гнали стадо домой, услышали грохот катящегося бидона, увидели упавшую Шуру. Подбежали, подняли её, а она не может идти. Кое-как довели до дома, там батюшка спрыснул её с уголька. [Это суеверие – опрыскивать налитой на уголь наговорной водой, чтобы избавить от порчи, сглаза.] Всю ночь мы не спали, Шура плакала и уверяла, что видела бабуленьку. Утром уехали в Москву.

А пожар случился однажды ночью. Спальня, где спали родители, вдруг осветилась багряным светом. Мама проснулась, подбежала к окну, а во дворе полыхает деревянный флигель. Там на втором этаже жила дворничиха с тремя маленькими детьми. Она ушла в церковь на вечерню, а детей заперла. Внизу помещалась конюшня с лошадьми. Кучером служил Яков, сын моей няни, он спал в конюшне и в этот раз заснул с цигаркой во рту.

Когда мама выглянула в окно, Яков, охваченный огнём, выводил лошадей. Мама как была, в одной рубашке кинулась во двор с криком: «Дети, дети!» Мамин крик разбудил всю квартиру. Все кинулись к окнам. Стёкла начали лопаться, загорелась дверь чёрного хода. Няня и тётя Катя, охая и причитая, стали хватать всё, что под руку попадалось, и выбрасывать из окон на улицу. Мама подбежала к флигелю, а нижние ступени горят. Яков сбросил горевшую на нём одежду и кинулся наверх.

Папа успел позвонить в пожарную часть и с одеялом в руках выскочил во двор. Они с мамой встали под окном, растянув одеяло, а Яков выбросил из окна по очереди всех троих ребятишек. Потом прыгнул сам, но одеяло его не выдержало, и он упал на булыжник. Сломал ногу и на всю жизнь остался хромым. Дворничиха с детьми уехала в деревню, а Якова поставили дворником. Конюшня сгорела, и лошадей перевели в другой двор.

Страшная картина пожара долго не давала мне спать спокойно. Папа каждый вечер садился у моей постели и, чтобы успокоить и убаюкать, рассказывал, как ездили в Веригино и как дедушка на бабушке женился.

Когда мне исполнилось 6 лет, мама наконец-то решилась вырезать мне гланды и повела меня в частную хирургическую клинику на Остоженке.

В огромном кабинете появился маленький старичок. Профессор Генкин надел на лоб странные очки и заглянул в моё горло, приговаривая: «Не бойся, маленькая, ничего страшного, больно не будет». «А я и не боюсь ничего», – храбро отвечала я. В руках у хирурга невесть откуда появились щипцы, похожие на сахарные, только огромного размера. Во время операции я даже не пискнула.

Когда всё закончилось, профессор предложил мне посмотреть, что у меня вырезали. Мне поднесли таз, в котором плавали в крови два «желточка». Вид крови испугал меня, и тут я громко заплакала.

Первые сутки в больнице прошли благополучно, и на второй день я почувствовала себя совсем хорошо. В больнице были койки с сеткой. Я сначала качалась на них лёжа, и мне это очень нравилось, я весело смеялась. Моя нянька, которая была со мной в палате, решила доставить мне большее удовольствие и предложила встать на ножки и попрыгать, держась за её руки. После нескольких таких прыжков у меня из горла хлынула кровь. Нянька побежала за дежурным врачом, вызвали профессора Генкина и моих родителей.

Я потеряла два таза крови. Мне вставили тампоны в нос и горло, и больше недели у моей постели дежурили врачи, борясь за мою жизнь. Мама надеялась, что я, совсем здоровая, вернусь домой ко дню своего рождения, но как раз накануне няня, желая порадовать свою «милку», чуть не отправила её на тот свет.