Читать книгу Воспоминания (1916-1936) - - Страница 8

Мамин отец Николай Ник. Савёлов, потомственный дворянин, происходил из рода греков Савёлко, попавших в Россию в незапамятные времена. [По сказаниям старинных родословцев род Савёловых произошёл от выходца из «Свизской» земли Андроса (греческий остров в Эгейском море). Действительным родоначальником их был Кузьма Савёлков, новгородский посадник, у которого в 1477 родился сын Иван.] Дед служил земским следователем по уголовным делам в «Царстве польском» [бывшем в составе Российской империи].

Женился [вторым браком] на Яковлевой Александре Яковлевне. Была она внебрачной дочерью татарского князя Аполлона Чаплыгина [на самом деле она была дочерью представителя зарайской ветви дворянского рода Чаплыгиных, см. Приложение 2] и его крепостной. [На самом деле Александра Яковлевна была родом из «деревни Крехтиной», принадлежавшей Николаю Павловичу Савёлову, см. Приложение 3]. Прадед Чаплыгина умер, принимая ванну с шампанским. Сразу после рождения Сашеньку отдали на воспитание крёстному отцу – крепостному крестьянину Якову Яковлеву. Впоследствии Чаплыгин женился на матери Александры и дал ей свою фамилию [см. Приложение 3]. Но бабушка навсегда осталась с отчеством приёмного отца и очень сердилась, когда дочь называла её Аполлоновна.

Дедушка с бабушкой ждали первенца. Бабушка деда одного на следствия не отпускала, ездила с ним. В дороге пришёл срок родов, остановились в имении польского графа. Родился мальчик, Николай. Стояли лютые морозы и везти его домой было опасно. Оставили в имении на попечении графской семьи. К весне Савёловы уже ждали второго ребёнка, а граф в письмах умолял оставить Николая у него – своих детей у графа не было. Савёловы решили, что Николеньке будет лучше там. В графской семье Николая звали Анатолием.

Перед войной 14-го года Николай заезжал в родную семью, но почувствовал себя чужаком. Только с сестрой Соней (моей мамой) сошёлся. Николай был офицером Белой армии, он бежал за границу. Хотел Соню с семьёй тоже за границу взять, да сорвалось. Помню забавную сцену. В норке жила мышь, вылезала оттуда, и я с ней играла, кормила её. Входит в гостиную дядя военный. Садится, с мамой беседует. Вдруг как завизжит да на гостиный стол в сапогах и вскочил! Слова сказать не может, только пальцем показывает на бедную мышь. Очень он её испугался. А был это вестовой дяди Николая и приезжал он по его поручению с пропусками за границу для моих родителей. Но отец отказался наотрез: «Русский я и Россию никогда не покину!»

[Связи Николай и Соня не теряли. 1 декабря 1922 г. Коля прислал сестре свою фотографию.]

Детство у мамы было тяжёлое. У бабушки с дедушкой было 15 детей. Четверо старших – Николай, Александр, Соня и Вера – родились нормальными. Потом дедушка заболел нехорошей болезнью, и дети стали рождаться припадочными [эпилептиками]. Из 11 детей только Зина дожила до 14 лет и последний, Шура, до 18-и. Но Соне приходилось заботиться обо всех, прислуга у них не уживалась, характер у бабушки была крутой. Когда она гневалась на прислугу, она швыряла в них кастрюли с горячим супом, таскала их за волосы, не кормила в наказание.

Деда перевели в маленький уездный городок Поневеж [ныне Паневежис, Литва], который был похож на большую деревню. Там зимой в тёмное время суток по улицам бродили волки. Чтобы попасть в гости к исправнику в дом напротив, тихонько подбирались к воротам, дворник запрягал лошадь, тихо садились в сани и ждали условного стука из дома исправника. У лошади под дугой висел огромный колокол, и отец с дочерью держали в руках по колокольчику. Дворник распахивал ворота, гикал и стегал лошадь. Та, почуяв волков, мчалась через улицу, а в темноте горели злые волчьи глаза. Распахивались ворота напротив, повозка въезжала, и ворота захлопывали. Но однажды матёрый волчище ухватил лошадь за ногу и въехал с ней во двор. Исправник не растерялся и убил зверя.

Когда маме исполнилось 14 лет, бабушка оставила семью и переехала в Москву, где устроилась на работу в казённую винную лавку в Дорогомилове. Дед с горя начал пить, и его оставили за штатом. После этого мама стала проситься к матери в Москву. Отец долго не хотел её опускать – уж очень хорошо она за ним ухаживала, а главное, вкусно готовила. Сначала мама ничего не умела готовить. Но вот должно было приехать в Поневеж большое начальство, которое надо было принять, как положено. А у них тогда была прислуга из деревни, которая умела стряпать только щи и каши. Отец начал умолять дочку приготовить какое-нибудь вкусное блюдо. «Денег дам много, – говорит, – трать, сколько нужно». У бабушки была поваренная книга Молоховец. Мама выбрала из неё, что попроще. Приготовила, попробовала и пришла в ужас. Трижды выбрасывала она свою стряпню, на четвёртый раз получилось. Начальство осталось весьма довольно.

Наконец дослужился дед до пенсии и решил уехать в Петербург к сестре. А по пути оставил маму в Москве у бабушки [точную последовательность событий см. в Приложении 3]. Маме было 16 лет. Район, где была расположена бабушкина лавка, был босяцкий, кругом ночлежки, а в них – горьковское «дно». Мама помогала бабушке и часто замещала её в лавке. Босяки полюбили маму и не обижали, она их тоже – когда стопку, а то и мерзавчик [четвертинку] в долг отпускала.

Район Дорогомилово контролировали два ревизора: Георгий Павлович Орлов и Дмитрий Дмитриевич Благой. Орлова мама не боялась, он её не обижал. Но когда Благой впервые увидел за прилавком девчушку, он рассвирепел и накричал на бабушку. Та еле его умаслила: пригласила выпить кофе и пообещала, что больше дочку к торговле не допустит. Но мама продолжала заменять бабушку в лавке, чувствуя себя при этом как на раскалённых углях: всё посматривала в окно и, как увидит «длинного», шмыгает под прилавок.

Бабушка без памяти влюбилась в Дм. Дм. Каждый раз готовилась к его приходу, приглашала его к себе наверх, изысканно угощала. Уверяла, что лавку заперла, а дочери дома нет. Дочь же в это время торговала, вслух ругая противного придиру, а в душе восхищаясь им.

Время было тревожное, шёл 1905 год. Однажды, когда мама стояла за прилавком, на улице раздались крики и шум. В лавку вбежал «облезлый барин», обитатель ночлежки, и крикнул: «Наших бьют!» Мама выскочила на улицу и видит: стоит телега, окружённая толпой. Напротив винной лавки располагались лавки мясников, которые были сплошь черносотенцами. Толпа на минуту расступилась, и два здоровенных детины швырнули с телеги на мостовую окровавленное человеческое тело и начали бить его ногами. А один и топором замахнулся. Мама, страшно закричав, не раздумывая, кинулась в гущу толпы. На беду она была одета в юбку и белую блузку, на которой был повязан красный шарфик по тогдашней моде. Детина отвлёкся от тела и крикнул: «Вот ещё одна стерва красная!» Схватил маму за волосы и бросил на мостовую. Мама потеряла сознание. По счастью рядом оказался здоровенный босяк, бывший грузчик с пристани, который крикнул дурным голосом: «Да что вы, гады, творите? Это же барышня наша, Сонечка!» Кто-то из мясников опомнился, вырвал маму из лап детины и потащил её по булыжной мостовой к дому. На крыльце стояла бабушка. Увидев окровавленную бездыханную дочь, она тоже потеряла сознание. У мамы была сломана ключица, разбита голова и до кости ободраны ладони и колени. Ключица срослась, колени и ладони зажили, а рана на голове имела тяжёлые последствия.

Во-первых, маму остригли под машинку. Это казалось ей непоправимым несчастьем. Косы у мамы были необыкновенно хороши: они были не только до пят, но и стелились по полу! Тяжести были непомерной, но мама гордилась ими. Во-вторых, проснувшись утром через несколько дней, мама поняла, что её окружает беспросветный мрак – она ослепла. Горю её и бабушки не было границ. Дм. Дм. Благой, узнав о несчастье, привёз лучшего в Москве глазника Авербаха. [Врач-офтальмолог Михаил Иосифович Авербах в 1905 г. служил в Городской глазной больнице]. Тот успокоил всех, сказав, что слепота временная, из-за травмы в голове и на нервной почве. И точно: через пару недель зрение полностью восстановилось.

После того, как мама окончательно оправилась от болезни, врач настоятельно рекомендовал ей больше развлекаться, чтобы забыть пережитый кошмар. Бабушка не могла выводить дочь в свет, и на выручку пришёл Дм. Дм. Почти каждый вечер он приходил в дом и уводил маму куда-нибудь. Сначала бабушка была довольна.

Тем более, что однажды в лавку вошёл человек приятной наружности, но маленького роста и с большим горбом. Он назвал себя и сказал, что пришёл поблагодарить свою спасительницу. Это был юноша, за которого вступилась мама, когда его избивали. Он стал часто появляться в доме, каждый раз принося дорогие подарки и уверяя, что это просто из чувства благодарности. Но вскоре явился при полном параде, с огромным букетом цветов и сделал своей спасительнице предложение. Бабушка была в восторге. Она уже начала ревновать Дм. Дм. к дочери, который оказывал маме всё больше внимания.

Когда с мамой случилась беда, бабушка вызвала из Петербурга младшую дочь Веру. Та, узнав о предложении горбуна, стала подсмеиваться над сестрой: «Под мышкой, что ли, будешь его носить?» Но мама и сама слышать не хотела о замужестве. А тут новая беда: Вера тоже влюбилась в Дм. Дм. и из ревности подговорила двух опустившихся босяков напугать сестру. Однажды мама, как обычно простившись со своим кавалером у подъезда, поднималась по полутёмной лестнице на второй этаж. На площадке её окружили двое. По счастью, бывший грузчик, однажды уже спасший маму, снова пришёл ей на помощь. В ночлежке он слышал о сговоре Веры с босяками и спрятался под лестницей. Завязалась драка, бабушка услышала шум, распахнула дверь, и мама вбежала в квартиру.

Утром пришёл спаситель и предупредил, что маме по вечерам лучше больше не выходить. А тут ещё Орлов принёс известие, что Благого перевели на другой участок ближе к центру. Бабушка заявила дочери: «Или выходи за горбуна, или убирайся, куда хочешь!» Мама сказала, что согласна замуж и отправилась в город якобы за покупками к свадьбе. Вернулась под вечер, и скоро в её комнате раздался выстрел. Пуля прошла рядом с сердцем. Состояние мамы было тяжёлым. Орлов передавал Дм. Дм. сведения о состоянии здоровья его возлюбленной. Когда мама начала передвигаться, Орлов предложил отвезти её на консультацию к известному профессору, а повёз в «Северный полюс». И мама там осталась.

Софья-вторая была всего на 5 лет старше Димы и авторитетом у ребят пользовалась мало. Тем более, что после неудачно сложившейся жизни с Софьей Владимировной Дм. Дм не хотел жениться вторично. Особенно изводил незаконную мачеху Юрочка. Софья жаловалась отцу, что Юра громил её туалетный столик, рвал туалеты и вообще старался, как мог, досаждать ей.

Излюбленным занятием Юры была езда на велосипеде по коридорам и лестницам гостиницы. Постояльцы жаловались, но это мало помогало. Вечерами Юра уходил гулять, возвращался поздно, и часто отец приходил сразу после сына. Тогда Юра в одежде и обуви ложился в постель под одеяло. Отец, увидев сына мирно спящим, крестил ребёнка, целовал в лобик и удалялся. Но однажды он увидел ботинок, торчащий из-под одеяла. Разразился скандал.

У Димы было много книг, Юра умудрялся таскать их у брата, продавал букинистам и объедался шоколадом. А тут ещё как-то утром все обитатели гостиницы с ужасом прильнули к окнам: по карнизу консерватории шёл Дима. Как он не свалился, осталось загадкой. Оказалось, что братья заключили пари, которое старший с риском для жизни выиграл.

Время шло. Дима блестяще окончил гимназию и поступил в МГУ. Юра мечтал о море. К радости мачехи, окончив гимназию, он уехал к матери в Петербург, где поступил в Морской [кадетский] корпус. А Дима заболел воспалением лёгких, которое осложнилось чахоткой. Мачеха самоотверженно ухаживала за ним и заразилась.

Дм. Дм. отправил жену в Крым, а сына в Давос, где его застала война. Дима успел доехать до Украины, там и находился до освобождения её красными войсками. Мама в Крыму съедала в течение дня по 10 пирожных, по фунту масла, по 2-3 фунта винограда. Она излечилась окончательно, но я в детстве перенесла 6 раз воспаление лёгких и получила затемнение верхушки правого лёгкого.

Тётя Лёля познакомилась в «Северном полюсе» с художником греческого происхождения Миллиоти [Николаем Дмитриевичем, одним из учредителей объединения «Мир искусства» и выставки «Голубая роза», подробнее см. в Приложении 1] и в 1914 г. вышла за него замуж. Она решила забрать свою часть капитала, «Северный полюс» был продан, и деньги поделены.

Софья и Дмитрий поселились на Остоженке. Жили они весело и на широкую ногу. Их близкими друзьями были Копытины [семья московского полицмейстера] и Медынцевы [домовладельцы купеческого рода]. Маму не устраивало положение незаконной жены. Она по сговору со своей золовкой Лёлей обратилась к знакомому врачу, и тот уверил папу, что его жене необходимо родить. Пришлось обвенчаться, и появилась на свет я.