Читать книгу Нити судьбы: в объятиях любви. Книга 1 - - Страница 8
Глава 6
ОглавлениеДэвид
«Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на пустые обещания. Она становится ярче, когда мы начинаем жить по своим правилам, а не чужим.»
Я сидел и рисовал эскиз нового изделия до самого вечера. Около четырех часов я поднял голову, оторвавшись от карандаша и бумаги, чтобы посмотреть на часы. Как только я отвлекся от рисования, то тут же вернулся в реальность. Мысли в голове, которые мистическим образом исчезают во время моей данной работы, начали медленно занимать свои отсеки. Только сейчас я вспомнил, что скоро необходимо поехать в семейный дом на званные ужин, куда мне совершенно не хочется после заявления матери о том, что там будет присутствовать Ариэль.
Я не избегаю ее, как мальчишка, это не так. Просто, перед семьей мне придется изображать любящего ее мужчину и не вносить в доброжелательную семейную атмосферу смуты своим негативным и мрачным настроем.
Мои глаза упали на стикер, приклеенный на поверхности стола. Валери перед своим тихим уходом оставила мне записку с предупреждением. Она никогда не отвлекает меня от творчества, в который я погружаюсь с головой. В силу наших общих интересов, она сама знает, насколько это раздражает. Стоит на секунду отвлечься, как нужный энергичный настрой уже не будет таким ярким.
Я снова осмотрел свой полученный эскиз, над которым пыхтел много часов, и уголки моих губ автоматически дрогнули. Я остался довольным своей работой. Рисуя данное изделие с лилией, я почему-то держал в голове образ своей временной ассистентки. И не просто ее силуэт или лицо, а именно тот образ, в котором она была на годовщине компании. Яркое, элегантное и утонченное платье, которое сливалось с цветом ее глаз, заострило мое внимание. Оливия в нем была похожа на принцессу, которая случайно вывалилась из какой-то сказки к нам на несколько часов. У этой девушки, как по мне, редкая красота, которую, если подчеркнуть подходящим образом, невозможно стереть из памяти. Она цепляет, завораживает, уносит сознание далеко от реальности.
Я не могу понять, какая моя личность толкает меня на эти мысли об Оливии. Пока склоняюсь к творческой личности, которая видит в Оливии вдохновение на создание изделий. Особенно ее длинная, нежная и хрупкая шея. Хочется сначала невесомо коснуться ее пальцами, затем обвить ладонью, медленно скользя к затылку. Затем склонить голову, приблизить к ней лицо, и вдохнуть запах цветочных духов. Почувствовать, как сильно начинает биться ее сердце и пульс под ладонью, как ее тело одолевают мурашки. Вдоволь насладиться этим мгновением и уже после коснуться губами горячей кожи. И этого будет достаточно, чтобы возбудиться, и при этом понимать, что она недоступна. И уже из-за этого терять разум, сходить с ума.
Оливия – это искусство во плоти.
Я стукнул ладонями по поверхности стола и резко поднялся со своего кресла. Приблизился к панорамному окну и взъерошил волосы. Я провел по шее ладонью, желая разогнать застрявший там комом воздух. Это тоже были мысли моей творческой личности или же это чистая мужская сущность, сходящая с ума по образу девушки? Слишком тонкая грань между этими понятиями, что практически не отделить друг от друга.
Сначала она показалась мне забавной, веселой, а теперь я вижу ее в образе притягательной, соблазнительной и сексуальной женщины. Она такая многосторонняя, и мне хватило трех дней, чтобы увидеть и понять это. Оливия, сама того не понимая, проникает мне под кожу, как инъекция, которая течет по венам и вскоре доберется до сердца. И тогда появится дикая зависимость, которую можно утолить лишь источником – ею.
Я убрал эскиз в свой ящик и забрал пиджак. Быстро покинул кабинет, выходя в приемную, где сидит Оливия и что-то печатает в своем ноутбуке. Она услышала, как закрывается дубовая дверь за мной, и подняла глаза. Заметив меня, стоявшего столбом, Оливия встала.
– Валери попросила не отвлекать Вас от работы, – издала она свой голос.
Я кивнул и посмотрел на наручные часы.
– Ты можешь ехать домой, на сегодня работа закончена, – предупредил я ее и поднял глаза.
Оливия тут же заулыбалась и повеселела. Надо же, как мало нужно для того, чтобы увидеть ее улыбку. Я усмехнулся в своей голове. Она ненавидит эту работу.
– Только сначала выключи всю технику, – дал я указание напоследок, приближаясь к лифту.
– Хорошо. Всего доброго.
– До понедельника, – сказал я на прощание и зашел в лифт, в котором выдохнул, как только двери закрылись.
Чем чаще я думаю про Оливию с самых разных сторон, тем сложнее держаться рядом с ней в качестве босса. И, самое главное, сохранять личные границы. Рядом с ней хочется забыть обо всех статусах, делах, и просто наслаждаться жизнью. Относиться к ней не как к явлению, позволяющая работать, а как к дару.
Оливия действительно стала уникальным экспонатом для меня. За три дня в моей голове появилось намного больше странных и непривычных мыслей, чем за всю мою жизнь, на которую я начал смотреть под другим углом. Продолжаю сопротивляться, чтобы невзначай не выйти из зоны комфорта, к которой привык – работа, серые жизненные краски, малоэмоциональность, стабильность.
Впереди еще двадцать восемь гребанных дней. Сопротивляться – значит мучиться, и все равно терять стабильность. Я должен был отказаться от кандидатуры в качестве Оливии, ведь еще на празднике в честь компании понял, что для меня эта девушка необычная и точно способна влиять на меня. Хватило одних ее глаз, которые завлекают в сети. Тогда она была без очков, которые мне не нравятся, но которые при этом служат хорошей броней для меня. Они словно ставят защитный слой, когда я смотрю в глаза Оливии. Но стоит ей снять их, как я зачарованный смотрю прямо ей в глаза.
Я бросил пиджак на сидение рядом и завел автомобиль. Написал матери, что скоро приеду, и покинул парковку, выезжая на дорогу.
Весь путь от компании до дома, который занимает сорок минут езды, я думал о том, сколько моральных сил мне потребуется, чтобы не выдать себя холодным и безразличным по отношению к Ариэль на глазах у моей семьи. Наши отношения мы выясним не в присутствии других членов семьи. И в общем, и в целом – такие вопросы решаются только наедине, без свидетелей.
Перед тем, как выделить день и время для непростого разговора, мне необходимо подготовиться к эмоциональным сценам Ариэль, которая точно их устроит мне. Ведь она не из тех, кто отпускает тихо и спокойно. Ей обязательно нужно оставить в воздухе негативный след за собой.
Я заехал на территорию дома, в котором вырос. Точнее, я вырос в особняке.
Я припарковал машину рядом с огромным фонтаном, который содержит вокруг себя несколько стальных статуй в виде греческих девушек. Они держат кувшины, из которых сочится вода и попадает прямиком в фонтан. На территории всего одна широкая дорога, выстроенная из садового камня, проложенная от ворот до лестницы особняка. Все остальное покрыто зеленым газоном. Мама – минималистка, и не стала выстраивать вокруг особняка роскошный сад. Но есть еще одна причина, почему здесь один только гладкий газон: у мамы аллергия на цветы.
Я не успел открыть дверь самостоятельно, как ее отворил дворецкий, встречающий меня.
– Добрый вечер, сэр, – коротко поздоровался он.
– Добрый вечер, Карл, – на ходу сказал я, заходя в просторный светлый холл.
– Здравствуй, братишка, – послышался голос Райли, который встретил меня, выходя из гостиной.
– Здравствуй.
Мы пожали друг другу руки.
– Матушка организовала не просто семейный ужин. Она словно ждет саму королеву Англии.
– Ты же знаешь, как она любит роскошь, – напомнил я брату, хлопнув его по плечу.
Он чуть ниже меня, да и вообще мы с Райли очень сильно отличаемся, как внешне, так и по характеру.
Мой брат более открытый, готовый обнять весь мир, поэтому и любит путешествовать. Он не любит быть прикованным к чему-то одному, в его приоритете свобода, которая позволяет ему жить так, как ему хочется. Но в пределах разумного, что осознает мой брат.
В отличие от меня, Райли в подростковом возрасте был более сдержанным и не переходил красную черту. Я же был безбашенным, что на сегодняшний день по мне и не скажешь. Только я приносил проблемы своему отцу, который постоянно вытаскивал меня из какого-то дерьма. И только я получал пощечины от матери, которая чаще смотрела на меня со слезами.
Райли же наоборот именно сейчас может попасть под прицел полиции за превышение скорости. Может менять девушек, как перчатки, и бездельничать. Отец думал, что компания достанется младшему, поскольку я показывал себя с такой стороны, что мне будто нельзя доверять такие важные вещи. Но Райли вскоре словно перестал притворяться и упорхнул из птичьего гнезда, как только ему исполнилось восемнадцать.
В то время я учился в университете, но продолжал вытворять то, что не подобает сыну важного человека Лондона. Отцу пришлось взяться за мое воспитание, которое упустил из-за поднятия бизнеса, и внедрить в мою голову, в которой гулял ветер, что я надежда семьи и компании. Отец, на самом деле, сделал для меня больше, чем просто прочистил мозги от дури. Он избавлял и продолжает избавлять меня от преследований прошлого.
Когда-то давно я совершил страшную ошибку, о которой не могу забыть. Эта ошибка в корне изменила мою жизнь и, если бы не отец, то я бы мог и подсесть на наркотики из-за чувства вины. Я считал себя ничтожеством, который не имеет право жить. И что таить, считаю себя таковым до сих пор. Содеянное мной не подвластно оправданию.
Мы с Райли вошли в светлую гостиную. Там сидел отец, читая газету.
– Здравствуй, отец, – подал я голос.
Он оторвался от чтения и снял очки, оставляя все на журнальном столике.
– Здравствуй, сын, – поздоровался он со мной в своей неизменной, серьезной манере.
На этом наш словесный диалог закончился. У нас с ним натянутые отношения, но мы стараемся не показывать этого домочадцам, делая вид, что время сглаживает все, и даже меняет отношения в лучшую сторону. Но те обстоятельства прошлого со временем никуда не исчезли, как бы нам этого сильно хотелось. Они остались и призрачной дымкой продолжают окутывать нашу семью.
Мама с Райли за много лет отвыкли от семейной драмы, которую я устроил. А вот мы с отцом помним все так, будто это случилось вчера.
Несмотря на напряженные отношения, мы с отцом способны на общение и можем о многом поговорить. После того, как он поднял бизнес, на нас отныне уходит больше отцовского внимания. В дестве же мы с Райли его практически не получали. И, возможно, поэтому я был тем, кем был – считающий, что для меня все в доступе, даже отвратное поведение.
Райли плюхнулся на мягкое белое кресло и так, что задел рукой старинный светильник. Он быстро среагировал и поймал его, а мы с отцом напряглись и уже дернулись с мест, чтобы поймать эту ценную вещь. Когда Райли вернул его на место, мы все выдохнули и расслабились.
Отец провел ладонью по лбу, словно вытирал моментально вышедший пот.
– Ничего не трогай, умоляю тебя, – взмолился он, медленно откинувшись на спинку дивана.
Я сел рядом с отцом и сглотнул напряжение.
– Не дом, а музей какой-то, – с недовольством пробормотал Райли. – Как только мы с Дэвидом выросли, мама сделала из гостиной хрен пойми что.
– Это стиль барокко, невоспитанный ты мальчишка! – послышался строгий голос мамы, которая шла из столовой, а за ней шагала Ариэль.
– Это не значит, что дом надо обставлять всякой антикварной ерундой, – продолжал возмущаться брат.
Мама тут же дала ему подзатыльник, когда приблизилась к нему.
– Эта ерунда стоит дороже, чем твоя машина.
Ариэль подбежала ко мне, и я поднялся с дивана, чтобы ответить на ее объятия. Она прижалась к моему телу, а я принялся притворяться и заботливо погладил ее по черным волосам, целуя в макушку. Мама смотрела на нас влюбленными и восторженными глазами.
– Дэвид, я так рада тебя видеть! – объявила Ариэль с восторгом, смотря на меня с любовью.
Я улыбнулся и коротко поцеловал ее в губы, которые меня уже давно не манят. Даже уже отторгают, зная, что я не единственный, кто целует их.
Наши идеальные отношения – это идеальная картинка для общественности и семьи. Истина же раскрывается, когда мы остаемся наедине. Ариэль тоже умеет играть на публику и выражать идеальное счастье.
– Как отдохнула?
– Ой, замечательно! Очень жаль, что тебя со мной не было, – выражая печаль, проговорила Ариэль.
– У меня сейчас очень много работы, – в который раз напомнил я ей.
Ариэль с недовольством посмотрела на меня, но это заметил только я. Если бы не окружение семьи, то она бы уже начала скандал.
– Да, Дэвида сейчас нельзя дергать, – присоединился отец к моим словам, поднимаясь с дивана.
– Хватит о работе. Пойдемте скорее за стол, все стынет, – потребовала мама и вся семья направилась в столовую.
Несмотря на то, что маму окружает богатство, что позволяет ничего не делать, она сама охотно берется за готовку и накрывание стола. Берется за уют в доме, и сама все обставляет. Гостиная – это ее отдушина. Там действительно музей, в котором необходимо сохранять порядок и эстетику. Мама обожает антиквариат. Даже в молодости ей хотелось стать историком и освоить направление культурологии. Но вышла замуж за отца и помогала ему поднять бизнес. Сколько себя помню, мама всегда делала все ради семьи, но не ради себя.
– Райли, ты вообще собираешься помогать своему брату? – спросила мама, когда мы все потребляли вкусную пищу.
– У него и без меня помощников хватает, – с полным ртом ответил он, запивая все апельсиновым соком.
Мама нахмурила тонкие брови.
– Вот лишить тебя всех акций компании и по-другому заговоришь.
– Святая Мария, нельзя быть такой жестокой по отношению к родному сыну, мама, – шутил Райли, что маму раздражает.
– Ты уже помешала ему улететь сегодня в Австралию, Ева. Оставь его, – с усмешкой сказал отец, накрывая руку супруги своей.
– Вы, что ты, Роберт, что ты, Дэвид, позволяете ему бездельничать и поощряете это!
Мама перевела свое внимание на еду, отрывая руку из-под руки мужа. Мы все сдержали смешки, чтобы не обижать и без того недовольную Еву Голдман.
– Если бы не Ариэль, вообще не понимаю, как бы я продолжала жить среди вас.
Я тихо вздохнул и промочил горло соком.
– Не обращаете внимание, миссис Голдман, – с улыбкой заговорила Ариэль. – Живите для себя и ни о чем не думайте. Особенно про этих взрослых мужиков, которые сами могут о себе позаботиться.
– Легко тебе говорить. Если бы не я, не было бы никакой дисциплины вообще!
– Мама, – позвал я ее мягким голосом, и она подняла на меня глаза. – Может тебе стоит отдохнуть? Я могу позаботиться об этом и найти хороший санаторий.
Мама с осуждением посмотрела на меня.
– Какой отдых, когда в компании решаются такие важные дела? Мы все сейчас обязаны быть вместе. И никакой Австралии! – тыкнула она в Райли и тот вздохнул.
– Кстати, ты покажешь мне эскизы? – спросил отец, не поднимая на меня глаз.
– Да, мы с Валери сегодня все обсудили и приняли решение сделать во вторник презентацию.
– Она талантливая девушка, – встряла мама, смягчившись. – Ее творения – это нечто!
Я улыбнулся и кивнул. Мама бы не оставила меня в покое, если бы знала, кто на самом деле рисует большую часть эскизов.
– Это правда. Она – ценный сотрудник, – подтвердил отец, откинувшись на спинку стула. – Хорошо, что ты взял ее на работу, Дэвид. У тебя с собой электронные варианты?
Я кивнул.
– Пойдем тогда в мой кабинет, покажешь, чем порадуешь нас в этом году.
Отец со стоном встал со стула.
– Спасибо, дорогая, все было очень вкусно.
– Как обычно все заканчивается работой.
– Спасибо, вечно недовольная миссис Голдман, – с усмешкой сказал я, направляясь за отцом.
Стиль в кабинете существенно отличается от стиля во всем доме. Это единственное место в особняке, где отец может чувствовать себя хозяином. Английский стиль в этой комнате сразу же направил меня на деловой лад.
Я вытащил из кармана своих брюк флешку и вставил ее в ноутбук. Отец сидел за своим столом и ждал, когда я все настрою. Открыв галерею эскизов, я отошел в сторону и сел напротив отца, ожидая, когда он все посмотрит.
Надев свои очки, он принялся внимательно рассматривать нарисованные украшения.
– Валери сделала линию в цветочном стиле? – уточнил отец, продолжая листать галерею.
– Да. Минимализм и утонченность привлекут молодое поколение. До этого мы опирались на роскошь в стиле ампира, рококо и так далее. Поэтому я решил… то есть я предложил немного изменить заезженную тактику, и Валери исполнила мою просьбу. Сегодня мы дополнили коллекцию еще одним изделием, но я не успел внести его на флешку.
Я закончил свой так называемый доклад и умолк, выжидая вердикта отца. Он снял очки и надавил на переносицу пальцами, отбрасывая их в сторону.
– Что ж, надеюсь, что данная линия принесет нам успех. Желаю тебе удачи, сын.
Отец протянул мне руку для пожатия.
– Спасибо, отец.
Каким бы строгим и несносным не был отец, но он всегда поддерживает мои идеи и верит в мой успех даже тогда, когда этот успех далек от меня.
– Как твои дела в целом? – спросил он.
– Хорошо.
– Как предстоят дела в ваших отношениях с Ариэль?
Я чуть нахмурил брови, удивляясь вопросу отца, ведь он никогда не интересовался нашими с Ариэль взаимоотношениями.
– Тоже хорошо, – с уверенностью ответил я.
– Брось, сынок. Я все видел. Тебе бежать от ее хочется, а не обнимать.
Я тяжело вздохнул и откинулся на спинку мягкого стула.
– Так заметно?
– Ты профессионально притворяешься, но у меня глаз наметан на такие вещи. Когда я дорожу твоей матерью и готов ее следы целовать, то вижу, что в тебе этого по отношению к Ариэль нет.
Я поджал губы, не зная, что ответить отцу.
– У тебя появилась другая женщина?
– Нет, – быстро ответил я, и отец кивнул, поверив мне.
– Я скажу так, Дэвид. Нельзя терпеть женщину рядом, которую ты не любишь. Это напрямую зависит на твою жизнь и твои успехи в делах. Женщина должна вдохновлять, окружать спокойствием и порядком.
Стоило мне услышать слова отца, как я тут же подумал про Оливию, и мои глаза будто загорелись, поскольку отец продолжил:
– Есть все же женщина, которая управляет твоим дыханием и сердцебиением.
Он хрипло посмеялся, когда словил меня на очевидном, что я попытался скрыть. Отец всегда был мудрым и таковым остался несмотря на то, насколько тяжело ему было поднимать махину под названием «Goldman Jewelry». А все потому, что рядом с ним находится такая же мудрая и ценная женщина.
Женщина – удивительное создание, которая способна сделать жизнь мужчины наиболее успешной и благополучной. Наши привилегии – это ум и физическая сила. В их руках же намного больше, что неподвластно мужчине.
– Я хочу расстаться с Ариэль, – честно ответил я отцу.
Он одобрительно кивнул.
– И это правильное решение. Но не забудь, на что способна желтая пресса. Будет тяжеловато в первый месяц, пока эта новость не уляжется. Они знают про все и всех.
– Да, ты прав.
– Кто она?
Я поднял глаза на отца.
– Если ты думаешь, что я изменяю Ариэль, и что хочу разойтись с ней из-за другой женщины, то это не так. Я уже давно принял это решение. До того, как…
Я умолк, не зная, как описать свои чувства, как только появилась Оливия в моей жизни.
– Влюбился?
Я отрицательно помотал головой.
– Рано говорить об этом. Да и вообще…
Я вздохнул, не зная, как передать свои запутанные чувства отцу.
– Она…вносит в мою жизнь яркие краски. Я знаю ее три дня, и за эти дни я почувствовал намного больше, чем чувствовал за всю свою прожитую жизнь. Она несет какую-то удивительную энергетику. Я захожу в приемную и… мне сразу же хочется хвататься за все, делать все безупречно. Я наполняюсь силой. Она…вдохновляет, – закончил я фразой, которую часто себе повторяю. – Не знаю, как это работает, но один факт ее существования меня будоражит.
Отец внимательно выслушал меня, подперев кулаком щеку, после чего сказал:
– Это та женщина, которая тебе нужна. Все это я чувствую рядом с твоей матерью. Так что, береги ее.
Я опустил глаза и задумался. Оливия и я? Союз, который невозможно представить, стоит посмотреть на нас. Она же…видит во мне только своего босса и ничего более. Оливия даже лишний раз не смотрит на меня. Она сохраняет четкую профессиональную границу между нами. А если я пойму, что влюблен, но при этом не получу взаимных чувств от Оливии? Что тогда со мной будет? Я впервые испугался этого и не знал, как поступить в таком случае. Стоит ли бороться, если во мне вспыхнут те самые чувства, но при этом не вспыхнут у Оливии? Биться в закрытую дверь? Но этим я могу сделать только хуже.
Со мной никогда не происходило такого. Я не анализировал девушку, не пытался видеть в ней вдохновение и искусство. Ариэль просто появилась в моей жизни, и я видел в ней потребность утолять свою сущность. Она не цепляла меня за все, что есть во мне. Она просто мелькала в моей жизни и ничего более.
А Оливия… Ее появление трактуется совсем иначе. Что-то необходимое, красивое, животрепещущее… Зависимость. Я собирался избежать этого слова и применить множество синонимов к нему, но не получается опровергнуть очевидное. Оливия – это зависимость. И когда я пойму, что она необходима мне всегда, то не смогу остаться правильным и отпустить ее.
Мы с отцом закончили наши откровения на том, что данный разговор останется между нами. Отец обещал мне не обсуждать с мамой мое решение разойтись с Ариэль. Она узнает об этом уже после того, как это произойдет. Зная маму и ее любовь к Ариэль, она попытается отговорить меня и начнет нести всякую чушь про тяжелые периоды в отношениях, которые просто необходимо вытерпеть. Она не поймет, что я уже очень давно терплю и позволяю ее любимице обманывать меня.
Я делаю вид, что ничего не вижу, но на самом деле, знаю обо всех похождениях своей так называемой девушки, которой еще год назад собирался сделать предложение. Знаки судьбы существуют.
В тот вечер, когда я пригласил ее в ресторан, мне срочно пришлось перенести нашу встречу из-за дел в компании. На следующее утро вместо понимания и поддержки, меня встретили с диким скандалом. Уже тогда Ариэль начала вести себя отталкивающе, неадекватно, и постепенно я начал хладеть к ней. Возможно, в ее изменах есть и моя вина, но если ее не устраивало мое безразличие, Ариэль всегда могла уйти. Но она продолжает терпеть и далеко не из-за любви, а из-за удобства быть со мной.
Я достиг гостиной, где на диване сидели Ариэль с мамой. Они о чем-то беседовали за чашкой чая.
– Ариэль, поехали, – сухо бросил я, прерывая их разговор.
Мама нахмурилась. Сейчас она начнет высказывать свои недовольства и попытается задержать нас.
– Куда торопиться?
– Мы хотим побыть вдвоем после разлуки, – наспех придумал я романтичную отмазку, чтобы мама растаяла от этих слов и спокойно выпроводила нас.
Ариэль заулыбалась и встала с дивана, оставляя свою чашку на журнальном столике.
– Ну, если так, то хорошо, – с удовольствием на лице проговорила мама.
Я подошел к ней, чтобы поцеловать ее в щеку на прощание, и взял Ариэль за руку.
– Твой чемодан уже в багажнике машины Дэвида, – дала знать мама, бросая нам в след.
– Хорошо. До скорого.
На улице я открыл Ариэль дверь пассажирского сидения, после чего занял свое водительское сидение и выехал с территории семейного особняка. Была бы моя воля, оставил бы Ариэль там и уехал без предупреждения. Один факт ее присутствия в этой машине меня раздражает.
До моего загородного дома мы доехали молча. И я рад, что она не проронила ни слова хотя бы тогда, когда я был за рулем и не желал слышать ее голос. Но в доме моему покою настал конец, и я был готов к этому.
Я прошел вперед, желая скрыться в спальне, но стальной голос Ариэль за спиной меня остановил:
– Ничего не изменилось. Даже разлука не помогла. Ты такой же черствый и холодный.
– Может тогда тебе уйти, если тебя что-то не устраивает?! – злостно ответил я, не сдерживаясь.
Последовало молчание, а через несколько секунд я услышал, как шпильки ее туфель ударяются о кафель в холле. И судя по их характеру, Ариэль подходит ко мне медленно, словно хищница, испытывая меня на прочность. Она встала передо мной, надменно улыбаясь. Ее карие глаза выражают высокомерие. Дерзость, которой она плюется в меня, вызывает во мне шквал ярости и злости.
– Ну уж нет, дорогой. Никуда ты не денешься от меня. Мы с тобой связаны. И мы с тобой вместе навсегда.
Ариэль встала ко мне вплотную и накрыла мое лицо своими холодными ладонями, притягивая меня к себе. Она коротко, но жадно накрыла мои губы своими и отстранилась с победной улыбкой.
Ей по душе испытывать мое терпение. Ей нравится понимать, что наши отношения рушатся, и из-за этого наказывать меня своими дерзкими словами и действиями.
Но у меня осталось слишком мало терпения. Еще немного, и я брошу в ее лицо все фотографии, на которых запечатлены все ее измены. Я хотел сделать так, чтобы она вышла из этих бессмысленных отношений чистой, но ее поведение вынуждает меня вылить на нее все дерьмо. Ариэль не любит, когда к ней остывают первым. Она любит бросать, но не терпит, когда бросают ее. Девчонка, выросшая в тепличных условиях, знающая лишь об эгоизме, и уверенная, что ей все должны.
– Я даю тебе возможность уйти самой, – повторил я свои намерения.
– Но при этом ты хочешь этого. Если бы не хотел, может быть и ушла. А вообще, лучше бы помог мне и попытался спасти эти отношения.
Она играет на арфе, а ее струны – мои нервы.
Я вздохнул.
– Нечего спасать, Ариэль. Уже давно.
– Но я все же попытаюсь. Ты мой, Дэвид Голдман.
Ариэль нежно сжала мой подбородок и жадно поцеловала в губы, затем развернулась и начала подниматься по лестнице на второй этаж. Я сжал челюсти, брезгливо вытер губы тыльной стороной ладони и направился в кухонную зону, чтобы найти в своем мини баре отменные виски, которые вырубят меня на ночь и до самого обеда.
Не хочу не видеть ее, не слышать. Но при этом дам ей еще один шанс и запихну свой гнев куда подальше, дабы невзначай на его поводу не разорвать эти отношения как последний ублюдок, выставив все грехи Ариэль на всеобщее обозрение.