Читать книгу Прощальный поклон ковбоя - - Страница 10

В конце коридора, немного не доходя до дверей в следующий пульман, Густав свернул налево. Пару часов назад, когда Сэмюэл показывал нам места, мы прошли мимо находящегося там туалета, и я приметил кое-что, чего мой брат заметить не мог: надпись на двери «Леди».

Поэтому первые визги, раздавшиеся немедленно после того, как Старый вломился в уборную, были, конечно, женские. Впрочем, к ним быстро присоединились и мужские: в кои-то веки страх моего брата перед женским полом оправдался, и он издал крик падшей души, обнаружившей себя в аду.

– Читать не умеешь? – взвизгнула женщина вслед вываливающемуся из туалета Старому. За визгом последовала рука, которая, пока братишка пятился, успела трижды обрушить на его голову сумочку. Затем рука исчезла, дверь захлопнулась, а братец ринулся прочь из вагона.

Я, в компании китайского джентльмена, последовал за ним через тамбур в следующий спальный вагон.

– Густав! – позвал я.

Он не останавливался.

– Мистер Холмс, подождите, пожалуйста, – присоединился ко мне китаец.

Старый остановился.

И не только потому, что услышал волшебное слово «пожалуйста». Густав был по-прежнему смертельно бледен и пучил глаза, однако любопытство, очевидно, пересилило и тошноту, и неловкость.

– Да?

– Не могли бы мы переговорить? – Китаец подошел чуть ближе к брату. – С глазу на глаз, если можно.

Его взгляд скользнул дальше, где за спиной у Старого из следующего вагона на нас пялилась целая конгрегация любопытных пресвитерианцев.

– Ладно, – согласился Густав. – Сюда.

Он зашел в небольшую нишу у следующего туалета, на котором висела табличка «Джентльмены». Старый остановился перед дверью.

– Чего вам?

– Не мог не заметить ваше… недомогание. Думаю, я сумею помочь, – начал китаец. Он говорил с акцентом, и я не мог разобрать отдельных слов, но в целом понимал его лучше, чем некоторых южан или янки из Новой Англии, с которыми мне приходилось встречаться. – Имбирь иногда очень хорошо помогает при укачивании, а у меня кстати…

– Мне не нужны никакие патентованные средства, – грубо прервал его Густав. Тошнота, видимо, ненадолго отступила, но теперь его затошнило снова, уже по другой причине. – Продавайте свои тоники кому другому.

– Я не хочу вам ничего продавать, мистер Холмс, – возразил китаец, засовывая руку в карман пиджака. – Я врач. Доктор Гэ Ву Чань.

Он говорил тихо и двигался плавно, как ковбой на подступах к необъезженному жеребцу. Когда доктор вытащил руку из кармана, в ней оказался зажат небольшой пакетик из коричневой бумаги.

– Я взял с собой немного имбирного чая. Для себя. И буду рад предложить вам…

– Хватит, – прервал его хриплый голос: из туалета вышел Берл Локхарт. Впрочем, там он, видимо, не облегчался, а скорее нагружался: стоило ему заговорить, и нас обдало обжигающим нос духом дешевого виски, словно жаром из топки кузнеца. Удивительно, как его висячие усы не вспыхнули ярким пламенем.

– Иди на место, – велел он Чаню.

– Но мистеру Холмсу… – начал тот.

– Назад, на место.

Чань смерил старого пинкертона взглядом, потом повернулся к моему брату и протянул пакетик с чаем:

– Попробуйте обязательно.

– Спасибо, док. Может, и попробую. – Теперь Густав говорил гораздо более дружелюбным тоном. Но даже принимая пакетик от доктора, он не сводил глаз с Локхарта.

– Всего хорошего, джентльмены, – с этими словами Чань направился обратно в наш вагон, выпрямив спину, как солдат на плацу. Возможно, некоторые считали его нецивилизованным иностранцем, однако, судя по манерам, одежде и умению держаться, дикарями были Локхарт, Старый и я.

– Эй, Кустос, – буркнул Густав, – по какому праву вы командуете этим коротышкой?

– Эй, Холмс, – парировал Локхарт, – не суй нос не в свое дело.

И с этими словам тоже оставил нас. Только, в отличие от Чаня, пошел не в вагон, а, развернувшись на каблуках, ретировался в мужской туалет. Прежде чем Локхарт успел закрыть дверь, я увидел, как он достает из кармана фляжку, и у меня мелькнуло подозрение, что там вовсе не имбирный чай.

– И что, по-твоему, все это значит? – спросил я брата.

Он лишь покачал головой и вздохнул.

– В том и беда: я сейчас вообще не могу думать. Надо найти что-то… – он обвел рукой окружавшие нас со всех сторон деревянные панели, – другое. Пошли.

И он направился дальше по проходу к хвосту поезда.

Пробираясь через следующий пульман, мы обнаружили, что предсказание Сэмюэла сбылось: импровизированный пресвитерианский хор действительно уже затянул гимн. Мы поспешили ускользнуть от приторных песнопений в вагон-ресторан.

Призывные ароматы из кухни напомнили мне о том, что я ничего не ел с самого завтрака. Старому же они, видимо, напомнили о том, что его тошнит. Он ускорил шаг и ринулся в последний вагон поезда, где находился обзорный салон.

В данный момент обозревать было особенно нечего: Большое Соленое озеро осталось позади, а пустыню вокруг него сложно назвать пиршеством для глаз: скорее это пустая тарелка. Тем не менее салон пользовался популярностью: пассажиры стояли группками и разговаривали, увлеченно играли в юкер и вист, сгорбившись над складными столиками, и толпились вокруг круглого дивана с яркой обивкой, занимающего центр салона.

Даже в самом общительном своем настроении Густав не обрадовался бы такому скоплению представителей человеческого рода в отдельном помещении, поэтому я ничуть не удивился, увидев, как он пробирается сквозь толпу к дальней стороне вагона. Там находилась последняя дверь – за ней поезд кончался. Она выходила на небольшую обзорную площадку, окруженную латунными перилами. Дальше были только рельсы.

Старый вышел на площадку, и я последовал за ним, закрыв за собой дверь. Уже наступал вечер, и быстро остывающий воздух пустыни несся мимо так стремительно, что на дворе будто стоял не душный август, а ветреный октябрь.

Мы оказались одни.

– Ага… здесь не так уж плохо, – проговорил Густав, обозревая открывшийся перед нами вид: голый рыжий песок с пучками пыльных колючих кустов и далекие пики, едва начавшие рыжеть в последних лучах солнца. Он тяжело облокотился на перила, словно едва держался на ногах. – Может, удастся наконец отдышаться.

– А с чего ты вообще начал задыхаться? Вот что мне хотелось бы знать.

Брат только небрежно отмахнулся.

– Да просто этот болтливый коммивояжер действовал на нервы своей трепотней о банде Лютых и крушениях поездов.

– Тебя начало мутить задолго до того, Хорнер еще и рта не открыл.

– Ну да, наверное. Но ничего страшного. Мне просто…

– Немного нездоровится? Позволь тебе заметить, что отговорка уже звучит несколько жидковато… хоть и с самого начала было не особо густо.

– Я же сказал, не волнуйся. Все у меня в порядке.

– Ну да, конечно. Ты прямо пышешь здоровьем.

На бледное лицо Старого начали возвращаться краски, но не слишком здорового оттенка. Его щеки не розовели: он постепенно зеленел.

– Послушай, братишка, – решился я, – знаю, как тебе дороги детективы и все такое, но здесь что-то не так. Может, та пуля, что ты словил в Монтане, снова гуляет у тебя в кишках, понятия не имею. Но что бы там ни было, тебе надо притормозить и заняться собой. Ты вымотан как собака, а вдобавок у тебя в кармане бляха Южно-Тихоокеанской железной дороги. Так дело не пойдет.

Густав выпрямился во весь рост и посмотрел мне в глаза.

– Очень даже пойдет.

В этот самый момент поезд резко дернулся, и окружающий пейзаж покачнулся. Начался спуск: теперь мы ехали под гору, в долину Гумбольдта в штате Невада, и клочковатые кустики полыни и пустынной травы понеслись мимо заметно быстрее.

Рывок поезда прижал брата к ограждению – и выдавил наружу содержимое его желудка.

Я похлопал Старого по спине и произнес несколько слов утешения, пока он страдал, перегнувшись через перила. Но как только Густав снова обрел дар речи, перепалка возобновилась с новой силой.

– Ну и ладно, давай, тяни блевотину до самого Окленда! – брякнул я наконец. – Что остается делать, если ты не слышишь благоразумный голос собственного желудка? Придется мне тихонько сидеть и наслаждаться видами.

– Ну и прекрасно, – проворчал Старый. – Тихонько сидеть у тебя получается лучше всего, а? Я, в отличие от тебя, ищу возможность заняться делом.

– Да неужели?

Прежде чем я успел выдать заготовленный остроумный ответ, снизу донесся глухой удар, после чего из-под вагона вылетел некий предмет, размерами и формой напоминающий дыню.

И вот, дорогой читатель, мы вернулись туда, откуда начали: мы со Старым встретились лицом к лицу с человеческой головой.

Если вы, как и я, имеете общее представление об анатомии, то явление следующего предмета уже не покажется столь удивительным. Голова, в конце концов, обычно прикреплена к телу, а даже если нет, то можно не сомневаться, что где-то неподалеку найдутся торс, конечности и все прочее.

Когда мы с Густавом заметили тело, оно еще катилось вниз по насыпи, удаляясь от проносящегося мимо поезда.

– Господи, – прохрипел я. – Думаешь, надо?..

Но брат уже подумал: он рванулся в обзорный вагон.

Я успел сделать всего несколько шагов, когда раздался чей-то крик:

– Стой! Это же сигнальный шнур! Что ты?..

В следующую секунду я уже летел по воздуху, пока мой полет не прервал дверной косяк. Сработал тормоз, и «Тихоокеанский экспресс» со скрежетом остановился.